Синий сапфир

10

Больше всего я боялась новой встречи с графом Сен Жерменом. Когда мы виделись в последний раз, его рука сдавливала мне горло, а в голове звучал его голос, хотя он стоял более чем в четырёх метрах от меня. Я не знаю, какую роль ты играешь, девочка, и насколько ты в действительности важна. Но я не потерплю, чтобы нарушали мои правила.

Весьма вероятно, что я за это время нарушила не одно его правило – хотя меня, конечно, оправдывало то, что я этих правил не знала. Эта мысль вызывала во мне чувство протеста: поскольку никто не позаботился объяснить мне эти правила, то пусть не удивляются, что я их нарушаю.

Но я боялась и всего остального, потому что в глубине души я была уверена, что Джордано и Шарлотта правы – я непременно опозорюсь в роли Пенелопы Грей, и все обязательно заметят, что со мной что-то не так. В какой-то момент у меня полностью вылетело из головы название населённого пункта в Дербишире, откуда она родом. Что-то на Б. Или П. Или Д. Или…

– Ты выучила наизусть список гостей? – Мистер Уитмен, сидевший в лимузине рядом со мной, тоже не способствовал уменьшению моего волнения. С какой стати мне учить наизусть список гостей? Моё качание головой мистер Уитмен сопроводил глубоким вздохом.

– Я тоже не знаю его наизусть, – сказал Гидеон. В лимузине он сидел напротив меня. – Ведь если знаешь заранее, кого встретишь, то это может испортить всё удовольствие.

Мне бы очень хотелось знать, волнуется ли он так же, как я. Потеют ли его ладони, колотится ли сердце как сумасшедшее, как у меня? Или он так часто перемещался в XVIII век, что перестал считать это чем-то особенным?

– Ты прокусишь себе губу до крови, – сказал он.

– Я немного… нервничаю.

– Это заметно. Тебе поможет, если я возьму тебя за руку?

Я энергично покачала головой.

Нет. Это только всё ухудшит, идиот! Не считая того, что я вообще не могу понять твоего поведения! Не говоря уже о наших отношениях в целом! Кроме того, мистер Уитмен смотрит сейчас на нас глазами всезнающего Бельчонка!

Я чуть не застонала. Может быть, мне станет лучше, если я брошу ему в лицо парочку моих отчаянных мыслей? Я подумала об этом, но решила воздержаться.

Наконец мы остановились перед церковью. Когда Гидеон помогал мне выйти из машины (в подобном платье для такого манёвра нужна рука помощи, а лучше две!), я заметила, что сегодня он был без шпаги. Какое легкомыслие!

Прохожие с любопытством оглядывались на нас, поэтому мистер Уитмен придержал перед нами церковную дверь.

– Побыстрее, пожалуйста! – сказал он. – Мы ведь не хотим привлекать внимание.

Не-е-е, ну конечно – ничего привлекающего внимание, только два простых чёрных лимузина среди бела дня на Норт Одли стрит да мужчины в чёрных костюмах, вытаскивающие из багажника Ковчег Завета и заносящие его в церковь. Хотя – издали ларец мог выглядеть как гробик… Я поёжилась.

– Я надеюсь, что ты позаботился хотя бы о пистолете, – шепнула я Гидеону.

– У тебя странное представление об этой суарее, – ответил он нормальным тоном, набрасывая мне на плечи шаль. – Кстати, кто-нибудь проверял содержимое твоей сумочки? Не хватало ещё, чтобы у тебя в самый неподходящий момент зазвонил мобильник.

Эта мысль заставила меня улыбнуться – моим рингтоном сейчас была громко квакающая лягушка.

– Кроме тебя, здесь нет никого, кто мог бы мне позвонить, – сказала я.

– А у меня даже нет твоего номера. Могу я тем не менее заглянуть в сумочку?

– Это называется ридикюль, – ответила я и, пожав плечами, протянула ему сумочку.

– Нюхательная соль, платочек, духи, пудра… образцово, – сказал Гидеон. – Всё, что надо. Пойдём. – Он вернул мне ридикюль, взял меня за руку и повёл через церковные двери, которые мистер Уитмен запер за нами на задвижку. В церкви Гидеон забыл отпустить мою руку, и это было очень хорошо, потому что в последний момент я могла впасть в паническое состояние и сбежать куда глаза глядят.

Фальк де Вильерс и мистер Марли уже возились у алтаря – они осторожно извлекали хронограф из Ковче… из ларца. За ними скептически наблюдал священник в полном церковном облачении. Доктор Уайт мерил храм широкими шагами. Остановившись, он сказал:

– От четвёртой колонны одиннадцать шагов влево, тогда вы не промажете.

– Вряд ли я могу гарантировать, что в 18:30 в церкви действительно никого не будет, – нервно сказал священник. – Органист часто остаётся подольше, и некоторые члены общины охотно заводят со мной разговоры в дверях, я с большим трудом…

– Не беспокойтесь, – сказал Фальк де Вильерс. Хронограф уже стоял прямо на алтаре. Послеполуденное солнце, пробиваясь сквозь мозаику на витражах, делало драгоценные камни необыкновенно большими. – Мы останемся здесь и поможем вам выпроводить после службы ваших овечек… – Он поднял на нас взгляд. – Вы готовы?

Гидеон выпустил наконец мою руку.

