Сицилийское королевство

Глава восемнадцатая. Черный человек

Оставив за спиной горные кручи и коварный Везувий, Забубенный следуя за Констанцией, вступил на запруженные ликующим народом узкие улочки Неаполя. Поняв, как народ любит свою императрицу, Григорий чуть не прослезился. Но то, что он увидел вскоре, заставило его мгновенно забыть о любви подданных к своим монархам. Когда поезд, пробиравшийся сквозь толпу, которую разгоняли ехавшие впереди рыцари, достиг площади, удивлению механика не было предела.

Он увидел слона. Настоящего слона с большими бивнями и широкими ушами, которыми тот обмахивался, изнывая от жары. Слона подгоняли несколько дрессировщиков. Действуя длинными палками, они заставили его отойти от фонтана, из которого он только что пил воду, и двинуться дальше по улицам города под восхищенные вопли толпы. Сделав последний глоток на глазах Забубенного, слон неохотно отошел от фонтана и устремился в сторону порта по самой широкой из увиденных улиц. Погонщики и толпа, для которой это зрелище было великолепным развлечением, двинулись за огромным животным, практически не обратив внимания на прибывшую императрицу. Только некоторые, заметив Констанцию, сгибались в почтительном поклоне, остальные предпочитали глазеть на слона.

Взглянув на Констанцию, механик заметил на ее лице довольно будничное выражение, которое говорило о том, что жена императора довольно часто сталкивалась с подобными проявлениями народной любви. Она не велела прекратить представление и даже не приказала рыцарям наказать непочтительную чернь. Напротив, она приказала всем остановиться и, когда слон исчез из поля зрения, а толпа схлынула с площади, кортеж повернул в другом направлении, устремившись по одной из узких улочек наверх. К возвышавшемуся над городскими домами великолепному дворцу.

«Да, – с неожиданной грустью подумал Забубенный, – во все времена народ требует хлеба, водки и зрелищ. Все остальное нужно, видимо, только просвещенным механикой умам».

Спустя недолгое время, вместе со своей многочисленной свитой Констанция вступила в императорский дворец Неаполя через раззолоченные ворота. Проехав между рядами выстроившихся солдат, она приблизилась к широкой мраморной лестнице, на которой ее ожидала более многочисленная компания встречающих вельмож, нежели в порту Бриндизи. Да и городок этот, по мнению Григория, был чуть крупнее. Во всяком случае, по улицам Бриндизи слонов не водили.

Приглядевшись к встречаюшей стороне, Грегор фон Крайзеншпигель заметил нескольких католических священников, пятерых тевтонцев и множество разодетых вельмож. Были здесь и сицилийские рыцари. Григорий усиленно вглядывался в эту богато одетую толпу, пытаясь угадать кто же из них император Фридрих, но не угадал. Точнее, императора среди них не оказалось. Констанцию встретили епископ и бургомистр города, предложив сразу пройти в главный зал дворца, где уже шло какое-то празднество.

Констанция сделал знак Забубенному идти рядом и механик, как верный пес, пристроился сбоку. Немного стушевавшись от такого обилия важных персон, Григорий, однако, скоро пришел в себя. А когда они закончили подъем по казавшейся бесконечной лестнице, механик уже чувствовал себя совсем хорошо. Зря, что ли он сиживал за одним столом с русскими князьями, да монгольскими ханами. Мед-пиво с ними пил. Чего ему этот немецкий император. Подумаешь, шишка. Он и с ним выпьет, если придется. И не побрезгует.

Когда ступеньки из серого мрамора закончились, перед счастливо избежавшей плена женщиной открылись раззолоченные двери в огромный зал, где громко играла музыка и веселилась масса вельможного народа. Танцевала, пила вино и раззадоривала друг друга. Тут были мужчины в обтягивающих штанах и женщины в ярких причудливых платьях. На вошедшую Констанцию почти не обратили внимания, вельможи продолжали веселиться, лишь удостоив взглядом прибывших. Через весь зал протянулись столы с яствами и вином, которыми танцующие активно угощались, когда музыка ненадолго смолкала. Как показалось Забубенному, стоявшие рядом Генрих Страндгот и Магнус Гампе нахмурились. Они были солдатами, хоть и высокопоставленными. И тевтонцам не нравилось, что здесь так непочтительно относились к жене императора, которому они служат. Хотя тон задавал, похоже, сам император.

