Сицилийское королевство

Глава третья. Интервенция

Уже целую неделю Забубенный, вместо того, чтобы сидеть себе в походной мастерской и ремонтировать осадную башню, болтался в седле. Но это его не сильно беспокоило. Даже наоборот, после княжеского совета механик счел за благо отпроситься у Владимира Рюриковича в технические помощники к Субурхану, который еще прошлой осенью вторгся к венграм и пожег их приграничные волости.

Но началась зима, и монгольский военачальник отложил главное наступление до весны, став лагерем на берегу Тисы. А чтобы поддержать ослабевшее после неожиданной битвы на Калке киевское княжество Субурхан временно передал Владимиру тумен своих всадников под началом хана Тобчи, но теперь ждал их обратно. Да еще попросил подкрепления у союзных русичей.

И это подкрепление шло. На помощь Субурхану двигалось двадцать тысяч конного войска черниговского княжества с новым воеводой по имени Дрон Давыдович Бок. А за конными тащился под охраной обоз с какими-то приспособлениями, похожими на осадные машины. Бок велел прикрыть их всякими дерюгами, так что выяснить точный калибр не представлялось возможным. Сам черниговский князь остался с основным войском в Перемышле, ибо дело на западном фронте назревало жаркое.

Вот, чтобы оказаться подальше от этого жаркого дела, Григорий и отпросился к Субурхану, надеясь использовать дружбу с ним для решения технических задач в пределах монгольского лагеря. Лично принимать участие в боевых действиях Забубенный не хотел. Он все-таки механик, не рейнджер какой-нибудь. Великий князь же, не ровен час, мог послать механика и на передовую. От него всякого можно было ожидать.

Григорий понимал, что и Субурхан тоже не миротворец, но того, кто спас ему жизнь, вряд ли будет посылать в атаку. А на роль технического советника в оккупационном корпусе Григорий пока был согласен.

Владимир Рюрикович отпустил. Но наказал, чтобы через месяц, когда дела у Субурхана войдут в колею, Забубенный вернулся в расположение русичей. Правда, где оно будет, это расположение, пока еще было не до конца ясно.

Следом за черниговцами в сторону лагеря Субурхана на захваченной венгерской земле, двигался монгольский тумен под началом Тобчи. А рядом с военачальником степняков на своем новом коне по имени Мэджик, нетвердо сидел в седле мастер походного чародейства и волшебства, знаток осадных башен, Григорий Забубенный. Мастер зевал и глазел по сторонам. Рассеянно наблюдал, как восходит солнце, играя на остриях монгольских копий. Ни Путяты, ни вездесущего Кури на этот раз с ним не было. Они остались при великом князе.

Узнав, как мудрено кличут коня Забубенного, на прошлом ночлеге черниговские ратники пытались расспросить, что означает это странное имя. Особенно доставал Егорша, правая рука Дрона Давыдовича. Но, Григорий, как и положено чародею, отвечал туманно. Мол, имя для коня чародейского нормальное, магическое, вполне подходящее. Ведь все ратники как-то называли своих боевых коней. Только клички Буря, Быстрый или Сокол не походили для такого специального коня. А что означает слово Мэджик, должен знать только сам чародей, и никто больше, иначе враг сможет заколдовать коня, а оно чародею ни к чему. Иногда у коня случались перепады настроения, он то и дело лягался и норовил укусить всех окружающих. Тогда Забубенный рассказывал небылицы о том, будто кто-то снова попытался расспросить его о родословной Мэджика. Вот конь и разволновался. Но, на самом деле, конь был душевный и больше всего на свете любил морковку.

