Синий сапфир (Керстин Гир) читать бесплатно онлайн полную версию книги

9

Я даже не спросила, в какой год они меня посылают – в этом не было никакого смысла. Здесь, впрочем, всё выглядело так же, как и при моём предыдущем перемещении. Зелёная софа стояла посреди комнаты, и я бросила на неё сердитый взгляд, как будто это она была во всём виновата. Как и в прошлый раз, у стены с тайником Люкаса громоздились стулья, и меня охватили сомнения. Может, надо очистить тайник? Если у Гидеона возникли подозрения – а они у него наверняка возникли, – он непременно захочет обыскать помещение, это как пить дать. Я бы могла запрятать содержимое тайника где-нибудь в коридоре и вернуться сюда до того, как появится Гидеон.

Я начала лихорадочно раскидывать стулья, но потом остановилась. Ключ перепрятывать нельзя, потому что надо будет снова запереть дверь, и потом – даже если Гидеон и найдёт тайник, то как он докажет, что его устроили для меня? Я просто прикинусь дурочкой, и всё.

Я аккуратно составила стулья назад к стене и постаралась вытереть следы на пыли, которые могли бы меня выдать. Затем я проверила, действительно ли заперта дверь, и уселась на софу.

Я чувствовала себя примерно так же, как четыре года назад, когда мы с Лесли из-за происшествия с лягушкой сидели в кабинете директора Гиллса и ждали, когда он выберет время устроить нам разнос. Собственно говоря, мы не сделали ничего плохого. Синтия переехала велосипедом лягушку, и поскольку она не выказала никакого раскаяния («Да это же всего лишь глупая лягушка»), мы с Лесли пришли в ярость и решили отомстить за бедняжку. Мы намеревались похоронить лягушку в парке, но раз уж бедная лягушка всё равно была мертва, то мы подумали, что надо немного встряхнуть Синтию, чтобы она в дальнейшем проявляла больше сочувствия к попадающимся на пути лягушкам. Поэтому вначале мы подложили мёртвую лягушку Синтии в суп. Кто же знал, что при виде неё Синтия зайдётся в судорожном крике… Как бы то ни было, директор Гиллс повёл себя с нами, как с закоренелыми преступницами, и не забыл этого случая до сих пор. По сей день, встречая нас в коридоре, он всякий раз говорит: «Ах, вот и злые лягушачьи девочки», и всякий раз мы чувствуем себя самым мерзким образом.

На какой-то момент я закрыла глаза. У Гидеона не было оснований так скверно со мной обращаться. Я же не сделала ничего плохого. Все постоянно твердят, что они не могут доверять мне, завязывают мне глаза, не отвечают на вопросы – понятно, что я пытаюсь сама выяснить, что, собственно, происходит, что в этом неправильного?

Где это он застрял? Лампочка на потолке начала потрескивать, свет замигал. Здесь, внизу, было довольно холодно. Наверное, они послали меня в одну из тех холодных послевоенных зим, про которые рассказывала тётушка Мэдди. Просто замечательно. Водопровод тогда совсем замёрз, на улицах лежали мёртвые животные, окоченевшие от мороза. Я с усилием выдохнула, чтобы проверить, не образует ли мой выдох белое облачко. Не образует.

Свет снова замигал, и я испугалась. Что, если мне придётся сидеть здесь в темноте? На сей раз никто не подумал дать мне карманный фонарик, вообще нельзя сказать, что обо мне хоть как-то позаботились. В темноте крысы наверняка рискнут выйти из своих щелей. Может, они голодные… А где крысы, там и тараканы. Даже призрак однорукого храмовника, про которого говорил Хемериус, наверняка предпочёл бы обойти это место стороной.

Крррррк.

Это была лампочка.

Я постепенно пришла к выводу, что присутствие Гидеона в любом случае было бы предпочтительнее крыс и призраков. Но он не появлялся. Вместо этого свет стал мигать так, как будто он был при последнем издыхании.

Когда я ребёнком пугалась темноты, я тут же начинала петь, и сейчас я автоматически сделала то же самое. Сначала совсем тихо, потом всё громче и громче. В конце концов, здесь не было никого, кто мог бы меня услышать.

Пение помогло преодолеть страх. И холод. После первых минут даже лампочка перестала мигать. Правда, при песнях Марии Мена она опять принялась за старое, да и Эмилиана Торрини ей тоже вроде бы не понравилась. Зато на старые песни «Абба» она отреагировала спокойным, равномерным светом. К сожалению, я их знала не очень хорошо, особенно тексты. Но лампочка принимала и «lalala, one chance in a lifetime, lalalala».

Я пела часами. Так, по крайней мере, мне казалось. После «The winner takes it all» (самая любимая песня Лесли про несчастную любовь) я снова затянула «I wonder». При этом я танцевала по комнате, чтобы не замёрзнуть. После третьего исполнения «Mamma mia» я пришла к убеждению, что Гидеон уже не появится.

Вот проклятье! То есть я безо всякого опасения могла бы пробраться наверх! Я затянула «Head over heels», и на строчке «You're wasting my time stand» он внезапно возник рядом с софой.

Я прекратила петь и посмотрела на него с упрёком.

– Почему ты так поздно?

– Я могу представить, что ожидание показалось тебе долгим. – Его взгляд был всё так же холоден и непроницаем. Он подошёл к двери и подёргал за ручку. – И тем не менее у тебя хватило ума не выходить из комнаты. Ведь ты же не могла знать, когда я появлюсь.

– Ха-ха, – ответила я. – Это что, шутка?

