Синий сапфир

12

– Я могла бы просто надеть то платье, которое надевала на прошлой неделе, – сказала я мадам Россини, когда та упаковывала меня в нежно-розовую мечту маленьких девочек, вышитую кремовыми и бордовыми цветами. – То голубое. Оно всё ещё висит у меня в шкафу, вам надо было мне сказать.

– Тсс, Лебединая шейка, – ответила мадам Россини. – Как ты думаешь, за что мне здесь платят деньги? За то, чтобы ты два раза надевала одно и то же? – Она занялась маленькими пуговичками на спине. – Я только немного расстроена, что ты разрушила свою причёску. В рококо такое произведение искусства должно было держаться несколько дней. Дамы специально спали сидя.

– Ну да, но я вряд ли могла бы ходить так в школу, – заметила я. Наверное, с такой горой на голове я бы застряла в дверях автобуса. – А Гидеона одевает Джордано?

Мадам Россини цокнула языком.

– Ба! Этот юноша говорит, что ему в одевании помощь не нужна! То есть он снова будет одет в скучные цвета и невозможно завязанный галстук. Но я сдалась. Так, что мы делаем с твоими волосами? Я сейчас принесу плойку, и мы просто вплетём туда ленту, et bien.

Пока мадам Россини завивала мне волосы, пришла смс-ка от Лесли. "Жду ещё две минуты, и если le petit francais не появится, то он может забыть mignonne".

Я написала в ответ: "Эй, вы договорились только через четверть часа! Дай ему ещё по крайней мере 10 минут!"

Ответа Лесли я не увидела, потому что мадам Россини забрала у меня мобильник, чтобы сделать обязательные фотографии. Розовое смотрелось на мне не так уж и плохо (в обычной жизни это был совсем не мой цвет), но причёска выглядела так, как будто я провела ночь с пальцами в розетке. Розовая лента в волосах казалась напрасной попыткой удержать взорвавшуюся причёску. Зашедший за мной Гидеон откровенно захихикал.

– Оставь это! Если уж над кем смеяться, то над тобой! – напустилась на него мадам Россини. – Ха! Как ты опять выглядишь!

Бог мой, да! Как он опять выглядел! Надо запретить так хорошо смотреться – в дурацких брюках до колен и вышитом сюртуке бутылочного цвета, который оттенял его глаза.

– У тебя нет никакого понятия о моде, мальчик! Иначе ты бы приколол к сюртуку изумрудную брошь, которая входит в этот костюм. И эта неуместная шпага – ты должен изображать джентльмена, а не солдата!

– Вы, конечно, правы, – ответил Гидеон, всё ещё хихикая. – Но мои волосы, по крайней мере, не выглядят как проволочная губка, которой я чищу свои кастрюли!

Я постаралась придать своему лицу высокомерное выражение.

– Которой ты чистишь свои кастрюли? Ты не путаешь себя с Шарлотттой?

– Что?

– Ведь это она с недавнего времени у тебя убирается!

Гидеон несколько смутился.

– Это... не... совсем так.

– Ха, мне сейчас на твоём месте тоже было бы неловко, – сказала я. – Дайте мне, пожалуйста, шляпу, мадам Россини. – Шляпа – гигантское страшилище с бледно-розовыми перьями – будет в любом случае лучше таких волос. По крайней мере, я так думала. Один взгляд в зеркало показал, что я фатально заблуждалась.

Гидеон снова захихикал.

– Ну что, мы можем идти? – фыркнула я.

– Позаботься о моей Лебединой шейке, слышишь?

– Я всегда это делаю, мадам Россини.

– Как бы не так, – сказала я в коридоре и показала на чёрный платок в его руке. – Что, глаза завязывать не будем?

– Нет, обойдёмся без этого. По известным причинам, – ответил Гидеон. – И из-за шляпы.

– Ты всё ещё думаешь, что я завлеку тебя за угол и ударю доской по башке? – Я поправила шляпу. – Кстати, я ещё раз об этом подумала. И считаю, что для случившегося есть простое объяснение.

– Какое именно? – Гидеон поднял брови.

– Ты уже потом так решил. Пока ты лежал без сознания, ты видел во сне меня и поэтому потом всё на меня свалил!

– Да, мне эта идея тоже приходила в голову, – к моему удивлению, сказал он, взял меня за руку и повёл вперёд. – Но – нет! Я знаю, что я видел.

– И почему ты никому не рассказал, что это якобы я завлекла тебя в ловушку?

– Я не хотел, чтобы они думали о тебе ещё хуже, чем уже думают. – Он усмехнулся. – Ну как, голова не болит?

– Я не так уж много выпила, – сказала я.

Гидеон засмеялся.

– Не-е, конечно. По сути дела ты была трезвая как стёклышко!

Я отбросила его руку.

– Мы можем поговорить о чём-нибудь другом?

– Да ладно! Я же могу немного подразнить тебя. Ты вчера вечером была такая милая. Мистер Джордж и в самом деле подумал, что ты совершенно устала, когда ты заснула в лимузине.

– Самое большое на две минуты, – уязвлённо сказала я. Наверное, я пустила слюну или чего похуже.

– Надеюсь, что ты сразу отправилась спать.

– Хм, – ответила я. Я смутно помнила, что мама вытащила из моих волос все четыре тысячи булавок и что я заснула прежде, чем голова коснулась подушки. Но я не хотела ему этого рассказывать, он, в конце концов, развлекался в это время с Шарлоттой, Рафаэлем и спагетти.

Гидеон остановился так внезапно, что я в него врезалась – и тут же позабыла дышать.

Он повернулся ко мне.