Но тут музыка вновь смолкла, и, сквозь расступившуюся толпу, к ним вышел высокий крепыш в белых одеждах. Его черная бородка была аккуратно подстрижена, на лбу уже просматривались залысины, предвещавшие скорое расставание с остальными волосами. Ноги слегка отдавали кривизной, как у профессионального наездника. «Настоящий ариец», – составил мнение об императоре Забубенный. Позади императора толпились несколько придворных красавиц, музыкантов и еще парочка, похожая, по разумению механика, на древних поэтов.

– Рад видеть тебя, Констанция, – произнес «ариец», улыбнувшись, – Как прошло путешествие? Мне рассказывали, что ты едва не попала в плен к этим диким степнякам.

– Я попала в плен, Фридрих, – ответила оскорбленная приемом дочь испанского короля, – но этот рыцарь спас меня.

Фридрих приблизился к Забубенному и вперил в него свой проницательный и насмешливый взгляд.

– Рыцарь «Ордена Святой Марии Тевтонской», – произнес он с ухмылкой, – Что же, орден служит нам хорошо, и мы этого не забудем.

Магнус, Генрих и остальные тевтонцы остались довольны этими словами. Благодаря подвигам невесть откуда появившегося рыцаря, давшего обет молчания, им могли перепасть неожиданные милости от короны. Именно по этой причине, которая держалась в тайне, они и напросились сопровождать Констанцию в Неаполь, хотя и в Бриндизи были служебные дела.

Фридрих продолжал рассматривать лицо механика, словно что-то заподозрив.

– Как тебя зовут рыцарь? – спросил он, наконец, – У ордена много рыцарей, и я знаю почти всех его доблестных представителей. А тебя не знаю.

Забубенный с мольбой взглянул на Констанцию. Он догадался, что его о чем-то спросили, но вот о чем? Может ляпнуть что-нибудь типа «Гутен морген» или «Гебен зи мир биттэ дас»? Ведь насколько фраз по-немецки Забубенный знал на зубок, как любой русский, смотревший фильмы про войну.

– Его зовут Грегор фон Крайзеншпигель, – выручила Констанция, – он спас меня, но дал обет, что никому не расскажет о своих подвигах.

– Твоя скромность достойна восхищения, рыцарь, – ответил Фридрих, все еще с недоверием изучая лицо механика.

«Чувствует подвох, сволочь», – подумал Григорий, но промолчал и только глупо ухмыльнулся, чтобы показать, что все понял, хотя не понял ни черта. «Их ферште нихт», как говориться.

– Фридрих, – неожиданно сказала Констанция, – нам надо обсудить с тобой дела. Я привезла из Венгрии важные новости. Это не терпит отлагательств.

Император обернулся к сопровождавшим его красавицам и музыкантам.

– Как, ты хочешь, что бы все эти люди прекратили праздновать по случаю нашего мирного договора с трусливыми генуэзцами, которые приползли ко мне на коленях, слово побитые собаки, поджав хвосты.

– Нет, – тряхнула волосами Констанция, – они пусть празднуют. Но мы должны поговорить прямо сейчас.

– Ну, что ж, – огорчился Фридрих, – раз ты так хочешь…

Но тут лицо его озарилось неподдельной радостью, когда он заметил фрейлин, оттертых на задний план рыцарями. Фридрих сделал несколько шагов к ним и, взяв за руку, притянул к себе Изабеллу, поцеловав в лоб.

– Ты жива, моя красавица, – проговорил он, рассматривая девушку в упор и не обращая внимания на окружающих.

Фрейлина тоже улыбнулась, что-то тихо пробормотала и бросила короткий взгляд на Констанцию.

– Ладно, поговорим позже, – сказал Фридрих, выпуская Изабеллу из своих полуобъятий. – Главное, ты спасена. А сейчас меня ждут государственные дела. Пойдем, дорогая, в мои тихие покои, где нам никто не помешает узнать твои новости.

«Да, – подумал Забубенный, глядя на все это, – не соврала Констанция бедному механику. Тут и, правда, нет места светлому чувству между мужем и женой. Зато других желающих, хоть отбавляй. Хотя, это что же, получается, – озадачился Забубенный, увидев неожиданный расклад, – кроме жены императора, я случайно спас еще и любовницу. Ну, дела».

– Развлекайтесь, – удаляясь с Констанцией, бросил Фридрих напоследок так и стоявшим в дверях тевтонцам, сицилийским вельможам и всем остальным, кто был в зале, – и ты Грегор фон Крайзеншпигель, тоже выпей за мое здоровье.