Гидеон прислонился спиной к двери.

– Гвендолин, на меня не действуют твои ужимки невинной овечки.

Я не могла вынести его холодного взгляда. Зелёные глаза, которая мне всегда так нравилась, сейчас стали цвета фруктового желе. Того самого, противного, из нашей школьной столовой.

– Почему ты так… зол на меня? – Лампочка снова замигала. Наверное, ей не хватало моих песен «Аббы». – У тебя с собой случайно нет лампочки?

– Тебя выдал запах сигарет. – Гидеон вертел в руках карманный фонарик. – Я немножко покопался в архивах и сложил два и два.

Я сглотнула.

– Что такого ужасного в том, что я курила?

– Ты не курила. И ты не очень хорошо умеешь лгать. Где ключ?

– Какой ключ?

– Ключ, который дал тебе мистер Джордж, чтобы ты могла в 1956 году посещать его и твоего деда. – Он сделал шаг по направлению ко мне. – Если ты умная, то ты его спрятала где-нибудь здесь, а если нет, то он по-прежнему у тебя. – Он подошёл к софе и поочерёдно сбросил на пол подушки. – Здесь его нет.

Я в ужасе уставилась на него.

– Мистер Джордж не давал мне никакого ключа. В самом деле! А что касается сигарет…

– Это были не только сигареты. От тебя пахло ещё и сигарой, – ровным голосом ответил он. Его взгляд, пробежав по комнате, остановился на горе стульев перед стеной.

Я похолодела. И лампочка, в соответствии с моментом, замигала ещё более нервно.

– Я… – нерешительно начала я.

– Да? – подчёркнуто дружелюбно сказал Гидеон. – Ты выкурила ещё и сигару? В дополнение к трём «Лаки Страйк»? Ты это хочешь сказать?

Я молчала.

Гидеон нагнулся и посветил фонариком под софой.

– Мистер Джордж написал тебе пароль на бумажке или ты выучила его наизусть? И как тебе удалось на обратном пути пройти Цербер-караул, избежав занесения в протокол?

– О чём ты вообще говоришь, чёрт возьми? – спросила я. Это должно было прозвучать возмущённо, но получилось, к сожалению, довольно робко.

– Вайолет Пэплплам – довольно странное имя, ты не находишь? Слышала когда-нибудь? – Гидеон снова выпрямился и посмотрел на меня. Нет, фруктовое желе было неправильным сравнением для его глаз. Сейчас они сверкали как зелёный яд.

Я медленно покачала головой.

– Странно, – сказал он. – Она ведь друг вашей семьи. Когда я случайно упомянул это имя при Шарлотте, она сказала, что добрая миссис Пэплплам всё время вяжет вам кусачие шарфы.

Ну эта Шарлотта! Она что, не могла держать рот на замке?

– Нет, это не так, – строптиво ответила я. – Только Шарлоттины шарфы кусаются. Наши всегда очень мягкие.

Гидеон прислонился к софе и скрестил руки на груди. Фонарик освещал потолок, где по-прежнему нервно мигала лампочка.

– В последний раз. Где ключ, Гвендолин?

– Клянусь тебе, что мистер Джордж не давал мне никакого ключа, – проговорила я, отчаянно пытаясь предотвратить катастрофу. – Он тут вообще не при чём!

– Ах нет? Я уже сказал, что ты не очень хорошо умеешь лгать. – Он посветил фонариком в сторону стульев. – На твоём месте я бы засунул ключ куда-нибудь под обивку.

Окей. Пускай обшаривает обивки. По крайней мере, у него будет чем заняться, пока мы не переместимся обратно. Осталось уже не очень много времени.

– С другой стороны… – Гидеон повернул фонарик так, что его луч упёрся прямо мне в лицо. – С другой стороны, это будет в чистом виде сизифов труд.

Я шагнула в сторону и сердито сказала:

– Прекрати!

– И не всегда можно судить о других по себе, – продолжал Гидеон. В мерцающем свете лампочки его глаза становились всё более тёмными, и я внезапно стала его бояться. – Возможно, ключ просто у тебя кармане. Давай его сюда! – Он протянул руку.

– У меня нет никакого ключа, чёрт возьми ещё раз!

Гидеон медленно направился ко мне.

– На твоём месте я бы его отдал добровольно. Но, как уже было сказано, не всегда можно судить о других по себе.

В этот момент лампочка окончательно испустила дух.

Гидеон стоял прямо передо мной, его фонарик светил куда-то в стену. Кроме этого пятна света, в комнате было хоть глаз выколи.

– Ну?

– Только не подходи, – произнесла я и стала пятиться назад, пока моя спина не упёрлась в стену. Позавчера мне хотелось быть как можно ближе к нему. Но сейчас у меня возникло ощущение, что я рядом с каким-то чужаком. Внезапно я ужасно разозлилась. – Что с тобой произошло? – прошипела я. – Я тебе ничего не сделала! Я не понимаю, как ты можешь в один день целовать меня, а на следующий день ненавидеть? Почему? – Слёзы покатились у меня из глаз так быстро, что я не смогла помешать им течь по щёкам. Хорошо, что в темноте этого не было видно.

– Возможно, потому, что я не люблю, когда меня обманывают, – Гидеон, несмотря на моё предупреждение, подошёл вплотную ко мне, и мне уже некуда было отступать. – Особенно девушки, которые сегодня бросаются мне на шею, а назавтра позволяют кому-то стукнуть меня.

– Что ты такое говоришь?

– Я видел тебя, Гвендолин.

– Как? Где ты меня видел?

