Сицилийское королевство

Глава четырнадцатая. Рыцарь, давший обет молчания.

Ворота были открыты. Точнее выломаны. Поэтому в имение Забубенный с Иблио проникли легко. Женщины двигались сзади, на приличном расстоянии. В нос бил запах гари. Прямо на земле валялись несколько обгорелых трупов. Отовсюду еще поднимался дым пожарища, хотя большой огонь уже погас. Они пришли на пепелище.

Во дворе Григорий остановился, чтобы осмотреться. Дом Шубичей был каменным, трехэтажным. Снизу кладовые, сверху два этажа с узкими, словно бойницы, окнами. Дом сильно обгорел. Дальше за ним виднелась длинная постройка с распахнутыми настежь воротами. Судя по всему, конюшня.

– Эти Шубичи, из купцов, что ли? – поинтересовался Забубенный у Констанции.

– Это была знатная и богатейшая семья Хорватии, – проговорила она очень медленно, – здесь находился только один дом из многих, которыми они владели.

– Понятно, – кивнул механик, – тогда они не сильно обеднели. Да и, может быть, спаслись. Вдруг их самих здесь не было, когда монголы напали.

Констанция показала на обгорелый труп под ногами и отшатнулась.

– Это младший из братьев, Ладислав.

– Понятно, – повторил Забубенный, – а сколько их всего было?

– Двое, второго зовут Стефан.

– Ну вот, – сказал Григорий, когда они с Иблио обследовали обгорелый дом и окрестные помещения, не обнаружив там никого больше, кроме убитых слуг, – может, хоть второй братец уцелел. Или вообще сюда не наведывался. Хорватия большая, ведь здесь только начинается. И замков у них достаточно по этим местам. Сама же говорила.

Констанция, сидевшая на поваленной и поломанной повозке, в окружении изможденных фрейлин и служанок, медленно кивнула.

– Может быть, но я видела его здесь, когда ехала в замок Печ.

– Убежал, наверное, – оптимистично предположил Забубенный, чтобы хоть как-то поднять моральный дух членов императорского двора. И добавил, сам впадая в задумчивость, – нам бы поесть чего…

Дальнейшие поиски ценных вещей преподнесли приятный сюрприз. Заглянув в конюшню, Забубенный обнаружил там целехонькую повозку с необходимой упряжью. Несмотря на бушевавший вокруг пожар она уцелела. Видно, каменная кладка конюшни не дала ей сгореть, а специально разбирать ее монголы не стали. Некогда было отвлекаться на такую ерунду. Ограничились тем, что убили всех и подожгли дом. Да и кому нужна повозка без лошадей. Лошадей-то они угнали наверняка. Во всяком случае, ни одной в конюшне не осталось. Хотя кони могли и сами разбежаться, двери-то были открыты.

Однако скоро случилось и второе чудо. Едва выйдя из конюшни, механик услышал неподалеку конское ржание и даже испугался, решив, что монголы все-таки вернулись сюда. Или прискакал отряд венгров, посланный королем Андреем разыскать беглянку. Но, бросив опасливый взгляд в нужном направлении, Григорий увидел одинокую кобылу, носившуюся меж деревьев. Кобыла, видать, была из местных. Несмотря на пожар, далеко от дома не убежала. Посланный на ее поимку отрок Иблио справился со своей задачей и привел кобылу в стойло. А затем и впряг ее в телегу. Как оказалось, этот отрок не был белоручкой. И за несколько лет, проведенных при дворе, не забыл навыков, полученных ранее. Хотя Григорий сомневался, что пажи бывают из крестьян, но факт есть факт. Запрягать коней Иблио умел, а допытываться, где он этому научился, Забубенный не стал. Какая разница, главное, что у них теперь появилась повозка.