Подарен он был чародею ханом Тобчи. А по национальности был не монгольским конем, а пленной лошадью, отобранной монголами у каких-то других степняков. Скорее всего, у половцев. Поэтому Забубенный мог гордиться своим новым коником, ибо половецкий скакун – это круто. Конь был уже третьим по счету личным средством передвижения Забубенного с момента появления великого механика в этой новой для него жизни. О старой, комфортной жизни в двадцать первом веке, с фаянсовым унитазом и горячей водой из крана, он уже почти не вспоминал. А если о чем и тосковал, то именно по сантехническим прибамбасам. Ибо такая ерунда, как PC, CD и DVD забывается быстро, а вот унитаз и горячая вода круглосуточно – это не забываемо. Здесь же он был лишен подобных радостей. Но постепенно Григорий привык. Человек привыкает ко всему.

За последнее время единственным неприятным воспоминанием было участие в княжеском совете, о котором Забубенный старался поскорее забыть. Но картины судьбоносного совещания сами собой всплывали в памяти. Вот и сейчас, стоило Григорию немного загрустить, сразу же вспомнил совет.

Тесный княжеский терем, в котором хозяин галицко-волынского княжества Мстислав Удачный останавливался редко и ненадолго, сейчас был переполнен. В палатах собрался почти весь цвет родовитых владетелей Руси. В самом центре светлицы стоял, как полагается в таких случаях, стол, уставленный блюдами с жареной дичью, кабанчиком, гусем в яблоках, – очень его любили князья отведать, как собирались вместе, – да всякой снедью помельче. Икорка, рыбка, огурчики. Русичи, как известно, дела решать могут только за столом. На голодный желудок ничего путного не выходит. А потому князья пили вино и думу думали.

Собрались сегодня на совет почти все князья из русских земель. Владимир Рюрикович Киевский во главе стола, по правую руку от него прискакавший только что из Галича Мстислав Удачный, многомудрый князь, да местный властелин. Рядом с ним пристроились два его молодых родственника – зять его Даниил Романович Волынский, двадцати двух лет от роду, и младший брат Даниила князь Василько Романович. «Молодой еще совсем парнишка, – думал, глядя на него, Григорий с легкой завистью к сильным мира сего, – а туда же, князь уже, блин». Следом шел уминавший лосятину за обе щеки воевода Галицкий – Юрий Доморечич, что незадолго до битвы на Калке брал Забубенного в плен, как подозрительную личность.

По левую руку от Владимира восседал новый князь черниговский, Михаил Всеволодович, с ним воевода его Дрон Давыдович Бок, хитрый на рожу мужичонка. Чуть далее киевский воевода Путята, известный вояка. За Путятой сидел и сам скромный механик-чародей Григорий Забубенный, допущенный на совещание на всякий случай – вдруг предложит неожиданное решение вопроса, как уже не раз бывало. За ним монгольский хан Тобчи, как представитель союзников и глава степного экспедиционного корпуса.

Ну, понятное дело, как обычно в государственной думе советы проходят, – выпили, закусили. И Великий князь стал делиться впечатлениями от вчерашнего дня.

– Потолковали мы с этим ляхом. Хлипкий оказался пан – всего два раза и приложили его по ребрам раскаленной железякой. Он рассказал мне, перед смертью, что послал его сюда сам герцог польский Лешко Белый, приказав взять и сжечь Перемышль вместе с жителями в назидание нам. Городок этот, дескать, польский по праву и зовется Пшемыслом, ибо принадлежит Лешко Белому от веку. А Мстислав де, его хитростью и обманом взял.

Мстислав Удачный напрягся, услышав знакомое имя, заскрипел зубами.

– Да не только его и не один Перемышль воевать послали, – продолжал Владимир. – Все слышали, что за весть принес гонец сегодня. Нынче же, пока мы тут осаду держали, ляхи захватили на севере Любачев. Пожгли город, бояр на дыбу вздернули, девиц насильничали и похвалялись, что пришли сюда навечно. Что русские князья здесь больше не хозяева.

Мстислав встал, не в силах сидеть от ярости, громыхнул лавкой. На другом конце стола Забубенный, тихо доедавший кусок лосятины, чуть не подавился от неожиданности.

– Это я в своих землях не хозяин? Немедля же пойду на Любачев. Дорого мне заплатит Лешко за то, что назывался моим другом.

