8


У подножья лестницы, положив голову на перила, спал часовой.

– Бедняга Картрелл, – прошептал Люкас, пробираясь мимо храпящего мужчины. – Боюсь, не стать ему адептом, если он и дальше будет так пить… Но тем лучше для нас. Идём скорей!

У меня уже совершенно сбилось дыхание, потому что мы возвращались почти бегом. Кеннет де Вильерс и его сестра держали нас в кафе целую вечность, нам пришлось болтать с ними часами. О деревенской жизни вообще и в Глочестершире в частности (моим вкладом в беседу была парочка анекдотичных историй про мою кузину Мэделайн и овцу по имени Кларисса), о деле Паркера (о котором я поняла только, что мой дед его выиграл), о хорошеньком маленьком наследнике трона Чарльзе (алло?), о всех фильмах с участием Грейс Келли и о её свадьбе с князем Монако. Я периодически кашляла и пыталась завести разговор о губительном воздействии курения на здоровье, но успеха не имела. Когда мы наконец смогли покинуть кафе, было уже так поздно, что у меня не хватило времени даже для посещения туалета, хотя в моём мочевом пузыре плескался, по ощущениям, целый литр чая.

– Ещё три минуты, – пропыхтел Люкас, когда мы бежали по подвальным переходам. – А ведь мне ещё так много надо бы тебе сказать... Если бы не появилась эта моровая язва, этот болван мой шеф…

– Я и не знала, что ты служащий у одного из де Вильерсов, – заметила я. – Ты же, в конце концов, будущий лорд Монтроз, член Палаты лордов...

– Да, – пробурчал Люкас. – Но пока я не вступил в права наследства после отца, мне надо зарабатывать на содержание семьи. Удачно, что подвернулась эта работа… Не важно, слушай: всё, что граф Сен Жермен оставил Стражам – так называемые тайные записи, письма, хроники – вначале прошло его цензуру. Стражи осведомлены лишь о том, о чём им позволил знать граф, и эта дозированная информация рассчитана на то, что поколения после него сделают всё для завершения Круга. Но ни один из Стражей не знает всей тайны.

– Но ты знаешь? – воскликнула я.

– Тссс! Нет. Я её тоже не знаю.

Мы завернули за последний угол, и я рывком открыла дверь алхимической лаборатории. Мои вещи лежали на столе точно так, как я их оставила.

– Но Люси и Пол знают тайну, я в этом убеждён. Когда мы виделись в последний раз, они были близки к тому, чтобы найти документы. – Он поглядел на часы. – Проклятье!

– Дальше! – подгоняла я, хватая сумку и фонарик. В последнюю секунду я сообразила вернуть Люкасу ключ. В животе у меня уже закрутилась знакомая карусель. – И пожалуйста, дедушка, сбрей усы!

– У графа были враги, о которых в хрониках лишь упомянуто, – торопливо продолжал Люкас. – Особенно охотилась за ним одна близкая к церкви тайная организация, которая называла себя «Альянс Ракоци». Этой организации в 1745 году (год основания Ложи здесь, в Лондоне) удалось завладеть документами из наследия графа Сен Жермена… ты считаешь, усы мне не идут?

Комната начала вращаться.

– Я люблю тебя, дедушка! – выдохнула я.

– …завладеть документами, которые среди прочего доказывают, что считать кровь двенадцати путешественников в хронограф – это ещё не всё. Тайна откроется только тогда, когда… – я ещё слышала голос деда, а потом меня сбило с ног.

Через долю секунды я зажмурилась от яркого света. И из-за белой рубашки перед самым моим носом. Десять сантиметров левее, и я бы приземлилась прямо на туфли мистера Джорджа.

Я тихо вскрикнула и попятилась.

– В следующий раз нам надо снабдить тебя мелком, – качая головой, сказал мистер Джордж и забрал у меня фонарик. Он ожидал моего возвращения не один: рядом с ним стоял Фальк де Вильерс, за столом сидел доктор Уайт, а из-за его спины выглядывал маленький мальчик-призрак Роберт. Рядом с дверью к стене прислонился Гидеон – с большим белым пластырем на лбу.

При виде Гидеона у меня перехватило дыхание.

Он стоял в своей обычной позе, со скрещёнными на груди руками, но его лицо было почти такое же белое, как пластырь, а тени под глазами придавали его радужке какой-то неестественный оттенок. Мне ужасно захотелось подбежать к нему, обнять и подуть на рану, как я всегда делала Нику, когда он падал и ушибался.

– Всё в порядке, Гвендолин? – спросил Фальк де Вильерс.