Вслед за этим радостным событием случилось еще одно. Поиски еды привели к тому, что Григорий лично обнаружил какие-то объедки в отдельно стоящем домике на другом конце имения. Домик пострадал меньше других, в дальней комнате, где стоял стол, Забубенный нашел почти нетронутую тушку не то утки, не то индейки, и еще ножку кабанчика со следами чьих-то зубов. Были здесь также слегка подгоревший хлеб, сморщенный от жары лук. И две баклажки вина. Не обратив никакого внимания на двух мертвых воинов, валявшихся под столом с рассеченными головами и одетых, как показалось Григорию, в какие-то знакомые плащи, Забубенный сгреб все со стола и принес к месту общего сбора. Он не был уверен в том, что именно такой едой кормят жену императора и ее придворных, но оголодавшие дамы были неузнаваемы. Они жадно набросились на еду и через несколько минут от индейки остались лишь чисто обглоданные косточки.

Поразмыслив во время обеда о том, что делать дальше, Григорий решил не оставаться на этом пепелище, а двигаться дальше к далматинскому побережью. Все-таки у них теперь была повозка. И кто-нибудь из повстречавшихся родовитых хорватских владетелей мог оказать поддержку беглой королеве. В конце концов, можно было попытаться и дальше идти лесами, маскируясь под отряд бедных пилигримов и питаясь чем попало. Но этот вариант вызывал у Забубенного большие сомнения. Вряд ли обессиленные всего одним переходом придворные смогут вынести тяготы пешего путешествия. Да и передвигаться по чужой стране без провожатых, постоянно скрываясь от чужих глаз, мог только какой-нибудь специально обученный спецназ. А никак не беглая королева, которая не хочет быть узнанной, но не имеет при этом никаких средств и возможностей. Григорий поделился своими планами с Констанцией, отозвав ее в сторонку.

– Да, надо идти дальше, – согласилась с ним жена императора, – у Шубичей есть и другие поместья. До них далеко, но можно добраться. Если только нам не помешают другие семейства, преданные венгерскому королю Андрею, ведь Хорватия сейчас в унии с Венгрией. Мы на земле Шубичей, они хоть и вассалы Андрея, но друзья императора Фридриха. А рядом владения Франкопанов, которые стоят за Андрея и могут легко захватить нас, отправив обратно в Печ.

– А кто такие Франкопаны? – поинтересовался любознательный механик.

– Это еще один знатный род, соперники Шубичей.

– Тогда понятно, – кивнул Забубенный, уяснив политический расклад в Хорватии, – значит, нам надо искать Шубичей, а Франкопанов избегать. Чего ж тут непонятного.

– Кстати, – добавил он, неожиданно вспомнив о странно знакомых плащах, – там, в домике, лежат еще два мертвых тела. Кажется, это тевтонцы.

Констанция изменилась в лице и попросила немедленно проводить ее туда. Убитые действительно оказались тевтонцами. Констанция даже вспомнила их имена, и, несмотря на запекшуюся на полу лужу крови, с брезгливым выражением на лице собственноручно осмотрела их тела и вещи, словно что-то искала. Но не нашла.

– Это связные от Фридриха, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд заинтригованного механика. Но не сказала, что именно они везли ей. Не став выяснять эти тайны мадридского двора, Забубенный хотел уже выйти наружу, но Констанция внезапно остановила его, схватив за руку.

– Тебе надо переодеться, – сказала она и, указав на одного из мертвых тевтонцев, который был почти одного роста с Григорием и меньше забрызган кровью, добавила, – надень его доспехи и плащ. Иблио поможет.

– Да зачем мне его доспехи? – Забубенный брезгливо воззрился на труп тевтонского рыцаря, – мне и свои не жмут.

– Рядом со мной здесь не может быть никого, кроме венгров короля Андрея или имперских рыцарей, – объяснила Констанция, – Когда мы выберемся отсюда и встретим кого-нибудь из хорватских вельмож, а они узнают меня, могут возникнуть подозрения. Подозрения – это вопросы.

Она посмотрела в глаза механику-чародею.

– Грегор, мы должны добраться до побережья, не отвечая на вопросы. Хотя бы на главные. Поэтому ты станешь рыцарем, давшим обет молчания.