– Послушай, – пробормотал он. – Я не хотел говорить этого вечером, я думал, что ты слишком пьяная, но теперь, когда ты снова трезвая и ершистая как обычно... – Его пальцы осторожно погладили мой лоб, и я оказалась почти в состоянии гипервентиляции. Вместо того, чтобы продолжить, он поцеловал меня. Я закрыла глаза прежде, чем его губы коснулись моих. Поцелуй опьянил меня больше, чем вчерашний пунш, мои колени подогнулись, а в животе запорхали бабочки.

Когда Гидеон вновь отпустил меня, он, видимо, забыл, о чём он хотел мне сказать. Он оперся рукой о стену рядом с моей головой и серьёзно посмотрел на меня.

– Так больше продолжаться не может.

Я попыталась выровнять дыхание.

– Гвен…

В коридоре послышались шаги. Гидеон мгновенно убрал руку и обернулся. Через секунду перед нами стоял мистер Джордж.

– А вот и вы. Мы уже вас ждём. Почему у Гвендолин не завязаны глаза?

– Я совершенно забыл об этом. Пожалуйста, завяжите. – сказал Гидеон, протягивая мистеру Джорджу повязку. – Я… э-э-э… пройду вперёд.

Мистер Джордж со вздохом посмотрел ему вслед. Потом он перевёл взгляд на меня и снова вздохнул.

– Мне казалось, я тебя предупреждал, Гвендолин, – сказал он, завязывая мне глаза. – Ты должна быть осторожнее в своих чувствах.

– Н-да, – ответила я, трогая предательски покрасневшие щёки. – Значит, не заставляйте меня проводить с ним так много времени…

Ну вот, опять типичная логика Стражей. Если бы они хотели воспрепятствовать моей влюблённости в Гидеона, то должны были позаботиться о том, чтобы он оказался непривлекательным болваном. С дурацкой чёлкой, грязными ногтями и безграмотной речью. И скрипку тоже побоку.

Мистер Джордж вёл меня сквозь темноту.

– Наверное, прошло слишком много времени с тех пор, я был шестнадцатилетним. Я помню только, что люди в этом возрасте очень впечатлительны.

– Кстати, мистер Джордж – вы кому-нибудь рассказывали, что я вижу призраков?

– Нет, – ответил мистер Джордж. – То есть я пытался, но никто не хотел меня слушать. Ты знаешь, Стражи – учёные и мистики, но насчёт парапсихологии они не очень. Осторожно, ступенька.

– Лесли – это моя подруга, хотя вы это, наверное, давно знаете – так вот, Лесли считает, что эта… способность и есть магия Ворона.

Мистер Джордж некоторое время молчал.

– Да. Я тоже так думаю, – сказал он наконец.

– И в чём конкретно должна помочь магия Ворона?

– Моё милое дитя, если бы я только знал ответ на этот вопрос. Я бы хотел, чтобы ты больше полагалась на здоровый человеческий разум, но…

– …но он безнадёжно утерян, хотели вы сказать? – Я невольно засмеялась. – Возможно, вы правы.

Гидеон уже ждал нас в помещении хронографа вместе с Фальком де Вильерсом. Фальк, настраивая хронограф, рассеянно отпустил мне комплимент по поводу платья.

– Итак, Гвендолин, сегодня состоится твой разговор с графом Сен Жерменом. Накануне суареи, во второй половине дня.

– Я знаю, – ответила я, искоса взглянув на Гидеона.

– Это не особенно сложное задание, – продолжал Фальк. – Гидеон отведёт тебя наверх в его покои и потом снова заберёт.

То есть мне придётся оставаться с графом одной. При этой мысли меня охватило какое-то гнетущее чувство.

– Не бойся. Вы же вчера так хорошо поладили, помнишь? – Гидеон вложил палец в хронограф и улыбнулся мне. – Готова?

– Готова, если ты готов, – тихо ответила я. Помещение озарилось белым светом, и Гидеон исчез.

Я сделала шаг вперёд и протянула Фальку руку.

– Пароль дня – «Qui nescit dissimulare nescit regnare», – сказал Фальк, прижимая мой палец к игле. Рубин засиял, и перед моими глазами завихрился пурпурный поток.

Я приземлилась и поняла, что пароль уже выветрился из моей головы.

– Всё в порядке, – произнёс рядом со мной голос Гидеона.

– Почему здесь так темно? Ведь граф ждёт нас. Он мог бы проявить заботу и зажечь для нас свечу.

– Да, но он точно не знает, где мы появимся.

– Почему?

Он пожал плечами – по крайней мере, мне так показалось, потому что ничего не было видно.

– Он никогда об этом не спрашивал, и у меня есть смутное чувство, что ему было бы неприятно узнать, что его любимая алхимическая лаборатория используется нами как стартовая площадка и точка приземления. Осторожно,тут повсюду бьющиеся предметы…

Мы на ощупь добрались до двери. В коридоре Гидеон зажёг один из факелов и снял его со стены. Факел отбрасывал жуткие дрожащие тени, и я невольно придвинулась к Гидеону.

– Как там этот чёртов пароль? На всякий случай, если тебе кто-нибудь даст по башке…

– «Qui nescit dissimulare nescit regnare».

– «После еды надо отдохнуть или сделать тысячу шагов»?

Он засмеялся и снова прикрепил факел к стене.

– Зачем ты это делаешь?

– Я только хотел… Насчёт нашего разговора – мистер Джордж прервал нас, когда я собирался сказать тебе нечто важное.

– Это насчёт того, что я тебе рассказала вчера в церкви? Да, я могу понять, что из-за этого ты будешь считать меня ненормальной, но тут психиатр не поможет.

Гидеон нахмурил лоб.