– Я иду первым, – сказал он, и вихрь ослепительного белого света поглотил его. Священник застыл на месте с открытым ртом.

– Гвендолин. – Ободряюще улыбаясь, Фальк взял мою руку и вложил один из пальцев в отверстие хронографа. – Увидимся ровно через четыре часа.

– Будем надеяться, – пробормотала я. Игла вонзилась в палец, и комната озарилась алым светом. Я крепко зажмурила глаза.

Когда я их вновь открыла, меня слегка покачивало. Чья-то рука поддержала меня за плечи.

– Всё в порядке, – прошептал мне в ухо голос Гидеона.

Было довольно темно. Только одна свеча освещала алтарь, остальная часть церкви тонула в призрачной тьме. Из тьмы донёсся грубый голос:

– Bienvenue.

Я знала, что нас должны встретить, но тем не менее содрогнулась. От одной из колонн отделилась мужская фигура, и в свете свечи я узнала бледное лицо Ракоци, друга графа. Как и при первой нашей встрече, он напомнил мне вампира, его чёрные глаза безо всякого блеска выглядели в этом полумраке жуткими чёрными дырами.

– Мсье Ракоци, – по-французски сказал Гидеон и вежливо поклонился. – Рад Вас видеть. Мою спутницу Вы уже знаете.

– Разумеется. Мадемуазель Грей, на сегодняшний вечер. Весьма рад. – Ракоци слегка обозначил поклон.

– Э-э-э, tres… – пробормотала я. – Мне тоже очень приятно, – я перешла на английский. Мало ли что можно брякнуть на чужом языке, тем более когда с этим языком на «Вы».

– Мои люди и я будем сопровождать Вас до дома лорда Бромптона, – сказал Ракоци.

Жутковатым образом его людей не было видно, но когда мы вслед за Ракоци шли по нефу к выходу из церкви, из темноты доносилось их дыхание и были слышны их шаги. И на улице я никого из них не увидела, хотя оглядывалась много раз. Было прохладно, моросил лёгкий дождик, и если на улицах уже были фонари, то здесь ни один из них не работал. Было так темно, что я не могла разглядеть даже лица идущего рядом со мной Гидеона, а вокруг чудились ожившие тени, дышащие и звенящие оружием. Я крепко сжала руку Гидеона. Только бы он меня не отпустил!

– Это всё мои люди, – прошептал Ракоци. – Крепкие, испытанные воины из народа куруцев. Мы будем оберегать Вас на обратном пути.

Очень успокаивающе.

До дома лорда Бромптона было недалеко, и чем ближе мы подходили, тем светлее становилось вокруг. Господский дом на Вигмор стрит был ярко освещён и выглядел по-настоящему уютно. Спутники Ракоци остались в тени, а сам он проводил нас до дома, где в большом холле с ведущей наверх помпезной лестницей нас встретил лично лорд Бромптон. Он был такой же толстый, как и в день нашего знакомства, и в свете множества свечей его лицо довольно лоснилось.

Кроме лорда и четырёх лакеев, в холле никого не было. Слуги, выстроившись у одной из дверей, ожидали дальнейших приказаний. Из общества никого не было видно, но откуда-то доносился шум голосов и звучала музыка.

Ракоци откланялся, и я поняла, почему лорд Бромптон встретил нас в качестве хозяина именно здесь. Он заверил нас, что он очень рад нас видеть и что наша первая встреча доставила ему огромное удовольствие, но об этой встрече… э-э-э… э-э-э… в присутствии его супруги лучше не упоминать.

– Только чтобы избежать недоразумений, – пояснил он. При этом он безостановочно подмигивал, словно ему что-то попало в глаз, и как минимум трижды поцеловал мне руку. – Граф уверил меня, что Вы происходите из лучших семей Англии, и я надеюсь, что Вы простите мне мою дерзость во время нашего интересного разговора о XXI столетии и моё абсурдное предположение, что Вы можете быть актёрами. – И он снова принялся усиленно подмигивать.

– В этом была, конечно, и наша вина, – гладко ответил Гидеон. – Граф сделал всё, чтобы натолкнуть Вас на эту мысль. Между нами: он чудаковатый старый господин, не правда ли? Моя сводная сестра и я привыкли к его шуткам, но если знать его не так хорошо, то общение с ним может показаться странным. – Он снял с меня шаль и протянул её лакею. – Ну, как бы то ни было. Мы слышали, что в Вашем салоне великолепное фортепьяно и чудесная акустика. Мы тоже были очень рады получить приглашение леди Бромптон.

На пару секунд взгляд лорда Бромптона потерялся в моём декольте, затем он очнулся и сказал:

– Она тоже будет счастлива познакомиться с Вами. Идёмте, все остальные гости уже собрались. – Он протянул мне руку. – Мисс Грей?

– Милорд. – Я быстро взглянула на Гидеона, и он ободряюще улыбнулся мне. Мы прошли в салон, отделённый от холла большой двустворчатой дверью.

