Глава 13
Ариэлла
Примерно в половине дневного перехода на запад от Товика мы остановились лагерем у маленькой деревушки. Это была наша последняя остановка перед недельным отдыхом у друга Гэвина, кто бы он или она ни был. А затем еще три дня пути, и мы достигнем Бриннеи, там меня ждал мой настоящий отец.
Я не могла скрыть волнения. Мысль о встрече с четырехсотлетним колдуном действительно пугала.
В голове я пыталась подготовиться, даже если это означало доказать что-то самой себе. Даже если это означало провести день в лесу в одиночестве, защищаясь только руками и ножом, пока остальные посещают деревню. Мне нужно было знать, что я снова смогу быть одна, удостовериться, что не исчезну, не превращусь обратно в пустую оболочку женщины. Удостовериться, что я все еще та женщина, которая мне начинала нравиться.
Мне нужно было попробовать.
Если бы только я могла его убедить.
На следующее утро мы пропустили тренировку. Смит почти не произнес ни слова за весь день, но я заметила, что он все так же прячет черный шнурок с кольцами под рубашкой.
Сегодня он был тише, не напряженный или злой. Хороший знак, сказала я себе, поэтому последовала за ним к небольшой группе красных кленов, чтобы собрать дрова, пока остальные обустраивали лагерь у костра.
— Что ты делаешь? — спросил он, увидев меня.
Резкий невидимый удар от холодности его слов пронзил грудь.
— Я думала, что завтра, пока остальные будут в Товике, я могла бы остаться на день и потренироваться…
— Нет.
— Ты даже не дослушал…
— Мне и не нужно, — он снял чехол с топора и начал точить лезвие. — Ты никуда не пойдешь и нигде не останешься одна.
— Мог бы ты перестать меня перебивать?
Гэвин пожал плечами.
— Я перестану, когда ты перестанешь делать глупые предложения.
Гнев ужалил грудь.
— Ты, знаешь ли, засранец.
Он низко присвистнул и усмехнулся.
— Осторожнее с язычком, Ваше Высочество.
— Ты меня не слушаешь! — рявкнула я, сдерживая злые слезы, жгучие глаза. — Я…
— Хватит! — могучий крик заставил деревья дрожать, а меня содрогнуться. — Это не обсуждается, Ариэлла.
— Гэвин.
Его лицо смягчилось сразу, когда я произнесла его имя, поэтому я шагнула вперед и схватила его толстое предплечье руками. Его глаза зацепились за мои пальцы.
— Мне нужно знать, что я смогу выжить одна, даже если вы все будете неподалеку.
Он вздохнул.
— Обещаю, у тебя будет достаточно возможностей испытать себя, — высвободил руку из хватки и отошел, — но не сейчас. Не в этот момент.
— Ты… — я стиснула зубы и сжала кулаки по бокам, не заботясь о том, что выгляжу и звучу, как капризный ребенок. — Ты говорил мне никогда не позволять кому-либо забирать мой выбор и собираешься забрать его сейчас?
Его глаза сузились. Он изучал меня, будто я была выставлена напоказ, стоя на маленькой поляне, словно созданной только для него. Он прислонил топор к основанию клена и снова приблизился.
Разгоряченное дыхание собиралось в маленькие облачка между нами, выдавая меня. Я отказалась смотреть вверх, не желая давать ему удовлетворение от знания, насколько уязвима под его взглядом. Но я почувствовала, как его губы коснулись моего лба, и колени стали подкашиваться.
— Конечно нет, Ариелла, — я ощутила, как его глубокий гулкий голос проникал в тело, смакуя произнесенное имя, словно он мог ощутить его вкус. — Но если ты добровольно решишь подвергнуть себя опасности, остаться одна в лесу, где каждое живое существо хочет тебя съесть, так или иначе… — его нос коснулся моего виска. — Будут последствия, — я почувствовала трение его бороды о щеку, и воздух вокруг меня стал сгущаться, — к которым ты еще не подготовлена.
Я вздрогнула от удовольствия или страха, возможно, и от того, и от другого. И решила на следующий день не оставаться позади.