– Помолчи минутку, ладно? Мне сейчас нужно собрать всё своё мужество, чтобы признаться тебе в любви. И у меня тут нет абсолютно никакого опыта.

– Как?

– Я в тебя влюбился, – сказал он серьёзно. – Гвендолин.

Мой желудок непроизвольно сжался, как от страха. Но на самом деле это была радость.

– Правда?

– Да, правда! – В свете факела я увидела, что Гидеон улыбается. – Я знаю, что мы знакомы меньше недели и что вначале я считал тебя… просто ребёнком и, видимо, вёл себя по отношению к тебе довольно противно. Но ты жутко сложная, никогда не знаешь, что ты сделаешь в следующий момент, и в некоторых вещах ты прямо-таки ужасно… э-э-э… бестолковая. Мне иногда хочется встряхнуть тебя как следует.

– Да, действительно заметно, что у тебя нет опыта в вопросах объяснения в любви, – сказала я.

– А потом ты снова становишься остроумной, умной и неописуемо милой, – продолжал Гидеон, словно не слыша моих слов. – А самое ужасное, что стоит мне только оказаться с тобой в одной комнате, как я тут же ощущаю потребность касаться тебя и целовать…

– Да, это действительно ужасно, – прошептала я, и моё сердце подпрыгнуло, когда Гидеон вытянул из моих волос шляпную булавку, отшвырнул это страшилище с перьями по широкой дуге, притянул меня к себе и стал целовать. Минуты через три я, совершенно бездыханная, прислонилась к стене и попробовала выпрямиться.

– Гвендолин, эй, ты просто вдыхай и выдыхай, – сказал Гидеон с улыбкой в голосе.

Я легонько ткнула его в грудь.

– Прекрати! Просто невыносимо, как много ты о себе воображаешь.

– Извини. Но это так упоительно – видеть, что ты из-за меня перестаёшь дышать. – Он опять снял факел со стены. – Идём. Граф уже ждёт.

Только когда мы завернули за угол, я вспомнила про шляпу, но возвращаться за ней желания не было.

– Это странно, но я уже предвкушаю наши скучные вечера в 1953 году на элапсировании, – сказал Гидеон. – Только ты да я, да кузина Софа…

Наши шаги гулко отдавались в длинных коридорах, и я постепенно выныривала из своего розового ватного ощущения, стараясь напомнить себе, где мы находимся. А точнее, в каком времени.

– Если я подержу факел, то ты, может быть, на всякий случай обнажишь шпагу? – предложила я. – Мало ли что. В каком, кстати, году ты получил по голове? – это был один из вопросов, которые написала мне Лесли и которые я должна была задать, когда мне позволят гормоны.

– Мне как раз пришло в голову, что я объяснился тебе в любви, а ты мне нет, – сказал Гидеон.

– Разве нет?

– Во всяком случае, не словами. И я не уверен, что это считается. Тссс!

Я взвизгнула, потому что дорогу нам перешла здоровая тёмно-коричневая крыса – она пересекала коридор не торопясь, как будто у неё не было ни малейшего страха перед нами. В свете факела её глаза пурпурно мерцали.

– Мы хоть привиты от чумы? – спросила я, крепко вцепившись в руку Гидеона.

Комната на втором этаже, которую граф Сен Жермен выбрал в качестве своего бюро в Темпле, была маленькая и выглядела исключительно скромно для Великого магистра ложи Стражей, пускай и редко бывающего в Лондоне. Одну из её стен до самого потолка занимал стеллаж с книгами в кожаных переплётах, рядом стоял письменный стол с двумя креслами, обивка которых была из того же материала, что и шторы на окнах. Другой мебели в комнате не было. В окно светило сентябрьское солнце, в камине не горел огонь – в комнате было достаточно тепло. Окно выходило на маленький дворик с фонтаном, который сохранился до наших дней. Подоконник и письменный стол были завалены бумагами, перьями, печатным воском и книгами, которые громоздились тут и там весьма причудливым образом, рискуя опрокинуть на себя стоявшие среди всего этого хаоса чернильницы.Это была уютная маленькая комната, к тому же пустая, но тем не менее у меня волосы на голове встали дыбом, когда я переступила её порог.

Меня привёл сюда неприветливый секретарь в белом моцартовском парике. Со словами «Граф, разумеется, не заставит Вас долго ждать» он закрыл за собой дверь. Я очень неохотно рассталась с Гидеоном, но он, передав меня неприветливому секретарю, исчез за соседней дверью с непринуждённостью местного жителя и в прекрасном настроении.

Я подошла к окну и посмотрела на тихий внутренний дворик. Всё выглядело очень мирно, но меня не оставляло неприятное чувство, что я здесь не одна. Возможно, кто-то наблюдал за мной из-за стены с книгами. Или через зеркало над камином – оно могло быть с той стороны прозрачным, как в комнатах для допросов в криминальной полиции.

