Сильверсмит

Глава 20

Ариэлла

После третьей утренней тренировки в Товике я ждала Джемму, надеясь, что мы проведем день вместе, но ни ее, ни Финна нигде не было видно. Где они прятались, я не знала, но сомневалась, что оба просто «спали» в одной комнате с остальными.

Гэвин держался рядом, но молчаливый — наверное, чувствовал, что я все еще злилась из-за его внезапной атаки вчера. Утренние занятия выдались неловкими. Я бегала и боролась с Эзрой, не удостоив своего наставника ни словом, ни взглядом.

После обеда я с удовольствием устроилась на потертом кожаном диване в задней комнате трактира, вне поля зрения его дневных завсегдатаев. Книга, что Эзра подарил мне на день рождения, была познавательной, но скучной. Я уже прочла ее дважды и могла наизусть перечислить правителей династии Рексус и годы их правления. Теперь же, в настоящем, с тем, что нас ждало впереди, эти знания казались бесполезными.

А я хотела быть полезной.

В конце концов мое терпение лопнуло. Я попросила еще книг, и Даймонд это устроил — проводил меня и все такого же молчаливого Гэвина в великолепную библиотеку в нескольких кварталах к югу от трактира. В моем старом доме в Уорриче книг было немного, и я перечитала каждую десятки раз, но это высоченное цилиндрическое здание из красного кирпича с перекрестным железным остеклением потолка хранило их тысячи.

Я едва не споткнулась, входя внутрь, настолько была заворожена чугунной винтовой лестницей до самого верха, что не заметила двух деревянных ступеней за порогом. Крутясь на месте, поймала равновесие, и глаза в изумлении зацепились за потолок. Я не знала, что столько книг может существовать в одном месте. Не знала, что столько книг вообще существует на свете.

Каждый сантиметр стен занимали книжные полки, и ни одной пустой. Томы в переплетах черного, красного, синего, зеленого цветов, и никакого иного декора не нужно. Чтобы прочесть все это, потребовались бы годы. Может, жизни. Я задумалась, любит ли читать Элиас. Может, когда я вернусь с Пещер, мы сможем прийти сюда вместе.

Гэвин прошел мимо, не удостоив никого взглядом, снял с полки толстую синюю книгу и сел, заняв почти весь кожаный диван у входа. Вечный верный страж.

Нет, напомнила я себе, чувствуя, как в животе оседает тяжесть. Не вечный.

Я последовала за Даймондом к круглому столу в центре зала, освещенному люстрами из кованого железа с зелеными восковыми свечами.

— Он что, не доверяет тебе настолько, чтобы оставлять меня без присмотра? — пробормотала я, чтобы слышал только Даймонд.

— Доверяет, — спокойно ответил он, отодвигая стул и жестом приглашая меня сесть. — Просто он одержимый, ревнивый ублюдок, когда дело касается тебя. Никогда ничего подобного не видел, но… — он щелкнул языком, подыскивая слова, — впрочем, Ари, ты не в моем вкусе. У меня… иные интересы.

Я нахмурилась, не до конца поняв.

Даймонд тихо рассмеялся над моим выражением лица, махнув рукой.

— В общем, с тобой или без тебя, не думаю, что ты смогла бы его отсюда выгнать.

— Почему это?

На лице Даймонда заиграла искренняя улыбка, и щеки едва коснулись нижней оправы его круглых очков.

— Потому что это его место. Он его построил.

У меня челюсть отвисла. Я уставилась на чугунные конструкции, на доминирующее в зале железо. Ковка, по крайней мере частично, должна быть его работой.

— Вся библиотека? Он построил всю библиотеку?

Даймонд кивнул.

— Кузнец, каменщик, стекольщик, плотник. Смит — мастер на все руки, — он обвел рукой помещение. — Это его дом, здесь, в Товике. Внизу у него жилые комнаты. Конечно, он мой друг и может жить у меня, когда захочет, но предпочитает держаться подальше от «Черного Барсука» — моего «гедонистического срача», как он его любовно называет.

Я нахмурилась.

— Хотя… — Даймонд наклонился вперед, сложив пальцы. — Последние несколько ночей, кажется, он одалживает это место твоим… любвеобильным друзьям.

Челюсть моя снова отвисла, на этот раз почти ударилась бы о стол.