Великий князь помедлил, пока охладится чуток Мстислав, и продолжил свою речь.

– То, что Лешко напал на земли княжества твоего и пожег города, должно быть отмщено, в том сомнения нет. Но… Мы здесь не только для того собрались. Не для мести за княжескую честь Мстислава привел я сюда столько войска, что целый год собирали по всем волостям. Вернуть город у тебя и самого сил хватит.

На этот раз хозяин галицко-волынского княжества кивнул, сел на место, нервным движением вылил в рот кубок вина и отправил вдогон сахарную ягоду. Владимир Рюрикович тоже отпил терпкого вина. И Забубенный, следуя примеру, вслед за князьями опрокинул стаканчик.

– Помнят ли все наш разговор давний про поход в западные земли, который должен покрыть нас вечной славой и принести во множестве добра? Вот затем мы здесь и сидим. И твой друг Лешко, – усмехнулся князь, – только помог нам. Мы на его плечах войдем в королевство польское и пройдем по нему огнем и мечом.

Теперь Владимир Рюрикович встал, поправил пояс своего красного кафтана, прошелся по палатам, тихо ступая мягкими подошвами сапог, усы подкручивая. Остановился у оконца, откуда был виден близкий берег речки Сан. Помолчал немного и продолжил свою речь.

– Дорого обойдется врагам Руси этот поход, ибо все, что мы в нем добудем должно остаться нашим навеки. Все города, земли, по которым пройдут кони нашего войска, достанутся нашим детям. Я хочу, чтоб с этого года на западной границе Руси был мир вечный.

– Но тогда нам придется захватить все земли ляхов, – проговорил Мстислав Удачный, усмирив гнев и предавшись размышлениям. – Большое дело ты задумал, великий княже. Но ляхи-то нынче не только сами по себе. Они с венграми заодно, а венгры, – он усмехнулся в усы, – тоже мои друзья большие, да родственнички.

Слушая речи Мстислава, Забубенный только диву давался, сколько у того родственников среди руководства враждебных государств. Получалось, что перманентная борьба галицко-волынского княжества с поляками и венграми это всего лишь семейный спор за наследство. А население всегда выходило заложниками этих великосветских разборок. «Да, – вспомнилась Забубенному народная пословица, – паны дерутся, у холопов чубы трещат».

Владимир, снова начавший было прохаживаться вдоль стола, остановился напротив монгольского военачальника и обратил свой взор к хану Тобчи, методично поедавшему руками соленые грибочки. Хан впервые попробовал эти грибочки на Руси и остался ими очень доволен. Даже хотел узнать рецепт приготовления и взять немного с собой в Великую Степь.

– Субурхан зимовал в Венгрии и тропинку уже протоптал, – сказал великий князь, глядя на монгола немигающим взором. – У него с венграми свои давние счеты, а теперь еще и наши появились. Он стоит лагерем на берегу Тисы. Ждет от меня подкреплений. И сигнала о начале похода. Я дам ему и то и другое, а взамен он возьмет на себя окончательный расчет с венграми. Так что твоим родственничкам, Мстислав, будет не до нас. А, разбив венгерское королевство, если его не потянет дальше на юг, Субурхан повернет к нам навстречу и соединится с русскими силами в Польше в один кулак.

Тобчи хитро улыбнулся, облизал пальцы и наклонил голову в знак согласия. Князья тоже загомонили одобрительно. План всем понравился.

– Думаю, Субурхан быть доволен твой решение, князь, – выговорил Тобчи довольно чисто по-русски. Общение хана с Забубенным явно пошло монголу на пользу. Он сильно продвинулся по линии борьбы с акцентом.

Одобрительный гул голосов и перестук кубков с вином неожиданно был прерван громким голосом.

– Ты кое-что забыл, великий князь, – вступил в разговор молчавший до той поры Михаил Всеволодович Черниговский, – мне лазутчики сказывают, что брат Лешко Конрад Мазовецкий, которому в лен отданы северные польские волости Куявия и Мазовия, чтобы он усмирил там непокорных пруссов, не сильно преуспел в этом деле. Пруссы бьют его по всем границам.