Простояв так некоторое время, я сообразила, что тайный наблюдатель может понять по моей напряжённой позе, что я ощутила его присутствие. Поэтому я взяла из одной из стопок на подоконнике лежавшую сверху книгу и раскрыла ее. «Marcellus, De medicatnentis». Ага. Марселлус – кто бы он ни был – изобрёл, очевидно, несколько необычных медицинских методик и собрал их в этой книжке. Я нашла одно хорошенькое место, где описывалось лечение заболеваний печени. Надо было всего лишь поймать зелёную ящерицу, вынуть у неё печень, привязать эту печень к красной салфетке или к чёрному от природы лоскуту (чёрный от природы лоскут? Хм?), и прикрепить лоскут или салфетку к правому боку печёночного больного. Если после этого выпустить ящерицу и произнести ей вслед «Ecce dimitto te vi-vam…» и много чего ещё на латыни, то проблема с печенью будет решена. Интересно, сможет ли ящерица бегать после того, как у неё вынут печень. Я захлопнула книгу. У этого Марселиуса были точно не все дома. Самая верхняя книга в соседней стопке, с тёмно-коричневым кожаным переплётом, была очень толстая и тяжёлая, поэтому я оставила её лежать на стопке. «О всяческих демонах и как они могут быть полезны магу и простолюдину», значилось на ней золотым тиснением, и хотя я не была ни магом, ни «простолюдином», я с любопытством раскрыла её где-то посередине. С открывшейся картинки на меня смотрел уродливый пёс, а под картинкой было написано, что это Джестан, демон из Гиндукуша, приносивший болезни, войны и смерть. Мне Джестан сразу не понравился, и я перевернула страницу. Со следующей картинки на меня уставилась странная морда с рогообразными наростами на черепе (как у клингонов в «Звёздном пути»), и пока я с отвращением на неё таращилась, клингон опустил веки, поднялся из бумаги, как дым из трубы, и быстро превратился в плотную фигуру в красных одеяниях. Фигура утвердилась рядом со мной и вперила в меня горящий взор.

– Кто осмелился вызвать великого и могучего Берита? – возгласила фигура.

Конечно, мне было не по себе, но я по опыту знала, что призраки, хоть они и выглядели опасными и могли изрыгать злобные угрозы, в принципе были не в состоянии привести в движение даже воздух. И я очень надеялась, что этот Берит всего лишь призрак – вплетённый в книгу образ настоящего демона, который, будем надеяться, давным-давно почил в бозе.

Поэтому я вежливо, но хладнокровно ответила:

– Никто тебя не вызывал.

– Берит, демон лжи, великий герцог ада! – звучным голосом представился он. – Именуемый также Больфри.

– Да, тут так и написано, – сказала я и снова поглядела в книгу. – Кроме того, ты совершенствуешь голоса певцов. – Прекрасный дар. Правда, после вызова Берита (сам вызов был исключительно сложным – очевидно, на вавилонском языке) необходимо было принести ему разнообразные жертвы – хорошо бы живой абортированный плод. Это, правда, было мелочью по сравнению с тем, что пришлось бы делать, если бы он принялся превращать металлы в золото. Потому что это он тоже умел. Об этом его просили сихемиты – кто бы они ни были. Но потом пришли Яков с сыновьями и всех мужчин в Сихеме «с ужаснейшими муками закололи мечами». Не больше и не меньше.

– Берит повелевает двадцатью шестью легионами! – провозгласил Берит.

Поскольку он мне до сих пор ничего не сделал, я несколько осмелела.

– Я нахожу странными людей, которые говорят о себе в третьем лице, – сказала я и перевернула страницу. Как я и надеялась, Берит снова исчез в книге – как дым, унесённый ветром. Я с облегчением вдохнула.

– Интересное чтение, – произнёс у меня за спиной тихий голос. Я лихорадочно обвернулась. В комнату незаметно прокрался граф Сен Жермен. Он стоял, опираясь на трость с искусно вырезанной ручкой. Его высокая, стройная фигура выглядела, как всегда, очень внушительно, тёмные глаза смотрели внимательно и цепко.

– Да, очень интересное, – несколько нерешительно пробормотала я. Но затем я опомнилась, захлопнула книгу и присела в глубоком реверансе. Когда я снова вынырнула из своих юбок, я увидела, что граф улыбается.

– Я рад, что ты пришла, – сказал он, взял мою руку и поднёс к губам. Прикосновения я почти не ощутила. – Мне кажется необходимым, чтобы мы углубили наше знакомство, потому что наша первая встреча прошла… несколько неудачно, не так ли?

Я ничего не ответила. Во время нашей первой встречи я была занята тем, что пела про себя национальный гимн. Граф, со своей стороны, отпустил парочку оскорбительных замечаний по поводу недостатка интеллекта у женщин в целом и у меня в частности, после чего он довольно оригинальным способом начал душить меня и угрожать мне. Да, граф был прав – встреча прошла несколько неудачно.

– Как холодна твоя рука, – сказал он. – Ну, присядь. Я старый человек и не могу стоять долго. – Он засмеялся, выпустил мою руку и уселся в кресло за письменным столом. На фоне всех этих книг он выглядел похожим на свой портрет – мужчина без возраста в белом парике, с благородными чертами лица и живыми глазами, излучающий ауру тайны и опасности, от которых невозможно укрыться. Мне пришлось занять второе кресло.

– Ты интересуешься магией? – спросил он, показывая рукой на стопку книг.

Я покачала головой.

– До прошлого понедельника нет, честно говоря.

– Можно сойти с ума, правда? Твоя мать все эти годы оставляла тебя в заблуждении, что ты совершенно обычная девочка. И внезапно ты узнаёшь, что являешься важной частью величайшей тайны человечества. Ты можешь понять, почему она так поступила?

– Потому что она меня любит. – Я хотела сформулировать это как вопрос, но моя фраза прозвучала с утвердительной уверенностью.

Граф засмеялся.

– Да, вот так и думают женщины! Любовь! Это слово совершенно вами затаскано. Ответом будет любовь – когда я слышу эту фразу, меня всегда охватывает умиление. Или смех, в зависимости от ситуации. А вот чего женщины не в состоянии понять – так это того, что у мужчин совершенно иное представление о любви.

Я молчала.

Граф слегка наклонил голову.

– Без этого беззаветного восприятия любви женщине было бы трудно безраздельно подчиняться мужчине.

Я постаралась придать своему лицу нейтральное выражение.