– При моём перемещении вчера утром. Мне надо было выполнить небольшое задание, но я прошёл всего пару метров и вдруг увидел тебя – ты стояла на моём пути, как Фата Моргана. Ты поглядела на меня и улыбнулась, словно была рада меня видеть. А потом ты развернулась и исчезла за ближайшим углом.

– Когда это произошло? – Я была до того сбита с толку, что на пару секунд прекратила плакать.

Гидеон проигнорировал мой вопрос.

– Я завернул за тот же угол и получил удар по голове, после которого я уже был не в состоянии ничего выяснять.

– Я тебя… эта рана от меня? – Слёзы снова потекли у меня из глаз.

– Нет, – ответил Гидеон. – Я так не думаю. Когда я тебя увидел, у тебя ничего в руках не было, и кроме того, я сомневаюсь, что ты можешь нанести такой удар. Нет – ты только заманила меня за угол, где меня уже кто-то ждал.

Исключено. Совершенно исключено.

– Я никогда бы такого не сделала, – выдохнула я. – Никогда!

– Я тоже был немного шокирован, – небрежно заметил Гидеон. – Я ведь считал, что мы… друзья. Но когда ты вчера вечером вернулась с элапсирования пропахшая табаком, меня посетила мысль, что ты всё это время меня обманывала. Давай ключ!

Я вытерла слёзы со щёк. К сожалению, тут же натекли новые. Только усилием воли я смогла подавить всхлипывания, и за это я ненавидела себя ещё больше.

– Если это так, то почему ты всем сказал, что не видел, кто тебя ударил?

– Потому что это правда. Я не видел, кто это был.

– Но ты ничего не сказал про меня. Почему?

– Потому что мистера Джорджа я уже давно… Ты что, плачешь? – Фонарик осветил моё лицо, и мне пришлось зажмуриться. Наверное, я выглядела, как полосатый бурундук. И зачем я только накрасила глаза?

– Гвендолин… – Гидеон выключил фонарик.

Что за этим последует? Личный обыск в темноте?

– Уйди, – всхлипнула я. – У меня нет никакого ключа, клянусь. И кого бы ты ни видел, это не могла быть я. Я бы никогда, никогда не позволила, чтобы тебя кто-то ранил.

Хотя я не могла видеть, я чувствовала, что Гидеон стоит прямо передо мной. Его тело в темноте излучало тепло. Когда его ладонь дотронулась до моей щеки, я вздрогнула. Он быстро убрал руку.

– Прости, – услышала я его шёпот. – Гвен, я… – Это вдруг прозвучало как-то беспомощно, но я была слишком сбита с толку, чтобы ощутить удовлетворение.

Я не знаю, сколько прошло времени, пока мы просто стояли друг перед другом. У меня всё ещё текли слёзы. А что делал он, я видеть не могла.

В какой-то момент он снова включил фонарик, откашлялся и посветил на свои часы.

– Ещё три минуты, и мы возвращаемся, – сказал он будничным тоном. – Выйди из угла, иначе ты приземлишься на ларец. – Он вернулся к софе и поднял с пола сброшенные подушки.

– Ты знаешь, из всех Стражей мистер Джордж казался мне одним из наиболее лояльных. Кому можно доверять в любом случае.

– Но мистер Джордж не имеет к этому никакого отношения, – сказала я, нерешительно выбираясь из угла. – Всё было совершенно по-другому. – Я вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Лучше я расскажу ему правду, чтобы он не подозревал бедного мистера Джорджа в нелояльности. – Когда меня впервые послали одну на элапсирование, я случайно встретила здесь моего деда. – Окей, возможно не всю правду. – Он искал вино… ну не важно. Это была странная встреча, особенно когда мы выяснили, кто мы есть. Он запрятал в этой комнате ключ и пароль для моего следующего визита, чтобы мы могли пообщаться. И поэтому я вчера, то есть в 1956 году, выдала себя за Вайолет Пэплплэм. Чтобы встретиться с дедушкой! Он умер пару лет назад, и мне его ужасно не хватает. Разве ты бы не сделал то же самое, если бы мог? Ещё раз поговорить с ним было так… – я умолкла.

Гидеон молчал. Я смотрела на его силуэт и ждала.

– А мистер Джордж? Он тогда был ассистентом твоего деда, – сказал он наконец.

– Я его и в самом деле видела, мой дед сказал ему, что я его кузина Хэйзел. Он наверняка совершенно забыл об этом – для него это была рядовая встреча, с которой прошло уже добрых 55 лет. – Я прижала ладонь к животу. – Я думаю, что…

– Да, – ответил Гидеон. Он протянул ко мне руку, но потом, очевидно, передумал. – Сейчас начнется, – сказал он вяло. – Пройди ещё пару шагов вперёд.

Комната вокруг меня начала вращаться, затем я, слегка шатаясь, заморгала от яркого света, и мистер Уитмен сказал:

– Вот и вы.

Гидеон положил фонарик на стол и коротко взглянул на меня. Возможно, мне показалось, но теперь в его взгляде было нечто вроде сочувствия. Я украдкой ещё раз вытерла лицо, но тем не менее мистер Уитмен заметил, что я плакала. Кроме него, здесь никого не было. Хемериусу наверняка стало скучно.