– Да, – ответила я, не отводя глаз от Гидеона. Боже, как мне его не хватало – я поняла это только сейчас. Неужели наш поцелуй на зелёной софе был всего лишь вчера? Хотя – не совсем правильно говорить только про один поцелуй.

Гидеон молча смотрел на меня – неподвижно, почти безучастно, как будто он видел меня впервые. В его взгляде не было и тени вчерашнего.

– Я отведу Гвендолин наверх, чтобы она могла поехать домой, – спокойно сказал мистер Джордж. Положив мне руку на спину, он мягко повёл меня мимо Фалька к двери. Прямо по направлению к Гидеону.

– Ты… у тебя всё в порядке? – спросила я.

Гидеон ничего не ответил, он просто смотрел на меня. В его взгляде было что-то странное – словно он смотрел не на человека, а на какой-то предмет, на что-то незначительное, обыденное, ну как… на стул. Может быть, у него всё-таки сотрясение мозга и поэтому он не помнит, кто я? Мне вдруг стало холодно.

– Гидеону нужен постельный режим, но ему придётся пару часов элапсировать, если мы хотим избежать неконтролируемого перемещения, – резко сказал доктор Уайт. – Это легкомыслие – опять отправлять его одного…

– Два часа в мирном подвале в 1953 году, Джейк, – перебил его Фальк. – На софе. Он как-нибудь это переживёт.

– Да, в самом деле, – сказал Гидеон, и его взгляд стал, если это вообще было возможно, ещё более мрачным. Мне вдруг захотелось реветь.

Мистер Джордж открыл дверь.

– Идём, Гвендолин.

– Один момент, мистер Джордж. – Гидеон крепко схватил меня за руку. – Я бы очень хотел знать, в какой год вы посылали сейчас Гвендолин?

– Сейчас? В 1956, июль, – ответил мистер Джордж. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что от неё пахнет сигаретами, – ответил Гидеон, ещё крепче сжимая мою руку, так что мне даже стало больно. Я чуть не уронила сумку.

Я автоматически понюхала рукав куртки. Действительно, несколько часов в прокуренном кафе однозначно оставили свой след. Как, о Боже, мне это объяснить?

Все взгляды сейчас были направлены на меня, и я сообразила, что мне надо срочно придумать какую-нибудь убедительную отговорку.

– Окей – поймали, – сказала я уставившись в пол. – Я немножко покурила. Но всего три сигареты. Честно.

Мистер Джордж покачал головой.

– Но Гвендолин, я же тебе строго-настрого сказал, ни один предмет…

– Мне очень жаль, – перебила я его. – Но в этом тёмном подвале так скучно, и сигарета помогает от страха… – Я постаралась придать лицу смущённое выражение. – Я аккуратно собрала окурки и всё принесла назад, вы не должны волноваться, что кто-нибудь найдёт пачку «Лаки Страйк» и удивится.

Фальк засмеялся.

– Наша принцессочка, оказывается, не такая уж и примерная, – сказал доктор Уайт. Я облегчённо вздохнула. Очевидно, они мне поверили. – Не смотри так шокированно, Томас. Свою первую сигарету я выкурил в тринадцать.

– Я тоже. Первую и последнюю. – Фальк де Вильерс снова склонился над хронографом. – Курить действительно не стоит, Гвендолин. Я уверен, что твоя мама была бы шокирована, узнай она об этом.

Даже маленький Роберт смотрел на меня с упрёком.

– Кроме того, это не очень хорошо для красоты, – добавил доктор Уайт. – От никотина плохая кожа и ужасные зубы.

Гидеон не сказал ничего. Он всё ещё крепко держал меня за руку. Я заставила себя как можно более непринуждённо посмотреть ему в глаза и виновато улыбнуться. Он ответил прищуренным взглядом и незаметным качанием головы. Затем он медленно выпустил мою руку. Я сглотнула, потому что у меня в горле стоял ком.

Почему Гидеон так вёл себя? В один момент он был милый и нежный, а в другой – снова холодный и недоступный. Ни один человек не выдержит такого! Я, во всяком случае, точно не выдержу. То, что здесь, внизу, произошло между нами, казалось настоящим. Правильным. А теперь он не нашёл ничего лучшего, как при первой же возможности скомпрометировать меня перед всей командой. Чего он добивается?

– Идём же, – сказал мне мистер Джордж.

– Увидимся послезавтра, Гвендолин, – произнёс Фальк де Вильерс. – В твой большой день.

– Не забудь завязать ей глаза, – сказал доктор Уайт, и я услышала, как Гидеон коротко хохотнул, словно доктор Уайт позволил себе плохую шутку. Затем мы вышли в коридор, и тяжёлая дверь захлопнулась за нами.