К моему раздражению и горечи, крошечная, полуразрушенная деревушка к западу от Товика испытала меня куда сильнее, чем я ожидала.
Фрейберн казался теплым, несмотря на ледяной холод. Тот маленький город жил, дышал, был полон надежды и радости, а здесь все будто задыхалось.
Гэвин не стал настаивать, чтобы я прятала волосы под шапкой, как во Фрейберне. Люди в этой умирающей деревне даже не обратили на нас внимания, словно уже смирились с ужасной судьбой, что выпала на их долю.
Я вздрогнула, вспомнив это чувство.
Немногочисленные дети, что все же попадались нам, не смеялись и не играли, как во Фрейберне. Те, кого я видела, были худыми, с опущенными плечами и потухшими глазами, полными усталости и голода. Из черных, коптящих труб тянулся вязкий, удушливый дым. Дома стояли перекособоченные, готовые рухнуть под тяжестью собственного гниения. Магазины заколочены досками, мужчины и женщины лежали под тонкими, рваными одеялами у стен, а две облезлые, исхудавшие собаки копались в куче мусора между заброшенной таверной и пустой лавкой.
Глаза защипало, когда я увидела девочку на другой стороне улицы. Она свернулась калачиком на истертом одеяле возле обгоревшего здания — наверное, своего старого дома. Глаза ее были закрыты, тело тряслось от холода. На ней было только тонкое пальто, ни шапки, ни перчаток, ни шарфа.
— Нет, — Гэвин обхватил мое предплечье мягкой, но незыблемой хваткой, когда я шагнула в сторону девочки.
Я обернулась, пылая гневом.
— Либо отпусти меня одну, либо иди со мной, — голос дрожал. — Выбирай.
После короткой паузы он разжал пальцы и кивнул. Значит, второй вариант. Остальные наблюдали, как мы пересекаем улицу, а я опускаюсь на колени перед ребенком, не обращая внимания на то, как острые камешки впиваются в кожу сквозь ткань брюк.
Услышав приближение, девочка открыла тусклые карие глаза и с трудом приподнялась — хрупкие кости едва держали ее. Волосы, темно-золотистые, спутанные, грязные.
— Как тебя зовут? — прошептала я, мягко улыбнувшись, чтобы не напугать.
Она широко распахнула глаза и покачала головой.
— Ладно, — я кивнула, сохраняя улыбку. — Все хорошо, можешь не говорить.
Я потянулась снять роскошную шапку, перчатки и шарф зелено-золотого цвета — те, что Гэвин купил мне во Фрейберне, — но он остановил меня, положив руку на плечо.
— Все, что выглядит хоть немного ценным, у нее отнимут, — тихо сказал он. — Сделаешь из нее мишень.
И действительно, оглянувшись, я заметила несколько жадных взглядов, устремленных на мой шарф и шапку.
Плечи опустились, но потом я вспомнила, что в сумке лежала старая зимняя одежда. Немного потертая, с бахромой на концах, но все еще теплая, целая. Она могла бы ей помочь.
Стараясь не спугнуть, я медленно сняла рюкзак и расстегнула пряжку. На самом дне лежали мои старые шапка, перчатки и шарф. С трудом сглотнув, я протянула девочке серо-голубой сверток.
— Возьми, пожалуйста. Надень их, ладно? — голос дрогнул, слезы подступили к горлу. — Очень прошу.
Ее маленькие, бледные пальцы дрожали. Глаза метались между мной и стоящим за спиной Гэвином — эта огромная фигура вызывала в ней страх. Порыв ветра растрепал ее волосы, и она вздрогнула от холода.
— Мы не причиним тебе вреда, — пообещала я. — Возьми, прошу.
Я осторожно положила вещи ей на колени. Она была такая бледная, такая хрупкая… Ей было страшно даже надеяться.
— Ты мерзнешь. Тебе… тебе не нужно, — я запнулась, чувствуя, как боль сжимает горло, — не должно быть так холодно и…
— Кто вы такие? — резкий, прокуренный женский голос справа заставил меня вздрогнуть. — Убирайтесь!
Я вскочила, подняв руки.