– Что произошло, Гвендолин? – спросил мистер Уитмен доверительным тоном чуткого педагога. – Что-нибудь случилось? – Не знай я его так хорошо, я, бы возможно, поддалась искушению и слёзно пожаловалась ему на жизнь («Зло-ой Гидеон вы-ывел меня из себя!»). Но я слишком хорошо его знала. Не далее как на прошлой неделе он тем же доверительным тоном спросил у нас, кто нарисовал на доске карикатуру на миссис Каунтер. «Я считаю, что у художника действительно талант», – сказал он с доброй улыбкой. Синтия (ну разумеется!) выдала, что это была Пегги, и мистер Уитмен, немедленно перестав улыбаться, тут же сделал запись в классный журнал. «Насчёт таланта я, кстати, не солгал. Твой талант нарываться на неприятности просто выдающийся», – заявил он.

– Ну? – сказал он сейчас, сочувственно улыбаясь. Но я, разумеется, на это не поддалась.

– Крыса, – пробормотала я. – Вы говорили, что крыс не будет… И ещё погасла лампа, а ведь вы не дали мне никакого фонарика. Я сидела в темноте одна с этой ужасной крысой. – Я чуть не добавила «Я скажу маме», но вовремя притормозила.

Мистер Уитмен слегка смутился.

– Мне очень жаль, – сказал он. – В следующий раз мы это учтём. – Затем он снова перешёл на свой высокомерный учительский тон. – Сейчас тебя отвезут домой. Я рекомендую тебе лечь пораньше, завтра напряжённый день.

– Я отведу её к автомобилю, – сказал Гидеон, беря со стола чёрный платок, которым мне всегда завязывали глаза. – А где мистер Джордж?

– Он на совещании, – пожав плечами, ответил мистер Уитмен. – Гидеон, я считаю, что тебе надо подумать над своей манерой разговаривать. Мы многое тебе позволяем, поскольку знаем, как тебе сейчас нелегко, но ты должен проявлять больше уважения к членам Ближнего круга.

На лице Гидеона не отразилось ни капли раскаяния, но он вежливо сказал:

– Вы правы, мистер Уитмен, прошу прощения. – Он протянул мне руку. – Ты идёшь?

Чисто рефлекторно я чуть не схватила его за руку. И оттого, что я не могла этого сделать, не потеряв лицо, я ощутила болезненный укол. Мне опять захотелось плакать.

– М-м-м… до свиданья, – уставившись в пол, сказала я мистеру Уитмену.

Гидеон открыл дверь.

– До завтра, – ответил мистер Уитмен. – И оба не забудьте: хорошо выспаться – значит хорошо подготовиться. – Дверь за нами захлопнулась.

– Так-так, значит, ты сидела одна в тёмном подвале с этой ужасной крысой, – улыбаясь, сказал Гидеон.

Как это понимать? Два дня он бросал на меня холодные взгляды, в последние несколько часов настолько холодные, что они могли заморозить меня до состояния бедных животных во время военной зимы – а теперь вот это? Лёгкая шутка, словно у нас всё как всегда? Может быть, он просто садист и может улыбаться только тогда, когда доведёт меня до отчаяния?

– Ты не собираешься завязать мне глаза? – У меня всё ещё не было настроения реагировать на его дурацкие шутки, пускай зарубит это у себя на носу.

Гидеон пожал плечами.

– Я полагаю, что ты знаешь дорогу. Поэтому обойдёмся без повязки. Пошли. – Снова дружелюбная улыбка.

Впервые я видела подвальные переходы в наше время. Они были тщательно отремонтированы и вычищены. Светильники, вмонтированные в стены, некоторые даже с датчиками, идеально освещали путь.

– Не особенно впечатляет, да? – заметил Гидеон. – Все переходы, ведущие наружу, защищены специальными дверями и сигнализацией, здесь в наше время надёжно, как в банковском сейфе. Но всё это появилось только в семидесятые, до этого отсюда можно было пройти под землёй через половину Лондона.

– Мне это неинтересно, – мрачно буркнула я.

– А о чём ты хочешь поговорить?

– Ни о чём. – Как мог он делать вид, что ничего не случилось? Его дурацкая улыбка и лёгкая болтовня разозлили меня по-настоящему. Я пошла быстрее, и хотя при этом я крепко сжимала рот, из меня неудержимо вылетали слова. – Я не могу так, Гидеон! Я не справляюсь с тем, что ты меня попеременно то целуешь, то ненавидишь!

Гидеон какое-то время молчал.

– Я тоже бы лучше всё время тебя целовал, а не ненавидел, – наконец сказал он. – Но с тобой это как-то затруднительно.

– Я тебе ничего не сделала, – возразила я.

Он остановился.

– Да ладно, Гвендолин! Ты же не думаешь всерьёз, что я поверил в эту историю с твоим дедом? Что он якобы совершенно случайно появился в помещении, куда ты элапсировала? Так же случайно, как Люси и Пол появились у леди Тилни! Или те люди в Гайд-парке…

– Да, конечно, я их лично пригласила туда, поскольку всю жизнь мечтала проткнуть кого-нибудь шпагой! Не говоря уже о том, что мне страшно захотелось увидеть человека, которому снесло пол-лица! – фыркнула я.

– Что и почему ты сделаешь в будущем…

– Ах, заткнись! – сердито воскликнула я. – Я сыта всем этим по горло! С понедельника я живу словно кошмарном сне, который всё никак не кончается! Стоит мне подумать, что я проснулась, как я тут же понимаю, что всё ещё сплю. В моей голове крутится миллион вопросов, на которые никто не хочет отвечать, и все ждут, что я буду очень стараться для дела, которого я вообще не понимаю! – Я снова пошла вперёд, я почти бежала, но Гидеон без проблем шагал рядом со мной. На лестнице никого не было, никто не спрашивал пароля. Да и зачем, если все проходы защищены как форт Нокс? Я побежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. – Меня никто не спросил, а надо ли мне всё это! Мне приходится иметь дело с придурковатым учителем танцев, моя дорогая кузина показывает мне всё, что она умеет и чему я никогда не научусь, а ты… ты…

Гидеон резко покачал головой.