Я всегда считала, что салон – это нечто вроде жилой комнаты, однако помещение, в котором мы оказались, было почти таким же огромным, как бальный зал в нашем доме. В большом камине пылал огонь, перед окном с тяжёлыми гардинами стояли клавикорды. Мой взгляд скользил по изящным столикам с изогнутыми ножками, диванам с пёстрой обивкой и стульям с золотыми подлокотниками. Всё это великолепие освещалось сотнями свечей, которые были повсюду и придавали помещению столь чудесный магический блеск, что я от восхищения потеряла на секунду дар речи (при этом, подстёгиваемая предупреждениями Джордано, я крепко сжимала губы, чтобы мой рот по ошибке не открылся). К сожалению, свечи освещали также и множество чужих лиц, и к моему восхищению примешался страх. Это что, и в самом деле маленькая интимная вечеринка? Как же тогда будет выглядеть бал?

Мне не удалось детально разглядеть представившуюся мне картину, потому что Гидеон неумолимо тянул меня в самую гущу. Множество глаз с любопытством смотрело на нас, а затем к нам подлетела маленькая, пухленькая женщина, оказавшаяся леди Бромптон.

На ней было светло-коричневое бархатное платье, волосы спрятаны под объёмным париком, казавшимся чрезвычайно пожароопасным ввиду огромного количества свечей. Хозяйка суареи приветствовала нас с сердечной улыбкой, улыбка у неё была очень приятная. Я совершенно автоматически присела в реверансе, и Гидеон использовал эту возможность, чтобы оставить меня одну, или, вернее говоря, он позволил лорду Брмптону увлечь себя дальше. Я ещё не успела решить, а не обидеться ли мне по этому поводу, как леди Бромптон уже вовлекла меня в беседу. К счастью, я в нужный момент вспомнила название места, где я – а точнее, Пенелопа Грей – проживала. Ободрённая восторженным киванием леди Бромптон, я заверила её, что хотя там очень мирно и спокойно, но явно не хватает светских развлечений, которые чуть не захлестнули меня в Лондоне.

– Вы наверняка забудете об этом, когда Женевьева Фэйрфакс в очередной раз начнёт исполнять весь свой репертуар. – К нам подошла дама в платье цвета примулы. – Напротив, я почти уверена, что Вас вновь потянет к сельским развлечениям.

– Тссс, – прошептала леди Бромптон, при этом, однако, хихикая. – Это невежливо, Джорджиана! – Она заговорщицки улыбнулась мне, и я вдруг поняла, что она ещё довольно молода. Как это её угораздило связаться с этим старым бурдюком?

– Может, и невежливо, зато верно! – Дама в жёлтом (даже в свете свечей очень неудачный цвет!), понизив голос, рассказала, что её супруг на последней суарее заснул и начал громко храпеть.

– Сегодня этого не случится, – заверила меня леди Бромптон. – Ведь у нас в гостях изумительный, таинственный граф Сен Жермен, который осчастливит нас игрой на скрипке. И Лавиния только и ждёт возможности спеть в дуэте с нашим мистером Мерчантом.

– Но для этого тебе придётся влить в него изрядное количество вина, – сказала дама в жёлтом и широко улыбнулась, показав при этом зубы. Я автоматически улыбнулась в ответ. Ха! Я так и знала! Джордано просто напыщенный болван!

Мои собеседницы оказались значительно более непринуждёнными, чем я полагала.

– Это просто вопрос равновесия, – вздохнула леди Бромптом, и её парик слегка затрясся. – Если вина будет слишком мало, он не будет петь, а если слишком много, то он начнёт распевать неприличные боцманские песни. Вы знакомы с графом Сен Жерменом, моя дорогая?

Я тут же перестала улыбаться и невольно оглянулась.

– Меня представили ему пару дней назад, – сказала я, стараясь не клацать зубами. – Мой сводный брат… знает его. – Мой взгляд упал на Гидеона, стоявшего недалеко от камина и беседовавшего с грациозной молодой дамой в изумительно красивом зелёном платье. Они выглядели так, словно были знакомы много лет. Дама тоже улыбалась во весь рот, показывая зубы. Красивые зубы, кстати, а вовсе не гнилые дырявые пеньки, как расписывал Джордано.

– Граф просто невероятен, не правда ли? Я могу слушать его часами, – заявила дама в жёлтом, оказавшаяся кузиной леди Бромптон. – Больше всего мне нравятся истории из Франции!

– Да, пикантные истории, – уточнила леди Бромптон. – Но они, разумеется, не для невинных ушек дебютантки!

Я обвела взглядом салон в поисках графа и увидела его в углу комнаты беседующим с двумя мужчинами. Издали он казался элегантным и моложавым. Словно почувствовав мой взгляд, он поднял на меня свои тёмные глаза.

Граф был одет так же, как все другие мужчины в салоне – в парике и сюртуке, в дурацких брюках до колен и туфлях с пряжками. Но в отличие от остальных он не выглядел персонажем костюмного фильма, и я внезапно осознала, что действительно нахожусь в прошлом.

Его губы растянулись в улыбке, и я вежливо наклонила голову, но по коже у меня поползли мурашки. Мне стоило больших усилий не схватиться за горло. Я не хотела наводить его на дурные мысли.

– Ваш сводный брат, кстати, действительно прекрасно выглядит, моя дорогая, – сказала леди Бромптон. – А ведь слухи, которые до нас доходили, свидетельствовали об обратном.

Я наконец оторвала взгляд от графа Сен Жермена и опять посмотрела на Гидеона.

– Это верно. Он действительно очень… хорошо выглядит. – Дама в зелёном, казалось, разделяла это мнение. Кокетливо улыбаясь, она поправляла ему шейный платок. За такое поведение Джордано наверняка бы меня прибил. – Кто эта дама, которая его ощупы… э-э-э… с которой он беседует?