— Джемма и Финн были здесь?

Я повернулась к Гэвину, впервые за день, пожалуй, действительно посмотрев на него. Он сидел, закинув ногу на ногу, одной рукой придерживая книгу, другой опираясь на колено. Читал сосредоточенно, с нахмуренными бровями. Волосы чистые, частично собраны в хвост. Прекрасный и дикий. Неукротимый и умный.

— В этом нет никакого смысла, — пробормотала я, снова обращаясь к Даймонду. — Он их терпеть не может. Моих друзей.

Даймонд пожал плечами.

— А ведь видеть счастливыми своих друзей делает счастливой и тебя, не так ли?

Это правда. В животе закружилось теплое, мягкое чувство от его слов.

— Я не согласен со многими его поступками, — продолжил Даймонд, — и не уверен, способен ли он принимать разумные решения, когда речь заходит о тебе, но…

— Он посвятил себя тому, чтобы защищать меня, — потребность оправдать Гэвина вспыхнула как инстинкт. — Он не раз спасал мне жизнь.

— Я имел в виду ради тебя, а не ради них, — усмехнулся Даймонд. — Не заблуждайся, Ари, он без колебаний бросит нас всех на растерзание волкам, если речь пойдет о тебе. И не подумает дважды, прежде чем умереть за тебя. Но, если ты этого не замечаешь, значит, ослепла: рядом с тобой он теряет рассудок.

Я сглотнула и кивнула.

— Я знаю, что он заботится обо мне и, думаю, Симеон сильно давит на него, чтобы он доставил меня живой и невредимой, но я тоже готова на многое, чтобы защитить его. Он мой друг.

Слово друг все еще звучало неправильно.

Даймонд изучал меня с тем самым знакомым, почти отеческим, строгим взглядом, по которому ничего нельзя было прочитать. Наконец спросил:

— Ты ему это сказала? Что он твой друг?

— Да.

Он склонил голову, не сдержав тихого смешка, и взглянул на меня из-под густых ресниц.

— И как он это воспринял?

— Я… Он не особо обрадовался.

Даймонд рассмеялся, но уже тише, почти заговорщицки.

— Между нами, Ари, — ты хочешь от Смита лишь дружбы?

К щекам прилила кровь.

— Что? Я… нет… Даймонд, у него есть жена, а Элиас Уинтерсон — мой…

— Он сам сказал тебе, что у него есть жена? — голос Даймонда стал резким, как удар ножом. Он подался вперед и скрестил руки на груди. Все веселье исчезло. По тому, как сузились его глаза и чуть наклонилась голова, было ясно: он не одобрял, что Гэвин вообще упомянул об этом.

Я кивнула. К горлу подступила тошнота, руки задрожали, и я почувствовала, как с лица уходит краска.

— Но я… можем мы не говорить об этом?

После тяжелой паузы он мягко ответил:

— Конечно, — Даймонд улыбнулся и сжал мою руку. Если и чувствовал тревогу, то скрывал ее безупречно. — Так зачем ты хотела прийти в библиотеку сегодня, Ариэлла?

Я подняла взгляд вверх, выше, по кругу, на бесконечные ряды книг. В этом разнообразии должно найтись хоть что-то о пророчестве, если оно действительно часть истории Нириды. Что-то о той силе, что я должна была обрести.

— Ты много знаешь о моей силе? — спросила я Даймонда. — Я не хочу ждать, пока Симеон начнет меня учить.

Он неторопливо поднялся из-за стола и направился к полкам первого этажа. Через пару минут вернулся, неся огромный черный том в кожаном переплете с золотым тиснением. Я прочла заголовок:

КНИГА СЕЛЬВАРЕНОВ

— Наши легенды гласят, что боги отдали частички самих себя, чтобы создать этот мир. Если твоя сила происходит от Сельваренов, начни с них, — сказал он, указывая на тяжелую книгу передо мной. — С богов.

Три часа я не поднимала головы от книги — не ела, не вставала, не отвлекалась. Я знала имена наших богов, знала, какие месяцы им соответствуют, но о силах их почти ничего не слышала.

Невелин, Богиня Снега и Льда, могла заморозить все одним касанием.

Аурана, Богиня Гравитации, умела поднимать и двигать предметы, не шевеля и пальцем.