– Похоже, что он не любит курильщиков, – пробормотала я. Мне хотелось плакать.

– Позволь, пожалуйста, завязать тебе глаза, – произнёс мистер Джордж, и я тихо стояла, пока он завязывал узел у меня на затылке. Затем он забрал мою сумку и осторожно повёл меня вперёд. – Гвендолин, тебе надо действительно быть осторожней.

– Пара сигарет ещё никого не убивала, мистер Джордж.

– Я не об этом.

– А о чём?

– О твоих чувствах.

– Как? О моих чувствах?

Я услышала, как мистер Джордж вздохнул.

– Моё дорогое дитя, даже слепой может увидеть, что ты… тебе надо быть просто осторожнее в отношении твоих чувств к Гидеону.

– Я… – Я снова замолчала. У мистера Джорджа был, очевидно, более острый глаз, чем я думала.

– Отношения между двумя путешественниками во времени никогда не рождались под счастливой звездой, – сказал он. – Как и отношения между семьями де Вильерсов и Монтрозов. И в такие периоды, как сейчас, необходимо помнить, что никому нельзя доверять. – Мне показалось, что его рука на моей спине дрожит. – К сожалению, нельзя отрицать, что здравый смысл уходит в тень, как только в игру вступает любовь. А здравый смысл – это то, что тебе сейчас особенно необходимо. Осторожно, ступенька.

Мы молча поднялись по лестнице, затем мистер Джордж снял с меня повязку и серьёзно посмотрел на меня.

– Ты всё сумеешь, Гвендолин. Я очень верю в тебя и твои способности.

Его круглое лицо было снова покрыто бисеринками пота. В его светлых глазах я увидела беспокойство и тревогу – как у моей мамы, когда она смотрела на меня. Я почувствовала, что меня окатывает волна расположения к нему.

– Вот ваше кольцо-печатка, – сказала я. – Сколько вам, собственно, лет, мистер Джордж, если не секрет?

– 76 лет, – ответил он, – и это, конечно, не секрет.

Я оторопело уставилась на него. Хотя о его возрасте я никогда не задумывалась, но я бы точно дала ему на десять лет меньше. – Значит, в 1956 году вам было…

– 21 год. В том году я поступил сюда помощником адвоката и стал членом Ложи.

– А вы знаете Вайолет Пэплплэм, мистер Джордж? Это подруга моей двоюродной бабушки.

Мистер Джордж поднял бровь.

– Нет, не думаю. Пойдём, я отведу тебя к автомобилю – я уверен, что мама тебя заждалась.

– Да, наверняка. Мистер Джордж…

Но мистер Джордж уже тронулся с места. Мне ничего не оставалось, как поплестись вслед за ним.

– Завтра днём тебя заберут из дома. Мадам Россини ждёт тебя на примерку, затем Джордано попытается тебе ещё что-нибудь преподать. А потом на элапсирование.

– Кажется, это будет классный день, – вяло ответила я.



– Но это же никакая… не магия! – прошептала я шокированно.

Лесли вздохнула.

– Это, конечно, не фокус-покусы и не колдовские ритуалы – но это магическая способность. Это магия Ворона.

– Это скорее своего рода сплин, – сказала я. – То, из-за чего человека высмеивают – и никто ему не верит.

– Гвенни, если у человека есть сверхчувственное восприятие, то никакой это не сплин. Это дар. Ты видишь призраков и можешь разговаривать с ними.

– И с демонами, – добавил Хемериус.

– В мифологии ворон связывает людей с миром богов. Вороны – посредники между живыми и мёртвыми. – Лесли повернула свою папку так, чтобы я могла в ней читать. Лесли нашла в интернете очень много про ворона. – Согласись, что это замечательно подходит к твоей способности.

– И к цвету волос, – сказал Хемериус. – Чёрные, как вороново крыло.

Я закусила губу.

– Но во всех предсказаниях это подаётся как – ну я не знаю – что-то значительное и могущественное. Словно магия Ворона – своего рода тайное оружие.

– Но, возможно, так оно и есть, – возразила Лесли. – Тебе надо перестать считать, что это сплин, который позволяет тебе видеть призраков.

– И демонов, – снова добавил Хемериус.

– Мне бы очень хотелось получить тексты с предсказаниями, – сказала Лесли. – Меня ужасно интересует, как они точно звучат.

– Шарлотта наверняка может отбарабанить их наизусть, – произнесла я. – Я думаю, что она учила всё это на своих уроках мистерий. Но они вообще постоянно говорят в рифму. Стражи. Даже моя мама. И Гидеон.