— Я просто хотела помочь…
— Убирайтесь! — прохрипела старая женщина с треснутой тростью, поспешно подтаскивая девочку к себе. — Чужакам здесь больше не рады!
— Простите… — выдохнула я, пятясь, пока не наткнулась спиной на надежную стену теплых мышц. Гэвин положил руки мне на плечи и крепко сжал — спокойно, уверенно. Меня окутало чувством защищенности. Я заметила, как девочка прижала к себе мою одежду, и облегчение тихо вспыхнуло внутри.
Гэвин направил меня обратно к остальным. Финн, Каз и Эзра смотрели с грустью и уважением. Джемма крепко меня обняла, поглаживая по спине, потом с нежностью улыбнулась и взяла за руку. Так, рука об руку, мы двинулись дальше по центральной дороге.
Я проглотила рвотную массу, подступившую к горлу, когда заметила кровь на наружных стенах полуразвалившихся домов и пустых лавок. Деревянных развалин было куда больше, чем людей, что еще оставались в этой деревне.
— Инсидионы, — подтвердил мои опасения Финн. — Они здесь побывали.
Чем дальше мы шли, тем сильнее деревня воняла фекалиями и падалью. Я благодарила богов за то, что убитых похоронили — по крайней мере, пока на улице не валялось трупов.
Как будто в насмешку над предупреждением Финна и моими тщетными надеждами, Джемма ахнула и прикрыла рот свободной рукой.
Слева от нас на увядающих деревьях висел человек, перетянутый петлей за шею. Его живот был разрезан, кишки вываливались наружу и гнили. От него тянуло разлагающейся плотью, мухи лакомились телом.
— О, боги, — Эзра отвернулся, вывернул содержимое желудка за кедром, и так и остался, прислонившись к стволу.
Я заставила себя смотреть, хотя желудок лихорадочно сводило.
На земле под телом лежала маленькая дощечка, на которой кровью жертвы были начертаны слова. Я проговаривала про себя буквы незнакомого языка, но узнала имя Молохай. Рюкзак сорвался с плеча и рухнул на землю. Мне нужно было снять с себя хоть какой-то осязаемый груз, чтобы не рухнуть под тяжестью остального.
— Молохай — король, — перевел Финн. — Инсидионы используют древний язык, чтобы насолить сельварену.
— Видимо, пытался сопротивляться гнидам Молохая, — вздохнул Каз. — Оставили как предупреждение для остальных.
Надежда не могла победить логику, даже в самых оптимистичных уголках моего сознания. Безразличие Каза намекало, что сцена, хоть и первая, которую я увидела, вовсе не редкость.
— И это происходило в моем мире? — в уголках глаз проступили слезы, но я отказывалась моргать, чтобы стряхнуть их. — В моем… королевстве, — слова эти — мое королевство — звучали нелепо и одновременно правдиво, — пока я сидела в своей хижине.
— Это не твоя вина, Ари, — Каз сжал мой плечо.
Но впервые у меня появилось настоящее ощущение, что это именно моя вина, и мне под силу это изменить.
— Тебе не обязательно больше на это смотреть, — Гэвин положил руку мне на поясницу, пытаясь увести. — К сожалению, подобного может быть еще много.
— Не притворяйся, будто невежство — это привилегия, которой я все еще обладаю, — ответила я дрожащим голосом.
Он нахмурился, но не заставил меня отойти и не заслонил вид на мерзкую разруху.
— Не старше дня, — заметил Финн, насупившись на труп.
— Это свежее, — согласился Каз.
— Значит, Инсидионы Молохая могут быть где-то рядом, — Гэвин поднял мой рюкзак и перекинул его через плечо рядом со своим. — Надо двигаться.
— Я хочу похоронить его, — заявила я, почувствовав на себе пять изумленных взглядов.
— Его уже нет, Ари, — Каз печально мне улыбнулся. — Смит прав, нам нужно…
— А если бы это был кто-то из ваших? — потребовала я, дрожа от неистовой ярости. Я думала о Марин, но не осмелилась произнести ее имя или вложить в чей-то разум эту картинку. — Разве вы не помолились бы, чтобы чужак был достаточно добр и похоронил их, а не оставил повешенными, униженными, разодранными, как свинью на бойне? Снимите его.