Забубенный удивленно раскрыл глаза: «я стану рыцарем, да еще давшим обет молчания?». Но, переварив информацию, механик оценил легенду: «А что, не так уж и глупо все это выглядит. И, действительно, на вопросы отвечать не придется».

– Только вот, что будет, когда мы доберемся до галеры? – забеспокоился Забубенный, – ведь там будут другие рыцари, верно? Что я им скажу? Даже если я промолчу, они меня все равно расколют в два счета. Я никогда не был рыцарем и не знаю традиций. Вряд ли они примут меня за одного из своих.

– Не бойся, Грегор, – королева приблизилась к механику, – нам надо только добраться до галеры, а там, очутившись вне опасности, я придумаю, как тебя спасти.

«Вот спасибо, – подумал озадаченный механик, – мы тебя-то еще не спасли». И тут Констанция сама прильнул к нему, одарив поцелуем.

– Ладно, – согласился Забубенный, отогнав сомнения, – сейчас переоденусь. Пусть Иблио придет, поможет.

Скоро, стянув с помощью немецкого отрока с мертвого рыцаря кольчугу и легкие доспехи, Забубенный облачился в них сам. Доспехи оказались довольно просторными. С помощью всяких завязок и подтяжек сели на механике вполне сносно. Ботинки тевтонца тоже пришлись в пору. «Как по мне сшиты», – даже промелькнуло в мозгу чародея.

Накинув белый плащ с черными крестами, и укрепив его на плече специальной пряжкой, Забубенный как смог оглядел себя и даже сплюнул – так он стал похож на ненавистных тевтонцев. В довершение своих превращений, Григорий, прицепив меч рыцаря и надев его шлем, прошелся по двору, привыкая к стесненным движениям.

К счастью, рыцарский шлем оказался не очень тяжелым. Он напоминал слегка вытянутое вперед ведро с прорезью для глаз, как и полагалось. Не хватало щита, который отыскать почему-то не удалось, и боевого рыцарского коня. Но Констанция мгновенно присочинила к легенде бой, в котором доблестный рыцарь, давший обет молчания, охраняя королеву и ее свиту, потерял свой щит и коня, став пешим.

– Тогда я поеду на телеге, пока никто не видит, – решил Забубенный, – А увидит, так сам поймет по нашему бедственному положению, что даже рыцари и королевы иногда ездят на телегах.

Констанция не возражала. Посадив ее и фрейлин на повозку, Забубенный снял шлем и сам пристроился спереди. Тихим шагом отряд двинулся дальше. За повозкой шли служанки, для которых не хватило места, да они и сами не посмели бы сесть рядом с королевой. А позади всех плелся Иблио, разыскавший на пепелище арбалет с тремя стрелами.

От имения Шубичей в глубь Хорватии шла небольшая проселочная дорога. По ней и направил единственного коня Григорий, настороженно озираясь по сторонам. Ведь встреча с каким-либо вооруженным отрядом, пусть и хорватов, тоже была нежелательна.

Солнце, межу тем, клонился к закату. Постепенно вечер вступал в свои права. Так никого и не встретив, отряд ехал тихонько по узкой лесной дорожке, иногда останавливаясь на привалы, чтобы пешие члены отряда могли отдохнуть.

После очередного привала беглецы снова тронулись в путь. Григорий старался пройти как можно больше, пока не стемнело.

Констанция и фрейлины дремали на повозке. Забубенный, которому было довольно жарко в доспехах, все же не снимал их, отцепив только плащ. Он не делал этого, повинуясь какому-то нехорошему предчувствию, и всматривался в лесную глушь, ожидая от нее всего, даже хищников. Места-то были глухие, звери непуганые.

И дождался. Кусты вдруг затрещали, и на дороге возник медведь. Самый настоящий, бурый медведь, каких Забубенный видел только в зоопарке. Там медведи были добрыми и забавными. Дети кормили их конфетами. Но этот мишка явно вышел на дорогу с намерением перекусить чем-нибудь посущественней. Он оскалил пасть и зарычал в сторону приближавшейся повозки. Лошадь от страха заржала, поднялась на дыбы. Забубенный с трудом удержав ее, соскочил с едва не перевернувшейся повозки и выхватил меч.