– В наше время это – слава Богу! – …изменилось. У нас мужчины и женщины равноправны. Никто не должен подчиняться другому.

Граф снова засмеялся – как будто я остроумно пошутила.

– Да, – отсмеявшись, сказал он. – Мне об этом рассказывали. Но поверь мне – какие бы права ни признавались за женщинами, это ничего не меняет в человеческой натуре.

Н-да, что я могла на это ответить? Самое лучшее ничего. Как только что сказал граф, в человеческой натуре сложно что-либо изменить – и в его натуре тоже.

Граф ещё некоторое время смотрел на меня с улыбкой, а затем сказал:

– Но магия… согласно предсказаниям, ты должна в ней разбираться. «Магией Ворона одарённый, в соль мажор замыкает круг, двенадцатью одухотворённый».

– Это я уже слышала много раз, – ответила я. – Но никто не может мне сказать, что же такое на самом деле магия ворона.

– «…Ворон, в рубиновых волнах взмахивая крылами, слышит пение мёртвых между мирами. Он не знает сомнений и не ведает мук. Ширится мощь воплощений - и замыкается круг».

Я пожала плечами. Что можно понять из этих рифм.

– Это всего лишь предсказание сомнительного происхождения, – сказал граф. – Оно не обязательно соответствует действительности. – От откинулся на спинку кресла и снова принялся меня разглядывать. – Расскажи мне о твоих родителях и твоём доме.

– Мои родители? – Я слегка удивилась. – Особенно нечего рассказывать. Мой отец умер от лейкемии, когда мне было семь лет. До болезни он был доцентом университета в Дареме. Мы жили там до самой его смерти. А потом мама, мои младшие брат с сестрой и я переехали в Лондон, в дом моих дедушки и бабушки. Мы и сейчас там живём, вместе с моими тётей, кузиной и двоюродной бабушкой Мэдди. Моя мама работает в администрации одной из больниц.

– И у неё рыжие волосы, как у всех девушек Монтрозов, верно? Как и у твоих брата и сестры?

– Да, все, кроме меня, рыжие. – Почему его это интересует? – У моего отца были тёмные волосы.

– Ты знаешь, что все остальные женщины в круге двенадцати рыжие? Во многих странах до весьма недавнего времени рыжих волос было достаточно, чтобы сжечь женщину как ведьму. Во все времена и во всех культурах магия в равной степени очаровывала и пугала людей. Это одна их причин, по которым я так подробно этим занимался. Что человек знает, того он не боится. – Он подался вперёд и сплёл пальцы. – Лично меня особенно интересует отношение к этому вопросу в восточных культурах. Во время моих путешествий по Индии и Китаю я имел счастье встретиться со многими учителями, которые были готовы передать своё знание. Я был посвящён в тайны хроник Акаши и познал многое из того, что может просто-напросто подорвать духовную мощь большинства западных культур. И что в состоянии даже сейчас пленить господ инквизиторов и увлечь их на путь непродуманных действий. Ничто так не страшит церковь, как то, что человек может осознать, что бог не сидит высоко на небе и не заправляет нашими судьбами, а находится в нас. – Он испытывающе посмотрел на меня, а затем улыбнулся. – Это всегда так освежает – обсуждать с вами, детьми XXI века, кощунственные темы. Вы выслушиваете ересь не моргнув глазом.

Не-е. Наверное, мы бы не стали этого делать, знай мы, о какой такой ереси идёт речь.

– Азиатские мастера давно обогнали нас на пути духовного развития, – продолжал граф. – Некоторые свои маленькие… способности, как, например, та, что я продемонстрировал тебе при нашей первой встрече, я приобрёл именно там. Мой учитель был монахом одного тайного ордена в сердце Гималаев. Он и его духовные братья могут объясняться без использования голосовых связок и уничтожать врагов не шевельнув пальцем – так велика их сила духа.

– Да, это, конечно, полезно, – осторожно сказала я. Главное, чтобы он не пришёл к мысли ещё раз всё это продемонстрировать. – Вы вчера на суарее протестировали эти способности на лорде Аластере, как мне кажется.

– О, суарея. – Он снова улыбнулся. – Для меня она состоится только завтра вечером. Как отрадно, что мы там всё же встретим лорда Аластера. Ну, он оценил моё маленькое представление?

– Во всяком случае, он был впечатлён, – ответила я. – Но не то чтобы напуган. Он сказал, что позаботится о том, чтобы мы не родились. И что-то насчёт исчадий ада.

– Да, у него есть удручающая склонность к невежливым формулировкам, – заметил граф. – Правда, не такая большая, как у его предка, графа ди Мадроне. Я должен был убить его, когда мне представилась возможность. Но я тогда был молод и имел достойные сожаления наивные представления… Ну, этой ошибки я больше не совершу. Даже если я не смогу лично его прихлопнуть: дни лорда сочтены, и не важно, сколько людей он возьмёт для защиты и насколько виртуозно он владеет шпагой. Был бы я помоложе, я бы сам вызвал его. Но теперь это может взять на себя мой потомок. Искусство Гидеона в области фехтования весьма значительно.

При упоминании имени Гидеона у меня, как это не раз бывало, потеплело на сердце. Я подумала о его недавних словах, и от этого у меня на сердце потеплело ещё больше.

Я невольно обернулась к двери.

– Куда он, собственно, пошёл?

– Он отправился на прогулку, – небрежно заметил граф. – Времени как раз достаточно, чтобы нанести визит одной моей милой юной приятельнице. Она живёт неподалёку, и если он возьмёт карету, то через пару минут будет у неё.

Что?

– Он часто это делает?

Граф снова улыбнулся – тёплой, дружеской улыбкой, в которой было что-то ещё – что-то, чего я не могла истолковать.