Михаил Всеволодович отпил вина, чуть помедлив. Все молчали, давая ему высказаться. Забубенный с серьезным видом, подобающим моменту, рассматривал стену княжеского терема. Кто такие пруссы он понятия не имел, но название это где-то слышал. Хотя, мог и ошибиться, пруссы просто очень похожи на руссов. Одной буквой только и отличаются.

– Так вот. Чтобы усмирить пруссов Мазовецкий призвал на свою землю Тевтонский орден. А это уже посерьезнее. Если пойдем гулять дальше в глубину да на север, то, в конце концов, придем на земли, что Мазовецкий отдал под военные поселения ордена. И придется биться уже с германскими рыцарями.

– Да и лях с ними, – не выдержал Мстислав Удачный, – неужто не побьем мы Мазовецкого, если пруссы столько лет его гоняют по болотам! И тевтонцев разобьем, чтоб свое место знали.

Сначала Забубенный попытался представить, как именно Конрад Мазовецкий убегает по болотам от пруссов. Получилось весело. А потом Григорий вспомнил, как Мстислав уже однажды бахвалился на княжеском совете и рвал на себе тельняшку перед битвой на Калке. Призывал идти бить монголов. Обещал порвать их, как Тузик грелку. Финал был известен. Видимо, наступать несколько раз на одни и те же грабли, было национальным спортом русичей издревле. Хотя сейчас ситуация выглядела иначе.

– Может и так, – проговорил князь Черниговский, – да есть еще одна думка. И ляхи, и венгры, и немцы, уж двести лет, как крещены в католическую веру. Все они теперь без оглядки на римского первосвященника жить не могут. И если мы тронем одних, то папа призовет на нашу голову всех остальных. А их, орденов этих рыцарских, не мало нынче по западным землям без дела мается.

– Про латинскую веру это ты верно сказал, – поддержал неожиданно Мстислав черниговского князя, – у меня в земле она уже корни пустила. Папа монахов шлет воду мутить. Бояре в городах крамолу заводят, хотят венгров призвать, да сами перейти в латинство. Но я им этого не позволю. Двоих посадников уж повесил, добро их в казну взял, а с остальными после разберусь.

Другие участники совета молчали, слушали, что князья скажут. Пили, закусывали, как обычно на советах бывает. Воеводы бровями играли – воеводское дело маленькое, иди, воюй, куда скажут. А уж чародейское и того меньше. Колдуй себе, ворожи, да осадные башни ремонтируй. Вот Забубенный и ел себе грибочки на пару с ханом Тобчи и думал о чем-то своем, но разговор о судьбах отечества получался такой интересный, такие горизонты открывал, доселе невидимые, что и механик-чародей стал невольно прислушиваться.

Тут снова настал черед великого князя рассказывать. Но, прежде чем заговорить, он долго молчал. Затем кубок осушил и начал:

– Я ведь не только ради добычи богатой этот поход затеял, други мои. Дело в том, Михаил, что с рыцарями и папой римским ты в самую точку угодил. Ведь тевтонцы на северных землях ляхов неспроста обосновались. Турнули их сарацины из святой земли. Нужно им теперь руки с мечом к чужому добру приложить, это так. Но они ведь, как ты верно рассудил, простые слуги римского папы. Папежники, как народ кличет. И немало среди них всякого сброда, простых душегубов да насильников, что папа велел туда принимать в обход закона.

Князь передохнул, подождал, пока холопы наполнили ему снова кубок. Выпил еще и продолжил:

– А как папа римский к русичам относится и ко всем, кто в веру православную обращен по греческому обряду? Ты забыл, что крестоносцы со святым Константинополем сделали от жадности к золоту? Не пожалели своих же братьев во Христе. А священники латинские за убийство это им заранее отпущение грехов дали. Мол, святое дело. Эх, жаль, не взял я с собой в поход патриарха, он бы тебе складнее рассказал про учености эти.