Я быстро отвернулась, чтобы Лесли не заметила слёз, выступивших на моих глазах, но уже было поздно.

– Ах, дорогая! Ну не надо опять плакать! – Она протянула мне платок. – Ты действительно преувеличиваешь.

– Нет, нисколько. Ты помнишь, как ты ревела из-за Макса три дня подряд? – всхлипнула я.

– Конечно, помню, – ответила Лесли. – Это было всего лишь полгода назад.

– Теперь я могу себе представить, как ты себя тогда чувствовала. И почему ты хотела умереть.

– Я была такая глупая! Ты всё время сидела со мной и говорила, что Макс не стоит того, чтобы я тратила на него чувства, потому что он повёл себя как задница. И что я должна почистить зубы…

– Да, и при этом бесконечно звучала песня «The winner takes it all».

– Я могу принести, – предложила Лесли. – Если это тебе поможет.

– Нет. Но ты можешь дать мне японский нож для овощей, чтобы я сделала себе харакири. – Я упала на кровать и закрыла глаза.

– Девчонки всегда такие драматичные, – заметил Хемериус. – У парня плохое настроение, он мрачно глядит, потому что его стукнули по голове, а для тебя уже наступил конец света.

– Потому что он меня не любит, – сказала я с отчаянием.

– Ты же не можешь этого знать, – возразила Лесли. – Насчёт Макса я была, к сожалению, уверена, потому что буквально через полчаса после того, как он прекратил наши отношения, он пошёл в кино обниматься с этой Анной. Но в подобном ты Гидеона упрекнуть не можешь. У него просто некоторые… перепады настроения.

– Но почему? Ты бы видела, как он на меня смотрел! С таким отвращением. Как будто я… подвальная мокрица. Я этого просто не вынесу.

– Сначала это был стул. – Лесли покачала головой. – Сейчас, пожалуйста, возьми себя в руки. Мистер Джордж прав: как только в игру вступает любовь, здравый смысл отказывает. При этом мы уже вплотную подошли к тому, чтобы сделать решающий рывок!

Потому что утром, когда Лесли пришла к нам домой и мы с ней уютно устроились на тахте, в дверь моей комнаты постучал мистер Бернард (событие из ряда вон выходящее) и поставил на письменный стол поднос с чаем.

– Небольшое угощение для юных дам, – сказал он учтиво.

Я ошеломлённо уставилась на него – я не помнила, чтобы он хоть раз поднимался на наш этаж.

– Ну, поскольку вы недавно спрашивали, я позволил себе немного оглядеться, – продолжал мистер Бернард, глядя на нас поверх очков своими совиными глазами. – И, как я и думал, я нашёл.

– Что именно? – спросила я.

Мистер Бернард снял с подноса салфетку, и под ней обнаружилась книга.

– «Зелёный всадник», – пояснил он. – Я припоминаю, что вы искали именно её.

Лесли вскочила и схватила книгу в руки.

– Но этот томик я уже посматривала в библиотеке, там ничего особенного нет… – пробормотала она.

Мистер Бернард снисходительно улыбнулся ей.

– Я полагаю, дело в том, что книга, которую вы видели в библиотеке, не была собственностью лорда Монтроза. Зато этот экземпляр, я думаю, может заинтересовать вас. – Слегка поклонившись, он удалился, а мы с Лесли набросились на книгу. Из неё выпал листок, на котором мелким почерком были написаны сотни цифр. У Лесли от волнения покраснели щёки.

– О Боже, это код! – воскликнула она. – Как абсолютно чудесно! Я всегда хотела столкнуться с чем-либо подобным. Сейчас мы должны выяснить, что он означает!

– Да, – сказал Хемериус, свешиваясь с оконного карниза. – Такое я часто слышал. Я думаю, что это одна из этих широко известных последних фраз…

Но Лесли понадобилось меньше пяти минут, чтобы понять, что цифры указывают на буквы в тексте.

– Первая цифра – это страница, вторая – строчка, третья – слово, а четвёртая – буква. Видишь? 14-22-6-3 – это на странице 14. строке 22, шестое слово, а в нём – третья буква. – Она покачала головой. – Какой дешёвый трюк. Встречается в половине детских книг, если я правильно помню. Без разницы, первая буква у нас «е».

Впечатлённый Хемериус закивал головой.

– Слушай свою подругу.

– Не забывай, что речь идёт о жизни и смерти, – заявила Лесли. – Ты же не думаешь, что я готова потерять свою лучшую подругу только из-за того, что она после нескольких объятий больше не в состоянии пользоваться мозгами?

– Золотые слова! – Это был уже Хемериус.