– Лавиния Ратленд. Самая красивая вдовушка в Лондоне.

– Но никаких соболезнований, пожалуйста! – заявила Примула. – Её давно уже утешает герцог Ланкаширский, чем крайне недовольна герцогиня, и одновременно она испытывает влечение к молодым амбициозным политикам. Ваш брат интересуется политикой?

– Я думаю, что в данный момент это не играет никакой роли, – заметила леди Бромптон. – У Лавинии такой вид, словно она только что получила подарок и собирается его развернуть. – Она снова оглядела Гидеона с ног до головы. – Ну, по слухам, речь шла о слабой конституции и рыхлой фигуре. Как чудесно, что всё это не соответствует действительности. – Внезапно на её лице отразился испуг. – Ой, а у Вас всё ещё нечего выпить!

Кузина леди Бромптон огляделась и легонько ткнула стоящего поблизости молодого человека.

– Мистер Мерчант? Проявите расторопность и принесите нам пару бокалов специального пунша леди Бромптон. И себе прихватите бокал. Сегодня мы ещё хотим услышать Ваше пение.

– Кстати, это очаровательная мисс Пенелопа Грей, воспитанница виконта Баттена, – сказала леди Бромптон. – Я бы представила Вас друг другу более основательно, но у неё нет состояния, а вы охотник за приданым – поэтому не имеет смысла давать волю моей страсти к сватовству.

Мистер Мерчант, на голову ниже меня, как, кстати, и многие в этом зале, выглядел не слишком оскорблённым. Он галантно поклонился и, нырнув взглядом в моё декольте, заявил:

– Но это не означает, что я останусь слеп к прелестям столь очаровательной юной дамы.

– Я за Вас рада, – неуверенно ответила я, и леди Бромптон с кузиной разразились громким смехом.

– О нет, лорд Бромптон и мисс Фэйрфакс приближаются к фортепиано, – сказал, закатывая глаза, мистер Мерчант. – Я предчувствую худое.

– Быстрее! Наши напитки! – велела леди Бромптон. – Потому что трезвым это вынести нельзя.

Пунш, который я с некоторой осторожностью пригубила, имел чудесный вкус. Очень фруктовый, с оттенком корицы и чего-то ещё. В животе у меня приятно потеплело. В какой-то момент я совершенно расслабилась и начала наслаждаться зрелищем роскошно освещённого зала со множеством прекрасно одетых людей, но тут мистер Мерчант откуда-то снизу цапнул меня за декольте – и я чуть не расплескала пунш.

– Туда соскользнула одна из этих очаровательных маленьких розочек, – заявил он, двусмысленно улыбаясь. Я нерешительно уставилась на него. Джордано не подготовил меня к такой ситуации, и я не знала, что предписывает этикет на случай распускания рук в эпоху рококо. В поисках поддержки я посмотрела на Гидеона, но он был так увлечён беседой с юной вдовушкой, что этого вообще не заметил. Были бы мы в моём столетии, я бы сказала мистеру Мерчанту, чтобы он держал при себе свои грязные ручонки, иначе у него соскользнёт не розочка, а кое-что другое. Но при данных обстоятельствах подобная реакция показалась мне несколько – ну, невежливой. Поэтому я улыбнулась ему и сказала:

– О, большое спасибо, очень мило с Вашей стороны. Я не заметила.

Мистер Мерчант поклонился.

– Всегда к Вашим услугам, мадам.

Просто непостижимо, до чего он был нахальный. Но во времена, когда у женщин не было избирательного права, не стоило удивляться, что и с уважением к ним дело обстояло не очень.

Болтовня и смех постепенно стихали. К фортепьяно подошла мисс Фэйрфакс, тонконосая дама в тёмно-зелёном платье. Она села, поправила юбки и ударила по клавишам. Играла она неплохо. Единственное, что несколько смущало, был её голос. Он был невероятно… высокий. Ещё чуть-чуть, и его можно было бы использовать в качестве собачьего свистка.

– Освежает, не правда ли? – Мистер Мерчант позаботился о том, чтобы мой бокал не пустовал. К моему удивлению (а также облегчению), он цапнул за грудь ещё и леди Бромптон, под тем предлогом, что у неё там волос. Леди Бромптон это, казалось, абсолютно не смутило, она тут же обозвала его сластолюбцем и шлёпнула веером по пальцам (ага! Вот для чего на самом деле нужен веер!), а затем они с кузиной взяли меня с собой на диван, стоявший недалеко от окна. Голубой в цветочки. Они усадили меня между собой.

– Здесь Вы в безопасности от липких пальцев, – заявила леди Бромптон, матерински похлопав меня по колену. – Только Ваши уши под угрозой.

– Пейте! – тихо посоветовала мне кузина. – Вам это понадобится! Мисс Фэйрфакс только начала.

Диван оказался необычайно жёстким, с откинутой назад широкой спинкой, на которую невозможно было опереться, разве что я вместе со всеми своими юбками захочу погрузиться в диванные глубины. Очевидно, диваны в XVIII веке не были рассчитаны на праздное рассиживание.