Взгляд Гэвина задержался на мне, полный беспокойства, затем он кивнул Финну и Казу.
— Ройте могилу, — приказал он.
Джемма застонала. Когда Финн и Каз двинули тело, вонь гниения стала еще сильнее.
Я хотела помочь, но они не позволили, поэтому просто стояла и смотрела, давая злости медленно закипать. Мне не казалось, что жажда мести из-за меня самой — из-за моей изоляции, за то что меня несправедливо загнали в эту роль — будет достаточной мотивацией. Печальная правда, но реальная. Но это… это выводило из себя.
Я не позволю себе забыть жертвы, принесенные другими ради лучшего мира. Если этот человек страдал и умер за правое дело — наименьшее, что я могу сделать, это запомнить каждую черту его боли. Принять ее. Забрать. Сделать ее топливом.
Я подошла туда, куда Каз и Финн перенесли тело, задержала дыхание и потянулась к мешку, надетому на его голову.
— Его нельзя хоронить с мешком на лице.
— Ари! — Джемма схватила меня за локоть. — Ари, пожалуйста, не… Ах, черт!
— Я пойду проверю Эзру, — пробормотал Каз, лицо его побледнело, и он отвернулся.
Я затаила дыхание и сняла мешок. Под ним — пустые глазницы, выдолбленные из черепа, кровоточащие, но уже высохшие от тяжести и времени. Джемма и Каз торопливо отошли прочь, их шаги стихли за спиной. Финн тоже отступил, и рядом остался только Гэвин.
— Они разделали его, как животное, — прошептала я, чувствуя, как глаза жжет от слез.
— Для них любой, кто не подчиняется приказам Молохая, даже не человек.
Костяшки его пальцев едва коснулись моего локтя — легкое, но такое нужное прикосновение.
— Ты не отвернешься, как остальные? — я подняла на него взгляд.
— Не позволю тебе смотреть на это в одиночку, — ответил он спокойно, чуть склонив голову. Его взгляд скользнул по трупу, и в нем было странное, пугающее спокойствие. — И, поверь, я видел и похуже.
Меня передернуло от осознания бессмысленности этой смерти. Я не могла уничтожить Молохая сегодня. Моя сила до сих пор не проявилась, и я не имела ни малейшего представления, с чего начать. Против него я была бы беспомощна.
Но ведь должно быть хоть что-то, что я могла сделать. Пусть временно, пусть что-то крохотное, но что-то.
Разве я не королева? Почти необученная — да. Все еще маленькая, слабая и тревожная — да. Но все равно королева. Хотела я этого или нет. А королева имеет право приказывать.
Из этого могло выйти хоть что-то хорошее.
— Я хочу, чтобы этих людей — выживших — отвели в Пещеры, — произнесла я, вливая уверенность в голос и пристально глядя на остальных. — Им нужны еда, кров и уход.
Каз, Джемма и Финн обменялись настороженными взглядами, но продолжили копать могилу, как и было велено.
Ко мне подошел Эзра, покачивая головой.
— Хотел бы я, чтобы мы могли спасти всех… но мы не можем. Мы не можем просто взять и повести сотню человек до Пещер.
— А что бы сделал Элиас? — спросила я. Учитывая, как сильно кузен боготворил моего жениха, упоминание Элиаса могло его склонить.
— Он бы сказал тебе принять разумное решение и не привлекать внимание к этому месту, — ответил Эзра, обведя рукой полуразрушенную деревню. — Если Инсидионы вернутся и увидят, что выжившие ушли, они задумаются, кто это сделал, и могут выйти на наш след.
Я посмотрела на Гэвина, тот лишь покачал головой.
— Он прав. Мы не можем этого сделать.
Плечи мои опустились.
— Но, — добавил Гэвин, чем вызвал недовольное шипение Эзры, — у меня в Товике есть друг с нужными связями. Он сможет передать весть в Пещеры, в Уинтерсон. Это будет не первая их тайная эвакуация.
Я с облегчением выдохнула и крепко сжала его большую, мозолистую ладонь в знак благодарности.
Тепло его ответного прикосновения не покидало моей кожи до конца дня.