Перехватив настороженный взгляд Констанции, Забубенный догадался, что скоро решится его судьба. А, услышав свое новое имя, понял, что к нему обращался император. На всякий случай Забубенный глупо улыбнулся, как обычно делают иностранцы, когда не понимают о чем речь, но не хотят обидеть собеседника. Однако, глядя, как оживились остальные рыцари, двинувшись к столу с вином и угощениями, механик тоже постепенно догадался, о чем говорил херр Фридрих. «Пить дозволили». Оглядевшись по сторонам, он тоже двинулся к столу, благо обет молчания не запрещал участвовать в фуршете.

Слуги в расшитых куртках поднесли ему кубок с терпким красным вином, попивая которое Забубенный присматривался к гулявшим сицилийским вельможам. Танцы, конечно, были здесь более замысловатые, чем в двадцать первом веке, но жара и вино также сказывались на всех. Даже на вельможах. В отдаленных углах можно было заметить мило ворковавшие парочки, но никакого открытого разврата не наблюдалось. Разве что, поэты, прибывшие вслед за Фридрихом, стояли рядом, взявшись за руки, и пили вино, томно глядя друг на друга.

Понаблюдав за этим педерастами, Забубенный чуть не сплюнул прямо под ноги Магнусу Гампе, стоявшему рядом. Но удержался, и, отвернувшись, стал наблюдать за сицилийскими дамами из высшего общества. А здесь было на что посмотреть. Таких форм и в таком количестве механик не видел даже в прошлой жизни. И даже по такому развратному каналу, как «Эм-Ти-Ви». Хотя внешне все выглядело пристойно. Но, все же, впитывая первые впечатления от города, Забубенный вспомнил чье-то изречение насчет Неаполя – рай, заселенный чертями, и где-то в глубине души с ним согласился.

Неожиданно к столу, у которого стоял рыцарь, давший обет молчания, приблизились два отрока-пажа. Остановившись напротив механика, они круто развернулись и пошли в обратную сторону, словно приглашая последовать за ними.

«Ну, вот и все, – сказал сам себе Григорий, допивая вино, – сейчас узнаем, что с нами будет». И пошел за ними, не раздумывая. А чего тут тянуть, перед смертью не надышишься. Хотя механик и надеялся на снисхождение. Все-таки жену человеку спас, хоть и не любимую.

Пажи проследовали сквозь наполненный музыкой зал и оказались в соседнем, где также были люди, с интересом взиравшие на неизвестного тевтонца. Но пажи не останавливались. Шагая за ними, Григорий миновал еще пять залов, спустился на один этаж, прошел по длинному коридору, где на каждом шагу попадались охранники, повернул за угол и уперся в массивную дверь, перед которой стояли два вооруженных мечами сицилийских рыцаря. «Интересно, – отметил Забубенный, – в Неаполе тевтонцам доверяют меньше».

Рыцари расступились перед императорскими пажами и пропустили Забубенного внутрь, где он увидел Фридриха и Констанцию. Едва он вошел, двери закрылись. Григорий огляделся. Это был небольшой зал в бордовых тонах, в дальнем конце которого стоял длинный тяжелый стол, тянувший на целую тонну веса. Но эта темная громадина была не лишена изящества. Стол стоял на коротких гнутых ножках и был искусно инкрустирован. По всем стенам кабинета императора, – а в том, что он попал именно в кабинет, Забубенный не сомневался, – висели огромные картины. Портреты каких-то странно одетых людей с лицом вырожденцев, горные пейзажи, библейские сюжеты, античные торсы. Кроме картин в кабинете стояло несколько скульптур: в углу один голый мужик в полный рост, напоминавший Аполлона, и девушка топлесс, державшая в руках лук и стрелы. Кажется, Афина-Паллада. Была еще статуя поменьше с крыльями, но, кто там изображен, мужчина или женщина, Забубенный не разглядел. Статуя была небольшой, стояла на малахитовом постаменте и размещалась почти за спиной императора. Император, судя по всему, любил античную живопись и скульптуру. «Оно и понятно, – вспомнил Григорий титул Фридриха, – он же ведь император не какой-нибудь там захудалой империи, а «Священной Римской». Как же тут без античных истуканов».

Хотя Забубенный всю эту педерастию не очень уважал, но, на всякий случай, сделал вид, что восхищен коллекцией. Чуть было даже не сказал «Зер Гут, херр Фридрих!», но вовремя сдержался.