Виридиан, Бог Исцеления и Возрождения, лечил раненых и умирающих, восстанавливал конечности и органы.

Рейнар, Бог Морей, управлял водой — мог придать ей любую форму, волна то или оружие.

Флорис, Богиня Земли, владела ветвями и лианами, словно дополнительными конечностями.

Эста, Богиня Света, зажигала сияние взмахом руки.

Гелиос, Бог Огня, сжигал все, чего касался.

Солтум, Бог Зверей, понимал язык всех существ.

Эффузия, Богиня Разума, могла одним прикосновением управлять эмоциями.

Аутумна, Богиня Охоты, меняла внешность, становясь невидимой для добычи.

Сусерро, Бог Воздуха, направлял ветер, как хотел.

И наконец тот, кто заворожил меня в храме своим успокаивающим мраком, — Никсар, Бог Ночи, сильнейший из всех. Он мог двигать луну и звезды, окунуть весь мир во тьму, затмить прочих богов и лишить их сил. Я вздрогнула. Владеть такой мощью — опьяняюще и страшно.

После страниц, посвященных Никсару, шло еще тринадцать пустых, абсолютно белых.

— Даймонд? — позвала я, обернувшись, чтобы понять, куда он делся.

Гэвин опустил книгу от звука моего голоса. Наши взгляды встретились случайно, но я не могла отвести глаз. В нем горел молчаливый, горячий призыв, от которого сердце ударилось о грудную клетку, как пойманная птица. Я заставила себя отвести взгляд, когда к столу подошел Даймонд.

— Да, Ари? — спросил он, остановившись рядом.

Я указала на конец книги.

— Почему эти страницы пустые?

— Это копия оригинала. Все копии такие, насколько я знаю.

— Ну, а где тогда оригинал?

Даймонд усмехнулся.

— Один только Сельварен знает. Ему, должно быть, не меньше тысячи лет.

Я нахмурилась, глядя на свои руки. На бледной коже с легкой россыпью веснушек не было и следа силы, о которой говорилось в книге. Пальцы выглядели такими же слабыми и беспомощными, как я сама когда-то — в Уорриче.

Раздраженная, я снова и снова пробежала взглядом древние страницы. Книга Сельваренов рассказывала многое о богах и их истории, но ни слова о том, как смертный может владеть их силой.

Голод и жажда, наконец, пересилили упорство, усталость сменила раздражение. Я нарушила затянувшееся молчание и сказала Гэвину, что готова уходить. Он мгновенно почувствовал мое разочарование — это ясно читалось в его взгляде, полном беспокойства, — но я вышла, не дав ему времени на расспросы.

Остаток дня я боролась с желанием приблизиться к нему. Как бы сильно ни хотелось поделиться всем, что крутилось в голове, услышать его мнение, я понимала, что должна учиться справляться со всем сама.

И все же слова Даймонда о том, что Гэвин уступил свой дом Джемме и Финну, чтобы они могли побыть вдвоем после долгой разлуки, не выходили у меня из головы. Это было по-доброму. Действительно по-доброму. И если Даймонд прав, Гэвин сделал это не столько ради них, сколько ради меня.

Он хотел, чтобы их счастье сделало меня счастливой.

И хотя это действительно радовало, где-то глубоко внутри все равно ныло.

Мы пробыли в Товике дольше, чем планировали, и почти все это время я провела либо на тренировках, либо в библиотеке. Я запомнила почти каждую деталь из Книги Сельваренов и выгравировала в памяти карту Нириды, что подарил Финн. Мне было страшно забыть хоть что-то, как когда-то стерлись из памяти мои воспоминания, но, может быть, моя прошлая жизнь не имела значения. Может, разум и тело уже знали: им предстоит стать бесконечным хранилищем новой информации, ведь ничто другое теперь не будет для меня важнее.

Каждый день остальные спрашивали Гэвина, почему мы до сих пор не отправились в Бриннею.

Я знала, почему они так на него давили, почему им не терпелось уйти. Мои друзья просто хотели избавиться от него. Финн и Каз держались нейтрально, но Джемма и Эзра устали от его ядовитых замечаний в адрес Элиаса Уинтерсона, Пещер и прозрачных намеков на то, что ему ненавистна сама мысль о том, что я окажусь в заточении. Да, я стану королевой, но буду обязана быть той, какой Симеон посчитает нужным для народа — покорной правительницей, предсказанной в пророчестве Кристабель.