Увидев рычащего медведя, фрейлины за его спиной и служанки закричали так, что их, наверное, услыхали на далматинском побережье. Только Констанция, не мигая, смотрела на зверя, как завороженная. Но Григорий решил, что это от страха.

Он и сам порядком испугался, но вариантов не было. От медведя не убежишь, его можно только победить. Главное, чтобы он был только один. И Григорий, нахлобучив шлем, приготовился к охоте, где сам был пока в положении дичи.

Глядя на огромного медведя, механик лихорадочно примеривался куда колоть, – в шею или в сердце. Только вот как к нему подобраться? Но медведь не дал ему времени на раздумья – рядом бил копытами отличный ужин, а надоедливый человечишка не давал до него добраться. Подпрыгнув на задних лапах, зверь с рычанием бросился вперед на стоявшего посреди дороги механика. Не успел Григорий опомниться и взмахнуть мечом, как огромная туша сшибла его с ног и навалилась всей массой, царапая доспехи когтями. Вот тут-то Забубенный и вспомнил павшего рыцаря добрым словом. В своих легких доспехах он бы и минуты не продержался супротив медведя, а сейчас тот в исступлении катал его по дороге, рычал, но пока не мог разодрать на части или укусить. Изловчившись, Забубенный все же нанес удар мечом и вспорол зверю бок. Раздался грозный рык, медведь залил подмятого под себя механика теплой кровью, но вместо того, чтобы ослабнуть, казалось, просто осатанел. Он ударил лапой по шлему так, что механик откатился на несколько метров в сторону, но не успел встать, хотя и не выпустил меча. Медведь прыгнул к нему и новым ударом перекатил его в другую сторону. Раненый зверь словно забавлялся с ним, как с железным мячиком, но в этот момент что-то свистнуло и с чавканьем впилось в тушу медведя. Тот завыл от боли. Забыл про Забубенного, рухнув на бок, и сам стал кататься по земле, пытаясь что-то выдернуть из своей шеи.

Григорий, еще не понимая, что случилось, вскочил на ноги из последних сил и осмотрелся. Шлем упал с его головы. Медведь, оглашая лесную чащу диким рыком, катался по траве. А в десяти шагах Иблио трясущимися руками перезаряжал арбалет. «Молодец, отрок, – промелькнуло в мозгу у измятого механика, – далеко пойдет».

И Григорий сам бросился к медведю. Решив покончить с этим делом, он размахнулся, рубанув его по голове. Но, промахнулся, и меч только скользнул по черепу. Но этим ударом Забубенный рассек все-таки шкуру на голове зверя. Тот вскочил, позабыв про стрелу, и впился зубами в металлический нарукавник доспеха, снова прижав механика к земле лапами. Забубенный ощутил, как зубы гнут металл, а он задыхается, придавленный такой массой, и приготовился умереть. Оскаленная пасть была совсем рядом. А этот медведь, наверное, был бессмертен. Но тут воздух снова рассек свист, и второй арбалетный болт впился в глаз раненного зверя. Медведь нервно дернул головой, обмяк и рухнул рядом с телом механика.

Еще несколько минут Забубенный лежал, слушая стук своего сердца. Он словно не видел тех, кто склонился над ним. Все плыло перед его взором, как в тумане. И только голос Констанции, вывел механика из пограничного состояния.

– Грегор, – шептала она, трогая его волосы, – ты жив?

Забубенный собрался с силами и пошевелил левой рукой, потом правой. Затем ногами. Все, вроде бы, слушалось. Хотя придавленная грудь болела сильно. Он приподнял голову и выдавил из себя:

– Кажется, да.

Подоспевший Иблио помог ему подняться на ноги. Опираясь на его плечо, Забубенный доковылял до телеги, и, устроившись на ней, проговорил по-русски, забыв, что он рыцарь, давший обет молчания.