– Главное, чтобы ты прекратила реветь и смогла выяснить, что же такое обнаружили Люси и Пол, – настойчиво продолжала Лесли. – Если сегодня тебя снова пошлют на элапсирование в 1956 год – ты должна просто-напросто попросить об этом мистера Джорджа, – ты будешь настаивать на разговоре с дедом с глазу на глаз! Что за идиотская идея отправиться в кафе! И на сей раз ты запишешь всё, что он скажет, любую мелочь, слышишь? – Она вздохнула. – Ты уверена, что организация называлась «Флорентийский альянс»? Я не смогла ничего про неё найти. Мы обязательно должны бросить взгляд на эти тайные записи, которые граф Сен Жермен оставил Стражам. Если бы Хемериус умел перемещать предметы, то он смог бы найти архив, проникнуть туда сквозь стену и всё прочитать…

– Ну давай, упрекай меня в моей бесполезности, – оскорблённо откликнулся Хемериус. – Мне понадобилось всего семь столетий, чтобы с примириться с тем, что я не в состоянии даже перевернуть страницу книги.

В дверь постучали, и в комнату заглянула Каролина.

– Обед готов! Гвенни, тебя с Шарлоттой заберут через час.

Я застонала.

– Шарлотту тоже?

– Да, так сказала тётя Гленда. Бедную Шарлотту эксплуатируют для достижения безнадёжных целей – или что-то в этом роде.

– Я не голодна, – ответила я.

– Мы сейчас придём, – заявила Лесли, легонько ткнув меня в бок. – Гвенни, ну давай. Себя пожалеть ты сможешь и потом. А сейчас тебе надо поесть!

Я уселась на кровать и высморкалась.

– У меня не хватит сейчас нервов слушать злобные замечания тёти Гленды.

– Да, но тебе понадобятся нервы, чтобы пережить ближайшее время. – Лесли подняла меня с кровати. – Шарлотта и твоя тётя – хороший полигон для тренировки. Если ты переживёшь обед, то с лёгкостью переживёшь и суарею.

– А если нет, то ты всегда сможешь сделать харакири, – добавил Хемериус.



Мадам Россини при встрече прижала меня к своей широкой груди.

– Моя Лебединая шейка! Вот наконец и ты. Мне тебя не хватало!

– Мне вас тоже, – искренне ответила я. Само присутствие мадам Россини с её бьющей через край сердечностью и чудесным французским акцентом («Лебединая щщейка»; если бы Гидеон это слышал!) действовали на меня ободряюще и успокоительно. Она была бальзамом для моего измученного самоуважения.

– Ты придёшь в восторг, когда увидишь, что я тебе сшила. Джордано почти плакал, когда я ему показывала твои платья – так они прекрасны.

– Охотно верю, – ответила я. Джордано плакал наверняка оттого, что он не сможет сам носить эти платья. Сегодня, правда, он был более-менее дружелюбен, не в последнюю очередь потому, что в танцах мне удавалось всё, а благодаря Хемериусу и его суфлированию я знала совершенно точно, какой лорд относился к тори, а какой к вигам (Хемериус просто подсматривал в листочки из-за Шарлоттиного плеча). Мою собственную легенду – Пенелопа Мери Грей, рождённая в 1765 году, – я, также благодаря Хемериусу, смогла отбарабанить без ошибок, включая полные имена моих покойных родителей. Только с веером у меня по-прежнему не получалось, но Шарлотта внесла конструктивное предложение, чтобы я просто-напросто обходилась без него.

В конце занятия Джордано передал мне список слов, которые я не должна ни в коем случае употреблять.

– До завтра выучить и усвоить! – прогнусавил он. – В восемнадцатом столетии нет ни автобусов, ни дикторов, ни пылесосов. Ничто не является суперским, классным или крутым, не существует таких понятий, как расщепление атома, коллагеновый крем или озоновая дыра.

Ах, в самом деле? Пытаясь представить себе, каким это образом мне на суарее XVIII века удастся впасть в искушение произнести фразу со словами диктор, озоновая дыра и коллагеновый крем, я вежливо ответила «Окей», на что Джордано прямо-таки взвился:

– Неееет! Как раз не окей! В XVIII веке не было никакого «Окей», глупое существо!

Мадам Россини зашнуровала мне на спине корсаж. Я снова поразилась, до чего он удобный. В таком наряде сразу выпрямлялась осанка. Подбитый тканью проволочный каркас она закрепила мне на бёдрах (я думаю, XVIII век был чудесным временем для женщин с толстой попой и широким тазом), а затем надела на меня бордовое платье. Мадам Россини застегнула на моей спине длинный ряд крючков и пуговок, а я в это время восхищённо гладила тяжёлый шёлк. Ах, до чего красиво!