Потому что если я не стану той, кем нужно, если не исполню свой долг, — люди умрут. Это бремя было тяжелым, но я несла его, и за прошедшую неделю в Товике сделала все, чтобы оно стало хоть немного легче.

Во-первых, я настояла на том, чтобы все тренировки проходили в компании. Иногда к нам присоединялся и Даймонд. Пока Гэвин наблюдал и давал указания, я изо всех сил старалась держать с ним дистанцию.

Я не была холодной или грубой, ведь уже простила его за ту внезапную атаку неделю назад, зная, что она была необходима, чтобы встряхнуть меня. Но теперь я не уделяла ему ни капли больше внимания, чем остальным, и гасила в себе малейшее желание остаться с ним наедине хотя бы на мгновение.

Не раз он просил составить ему компанию по какому-то делу или назначал дополнительное занятие, но каждый раз я отказывалась, и каждый раз отворачивалась, прежде чем успевала заметить, как мой отказ отражается болью в его глазах.

Присутствие Даймонда помогало отвлечься. Когда мы не сидели в библиотеке, он учил меня стрелять из лука. Это было его личное увлечение, но для меня — почти пытка. Я промахивалась снова и снова, и уже хотела сдаться, тупая боль в плече не давала покоя, но, как и во всем, тело постепенно привыкло: мышцы окрепли, боль ушла, и стрелы стали лететь туда, куда я целилась.

Каждое утро начиналось с пробежки с Эзрой. Из всех мужчин он был самым молодым и наименее опытным в бою, хотя прошло уже два года с тех пор, как он прошел Начало с Элиасом. Я задавала много вопросов о своем женихе. Старательно пыталась заинтересоваться. Узнала, что он родился в пятый месяц года — месяц Флорис, — и больше всего на свете любил свою бабушку Офелию.

Но не меня. Не женщину, которую никогда не видел. Пророчество. План.

Поэтому, когда Эзра сказал, что Элиас с нетерпением ждет нашей встречи, я натянуто улыбнулась и позволила себе поверить, что мой кузен действительно в это верит.

Джемма почти каждую ночь проводила с Финном в подвале библиотеки Гэвина на другом конце города. Утром они приходили к завтраку со счастливыми лицами, и каждый день я ощущала ту же легкую, но неприятную зависть в груди. Я прятала ее. Я была за них рада. Но ничего не могла поделать с тем, что… хотела.

Гэвин продолжал ставить передо мной нелепо большие порции еды, и я ела без возражений не только для того, чтобы избегать ссор, но и потому что действительно чувствовала, как становлюсь сильнее. Когда я смотрела на свое обнаженное тело в зеркале перед купанием, ребра уже были не так заметны. Да и при восьми часах тренировок в день я все время чувствовала голод.

Мне удавалось избегать напряжения между нами и отвлекать себя от тоски по его близости до одного пасмурного зимнего дня — за три дня до солнцестояния.

Я сидела, скрестив ноги, на краю низкого утеса, глядя на поле, по которому когда-то мчалась на черной кобыле в свой день рождения. Теперь оно было покрыто тонким слоем снега, переливающимся всеми цветами под лучами зимнего солнца. Будто туманное покрывало, напоминающее, что времена меняются, а мгновения не вечны.

Свобода, полет — вместе с той черной кобылой — тоже не были вечными.

Я услышала знакомые уверенные, быстрые шаги, и они остановились у меня за спиной.

На колени упала монета.

— Монета за твои мысли, Элла?

Я судорожно вдохнула при звуке его голоса. Между нами повисла долгая, тяжелая пауза — болезненная, наполненная всем тем, что не требовало слов.

— Пожалуйста, — добавил он хрипло.

Я подняла на него глаза и кивнула.

Он облегченно, тихо выдохнул и опустился рядом, тяжелые подошвы ботинок заскребли по камню.

Прошло несколько длинных, безмолвных минут. Мы просто сидели, глядя на поле за конюшнями, пока он наконец не произнес:

— Ты избегала меня.

Я сглотнула.

— Да.

Он повернулся ко мне.

— Если это из-за последней тренировки, на следующий день после нападения, то я хочу, чтобы ты знала…

— Не из-за этого. Я знаю, почему ты так поступил.