Император и его законная жена, данная от имени бога папой римским, сидели перед этим огромным столом в низких резных креслах, смотревшихся рядом с ним просто невесомыми. Светлый цвет дерева добавлял им легкости. С боку стоял маленький столик с вином и фруктами. А напротив еще одно, только очень широкое кресло. При желании там могли разместиться два худых человека или один рыцарь с оружием. Увидев вошедшего, Фридрих жестом указал ему как раз на это чудо-кресло.

Забубенный, помедлив мгновение, сел. И, бросив взгляд в открытое окно, аркой устремлявшееся от пола к самому потолку, попытался понять по лицам собравшихся, что происходит. Через окно в кабинет императора залетал морской ветер, принося свежесть и даже прохладу. Здесь было приятно находиться. И, особенно, работать. «Эх, – с завистью подумал Григорий, – мне бы такой кабинет. Хотя, зачем он мне? У меня дома гараж не хуже. Просторный, с диваном и подвальчиком, только без голых каменных мужиков».

Констанция казалась задумчивой, медлительной какой-то. Молчала. И, Фридрих, посмотрев в лицо Забубенному, заговорил первым. Естественно, на своем языке. Закончив фразу, посмотрел на жену. У Забубенного, который изо всех сил пытался вспомнить основы немецкого, возникло инстинктивное желание попросить Фридриха говорить чуть помедленнее, вдруг что-нибудь удастся разобрать самому. Но он привычно сдержался.

– Я рассказала ему нашу историю, – ожила вдруг Констанция, снова став переводчицей.

У механика ком подкатил к горлу. «Вот те раз, – пронеслось в мозгу Григория, – интересно, какую? Похоже, это самая короткая карьера механика в истории. Даже до помощника главного механика не успел дорасти».

– Я рассказала ему, как ты спас меня от монголов, – добавила Констанция, – как провел через Хорватию. Как сражался.

«Ах, это, – отлегло от сердца у Забубенного, – это можно».

– А он уже знает, что я не рыцарь? – осторожно поинтересовался герой-механик.

Констанция кивнула.

– Знает, Грегор.

Словно поняв, о чем они говорят, Фридрих усмехнулся.

– А что я русич? – еще тише спросил механик-спаситель.

– Тоже знает, – подтвердила Констанция.

Забубенный помолчал немного, поглаживая рукоять меча. Наконец, сглотнув слюну и, глядя на Фридриха, который как ни в чем не бывало, поглаживал свои залысины, спросил.

– И что теперь?

– Ему все равно кто ты и откуда. Главное, что ты спас меня и…

Она внезапно замолчала. Голос Констанции дрогнул, но, взяв себя в руки, испанка продолжила, – и спас… моих подданных.

«Знаю я, про каких ты подданных говоришь, бедняжка», – подумал Забубенный.

– Он прощает тебе то, что ты притворился рыцарем, – проговорила Констанция. – Ты сделал это ради благого дела. Но даже за твои заслуги Фридрих не может сделать тебя рыцарем официально.

– Да мне и не надо, – радостно воскликнул механик-чародей, – мне этот доспех только в тягость. Да и жарко в нем.

Григорий постучал себя по груди.

– Ты переведи ему, что я вообще-то мирный человек. Технический. И воевать не особо люблю. За меч взялся не от хорошей жизни – только по случаю крайней нужды. А вообще-то я люблю работать по металлу. В железяках копаться. Механизмах всяких.

Взгляд Забубенного сделался мечтательным.

– И еще, я рассказала ему, что ты хороший механик, – снова вставила слово жена императора, – Фридрих готов попробовать тебя в деле. Если ты справишься с экзаменом, то тебя оставят при дворе механиком.

Забубенный не поверил своим ушам.

– Меня? Механиком при дворе императора?

Констанция кивнула и добавила:

– Хотя, Фридрих удивлен, что на Руси есть механики.

А сам Фридрих снова ухмыльнулся, словно добрая фея, которая только и знает, что делает добрые дела. Но, вспомнив про виселицы у дороги на Неаполь, Забубенный слегка умерил свою радость. Образ феи потускнел.

– Механики на Руси есть. Такие кудесники, что ему и не снилось, – оскорбился Забубенный. – А что за экзамен мне надо сдать?

– Это тебе расскажет твой наставник. Но сначала тебе придется выучить наш язык.