– Не знаю – я не привыкла к алкоголю, – сказала я неуверенно. Моя единственная встреча с алкоголем произошла два года назад. Это было на пижамной вечеринке у Синтии. Совершенно безобидная вечеринка, без мальчишек, зато с чипсами и «Классным мюзиклом» на DVD. А также с салатницей, полной ванильного мороженого, апельсинового сока и водки…

Коварство водки проявилось в том, что она в мороженом совершенно не чувствовалась, но на всех подействовала по-разному. Синтия после трёх стаканов рванула фрамугу окна и заорала на весь Челси «Зак Эфрон, я тебя люблю!». Лесли в туалете извергала в унитаз содержимое своего желудка, Пегги объяснялась Саре в любви («ты ткая крсивая, выхди за мня змж»), а Сара разрыдалась сама не зная почему. Со мной получилось хуже всего. Я запрыгнула на Синтину кровать и в непрерывном режиме пела песню «Breaking free». Когда в комнату вошёл Синтин отец, я протянула ему щётку для волос в качестве микрофона и заорала: «Лысый, подпевай! Шевели тазом!». Хотя на следующий день я абсолютно не могла этого объяснить.

После этой неловкой истории мы с Лесли решили навсегда обходить алкоголь стороной (и на пару месяцев Синтиного папу тоже) и последовательно придерживались этого принципа. Хотя иногда казалось чертовски странным быть единственными трезвыми людьми среди кучи пьяного народу. Как, например, сейчас.

С противоположной стороны салона я опять почувствовала на себе взгляд графа Сен Жермена, и мой затылок неприятно зачесался.

– Говорят, что он разбирается в искусстве чтения мыслей, – прошептала леди Бромптон, и я решила временно отказаться от запрета на алкоголь. Только на сегодняшний вечер. И только на пару глотков. Чтобы забыть мой страх перед графом Сен Жерменом. И перед всем остальным.

Специальный пунш леди Бромптон подействовал удивительно быстро, и не только на меня. После второго бокала все сочли, что пение не такое уж и ужасное, а после третьего начали отбивать такт ногами. В результате я пришла к выводу, что никогда ещё не присутствовала на более классной вечеринке. И в самом деле – люди тут оказались намного более непринуждёнными, чем я думала. Даже непринуждённее, чем в XIX веке. И освещение было действительно грандиозное. Как это я до сих пор не заметила, что сотни свечей в зале придают каждому лицу золотистый оттенок? Даже графу, который время от времени улыбался мне с другой стороны салона.

Четвёртый бокал заставил окончательно умолкнуть мой бдительный внутренний голос («Будь внимательна! Никому не доверяй!»). Моему ощущению благополучия мешало лишь то, что Гидеон не сводит глаз с дамы в зелёном платье.

– Теперь наши уши достаточно натренированы, – решила в конце концов леди Бромптон и поднялась с дивана. Аплодируя, она прошла к клавикордам.

– Моя дорогая, дорогая мисс Фэйрфакс. Это было вновь совершенно превосходно, – сказала она, расцеловывая мисс Фэйрфакс в обе щеки и оттесняя её к ближайшему стулу. – Но теперь я прошу всех вас поприветствовать мистера Мерчанта и леди Лавинию, нет-нет, никаких возражений, мы знаем, что вы оба тайно репетировали.

Шаловливый рукосуй мистер Мерчант сел за клавикорды и прошёлся по клавишам в бравурном арпеджио, отчего кузина леди Бромптон завизжала, как восторженная фанатка какой-нибудь тинейджерской музыкальной группы. Прекрасная леди Лавиния одарила Гидеона сияющей улыбкой и прошуршала зелёными юбками к клавикордам. Я заметила, что она не такая юная, как сразу показалось. Но пела она классно! Как Анна Нетребко, которую мы два года назад слушали в Лондонской Королевской опере в Ковент-Гардене. Ну да, может, не так классно, как Нетребко, но в любом случае слушать её было приятно. Для тех, конечно, кто любит темпераментные итальянские арии. Я, честно говоря, не очень, но благодаря пуншу я слушала их с восторгом. А в XIX столетии итальянские оперные арии были, похоже, любимыми шлягерами. Люди в салоне казались совершенно расслабленными. Только у бедного свист… э-э-э… мисс Фэйрфакс было кислое лицо.

– Тебя можно украсть на минутку? – Гидеон подошёл сзади к дивану и улыбнулся мне с высоты своего роста. Ну да, теперь, когда зелёная дама занята, он вспомнил и обо мне. – Графу было бы приятно, если бы ты на некоторое время составила ему компанию.

Ох. Верно, придётся. Я набрала в грудь побольше воздуха, взяла свой бокал и решительно опрокинула его в желудок. Когда я поднялась, в голове у меня приятно зашумело. Гидеон забрал у меня пустой бокал и поставил его на один из этих милых столиков с изогнутыми ножками.

– Неужели там алкоголь? – шёпотом спросил он.

– Нет, это просто пунш, – прошептала я в ответ. Упс, какой здесь неровный пол. – Я вообще не пью алкоголь, ты знаешь? Один из моих железных принципов. Можно получать удовольствие и без алкоголя.

Вздёрнув бровь, Гидеон протянул мне руку.

– Рад, что ты хорошо развлекаешься.