– Он не так долго её знает. Я познакомил их недавно. Она – умная, молодая и очень привлекательная вдова, и я считаю, что молодому человеку будет полезно немного побыть в обществе… опытной женщины.

Я была не в состоянии что-либо ответить, но от меня, очевидно, этого и не ждали.

– Лавиния Ратленд относится к тем благословенным женщинам, которым доставляет радость делиться опытом, – заметил граф.

Да, и в самом деле. Мне тоже так показалось. Я сердито уставилась на свои руки, которые самопроизвольно сжались в кулаки. Лавиния Ратленд, дама в зелёном платье. Вот, оказывается, откуда эта близость вчера вечером…

– У меня такое впечатление, что тебе это не очень нравится, – мягким голосом сказал граф.

Да, тут он был прав, мне это совершенно не нравилось. Мне стоило больших усилий снова посмотреть ему в глаза.

Он по-прежнему улыбался своей тёплой, дружеской улыбкой.

– Моя малышка, важно вовремя понять, что ни одна женщина не может претендовать на владение мужчиной. Подобные женщины остаются одинокими и нелюбимыми. Чем умнее женщина, тем быстрее она осваивается с натурой мужчины.

Ну что за идиотская болтовня!

– Ох, но ты, конечно, ещё очень молода, не правда ли? Как мне кажется, намного моложе других девушек в твоём возрасте. Вероятно, ты сейчас влюблена впервые в жизни.

– Нет, – пробормотала я.

Правда. Правда! Во всяком случае, я впервые в жизни так себя чувствовала. Так упоительно. Так по-настоящему. Так неповторимо. Так больно. Так сладко.

Граф тихонько засмеялся.

– Нет никаких причин стыдиться. Я был бы разочарован, будь это иначе.

То же самое сказал он мне на суарее, когда я расплакалась во время игры Гидеона на скрипке.

– По сути это очень просто: любящая женщина без колебаний умрёт за любимого, – заметил граф. – Ты бы отдала жизнь за Гидеона?

Лучше не надо.

– Об этом я ещё не думала, – смущённо ответила я.

Граф вздохнул.

– К сожалению – и благодаря сомнительной защите твоей матери – вы не провели много времени друг с другом, ты и Гидеон, но я действительно впечатлён, насколько хорошо он сделал своё дело. Любовь просто светится в твоих глазах. Любовь – и ревность!

Какое дело?

– Реакцию влюблённой женщины просчитать очень легко. Очень легко контролировать женщину, сконцентрированную на своих чувствах к мужчине, – продолжал граф. – Я объяснил это Гидеону ещё во время нашей первой встречи. Конечно, мне немного жаль, что он так много энергии потратил на твою кузину – как это её зовут? Шарлотта?

Я уставилась на него. По какой-то причине я вспомнила о видении тётушки Мэдди и о сердце из рубина, лежавшем на утёсе над бездной. Мне хотелось закрыть уши, только чтоб не слышать этот мягкий голос.

– Он, во всяком случае, в этом отношении гораздо изощрённее, чем я был в его годы, – сказал граф. – И надо отдать должное, от природы он оснащён многими достоинствами. Какое тело Адониса! Какое красивое лицо, какая привлекательность и одарённость! Ему, наверное, особенно не надо и стараться, чтобы привлечь к себе девичьи сердца. «Алмазная грива, рык льва в фа-мажоре, мультипликатио, купается в солнце, как в море…»

Правда ударила меня кулаком в живот. Всё, что делал Гидеон – его прикосновения, жесты, его поцелуи и слова – всё он делал только для того, чтобы манипулировать мной. Чтобы я в него влюбилась, как в своё время Шарлотта. Чтобы меня было легче контролировать.

И граф был прав – Гидеону не пришлось особенно стараться. Моё маленькое, глупенькое девичье сердце само устремилось к нему и упало к его ногам.

Внутренним взором я увидела, как лев подходит к рубиновому сердцу и ударом лапы сбрасывает его в пропасть. Как на замедленной съёмке, оно падает вниз, ударяется о дно ущелья и разлетается на тысячи капелек крови.

– Ты уже слышала, как он играет на скрипке? Если нет, то я это устрою – ничто так не способствует завоеванию женского сердца, как музыка. – Граф мечтательно посмотрел в потолок. – Это один из трюков Казановы. Музыка и поэзия.

Я сейчас умру, я это ощущала точно. Там, где раньше находилось моё сердце, сейчас клубился ледяной холод. Он потёк мне в живот, в ноги и в руки, а потом и в голову. Перед моим внутренним взором промелькнули, как трейлер к фильму, события последних дней, сопровождаемые звуками «The winner takes it all» – от первого поцелуя в исповедальне до недавнего объяснения в любви. Колоссальная манипуляция, не считая коротких перерывов, когда он, вероятно, был самим собой – всё было выполнено великолепно. А проклятая скрипка довершила дело.

Хотя я впоследствии и пыталась, но я так и не смогла точно вспомнить, о чём мы с графом говорили, потому что с того момента, как во мне воцарился холод, мне стало всё равно. Хорошо, что большую часть беседы говорил граф. Своим мягким, приятным голосом он рассказал мне о своём детстве в Тоскане, о пятне внебрачного происхождения, о сложностях в поиске настоящего отца и о том, что он ещё юношей занялся тайнами хронографа и предсказаниями. Я действительно пыталась слушать, хотя бы потому, что мне надо было передать Лесли каждое слово, но я ничего не могла сделать, мои мысли всё время крутились вокруг моей глупости. И я мечтала остаться одной, чтобы наконец выплакаться.