– Спасибо, парень, я твой должник.

Иблио кивнул, словно понял, что ему сказали. После всего случившегося нетрудно было догадаться.

Осмотрев себя, механик пришел к выводу, что немцы доспехи делать умеют не хуже русских. Как ни рвал его медведь, катая по земле и кусая, он смог только повредить кольчугу у плеча и почти прокусить нарукавник. Ну, придавил еще грудь, может, ребра помял. Но, кажется, ничего не сломал. Это было похоже на чудо. Хотя, не случись рядом расторопного отрока с арбалетом, немного погодя медведь вскрыл бы эту твердую скорлупку.

Григорий, посидев немного в окружении переполошенных служанок, которые промывали его раны, а точнее ссадины и ушибы, посмотрел на мертвого медведя. Туша была огромная. Жаль бросать столько мяса. Хотя и все не заберешь. Забубенный взглянул на небо, видневшееся между высокими соснами. Скоро наступит ночь. Надо подумать, где ее провести.

Покончив с обработкой ран, механик встал, разыскал свой меч и подошел к туше, возвышавшейся посреди поляны. Даже мертвый медведь наводил на него ужас. Но есть механику тоже хотелось ужасно. И он несколькими ударами отсек медведю ноги, а затем приволок и погрузил их в телегу. На дальнейшую разделку сил у него не хватило.

– Поехали дальше, – приказал Забубенный, – надо до темноты найти место для ночлега.

И отряд беглецов послушно двинулся дальше. Григорий в помятом доспехе сидел на телеге, управляя лошадью, которая едва сама не стала ужином. Напуганная лошадь фыркала, напряженно принюхивалась к отрубленным частям тела медведя, лежавшим в повозке. А все остальные дамы, кроме Констанции, под охраной Иблио с последней стрелой в арбалете шли пешком позади. И механика это абсолютно не волновало. Джентльмен после встречи с медведем в нем временно умер. Зато еще жил командир отряда, который из последних сил искал место для ночлега, не желая ночевать там, где был убит зверь.

– Грегор, – спросила озадаченная его поведением Констанция, – что ты хочешь делать, если мы не дойдем до какого-нибудь замка?

– А они здесь есть? – спросил Забубенный.

– Да, но до замка Шубичей еще далеко.

– Тогда будем ночевать в лесу, – решил Григорий, и по его спине невольно пробежал холодок.

Ночевать в лесу после встречи с медведем было не очень весело. Констанция, похоже, тоже так думала. Но другого выхода просто не было. Сколько ни говори «Замок, найдись!», посреди леса он сам собой не возникнет. А вот достойную поляну разыскать до наступления сумерек вполне можно.

И поляну они скоро нашли. Большую, рядом с дорогой. Григорий вместе с Иблио набрали дров и развели огонь туристическими методами. Скоро на поляне пылал костер. Жарилось мясо убитого в неравном бою медведя. И от этого оно казалось еще вкуснее. Накормив оглодавших придворных жестким мясом, Забубенный, выполнив свой долг, повалился под телегу, предварительно бросив на землю плащ тевтонского рыцаря. Он бы конечно расставил дозоры вокруг лагеря, но не фрейлин же ставить дозорными. И механик лишь приказал Иблио поддерживать огонь до рассвета, чтобы отпугнуть зверей. Или как получится.

– Грегор, – спросила его озадаченная Констанция, – но где я буду спать?

– Как где? – удивился вопросу Забубенный, – на телеге, дорогая. А если не хочешь на телеге, – лес большой. Мох мягкий. Выбирай любое место.

– Но, Грегор, не могу же я спать…

Окончание фразы Григорий не услышал. Приготовление ужина после душевной встречи с медведем отняло последние силы. И ему было абсолютно наплевать, где разместится жена императора и вся ее свита. Изнемогая от усталости и невзирая на все опасности, подстерегавшие его в ночном лесу, механик провалился в сон.