– А я как за тебя рада, – ответила я. Уфф, эти полы в XVIII веке все какие-то неустойчивые. Раньше я этого не замечала. – Я хочу сказать, что она, быть может, для тебя несколько старовата, но пускай это тебя не волнует. Как и то, что у неё уже есть этот герцог как-его-там. Нет, в самом деле, классная вечеринка. И люди тут намного симпатичнее, чем я думала. Такие контактные и выразительные. – Я посмотрела на играющего Рукосуя и демо-версию Нетребко. – И… они поют с очевидным удовольствием. Очень мило. Хочется тут же вскочить и присоединиться.

– Только попробуй, – шепнул Гидеон, ведя меня к дивану, на котором сидел граф. Увидев, что мы приближаемся, граф поднялся с лёгкостью молодого человека и раздвинул губы в улыбке.

Ну хорошо, подумала я и вздёрнула подбородок. Сделаем вид, что я не знаю, что ты, как пишет Гугл, вообще никакой не граф. Сделаем вид, что у тебя действительно есть графство и что ты вовсе не аферист неизвестного происхождения.

Сделаем вид, что в прошлый раз ты не душил меня. Сделаем вид, что я трезвая, как стёклышко.

Я отпустила руку Гидеона, подобрала тяжёлый шёлк платья, расправила юбки и присела в глубоком реверансе, из которого поднялась только тогда, когда граф протянул мне унизанную кольцами руку.

– Моё дорогое дитя, – сказал он, похлопывая меня по руке и насмешливо сверкая своими шоколадными глазами. – Я восхищаюсь твоей элегантностью. После четырёх бокалов специального пунша леди Бромптон некоторые даже не в состоянии выговорить своё имя.

Вот как, он считал. Я виновато потупила глаза. Собственно говоря, бокалов было пять. Но они того стоили! Во всяком случае, я нисколько не тосковала по моим гнетущим страхам. И не оплакивала мои комплексы неполноценности. Нет, мне нравилось моё нетрезвое состояние. Хотя я чуть нетвёрдо стояла на ногах.

– Merci pour le compliment, – пробормотала я.

– Очаровательно, – обронил граф.

– Сожалею, я должен был быть внимательней, – сказал Гидеон.

Граф тихо засмеялся.

– Мой дорогой мальчик, ты был занят в другом месте. И сегодня речь идёт в первую очередь о том, чтобы развлекаться, не так ли? Тем более что лорд Аластер, которому я обязательно хочу представить эту милую юную даму, ещё не появился. Но мне сообщили, что он в пути.

– Один? – спросил Гидеон.

Граф засмеялся.

– Это не имеет значения.

Анна Нетребко для бедных и Рукосуй завершили свою арию оглушительным аккордом, и граф выпустил мою руку, чтобы поаплодировать.

– Разве она не прекрасна? Действительно большой талант, и к тому же такая красавица.

– Да, – тихо ответила я и тоже захлопала в ладоши, стараясь не изображать «лепим, лепим пирожок». – В её голосе есть что-то такое, что заставляет дрожать люстры. – Аплодисменты вывели меня из равновесия, и я слегка пошатнулась.

Гидеон поймал меня.

– Я не понимаю, – сердито сказал он прямо мне в ухо. – Не прошло и двух часов, а ты уже в дупель пьяная! Скажи на милость, что ты себе думала?

– Ты сказал в дупель, я наябедничаю Джордано, – захихикала я. В этой суматохе меня никто, кроме него, не слышал. – И потом, уже поздно ворчать. Я бы сказала, ребёнок уже упал в специальный пунш. – Мою речь прервала икота. – Упс, ззвини. – Я огляделась. – Но другие ещё пьянее, чем я, так что, пожалуйста, не надо праведного гнева не по адресу. У меня всё под контролем. Ты спокойно можешь опять меня отпустить. Я стою крепко, как скала.

– Я тебя предупреждаю, – прошептал Гидеон, но затем действительно отпустил меня.

На всякий случай я поставила ноги шире. Под юбками этого не видно.

Граф добродушно смотрел на нас, и на лице его отражалась исключительно отцовская гордость. Я украдкой посмотрела на него и получила в ответ улыбку, от которой у меня потеплело на сердце. И почему я его так боялась? С большим трудом я вспомнила о рассказе Люкаса: этот человек перерезал горло собственному предку…

Леди Бромптон вновь поспешила к клавикордам и поблагодарила леди Лавинию и мистера Мерчанта за выступление. Затем – прежде чем мисс Фэйрфакс успела подняться со стула – она попросила всех громко поаплодировать сегодняшнему почётному гостю, путешественнику, окружённому тайнами, прославленному графу Сен Жермену.

– Он обещал сыграть сегодня на своей скрипке, – сказала она, и лорд Бромптон поспешил (насколько ему позволяло толстое брюхо) принести футляр с инструментом. Заправленная пуншем публика восхищённо зашумела. Действительно суперклассная вечеринка!

Улыбаясь, граф извлёк скрипку из футляра и стал её настраивать.

– Мне никогда бы не пришло в голову разочаровывать Вас, леди Бромптон, – сказал он мягким голосом. – Но мои старые пальцы уже не такие ловкие, как в то время, когда мы с небезызвестным Джакомо Казановой играли дуэт при французском дворе… и подагра немного мучает меня в эти дни.

По залу пронёсся вздох разочарования, сопровождаемый повсеместным шёпотом.