— Правда? — он скользнул взглядом к моим пальцам, теребившим край плаща.

— Да.

Из леса за спиной донесся протяжный, печальный крик горлицы. Я восприняла его как приказ богов — дыши. Просто дыши. Найди в себе смелость сказать правду.

— Я не понимаю, как тебе это удается — читать меня, знать, о чем я думаю, видеть мои страхи, — я подтянула колени к груди. — Мне не нужно говорить тебе, что я боюсь встречи с Симеоном в Бриннее, ты и так это знаешь. Мне не нужно рассказывать, как тревожно мне из-за Пещер, из-за всех тех людей, что ждут меня там, или как я боюсь быть кем-то, кем не являюсь. Мне не нужно говорить тебе ничего, чтобы ты понял. Ты просто… знаешь.

Вдалеке ветер вспугнул птиц, и они взметнулись над лесом стройным, черным облаком, кружась в едином порыве. Я чувствовала на себе его взгляд — тяжелый, сосредоточенный, но спокойный, будто он удерживал меня на поверхности, не давая утонуть в собственных мыслях.

— Я хочу помочь этим людям, — продолжила я. — Хочу сражаться. Думаю, я становлюсь сильнее… но начинаю понимать, что… — я стиснула зубы, боясь взглянуть на него, зная: если посмотрю, то не смогу сказать ни слова больше. — Понимаю, что мне придется чем-то пожертвовать, и именно поэтому я избегала тебя. Потому что больно знать, что они заставят меня отказаться от тебя. Ведь так? — дыхание сорвалось, слеза скатилась по щеке. — От тебя. От моего наставника, моего… друга.

Избегая его, я оставляла в себе незаживающую пустоту. Когда я злилась, я хотела рассказать ему. Когда боялась, искала утешение в нем. Когда добивалась успеха, жаждала его похвалы. Когда была счастлива, мечтала разделить это счастье с ним. Хотела видеть, как на его лице вспыхивает радость в ответ на мою улыбку. Несмотря на всю его жесткость и ярость, я тянулась к нему. К его глубокому смеху и дерзкой улыбке. К чувству безопасности, к его заботливым, осторожным прикосновениям.

К тому, как он заставлял меня хотеть жить и сражаться.

Я не знала, что такое любовь, но думала, должно быть, она похожа на это.

Всего за несколько недель я нашла в нем родственную душу, как будто наш союз был заключен богами задолго до пророчества ясновидящей королевы. Иногда мне казалось, что он часть меня самой, и ни время, ни расстояние не смогут разорвать упрямую нить, связывающую нас.

Но Гэвин Смит был — и всегда останется — мужчиной, оплакивающим потерянную жену. Тем, кто не признает правил и готов бросить вызов любой власти. А то, что я чувствовала рядом с ним, не могло сосуществовать с Элиасом Уинтерсоном — человеком, за которого я должна выйти, чтобы сохранить армию, победить Молохая и спасти мир.

— Когда я приду в те Пещеры, — прошептала я, подняв на него взгляд, — они заставят меня попрощаться с тобой, правда?

Его горло дернулось, он сглотнул и уставился вперед. Лицо оставалось непроницаемым, но в глазах стояла боль.

— Да.

Я позволила слезам катиться молча. И, словно это был последний шанс прикоснуться к нему, обвила руками его крепкую, теплую руку и прижалась.

Да, я могла сделать это в последний раз. Могла и дальше держать дистанцию, как последние дни, а могла ценить каждую минуту, что у нас оставалась, ведь прощание будет болезненным в любом случае.

— Но у нас есть хотя бы неделя, — я отпустила его и с надеждой посмотрела прямо в глаза. — Нам ведь еще нужно попасть в Бриннею, и я не нашла свою силу. Симеон не сможет отправить меня к Элиасу, пока я не открою то, на что они все рассчитывают. Так ведь? Ты можешь остаться со мной, пока я ее не найду, правда?

Он резко вдохнул, глаза метались между моими глазами и губами.

— Ариэлла, я…

Земля дрогнула под нами, и по телу прошла живая, пульсирующая волна энергии.

Справа вспыхнул огонь, поднялся дым и послышались крики — ужасающая разрушительная вспышка.

Грохот прокатился по Товику. Храм рушился.