Спал он тяжело. Ему казалось, что во сне его пинали, толкали, пытались чего-то добиться от него, но он не проснулся до самого рассвета. Во сне ему пригрезилась какая-то неизвестная земля. Жаркая. Она начиналась сразу от каменистого берега моря, на котором стояла древняя крепость. Повсюду шумели пальмы, на них росли финики. Ветер перемещал барханы с места на место. По барханам бродили неприкаянные верблюды. В небе сновали розовые фламинго. Их было так много, что испуганный механик, попытавшийся было пересчитать эти розовые тела с крыльями, сбился со счета. Их было просто бесконечное множество.

Проснувшись, Забубенный стукнулся лбом о днище телеги, и, почесывая ушибленное место, пробормотал:

– Приснится же такое.

Затем осмотрелся, ощупал себя руками. Судя по всему, он был жив. За прошедшую ночь никто из обитателей чащобы его не съел и даже не укусил. Немного побаливали ребра после вчерашнего, но в остальном чародей чувствовал себя сносно. Можно было даже сказать, хорошо.

Прошедшая ночь выдалась сухой и теплой. Дождя не случилось. Вылезая из-под телеги отдохнувший Забубенный увидел Констанцию. Жена императора последовала совету и, свернувшись калачиком на подстилке из соломы, спала как ребенок.

– Ну вот, – высказался вслух довольный механик, – так поживешь недельку в лесу и человеком станешь.

От звука его голоса Констанция пробудилась и улыбнулась. Похоже, она тоже неожиданно выспалась и не держала зла на неучтивого механика.

– Просыпайся, моя радость, – сказал Григорий, – пора в дорогу. Галера с экипажем из отборных рабов на веслах уже утомилась ждать.

Констанция привстала и потянулась, совсем как обычный человек. Даже зевнула. Григорий остолбенел. Он и не подозревал, что жены императоров зевают как обычные люди. Это открытие его потрясло даже больше, чем вчерашняя встреча с медведем.

Разминаясь и размахивая руками, Забубенный прошелся по лагерю. Фрейлины, спавшие у телеги в обнимку, то ли от страха, толи чтобы согреться, тоже проснулись, и теперь осоловело смотрели по сторонам. Остальные служанки спали вповалку вокруг костра. Иблио спал там же. Костер еще дымился, значит, исполнительный отрок все-таки поддерживал огонь до самого рассвета. «Молодец», – мысленно похвалил его Григорий.

Как ни хотел он дать народу время поспать еще немного, нужно было собираться в дорогу.

– Подъем, барышни, – не очень громко, но отчетливо сказал механик, – Труба зовет.

Скоро все проснулись. И стали смотреть на Забубенного, словно ожидая от него каких-то действий. Вообще-то, механик предполагал после пробуждения совершить необходимый туалет, умывшись у журчавшего неподалеку ручья, и не медля двинуться в путь. Но эти странные люди, похоже, опять хотели есть. И удивлялись, почему никто не спешит нести им горячий завтрак в постель.

Григорий подошел к телеге. Пообщавшись с королевой, попытался растолковать ей, что придворные при желании могут наскоро перекусить тем, что осталось от ужина. Констанция вздохнула и, как ни странно, быстро смирившись со своей судьбой, перевела все сказанное на немецкий язык. Лица фрейлин и без того опухшие после сна, превратились в ставшие привычными гримасы. Им абсолютно не нравилась походная жизнь и еда у костра. Но альтернативой была только жизнь в рабстве в лагере у монголов, о чем им никак не удавалось забыть.

Поэтому аппетит у дам испарился и они нехотя собрались в путь. Есть никто не стал, кроме Иблио, чей растущий организм требовал пищи, невзирая на этикет. И самого Забубенного, которому было наплевать на этикет, когда хочется есть. Перекусив холодной медвежатиной и попив воды из ручья, Забубенный снова устроился на телеге, усадив туда придворных. Отряд тронулся в путь, все дальше проникая на территорию Хорватии.