– Маркиз? – В дверь постучался неприветливый секретарь. – Прибыла делегация архиепископа.

– О, это хорошо, – ответил граф. Он поднялся и подмигнул мне. – Политика! В это время она всё ещё определяется церковью.

Я тоже поднялась и сделала реверанс.

– Для меня было радостью поговорить с тобой, – сказал граф. – И я с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Я пробормотала нечто соответствующее.

– Пожалуйста, передай Гидеону мои пожелания и моё сожаление по поводу того, что сегодня я его не принял. – Граф взял трость и пошёл к двери. – И если ты ждёшь от меня совета: умная женщина умеет скрывать ревность. Мы, мужчины, обычно чувствуем себя так уверенно… – В последний раз раздался его тихий, мягкий смех, а затем я осталась одна. Правда, ненадолго, потому что через пару минут вернулся неприветливый секретарь и сказал:

– Будьте любезны следовать за мной.

Я сидела в кресле и, закрыв глаза, ожидала слёз, но они не шли. Возможно, это и к лучшему. Вслед за секретарём я молча спустилась по лестнице, где мы просто простояли какое-то время (я всё ещё думала, что упаду и умру), потом он бросил озабоченный взгляд на часы и произнёс:

– Он опаздывает.

В этот момент отворилась дверь, и в коридор вышёл Гидеон. Моё сердце на какой-то момент забыло, что оно разбито на кусочки и лежит на дне ущелья, и пару раз быстро стукнуло в груди. Холод в моём теле вытеснился диким беспокойством. Беспорядок в одежде Гидеона, растрёпанные, влажные от пота волосы, покрасневшие щёки и лихорадочно горящие зелёные глаза я могла бы списать на леди Лавинию, но его рукав был разорван, а кружева на груди и рукавах пропитаны кровью.

– Вы ранены, сэр, – в ужасе вскричал неприветливый секретарь, сняв эти слова у меня с языка (окей, без «сэра» и без «Вы»). – Я велю вызвать врача!

– Нет, – ответил Гидеон с таким самоуверенным видом, что я была готова залепить ему пощёчину. – Это не моя кровь. Во всяком случае, не вся. Идём, Гвен, нам надо торопиться. Меня немного задержали.

Он взял мою руку и потянул меня вперёд. Секретарь следовал за нами до самого подножия лестницы, по дороге лепеча:

– Но сэр! Что произошло? Не надо ли известить маркиза?...

Но Гидеон ответил, что для этого нет времени и что он посетит графа с докладом в самое ближайшее время.

– Дальше мы пойдём одни, – сказал он, когда мы добрались до лестницы, у которой стояли два Стража с обнажёнными шпагами. – Пожалуйста, передайте маркизу мои пожелания! Qui nescit dissimulare nescit regnare.

Стражи расступились и освободили нам проход, секретарь на прощанье поклонился. Гидеон снял со стены факел и повёл меня вперёд.

– Идём, у нас самое большое две минуты! – Он был по-прежнему в прекрасном настроении. – Ты узнала, что означает пароль?

– Нет, – ответила я, удивляясь, что моё моментально воскресшее сердце отказывалось падать назад в бездну. Гидеон вёл себя так, как будто всё было в порядке, и надежда, что это в конце концов так и есть, меня почти убивала. – Но зато я выяснила нечто другое. Чья это кровь на твоей одежде?

– «Кто не умеет лицемерить, тому и властвовать невмочь», – Гидеон посветил факелом за угол. – Людовик Одиннадцатый.

– Как это верно.

– Честно говоря, у меня нет ни малейшего представления, как звали того парня, чья кровь заляпала мне одежду. Мадам Россини точно будет ругаться. – Гидеон открыл дверь лаборатории и прикрепил факел к стене.

Колеблющееся пламя осветило большой стол, заставленный старинными аппаратами, стеклянными колбами, колбочками и чашами, которые были наполнены жидкостями и порошками всевозможных цветов. Стены скрывались в тени, но было видно, что они почти полностью разрисованы и расписаны, а прямо над факелом ухмылялся грубо нарисованный череп с пентаграммами вместо глазниц.

– Иди сюда, – сказал Гидеон и потянул меня к другому концу стола. Наконец он отпустил мою руку. Но лишь для того, чтобы положить обе ладони мне на талию и притянуть меня к себе. – Как прошёл твой разговор с графом?

– Очень… поучительно, – сказала я. Сердце-фантом в моей груди затрепетало, как птичка, и я сглотнула комок в горле. – Граф объяснил мне, что вы с ним придерживаетесь странного мнения, будто влюблённую женщину контролировать легче, чем любую другую. Наверное, было досадно проделать всю эту трудную работу с Шарлоттой, а затем начать всё с начала со мной, да?

– Что ты такое говоришь? – Гидеон, сморщив лоб, уставился на меня.

– Но ты действительно хорошо это проделал, – продолжала я. – Граф, кстати, тоже так считает. Конечно, это было не особенно сложно… Боже, я готова сгореть от стыда при мысли о том, насколько я облегчила тебе задачу. – Я больше не могла на него смотреть.

– Гвендолин… – Он запнулся. – Сейчас начнётся. Наверное, мы продолжим наш разговор позже. В спокойной обстановке. Хотя я не имею ни малейшего представления, к чему ты клонишь…

– Я только хочу знать, правда ли это, – сказала я. Разумеется, это было правдой, но надежда, как известно, умирает последней. У меня животе завертелось. – Действительно ли ты запланировал влюбить меня в себя, как до этого Шарлотту.

Гидеон отпустил меня.

– Это неподходящий момент, – сказал он. – Гвендолин. Мы сейчас же поговорим об этом. Я обещаю.