– …и поэтому сегодня я бы хотел вручить скрипку моему юному другу, – продолжал граф. Гидеон выглядел немного шокированным. Он покачал головой. Но когда граф поднял бровь и сказал «Пожалуйста!», Гидеон, слегка поклонившись, взял в руки смычок со скрипкой и прошёл к клавикордам.

Граф взял меня за руку.

– А мы вдвоём сядем на диван и будем наслаждаться концертом, да? О, дрожать не надо. Садись, дитя моё. Ты этого не знаешь, но со вчерашнего вечера мы наилучшие друзья, ты и я. Потому что у нас был действительно, действительно задушевный разговор, и мы устранили все разногласия.

Ась?

– Вчера вечером? – повторила я.

– Для меня вчера, – ответил он. – Для тебя эта встреча состоится в будущем. – Он засмеялся. – Ты заметила, мне нравится усложнять!

Я озадаченно уставилась на него. В этот момент Гидеон начал играть, и я забыла обо всём на свете. О Боже! Возможно, дело было в пунше, но ох! Скрипка в руках Гидеона выглядела действительно сексуально. Как он взял её в руку и положил под подбородок! Ему больше ничего не надо было делать, я уже улетела. А потом он поднял смычок и провёл им по струнам… Тень от длинных ресниц легла на щеки, волосы упали на лицо. Когда первые звуки скрипки наполнили зал, я почти задохнулась – такими нежно-медовыми были они. Мне внезапно захотелось плакать. До сих пор скрипка не была моим любимым инструментом, собственно говоря, она мне нравилась только в фильмах для иллюстрации особенных моментов. Но сегодня это было невыразимо прекрасно – и печально-нежная мелодия, и юноша, игравший на скрипке эту мелодию. Все в зале слушали затаив дыхание, Гидеон же играл совершенно отрешённо, как будто здесь никого не было.

Я поняла, что плачу, только когда граф прикоснулся к моему лицу и стёр слезу со щеки. Я испуганно отшатнулась.

Он улыбнулся мне, его глаза тепло блестели.

– Ты не должна этого стыдиться, – тихо сказал он. – Будь это иначе, я был бы разочарован.

Я была до такой степени ошеломлена, что в ответ улыбнулась (В самом деле! Как я могла?! Ведь этот человек душил меня!)

– Что это за мелодия? – спросила я.

Граф пожал плечами.

– Я этого не знаю. Полагаю, что она ещё не сочинена.

Когда Гидеон закончил играть, зал разразился сумасшедшими аплодисментами. Улыбаясь, Гидеон раскланялся и уклонился от игры на бис, но от объятий прекрасной леди Лавинии он уклониться не смог. Она повисла на его руке, и ему пришлось притащить её с собой к нашему дивану.

– Разве он не великолепен? – вскричала леди Лавиния. – Когда я увидела эти руки, я сразу поняла, что они способны на чудо!

– Ну ещё бы, – пробормотала я. Я бы охотно поднялась с дивана, особенно чтобы избежать взглядов свысока леди Лавинии, но мне это не удалось. Алкоголь вывел из строя мои мускулы.

– Великолепный инструмент, маркиз, – сказал Гидеон, протягивая графу скрипку.

– Страдивари. Мастер изготовил её специально для меня, – томно ответил граф. – Я бы очень хотел, чтобы ты получил её, мой мальчик. Сегодняшний вечер – прекрасный момент для торжественной передачи.

Гидеон слегка покраснел. Я предположила, что от радости.

– Я… не могу… – Он посмотрел в тёмные глаза графа, потом опустил взгляд и добавил: – Для меня это большая честь, маркиз.

– Прежде всего это честь для меня, – серьёзно ответил граф.

– Боже мой, – пробормотала я. Какое трогательное единодушие.

– Вы так же музыкальны, как Ваш сводный брат, мисс Грей? – спросила меня леди Лавиния.

Нет, скорее всего, нет. Но по крайней мере так же музыкальна, как ты, подумала я.

– Я просто очень люблю петь, – ответила я.

Гидеон предупреждающе глянул на меня.

– Петь! – вскричала леди Лавиния. – Как я и наша милая мисс Фэйрфакс!

– Нет, – твёрдо ответила я. – Я не смогу взять такие высокие звуки, как мисс Фэйрфакс, – (я же не летучая мышь!) – и у меня не такой большой объём лёгких, как у Вас. Но я люблю петь.

– Мы достаточно сегодня музицировали, – заявил Гидеон.

Леди Лавиния выглядела оскорблённой.

– Разумеется, мы были бы в восторге, если бы Вы ещё раз оказали нам честь, – быстро добавил Гидеон, бросая на меня мрачный взгляд. Поскольку я находилось в таком чудесном опьянении, то мне это было всё равно.

– Ты… играл волшебно, – сказала я. – Я плакала. В самом деле.

Он улыбнулся, как будто я отмочила шутку, и положил Страдивари в футляр.

Лорд Бромптон, пыхтя, подошёл к нам с двумя бокалами пунша и заверил Гидеона, что он абсолютно восхищён его виртуозностью и что для бедного лорда Аластера будет большим разочарованием узнать, что он пропустил этот несомненный триумф вечера.

– То есть Вы думаете, что лорд Аластер сегодня ещё появится? – несколько несдержанно спросил граф.

– Я в этом убеждён, – ответил лорд Бромптон, протягивая мне бокал. Я отпила большой глоток. Ох, классная вещь. Стоит только понюхать, и ты уже готов! Готов схватить щётку для волос, запрыгнуть на кровать и запеть «Breaking free», с Заком Эфроном или без!