– А ты можешь поставить себя на моё место? – Теперь уже он вышел из себя. – У меня всё то же самое! Или как бы ты себя повела, если бы ты знала, что рано или поздно я обеспечу тебе удар дубиной по башке? Я не верю, что ты меня при этом будешь считать милым и пушистым, как ты считаешь?

– Я в любом случае так не считаю, – решительно заявила я. – Знаешь что? Я постепенно прихожу к выводу, что я с большой радостью лично заеду тебе дубиной по башке!

– Ну пожалуйста, – сказал Гидеон, снова улыбаясь.

Я сердито засопела. Мы как раз пробегали мимо ателье мадам Россини. Под дверью виднелась полоска света. Наверное, она до сих пор шила нам костюмы.

Гидеон откашлялся.

– Как я уже сказал, мне очень жаль. Мы можем теперь опять нормально разговаривать друг с другом?

Нормально! Очень смешно.

– И – чем ты будешь заниматься сегодня вечером? – спросил он своим самым непринуждённым, дружески-бесхитростным тоном.

– Я, разумеется, буду усердно упражняться в менуэте, а перед сном стану составлять предложения без слов пылесос, тонометр, йога и трансплантация сердца, – колко ответила я. – А ты?

Гидеон посмотрел на часы.

– Я встречусь с Шарлоттой и братом и… ну посмотрим. У нас, в конце концов, субботний вечер.

Да, конечно… Ну и пускай смотрят, пока не надоест, а с меня хватит.

– Спасибо, что проводил, – холодно сказала я. – Отсюда я дойду сама.

– Нам всё равно по пути, – ответил Гидеон. – И ты можешь так не бежать. Мне нельзя перенапрягаться. Указание доктора Уайта.

И хотя я была на него зла, меня на секунду охватили угрызения совести. Я искоса взглянула на него.

– И если за ближайшим углом тебя кто-нибудь хватит по голове, не говори тогда, что я тебя туда завлекла.

Гидеон улыбнулся.

– Ты пока не станешь такого делать.

Я никогда не стану такого делать, пронеслось у меня в голове. И не важно, насколько отвратительно он себя со мной ведёт. Я никогда не допущу, чтобы кто-нибудь причинил ему боль. Кого бы он ни видел, это не могла быть я.

Арку перед входом в дом осветила фотовспышка. Было уже темно, но в Темпле по-прежнему бродили толпы туристов. На парковке стоял знакомый чёрный лимузин. Когда мы к нему приблизились, из лимузина вышел водитель и открыл передо мной дверцу. Гидеон подождал, пока я сяду, а потом нагнулся ко мне.

– Гвендолин?

– Да? – Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица.

– Я бы хотел, чтобы ты мне больше доверяла. – Это прозвучало так искренне и серьёзно, что у меня на секунду перехватило дыхание.

– Я бы тоже хотела, чтобы я это могла, – наконец ответила я. И только когда Гидеон захлопнул дверцу и машина тронулась с места, мне пришло в голову, что лучше было бы ответить «Я бы хотела того же от тебя».

Мадам Россини сияла от восхищения. Она взяла меня за руку и подвела к стенному зеркалу, чтобы я могла как следует рассмотреть плоды её усилий. Сначала я себя не узнала. Прежде всего из-за моих обычно прямых волос, которые превратились в бесчисленные кудри, поднятые в очень высокую причёску – такая была у моей кузины Дженет на её свадьбе. Отдельные пряди свисали пружинками прямо к моим обнажённым плечам. Тёмно-красный оттенок платья делал меня ещё более бледной, чем я была на самом деле, но я выглядела не больной, а сияющей. Потому что мадам Россини аккуратно припудрила мне нос и лоб, а на щёки нанесла немного румян, и хотя я легла вчера довольно поздно, у меня благодаря её искусству макияжа не было никаких теней под глазами.

– Как Белоснежка, – сказала мадам Россини, промакивая лоскутком повлажневшие от умиления глаза. – Красная как кровь, белая как снег, чёрная как смоль. Они станут меня ругать, потому что ты будешь бросаться в глаза, на тебя будут обращать внимание. Покажи ногти – да, tres bien, чистые и короткие. А теперь потряси головой. Нет, сильней, эта причёска должна продержаться весь вечер.

– Такое ощущение, что у меня на голове шляпа, – заметила я.

– Ты к этому привыкнешь, – сказала мадам Россини, поливая мне волосы лаком. К примерно одиннадцати фунтам булавок, скреплявших мою высокую причёску, добавилось ещё несколько десятков декоративных, с такими же розочками, как по вырезу платья. Ах, какая прелесть! – Всё, готово, Лебединая шейка. Мне опять сделать фотографии?

– О, пожалуйста! – Я огляделась в поисках сумки, где лежал мой мобильник. – Лесли убьёт меня, если я не запечатлею этот момент!

– Я бы с удовольствием сфотографировала вас обоих, – сказала мадам Россини, нащёлкав не менее десятка фотографий со всех сторон. – Тебя и невозможного юношу. Чтобы можно было видеть, как совершенно и одновременно деликатно подходят друг другу ваши наряды. Но о Гидеоне заботится Джордано, я больше не хочу пререкаться с ним по поводу узорчатых чулок. С меня достаточно.