– Да знаю я, о чем ты, княже, – кивнул князь черниговский, – от рыцарей и папы добра не жди.

– Ну, так вот, раз тевтонцы здесь, то не только для того чтобы язычников пруссов усмирить. Это только начало. Все вы знаете, что по северным границам русских земель творится. Там Литва в силу входит, хозяйничает уже во многих волостях новгородских. Шведы и немцы из ливонского ордена, да король датский крепости строят на землях эстов. И все совместно крестоносцы, исполняя волю папы Гоннория, крестят заблудших язычников огнем и мечом. И это не только одних новгородцев дело. Если не помочь им сейчас сковырнуть всю эту наледь, то скоро и немцы, и ляхи, и литовцы хлынут в глубинные наши земли. А мы станем по одиночке по крепостям запираться, да погибнем все.

Помолчали князья, согласились.

– Ну, тогда нам самим помощники понадобятся, – проговорил в тишине Мстислав.

– Будут помощники, – кивнул Владимир Рюрикович. – Новгородский князь Ярослав Всеволодович готов выступить со своим войском против шведов, немцев и датчан, а заодно Литву потрепать. Ждет подмоги, чтобы за один поход все решить. Войско из Владимиро-Суздальских земель должно к нему подойти скоро многочисленное. Тысяч сорок наберется. Да еще ополчения собирает по землям окрестным. Но мы его ждать не будем, у нас свой поход, а потом, как весточку пришлет, – подмогнем, если надо будет рыцарей добить.

– А рязанцы? – не унимался опытный в боях Мстислав, – Мы и с малой дружиной да с удалью много сделаем. Но дело-то выходит большое, значит и дружина нужна немалая.

Ухмыльнулся великий князь.

– И рязанцы подойдут. Ингварь Игоревич обещал выставить до двадцати тысяч войска. Но и его ждать не будем. Пойдет вслед за нами, прикрывая тылы, а потом догонит в землях королевства польского. Гонцы от него недавно были. А нас тут, считая киевлян, черниговцев, да твое войско и монгольский тумен уже за сто тысяч получается. Не считая новгородцев и владимирцев. А будет еще больше.

– Вот это дело, – хлопнул себя ладонями по коленям Мстислав, – с такой дружиной мы дело сделаем. Любых рыцарей разобьем, сколько их папа римский по нашу душу ни пошлет.

Заволновался великий князь, разгорелось его лицо.

– У рыцарей нет дела больше в святых землях за морем, зато есть на наших. Крестовый поход против русичей начался. Папа обещал отпущение грехов каждому рыцарю наперед. Так что если мы их сами не причешем, то скоро всей Руси придется туго.

Перевел дух князь и закончил речь:

– Как не крути, папа римский нам добра не хочет. Мы всегда были дружны с Византией, даже сейчас, хоть и разбита она на осколки. Ненавидит он ее за то, что податей ему не платит и главенства не признает. А верховный понтифик без власти и денег жить не может, без них душа славянская ему не надобна. А потому, если придется, то мы и пруссам поможем, и германскому императору Фридриху, что сам папу не жалует. Если, конечно, доведется. И Субурхану подмогнем венгров приструнить.

Князь замолчал ненадолго, словно готовился сказать главное. И сказал, подняв кубок с красным вином:

– Час пробил, други мои. Идем на ляхов. Не мешкая. Завтра же выступаем. Первым делом Любачев освободим, это я поручить хочу тебе Мстислав. Ты лучше всех биться за него будешь, ибо твой город.

– Отобью, княже, – кивнул Мстислав, а Даниил Романович и Василько отозвались звонким эхом, – отобьем!

– Тебе, Михаил Всеволодович, велю отправить часть войска своего конного числом двадцать тыщ с осадным обозом на помощь Субурхану с воеводой. А сам с нами будешь, оставшимся войском черниговцев верховодить. Оно у тебя не малое.