– Ну, это понятно. Подтянем знания, я уже даже кое-что вспоминать начал, – Григорий кивнул, не сдержав вздоха облегчения. – А кто будет моим наставником и вообще, что со мной будет дальше?

Констанция перевела вопрос мужу. Тот вдруг встал, подошел к раскрытому окну и подозвал жестом Забубенного. А когда Григорий приблизился и посмотрел в указанном направлении, Фридрих затянул довольно длинную фразу. И даже что-то спросил, судя по тону.

Забубенный повернулся к жене императора, ожидая перевода. Все-таки пары фраз, которые он вспомнил, явно не хватало для делового разговора.

– Что говорит твой благоверный?

– Он сказал, что у сицилийского королевства большой флот. А должен быть еще больше. Предстоят великие войны и дальние походы.

– Понятно, – кивнул Забубенный, – войны, походы. Как у всех.

– Здесь в Неаполе построены огромные верфи, – продолжала Констанция, – не хуже пизанских и генуэзских. Фридрих сейчас строит много кораблей. Есть верфи и в других городах. Даже в столице. Там, в Палермо, находится самая лучшая на острове Сицилия и во всем королевстве верфь.

– Он, что решил построить самый большой в мире флот? – пошутил Григорий, к которому постепенно, после известия о том, что его не казнят немедленно за обман и оскорбление рыцарского достоинства, возвращалась обычная непосредственность.

– Да, – просто ответила Констанция, – Фридрих спросил, что ты знаешь из механики. Какой раздел? Знаком ли ты с теориями кораблестроения или строительства подъемных механизмов?

У Забубенного глаза полезли на лоб. Он перевел удивленный взгляд с Констанции, которая сидела в кресле, на стоявшего рядом Фридриха. Император смотрел в открытое окно. Взгляд его блуждал по морю. Видимо, Фридрих предавался размышлениям о предстоящих походах.

– А здесь что кто-то изучает теорию механики? – осторожно поинтересовался Забубенный.

– Да, – опять просто ответила Констанция, отпив вина, – недавно Фридрих основал в Неаполе университет. Там несколько кафедр, где преподают виднейшие ученые со всего Запада и даже Востока. Здесь многие изучают механику. Даже сыновья некоторых вельмож не гнушаются изучать науки. У нас это модно. Почти также, как сочинять музыку и писать стихи.

– И когда он все успевает, – пробормотал ошарашенный Григорий, – ну, я университетов не кончал. Только моторостроительный техникум. Хотя, если что, могу подучиться.

Констанция озадаченно посмотрела на Забубенного.

– Так ты механик или нет, Грегор?

– Да механик, я, механик. Просто у нас, чтобы стать механиком не обязательно заканчивать университет. Достаточно училища и личного таланта. А вообще-то я механик хоть куда, на все руки мастер. Самородок, понимаешь? Даже местами рационализатор.

Жена императора настороженно молчала.

– А что такое рационализатор, Грегор? – спросила она, наконец.

– Это такой механик, который нормальные вещи выворачивает наизнанку и говорит, что так лучше. Демонстрирует творческий подход, даже если и без него все хорошо работает.

Констанция крепко задумалась и продолжала молчать, не находя нужных слов.

– Ну, короче, переведи его величеству, – сказал Забубенный, – что я специалист по железным движущим силам.

Констанция заморгала, ей явно не хватало словарного запаса, для того чтобы описать технический гений своего спасителя. Фридрих уже вернулся с небес на землю и, наблюдая заминку, что-то спросил у жены. Она попыталась ему ответить, но получилось длинно и путано. Хотя, сработало. Фридрих взглянул на Забубенного с интересом и даже некоторым уважением. «И что она ему там наплела, интересно, – подумал озадаченный чудо-механик, – назовут незнамо чем, а потом попробуй соответствовать».

К счастью, в этот момент, после трех ударов, двери в кабинет снова отворились и на пороге возник невысокий человек в черной куртке, штанах и накидке. На голове его сидела шапочка из черного бархата с драгоценным камнем. На шее, как и у всех местных богатеев, поблескивала золотая цепь. Мужчина был стар и седовлас, но выглядел еще крепышом для своих лет. Его цепкий и пронзительный взгляд сразу же остановился на Забубенном, словно пытаясь просверлить дыру в голове у механика. Прочесть все тайные мысли незнакомца.

«Это еще что за черный человек», – озадачился Григорий.

– Познакомься, Грегор, – представила вошедшего Констанция, – перед тобой господин Шмидт. Главный придворный механик сицилийского королевства.