– Эти чулки совсем не такие уж ужасные, – заметила я.

– Это потому, что они хоть и выглядят как чулки того времени, но из-за эластана намного удобнее, – объяснила мадам Россини. – Раньше подвязки передавливали людям половину бедра, но твоя служит только для украшения. Разумеется, я не думаю, что кто-нибудь бросит взгляд тебе под юбку, но если и так, то ему не придётся жаловаться, n'est ce pas? – Она захлопала в ладоши. – Bien, я позвоню наверх и скажу, что ты готова.

Пока она разговаривала по телефону, я снова встала перед зеркалом. С самого утра я энергично выбрасывала Гидеона из головы, и мне это в некоторой степени удалось, но вместо этого я стала непрерывно думать о графе Сен Жермене. К страху перед новой встречей с графом примешивалось смутно-радостное предвкушение суареи, которое показалось мне несколько тревожным.

Мама разрешила, чтобы Лесли вчера ночевала у нас, поэтому вечер получился вполне приятным. Мне пошло на пользу обсуждение происшедшего с Лесли и Хемериусом. Может быть, они это говорили только для того, чтобы подбодрить меня, но и Лесли, и Хемериус считали, что у меня нет никаких причин бросаться с моста от неразделённой любви. Они оба утверждали, что у Гидеона при сложившихся обстоятельствах были все основания для такого поведения, и Лесли заявляла, что исходя из принципа равенства полов за мальчишками тоже надо признать право на дурное настроение и что она совершенно точно чувствует, что в глубине души он действительно милый мальчик.

Я покачала головой.

– Ты его совсем не знаешь! Ты так говоришь только потому, что мне бы хотелось это услышать!

– Да, и потому что я хочу, чтобы это было правдой! – ответила Лесли. – Если он в конце концов окажется задницей, то я лично посещу его и врежу ему как следует! Обещаю.

Хемериус появился дома довольно поздно, поскольку он по моей просьбе следил за Шарлоттой, Рафаэлем и Гидеоном.

Нам с Лесли, в отличие от него, было очень интересно послушать про Рафаэля.

– Я считаю, что малыш немножко слишком хорош собой, – пробурчал Хемериус. – И он отлично это знает.

– Поэтому с Шарлоттой он как раз попал по нужному адресу, – удовлетворённо заметила Лесли. – Наша Снежная королева до сих пор умудрялась любому отравить существование.

Мы с ней устроились на широком подоконнике, а Хемериус уселся на стол, аккуратно обложился хвостом и приступил к докладу.

Шарлотта и Рафаэль сначала пошли есть мороженое, потом в кино, а затем встретились с Гидеоном в итальянском ресторане. Мы с Лесли хотели знать всё до мельчайших подробностей, начиная от названия фильма и сорта пиццы и заканчивая каждым произнесённым словам. По рассказу Хемериуса, Шарлотта с Рафаэлем и в самом деле всё время говорили вразнобой. Рафаэль охотно пообщался бы насчёт различия между английскими и французскими девушками и о их сексуальных предпочтениях, а Шарлотта непрерывно возвращалась к теме нобелевских лауреатов по литературе за последние десять лет, что привело к тому, что Рафаэль скучал всё больше и больше и бросал всё больше взглядов на окружающих девушек. В кино же Рафаэль (к большому удивлению Хемериуса) не сделал никакой попытки пообнимать Шарлотту, и даже более того, через десять минут он уже крепко спал. Лесли сказала, что это самое милое, что она слышала за последнее время, и я была полностью с ней согласна. Потом мы, естественно, захотели узнать, говорили ли обо мне Гидеон, Шарлотта и Рафаэль в итальянском ресторане, и Хемериус (довольно неохотно) воспроизвёл следующий возмутительный диалог (который я, так сказать, синхронно перевела для Лесли):

Шарлотта: Джордано очень обеспокоен, что Гвендолин завтра испортит всё, что только можно испортить.

Гидеон: Передай мне, пожалуйста, оливковое масло.

Шарлотта: Для Гвендолин политика и история – это тайна за семью печатями, и она совсем не запоминает имена – они у неё а одно ухо влетают, а из другого вылетают. Это от неё не зависит, просто у её мозга маленькая ёмкость. Он забит именами музыкантов из мужских групп и омерзительно длинных списков исполнителей в китчевых любовных мелодрамах.

Рафаэль: Гвендолин – это твоя кузина с геном перемещения во времени, да? Я вчера видел её в школе. Такая с длинными тёмными волосами и голубыми глазами?

Шарлотта: Да, и с родимым пятном на виске, которое выглядит как банан.

Гидеон: Как маленький полумесяц.

Рафаэль: Как это зовут её подругу? Блондинку с веснушками? Лили?

Шарлотта: Лесли Хэй. Несколько большая ёмкость мозга, чем у Гвендолин, но она хороший пример того, что хозяева очень похожи на своих собак. Её пёс – лохматый метис золотистого ретривера. Его зовут Берти.

Рафаэль: Ах, какая прелесть!

Шарлотта: Ты любишь собак?

Рафаэль: Больше всего – лохматых метисов золотистого ретривера с веснушками.

Шарлотта: Понимаю! Ну что ж, ты можешь попытать счастья. Тебе это будет не особенно трудно. У Лесли за плечами ещё больший шлейф мальчишек, чем у Гвендолин.

Гидеон: В самам деле? И сколько же… хм… друзей было у Гвендолин?