Мадам Россини медленно обошла вокруг меня, и на её лице расцвела довольная улыбка.

– Очаровательно. Magnifique.

– Это платье для бала? – спросила я.

– Нет, это вечернее платье для суареи. – Мадам Россини закрепила крошечные, изумительно сделанные шёлковые розы по краю глубокого выреза. Поскольку её рот был полон булавок, говорила она совершенно неотчётливо. – Тебе можно не пудрить волосы, их тёмный цвет выглядит фантастично на красном фоне. Так, как я себе и представляла. – Она лукаво подмигнула мне. – Ты привлечёшь внимание, моя Лебединая шейка, n'est ce pas, – хотя, конечно, смысл не в этом. Но что я могу поделать? – Она воздела руки – с её маленьким ростом и черепашьей шеей это выглядело очень мило, тем более по сравнению с Джордано. – Ведь ты просто маленькая красавица, и нету никакого смысла драпировать тебя в одежды блошиного цвета. Так, Лебединая шейка, готово. Сейчас займёмся бальным платьем.

Бальное платье было бледно-голубого цвета, с кремовой вышивкой и рюшами, и оно сидело на мне так же идеально, как и красное платье. Если это возможно, у него был ещё более откровенный вырез, а юбка колыхалась вокруг меня метровыми волнами. Мадам Россини озабоченно взвесила в руке мою косу.

– Я не знаю, как нам это сделать. В парике тебе будет неудобно, тем более что под ним надо спрятать твою гриву. Но волосы у тебя настолько тёмные, что пудрой мы добьёмся только гадкого серого оттенка. Quelle catastrophe! – Она сморщила лоб. – Ладно. На самом деле ты бы была absolument в тренде, но – какая это была ужасная мода!

Впервые за день я улыбнулась. ‘адкий! Ужясный! Да, как верно! Не только мода, но и Гидеон был ‘адкий и ужясный (и ещё сквьерный!), с этого момента я буду только так думать о нём (и баста!).

Мадам Россини, казалось, не замечала, что она льёт бальзам на мою душу. Она всё ещё возмущалась той эпохой.

– Юные девушки, пудрившие волосы, пока они не делались как у бабушек, – ужасно! Пожалуйста, надень эти туфельки. Не забудь, что тебе придётся танцевать в них. Ещё есть время над ними поработать.

Туфли – вышитые красные к красному платью, бледно-голубые с золотыми пряжками к бальному платью – были удивительно удобные, хотя и выглядели как из музея.

– Это самые красивые туфли, которые я только надевала! – сказала я с воодушевлением.

– Ну ещё бы! – Мадам Россини сияла. – Так, мой ангелочек, готово. Постарайся сегодня пораньше лечь, ведь завтра волнующий день.

Пока я переодевалась в джинсы и любимый тёмно-синий пуловер, мадам Россини надевала платья на безголовые портновские манекены. Затем она поглядела на часы и недовольно нахмурилась.

– Этот невозможный юноша! Он должен был быть здесь ещё четверть часа назад!

Мой пульс немедленно скакнул.

– Гидеон?

Мадам Россини кивнула.

– Он не принимает этого всерьёз, он считает, что совсем не важно, хорошо ли сидят на нём брюки.

«‘адкий, ужясный, сквьерный», – попробовала я свою новую мантру.

В дверь постучали. Это был тихий звук, но он словно развеял все мои благие намерения.

Я вдруг не могла дождаться вновь увидеть Гидеона. И одновременно я ужасно боялась этой встречи. Его мрачных взглядов я больше не вынесу.

– Ах, сказала мадам Россини. – Это он. Входите!

Всё моё тело напряглось, но вошёл не Гидеон, а рыжеволосый мистер Марли. Как всегда, нервный и смущённый, он залепетал:

– Я должен проводить Ру-… э-э-э… мисс на элапсирование.

– Хорошо, – ответила я, – мы только что закончили. – Из-за спины мистера Марли мне ухмылялся Хемериус. На время примерки я его отослала.

– Я только что пролетел сквозь самого настоящего министра, – радостно заявил он. – Это было круто!

– А где этот юноша? – загремела мадам Россини. – Он должен был явиться на примерку!

Мистер Марли кашлянул.

– Я видел Алма… мистера де Вильерса разговаривающим с другим Ру… с мисс Шарлоттой. Он был в сопровождении своего брата.

Tiens! Мне это совершенно не интересно! – гневно произнесла мадам Россини.

А мне нет, пронеслось в моей голове. В мыслях я уже писала смску Лесли, с одним-единственным словом: «Харакири!».