Князь Черниговский и воевода его Дрон Давыдович Бок переглянулись и головы склонили в знак согласия.

– Сделаем, князь, как велишь, – ответил Михаил.

– Я, дело понятное, и киевляне мои, вместе будем путь держать с вами, – сказал великий князь, – а хан Тобчи…

Монгольский военачальник словно ждал этого вопроса, ибо ответ у него уже был заготовлен.

– Хан Тобчи со свой тумен уходить вместе с войска князь Михаил на помощь Субурхан. Пора.

– Ну, что ж. Держать не буду, а новостей из Венгрии жду, – подытожил Владимир Рюрикович. – Выпьем, други!

И осушил кубок. Остальные за ним следом выпили за общую победу над ляхами и крестоносцами.

Забубенный тоже выпил, пытаясь мысленно разложить по полчкам диспозицию и план генерального наступления на ляхов. Но мысли у него скакали, как дикая лошадь. Получалось, что, северный фронт оставляли новгородскому князю Ярославу Всеволодовичу, которому предстояло со своими помощниками из северо-восточной Руси сбросить в море крестоносных товарищей, что выползли из моря и, словно спруты, зацепились за берега Балтики. Сам же великий князь Владимир Рюрикович и он, Григорий Забубенный, находились теперь на острие удара по королевству ляхов. Королевство это, само раздираемое усобицами, находилось на обширных землях от великой реки Одры, то есть Одера, до Буга и граничило с северо-западными землями Галицкого княжества. Окраинные города которого то и дело переходили из рук в руки многочисленных родственников Мстислава, ляхов, венгров, и самого Мстислава.

Чем закончится это предприятие, сулившее отвоевание выхода к морю галицким землям, встречу русичей с тевтонским орденом, Конрадом Мазовецким и, скорее всего, гнев понтифика, никто из присутствующих не мог сейчас даже предположить, но всех завораживали перспективы. Забубенный только диву давался, сидя за одним столом с государственными людьми, как легко они решались одним махом изменить судьбы сотен тысяч людей.

А ведь был еще Субурхан со своими тараканами в голове, жаждавший пройтись лихим кавалерийским наскоком по венгерским землям, а может и подальше. Куда заведет его тяга к странствиям, никто предположить не мог. Ведь по дороге Субурхана мог кто-нибудь обидеть. А монголы такой народ, пока всех обидчиков не повыведут, домой не воротятся.

Но все эти соображения, похоже, не столько волновали, сколько раззадоривали князей. Все они занимались сейчас знакомым делом, думали о будущем своих княжеств, то есть воевали за власть и земли, пытаясь переиграть многочисленных врагов. И ради этого готовы были рискнуть своей головой, не говоря уже о головах подчиненных. Даже объединиться, забыв про усобицы. А все подчиненные, как повелось, должны были исполнять решения руководства. В том числе и механик-чародей Григорий Забубенный.

Но фишка была в том, что Забубенный совсем не горел желанием воевать. Раз угораздило его перенестись в эти древние времена, то надо было как-то устраиваться. В глубине души Григорий мечтал о том, что бы осесть надолго при дворе какого-нибудь князя, склонного к наукам и механическим разработкам. Владимир Рюрикович был князь, в принципе, нормальный, но его все время тянуло воевать, объединять свои распадающиеся на части земли. Потому, науками он сильно не увлекался. Некогда было. И даже идею придворного механика Забубенного строить всякие военные машины для усиления армии и, прежде всего, воздушные шары для быстрой переброски конницы на границы империи, встретил прохладно. А вот Субурхан ее приветствовал. Даже обещал дать сырьевой кредит. И Забубенный, сам того не подозревая, предвосхитил судьбу всех будущих талантливых российских механиков, отпросившись на время из русской армии к монголам в качестве технического советника.

И вот теперь, покачиваясь в седле Мэджика под заунывные песни монгольских нукеров, Григорий вглядывался в холмы на другом берегу Тисы, не имея ни малейшего понятия, куда его заведет эта дорожка.