– Милорд, Вы обязательно должны уговорить мисс Грей представить нам что-нибудь, – заметила леди Лавиния. – Она так любит петь.

– Что? – спросил Гидеон и покачал головой. – Она не будет петь ни в коем случае – я боюсь, что пунш…

– Мисс Грей, Вы всех нас осчастливите, если споёте, – заявил лорд Бромптон с таким интенсивным подмигиванием, что все его пятнадцать подбородков затряслись. – И если дело в пунше, то тем лучше. Пройдёмте со мной к клавикордам, я Вас объявлю.

Гидеон крепко держал меня за руку.

– Это не очень хорошая идея. Лорд Бромптон, я Вас прошу, моя сводная сестра ещё никогда перед публикой…

– Всё бывает в первый раз, – ответил лорд Бромптон, увлекая меня за собой. – Ведь тут все свои! Не будьте занудой.

– Вот именно. Не будь занудой, – сказала я, стряхивая руку Гидеона. – Нет ли у тебя с собой щётки для волос? Просто я лучше пою со щёткой в руке.

Гидеон выглядел слегка растерянным.

– Ни в коем случае, – сказал он, следуя за нами к клавикордам.

У нас за спиной граф тихонько засмеялся.

– Гвен, – прошипел Гидеон. – Прекрати всю эту чушь.

– Пенелопа, – поправила я, опрокинула в себя оставшийся пунш и отдала ему бокал. – Как ты думаешь – им понравится «Over rainbow»? Или, – я захихикала, – «Алилуйя»!

Гидеон застонал.

– Не надо этого делать! Давай вернёмся на место!

– Нет, это слишком современно, да? Или… – Я мысленно просмотрела весь свой плей-лист, а лорд Бромптон в это время торжественно объявлял меня. Рукосуй мистер Мерчант присоединился к нам.

– Не нужно ли даме компетентное сопровождение на клавикордах?

– Нет, даме нужно… нечто совершенно другое, – сказал Гидеон, без сил опускаясь на табурет у клавикордов. – Пожалуйста, Гвен…

– Пен, если на то пошло, – сказала я. – Я знаю, что я спою. «Don't cry for me, Argentina». Я знаю весь текст, и мюзиклы не зависят от времени, ты не находишь? Но, может, они не знают Аргентину…

– Ты ведь не хочешь опозориться перед всеми этими людьми, верно?

Милая попытка запугать меня, но в этих обстоятельствах безуспешная.

– Слушай, – понизив голос, сказала я. – Ну и что эти люди? Во-первых, они уже двести лет как умерли, а во-вторых, все тут супер расслабленные и пьяные – кроме тебя, конечно.

Гидеон застонал и уронил голову в ладонь, при этом его локоть извлёк из клавикордов несколько звуков.

– Вы… э-э-э… может быть, Вы знаете «Memory»? Из «Кошек»? – спросила я мистера Мерчанта.

– О нет, сожалею, – ответил мистер Мерчант.

– Ничего страшного, значит, я спою а капелла, – уверенно сказала я и повернулась к публике. – Песня называется «Memory», и она рассказывает о… влюблённой кошке. Но на самом деле это подходит и к людям. В широком смысле.

Гидеон снова поднял голову и, не веря, посмотрел на меня.

– Пожалуйста, – ещё раз сказал он.

– Мы просто никому не расскажем, – заговорщицки прошептала я. – Окей? Это останется нашей тайной.

– Мы начинаем. Сейчас для нас споёт великолепная, неповторимая и прекрасная мисс Грей! – вскричал лорд Бромптон. – Первое выступление перед публикой!

Я должна была волноваться, потому что все разговоры умолкли и все глаза уставились на меня – но я не волновалась. Ах, пунш был просто великолепный! Надо обязательно узнать рецепт.

Что это я собиралась спеть?

Гидеон взял несколько аккордов, и я узнала первые такты. «Memory». Да, точно. Я благодарно улыбнулась Гидеону. Как мило с его стороны поддержать меня. Я глубоко вдохнула. В этой песне особенно важен первый звук. Если промазать, то можно уже не продолжать. Надо спеть «Midnight» кристально чисто и в то же время без напора.

Я была счастлива, потому что мой голос звучал как у Барбры Стрейзанд. «Not a sound from the pavement, has the moon lost her memory? She is smiling alone».

Посмотрите-ка – Гидеон играет ещё и на клавикордах! И совсем неплохо! О Боже, если бы я уже не была так сильно влюблена в него, то влюбилась бы прямо сейчас. Ему даже не надо было смотреть на клавиши, он смотрел только на меня. И он был какой-то удивлённый, словно он только что сделал поразительное открытие. Может, то, что у луны есть память?

– «All alone in the moonlight I can dream at the old days», – пела я только для него. В салоне была классная акустика, мне казалось, что я пою с микрофоном. Или дело было в том, что в зале стояла мёртвая тишина. «Let the memory live again». Это было намного лучше, чем в караоке. Это было действительно, действительно здорово. И даже если всё это было сном и в любую секунду мог войти отец Синтии и устроить грандиозный скандал – этот момент того стоил.

Разве можно в такое поверить?

Time ain't nothin but time. It's a verse with no rhyme,

and it all comes down to you.

Bon Jovi