– Если он немедленно не появится, я пожалуюсь на него Великому Магистру, – заявила мадам Россини. – Где мой телефон?

– Извините, – пробормотал мистер Марли. Он смущённо теребил в руках чёрную повязку. – Могу я?..

– Разумеется, – ответила я и позволила завязать себе глаза.

– К сожалению, карьерист говорит правду, – сообщил Хемериус. – Твой драгоценный камешек флиртует на чём свет стоит с твоей кузиной. Равно как и его хорошенький братец. И что только мальчишки находят в рыжеволосых? По-моему, они все собрались в кино. Но я лучше тебе об этом не скажу, иначе ты опять начнёшь реветь.

Я покачала головой.

Хемериус поглядел в потолок.

– Я могу за ними последить, хочешь?

Я усердно закивала.

Во время долгого пути в подвал мистер Марли упорно молчал, а я предавалась мрачным раздумьям. Только когда мы добрались до помещения с хронографом и мистер Марли снял с меня повязку, я спросила его:

– Куда вы меня сегодня отправите?

– Я… мы ждём номера девять, э-э-э… мистера Уитмена, – ответил мистер Марли, глядя в пол. – Я, разумеется, не вправе сам запускать хронограф. Пожалуйста, присядьте.

Едва я уселась на стул, дверь снова распахнулась, и вошёл мистер Уитмен. А вслед за ним Гидеон.

Моё сердце пропустило один удар.

– Привет, Гвендолин, – сказал мистер Уитмен с очаровательной улыбкой бельчонка. – Рад тебя видеть. – Он отодвинул стенной занавес, за которым был скрыт хронограф.

Я едва слышала, что он говорит. Гидеон был всё ещё очень бледный, но он выглядел намного лучше, чем вчера вечером. Широкий белый пластырь исчез, и была видна рана вдоль линии волос, длиной добрых десять сантиметров. Она была скреплена несколькими тонкими полосками пластыря. Я ждала, что он что-нибудь скажет, но он просто смотрел на меня.

Рядом с Гидеоном из стены выпрыгнул Хемериус, и я испуганно втянула ртом воздух.

– Упс. Он уже здесь! – сказал он. – Я хотел тебя предупредить, честно, дорогая. Но я не мог решить, за кем мне бежать. Очевидно, Шарлотта сегодня после обеда будет работать бэбиситтером для его хорошенького братца. Они пойдут в кафе-мороженое. А потом в кино. Кинотеатры – это сеновалы нашего времени, я бы сказал.

– С тобой всё в порядке, Гвендолин? – спросил Гидеон, вздёрнув бровь. – Ты выглядишь взволнованной – может, тебе закурить для успокоения? Какую это ты марку предпочитаешь? «Лаки страйк»?

Я могла только молча смотреть на него.

– Оставь её в покое! – сказал Хемериус. – Ты что, не видишь, что она ума сходит от беспокойства? Причём из-за тебя! Что ты вообще здесь делаешь?

Мистер Уитмен достал хронограф из сейфа и поставил его на стол.

– Сейчас посмотрим, куда мы сегодня…

– Мадам Россини ждёт вас на примерке, сэр, – обратился к Гидеону мистер Марли.

– Чёрт, – сказал Гидеон, на мгновение сбитый с толку. Он посмотрел на часы. – Я совсем забыл. Она очень сердилась?

– Она была крайне недовольна, – ответил мистер Марли. В этот момент дверь снова отворилась, и вошёл мистер Джордж. У него совершенно сбилось дыхание, и на его лысине выступила испарина – как всегда, когда он был напряжён.

– Что тут происходит?

Мистер Утимен нахмурился.

– Томас? Гидеон сказал, что ты всё ещё разговариваешь с Фальком и министром.

– Так оно и было. Пока не позвонила мадам Россини и не сказала, что Гвендолин уже увели на элапсирование, – ответил мистер Джордж. Я впервые видела его в таком гневе.

– Но… Гидеон утверждал, что ты нам поручил… – сказал мистер Уитмен, очевидно сбитый с толку.

– Ничего подобного! Гидеон – что здесь происходит? – Из маленьких глазок мистера Джорджа исчезло всякое добродушие.

Гидеон скрестил руки на груди.

– Я подумал, что, возможно, вы будете рады, если мы возьмём на себя это задание, – гладко произнёс он.

Мистер Джордж промакнул платком лысину.

– Спасибо за заботу, – саркастично сказал он. – Но это было не нужно. Ты немедленно пойдёшь наверх к мадам Россини.

– Я бы с удовольствием сопровождал Гвендолин, – ответил Гидеон. – После вчерашних событий будет, вероятно, лучше, если она переместится не одна.