– Нет! Сейчас! – Комок в моём горле лопнул, и из глаз хлынули слёзы. – Тебе достаточно сказать «да» или «нет»! Ты всё это запланировал?

Гидеон потёр лоб.

– Гвен…

– Да или нет? – всхлипнула я.

– Да, – ответил он. – Но пожалуйста, не плачь.

И во второй раз за день моё сердце – на сей раз его тень, сердце-фантом, рождённое надеждой, – ухнуло на дно ущелья и разлетелось на тысячи осколков. – Окей, Это, собственно, всё, что я хотела знать, – прошептала я. – Спасибо за искренность.

– Гвен. Я очень хочу тебе объяснить… – И тут он растворился в воздухе. В следующие секунды, пока холод снова вползал в моё сердце, я смотрела на факел с черепом и пыталась перестать плакать, а потом перед глазами всё расплылось.

Мне понадобилась несколько мгновений, чтобы привыкнуть к свету в помещении хронографа в наше время, но я слышала взволнованный голос доктора Уайта и треск разрываемой материи.

– Ничего страшного, – сказал Гидеон. – Крошечный порез, почти без крови. Здесь даже пластыря не надо. Доктор Уайт, вы можете убрать зажимы для сосудов! Совершенно ничего не произошло!

– Привет, сеновальная девушка, – поздоровался со мной Хемериус. – Ты никогда не угадаешь, что мы выяснили! О нет! Неужели ты опять плакала?

Мистер Джордж ухватил меня за плечи и повернул вокруг оси.

– Она не ранена! – с облегчением воскликнул он.

Да. Если не считать сердца.

– Давай смоемся, – предложил Хемериус. – У братишки Чугунной башки и твоей подруги Лесли есть для тебя интереснейшая новость! Представь себе, они выяснили, какое место обозначают координаты из «Зелёного всадника»! Ты никогда не поверишь!

– Гвендолин? – Гидеон смотрел на меня так, как будто он боялся, что я из-за него брошусь под автобус.

– Всё в порядке, – сказала я, не глядя ему в глаза. – Мистер Джордж, вы можете отвести меня наверх? Мне срочно надо домой.

– Конечно, – кивнул мистер Джордж.

Гидеон сделал движение, но доктор Уайт удержал его.

– Пожалуйста, стой спокойно! – Он оторвал рукав от его сюртука и рубашки. Рука была залита кровью, а на плече виднелась небольшая ранка. Маленький мальчик-призрак Роберт с ужасом глядел на это море крови.

– Кто это сделал? Это надо продезинфицировать и зашить, – мрачно произнёс доктор Уайт.

– Ни в коем случае, – ответил Гидеон. Он побледнел, от его прекрасного настроения не осталось и следа. – Мы можем сделать это потом. Сначала мне надо поговорить с Гвендолин.

– Это не нужно, – сказала я. – Я знаю всё, что нужно знать. А теперь мне надо домой.

– Вот именно! – подтвердил Хемериус.

– Завтра тоже будет день, – сказал мистер Джордж Гидеону, беря в руки чёрную повязку. – И Гвендолин выглядит усталой. А завтра ей рано в школу.

– Вот именно! А ночью она пойдёт искать сокровища, – заявил Хемериус. – Или что она там найдёт по этим координатам…

Мистер Джордж завязал мне глаза. Последнее, что я увидела, были глаза Гидеона, невероятно зелёные на его бледном лице.

– Всем спокойной ночи, – сказала я, и мистер Джордж вывел меня из комнаты. Никто, кроме малыша Роберта, мне не ответил.

– Окей, не хочу тебя томить, – начал Хемериус. – Лесли и Рафаэль сегодня после школы замечательно провели время – в отличие от тебя, как я вижу. Ну, как бы то ни было, им удалось точно определить координаты. А теперь угадай с трёх раз, где это находится!

– Здесь, в Лондоне? – спросила я.

– Бинго!

– Что? – переспросил мистер Джордж.

– Ничего, – ответила я. – Извините, пожалуйста, мистер Джордж.

Мистер Джордж вздохнул.

– Я надеюсь, твой разговор с графом Сен-Жерменом прошёл хорошо.

– О да, – горько ответила я. – Он был во всех отношениях весьма содержательным.

– Алло! Я тоже здесь! – вскричал Хемериус. Он обвил мою шею лапами, как обезьянка, и я ощутила его влажную ауру. – И у меня действительно, действительно интересные новости. Итак: тайник, который мы ищем, находится в Лондоне. И более того: в Мэйфэйре. А точнее – на Бурдонской площади. А ещё точнее – Бурдонская площадь, 81! Ну, что ты скажешь?

У меня дома? Координаты обозначают какое-то место в нашем собственном доме? Что, ради всего святого, мог там спрятать мой дед? Наверное, следующую книгу? С заметками, которые наконец нам помогут?

– Собачья хозяйка и француз отлично поработали, – сказал Хемериус. – Конечно, я в этих координатах абсолютный профан. Но теперь – теперь в игру вступаю я! Потому что только уникальный, великолепный и наиумнейший Хемериус сможет совать голову в стены и смотреть, что там спрятано. Поэтому сегодня ночью мы вместе отправимся на поиски сокровищ!

– Ты хочешь об этом поговорить? – спросил мистер Джордж.

Я покачала головой.

– Нет, это может подождать до завтра, – сказала я – и мистеру Джорджу, и Хемериусу.

Сегодня ночью я буду лежать без сна и оплакивать своё разбитое сердце. Я буду купаться в жалости к себе, раскрашенной самыми цветистыми метафорами. И может быть, я буду слушать «Аллилую» Бон Джови. Потому что на такой случай каждому нужен свой собственный саундтрек.