Шарлотта: Ох. О Боже. Хм. Мне всё это как-то неловко. Я не собиралась говорить о ней ничего дурного, она просто довольно неразборчива, особенно когда выпьет. В нашем классе она прошла практически через каждого, и в следующем классе тоже… Н-да, я как-то потеряла обзор. Кличку, которую они ей дали, я лучше повторять не буду.

Рафаэль: Школьная подстилка?

Гидеон: Передай мне, пожалуйста, соль.

Когда Хемериус дошёл до этого места в своём рассказе, я вскочила и хотела уже бежать вниз к Шарлотте, чтобы придушить её, но Лесли удержала меня, заметив, что месть – это блюдо, которое подаётся холодным. Мой аргумент, что мной движет никакая не месть, а неприкрытая жажда убийства, она отмела на корню. И потом, сказала она, если Гидеон и Рафаэль хотя бы на четверть так умны, как красивы, они не поверят ни одному её слову.

– Я считаю, что Лесли действительно немного похожа на золотистого ретривера, – сказал Хемериус, но, заметив мой укоризненный взгляд, торопливо добавил: – Я люблю собак, ты же знаешь! Это такие умные животные.

Да, Лесли и вправду умная. За это время она сумела выудить из книги про зелёного всадника её тайну. Правда, кропотливо рассчитанный результат оказался несколько разочаровывающим. Это был просто очередной цифровой код с двумя буквами и какими-то странными штрихами.

5103041.78N,00849.91o

Около полуночи мы через весь дом прокрались в библиотеку, то есть мы с Лесли крались, а Хемериус летел впереди нас.

Там мы битый час рылись на полках в поисках новых указаний. Пятьдесят первая книга в третьем ряду… Пятьдесят первый ряд, тридцатая книга, страница четыре, восьмое слово – но с какого угла мы ни начинали считать, всё получалось бессмысленно. В конце концов мы стали наугад вытаскивать книги и перетряхивать их, в надежде найти ещё одну записку. Ничего не было. Но Лесли тем не менее с оптимизмом глядела в будущее. Она переписала себе код на бумажку, которую постоянно вытаскивала из кармана и пристально разглядывала. «Это что-то означает», – бормотала она. – «И я выясню, что».

После этого мы наконец отправились спать. Утром будильник безжалостно вытряхнул меня из бессонного сна – и с этого самого момента я почти непрерывно думала о суарее.

– Сейчас за тобой придёт мсье Жорж. – прервала ход моих мыслей мадам Россини. Она протянула мне сумочку, мой ридикюль, и я подумала, а не сунуть ли мне в него овощной нож. Несмотря на совет Лесли, я не решилась приклеить его к бедру пластырем. С моим счастьем я им непременно порежусь, да и как с такими юбками отклеить пластырь от ноги в случае необходимости? Когда мистер Джордж вошёл в комнату, мадам Россини задрапировала мои плечи широкой, щедро вышитой шалью и расцеловала меня в обе щеки.

– Удачи, моя Лебединая шейка, – сказала она.– Верните мне её целой и невредимой, мсье Жорж.

Мистер Джордж принуждённо улыбнулся. Сегодня он выглядел не так округло и уютно, как обычно.

– К сожалению, мадам, это от меня не зависит. Пойдём, моя девочка, тут несколько человек хотят с тобой познакомиться.

Была уже вторая половина дня – переодевание и укладка заняли почти два часа. Мы поднялись на следующий этаж и направились в Драконий зал. Мистер Джордж был необыкновенно молчалив, и я сконцентрировалась на том, чтобы не наступить на подол платья. Я невольно вспомнила наш последний визит в XVIII век и подумала о том, что в этом объёмном одеянии мне было бы трудно убегать от мужчин со шпагами.

– Мистер Джордж, вы мне можете объяснить про Флорентийский альянс? – повинуясь внезапному порыву, спросила я.

Мистер Джордж остановился.

– Флорентийский альянс? Кто тебе о нём рассказал?

– По сути дела никто, – вздохнув, ответила я. – Но время от времени я что-нибудь слышу. Я спрашиваю только потому, что я… боюсь. На нас в Гайд-парке напали типы из этого альянса, верно?

Мистер Джордж серьёзно посмотрел на меня.

– Да, возможно. Даже вероятно. Но ты не должна бояться. Я не думаю, что на вас сегодня нападут. Мы вместе с графом и Ракоци предприняли все мыслимые меры предосторожности.

Я открыла рот, чтобы что-то ответить, но мистер Джордж перебил меня.

– Ну хорошо, а то ты не оставишь меня в покое: на самом деле мы должны исходить из того, что в 1782 году в рядах Стражей был предатель – возможно, тот самый человек, чья информация привела ранее к покушению на графа Сен Жермена в Париже, Дувре, Амстердаме и Германии. – Он потёр себе лысину.– В Анналах не названо имя этого человека. Хотя графу Сен Жермену удалось разрушить Флорентийский альянс, но предатель в рядах Стражей так и не был разоблачён. Ваши визиты в 1782 год должны это исправить.

– Гидеон считает, что Люси и Пол как-то с этим связаны.

– Есть некоторые моменты, подтверждающие подобное предположение. – Мистер Джордж показал на дверь в Драконий зал. – Но у нас уже нет времени обсуждать детали. Не важно – что бы ни случилось, держись Гидеона. Если вы разделитесь, спрячься куда-нибудь, где можно спокойно дождаться обратного прыжка.

Я кивнула. По какой-то причине у меня пересохло во рту.