– Чушь, – возразил мистер Джордж. – Нет никаких причин предполагать, что она окажется в опасности, учитывая, что мы отправим её в не очень далекое прошлое.

– Это верно, – сказал мистер Уитмен.

– Например, в 1956 год? – протянул Гидеон, глядя в глаза мистеру Джорджу. – Я утром немного полистал анналы и хочу сказать, что 1956 год производит действительно очень спокойное впечатление. Чаще всего там встречается фраза «Никаких особых происшествий». Такая фраза – это просто музыка для наших ушей, не так ли?

Моё сердце билось уже где-то в горле. Поведение Гидеона можно было объяснить только тем, что он каким-то образом узнал, чем я действительно там занималась. Но откуда, чёрт возьми, он мог это узнать? Ведь я, в конце концов, всего лишь пахла сигаретами, что, возможно, было несколько подозрительно, но никак не могло ему объяснить, что же на самом деле произошло в 1956 году.

Мистер Джордж ответил на его взгляд не моргнув глазом. Правда, он выглядел немного сбитым с толку.

– Это была не просьба, Гидеон. Мадам Россини ждёт. Марли, вы тоже можете идти.

– Да, сэр, мистер Джордж, сэр, – пробормотал мистер Марли, чуть не отдавая честь.

Когда дверь за ним захлопнулась, мистер Джордж сверкнул глазами на Гидеона – тот не тронулся с места. Мистер Уитмен тоже глядел на него с некоторым удивлением.

– Чего ты ждёшь? – холодно спросил мистер Джордж.

– Почему вы отправили Гвендолин в дневное время? Разве это не противоречит предписаниям? – спросил Гидеон.

– Ох, ох, – сказал Хемериус.

– Гидеон, это тебя не… – начал мистер Уитмен.

– Не играет никакой роли, в какое время мы её отправим, – перебил его мистер Джордж. – Она переместится в запертое подвальное помещение.

– Мне было страшно, – торопливо и, наверное, несколько визгливо сказала я. – Я не хотела сидеть ночью в этом подвале, рядом с катакомбами…

Гидеон коротко взглянул на меня и опять вздёрнул бровь.

– О да, ты же маленькая испуганная девочка, я и забыл. – Он тихо засмеялся. – В 1956 году вы стали членом Ложи, мистер Джордж, не так ли? Какое странное совпадение.

Мистер Джордж нахмурился.

– Я не знаю, что ты хочешь этим сказать, Гидеон, – сказал мистер Уитмен. – Но я бы предложил, чтобы ты сейчас же пошёл к мадам Россини. Мы с мистером Джорджем позаботимся о Гвендолин.

Гидеон снова посмотрел на меня.

– Предложение такое: я быстро схожу на примерку, а потом вы отправите меня следом за Гвендолин, всё равно в какое время. Тогда она не будет ночью бояться.

– Только если тебя, – пробурчал Хемериус.

– Ты давно исчерпал свой сегодняшний лимит, – заметил мой учитель. – Но если Гвендолин боится… – Он бросил на меня сочувственный взгляд.

Я не могла на него обижаться. Наверное, я производила действительно испуганное впечатление. Сердце по-прежнему билось где-то в горле, и я была не в состоянии произнести хоть слово.

– По мне, мы можем так и сделать, – сказал мистер Уитмен, пожав плечами. – Препятствий вроде бы нет, как ты думаешь. Томас?

Мистер Джордж медленно покачал головой – хотя по его виду было понятно, что он бы поступил ровно наоборот.

По лицу Гидеона скользнула довольная улыбка, и он наконец отошёл от двери.

– Итак, увидимся позже, – сказал он торжествующе, и в моих ушах это прозвучало как угроза.

Когда за ним захлопнулась дверь, мистер Уитмен вздохнул.

– Он после этого удара по голове стал какой-то странный, правда, Томас?

– Действительно, – ответил мистер Джордж.

– Нам надо, наверное, ещё раз с ним побеседовать насчёт того, как он разговаривает с вышестоящими, – заметил мистер Уитмен. – Для своего возраста он… Ну да ладно. Он находится под большим давлением, нам надо это помнить. – Он ободряюще посмотрел на меня. – Итак, Гвендолин, ты готова?

– Да, – солгала я.



Ворон, в рубиновых волнах взмахивая крылами,

Слышит пение мёртвых между мирами.

Он не знает сомнений и не ведает мук.

Ширится мощь воплощений - и замыкается круг.


Путь безудержный алмазного льва

Свет затеняет - он виден едва.

Солнца закат сулит поворот –

Ворона смерть откровенье несёт.


Из Тайных записей графа Сен Жермена.


Загрузка...