Мистер Джордж открыл дверь и пропустил меня вперёд. С моей широкой юбкой я прошла впритирку с ним. Зал был полон людей, и все они смотрели на меня. От смущения я густо покраснела. Кроме доктора Уайта, Фалька де Вильерса, мистера Уитмена, мистера Марли, Гидеона и неописуемого Джордано, в комнате находилось ещё пятеро мужчин в тёмных костюмах. Они с серьёзными лицами стояли под драконом. Мне захотелось, чтобы Хемериус был здесь и сказал мне, кто из них министр, а кто нобелевский лауреат, но у Хемериуса было другое задание (не от меня – от Лесли, но об этом потом).

– Господа! Могу я вам представить Гвендолин Шеферд? – Этот скорее риторический вопрос торжественным тоном задал Фальк де Вильерс. – Наш Рубин. Последняя путешественница во времени из Круга Двенадцати.

– Сегодня вечером – Пенелопа Грей, воспитанница четвёртого виконта Баттена, – добавил мистер Джордж, а Джордано пробормотал: «Которая, вероятно, после сегодняшнего дня войдёт в историю как дама без веера».

Я бросила быстрый взгляд на Гидеона, чей тёмно-красный вышитый сюртук и в самом деле чудесно подходил к моему платью. К моему большому облегчению, Гидеон был без парика, иначе я, наверное, разразилась бы от напряжения истерическим смехом. Но в нём не было ничего смешного, он выглядел великолепно. Его каштановые волосы были заплетены в косу, одна прядь небрежно падала на лоб и ловко маскировала рану. Выражение его лица было, как обычно, трудно истолковать.

Я по очереди пожала руки всем незнакомым мужчинам, каждый из них назвал своё имя (которое мне в одно ухо влетело, а из другого вылетело, Шарлотта была ох как права насчёт ёмкости моего мозга), а я бормотала в ответ что-то вроде «Очень приятно» или «Рада познакомиться, сэр». Всё это были действительно серьёзные современники. Только один из них улыбался, остальные смотрели так, как будто им сейчас предстояла ампутация конечностей. Тот, который улыбался, был определённо министр, политики вообще щедрее на улыбку, такая профессия.

Джордано смерил меня взглядом с головы до ног, я ожидала комментариев, но он вместо этого преувеличенно громко вздохнул. И Фальк де Вильерс не улыбался, но он по крайней мере сказал:

– Платье тебе действительно очень идёт, Гвендолин. Настоящая Пенелопа Грей была бы очень счастлива так выглядеть. Мадам Россини проделала великолепную работу.

– Это верно! Я видел портрет настоящей Пенелопы Грей. Неудивительно, что она остаток своих дней провела незамужней в заброшенном уголке Дербишира, – вырвалось у мистера Марли, после чего он немедленно покраснел и смущённо уставился в пол.

Мистер Уитмен процитировал Шекспира – во всяком случае, я сильно подозревала, что это Шекспир, мистер Уитмен был прямо-таки одержим Шекспиром.

– «И вот – любовь! Чем хороша она, когда из рая сделать ад вольна?» Никаких причин так краснеть, Гвендолин!

Я раздосадованно посмотрела на него. Вот глупый Бельчонок! Если даже я и покраснела, то уж, конечно, не из-за него. Не говоря уже о том, что я вообще не поняла цитату – это мог быть как комплимент, так и оскорбление.

Неожиданно я получила поддержку в лице Гидеона.

– «Высокомерный человек переоценивает себя по отношению к своему истинному значению», – дружелюбно сказал он мистеру Уитмену. – Аристотель.

Улыбка мистера Уитмена несколько увяла.

– Мистер Уитмен просто хотел подчеркнуть, как здорово ты выглядишь, Гвендолин, – сказал мне Гидеон, и я покраснела опять.

Гидеон сделал вид, что он этого не заметил. Но когда через пару секунд я вновь взглянула на него, он довольно улыбался. Мистер Уитмен, напротив, едва сдерживался, чтобы не разразиться очередной цитатой из Шекспира.

Доктор Уайт, за ногами которого прятался Роберт, глядевший на меня во все глаза, посмотрел на часы.

– Пора выдвигаться. У священника в четыре часа крестины.

У священника?

– Сегодня вы переместитесь в прошлое не из подвала, а из церкви на Норт Одли стрит, – пояснил мистер Джордж. – Чтобы оказаться поближе к дому лорда Бромптона.

– Тем самым мы уменьшаем опасность нападения на вас по дороге туда и обратно, – сказал один из чужаков и получил за это сердитый взгляд от Фалька де Вильерса.

– Хронограф уже готов, – сказал он, указывая на ларец с серебряными ручками, стоявший на столе. – На улице ожидают два лимузина. Господа…

– Удачи, – сказал тот, кого я считала министром. Джордано ещё раз тяжело вздохнул.

Доктор Уайт с медицинским саквояжем в руке (зачем это?) придержал дверь. Мистер Марли и мистер Уитмен взялись за ручки ларца и вынесли его наружу так торжественно, как будто это был Ковчег Завета.

Гидеон в два шага оказался подле меня и подал мне руку.

– Ну, маленькая Пенелопа, сейчас мы представим тебя высшему лондонскому свету, – сказал он. – Готова?

Нет. Я нисколько не была готова. А Пенелопа – безобразное имя. Но выбора у меня не было. Я по возможности хладнокровно посмотрела на Гидеона.

– Готова, если ты готов.

Клянусь в порядочности и учтивости,

Приличии и сострадании,

Возмущении несправедливостью,

Помощи слабым,

Верности закону,

Сохранению тайны,

Приверженности Золотым правилам

Отныне и до самой смерти.