Сицилийское королевство

Глава двадцать четвертая. Счастливое время

Когда механик пришел в себя, то обнаружил, что лежит в какой-то палатке, а вокруг него колдуют лекари. Как потом выяснилось, лучшие лекари королевства, которых прислал сюда Фридрих. И лекари постарались на славу – арбалетный болт вынули, дав предварительно хлебнуть едкого отвара, от которого помутился рассудок, рану зашили. Кровь остановили. Кость не пострадала. Но во время операции механик опять потерял сознание. И надолго.

Пришел в себя только через неделю. Как потом рассказывали лекари, сильно бредил. Узнав об этом, Григорий испугался и уточнил, опасаясь, что выдал Констанцию:

– Не звал ли я кого-нибудь на помощь?

– Нет, – безразлично ответил лекарь, отсчитывая ему какие-то капли, – только сильно ругался. Часто вспоминал римского папу и генуэзцев.

– А, – устало улыбнулся механик, – ну, это нормально. А как я в целом?

– Жить будешь, – сообщил ему седовласый медик, – Но полежать еще несколько дней надо. А потом, – гуляй чаще. Руку разрабатывай.

С тем и удалился. Кормили раненого хорошо – объедками с императорского стола. Но бульон варили отдельно. Так лекарь приказал, а его приказы здесь выполняли в точности. Ухаживали за Григорием чьи-то слуги. Механик не знал их в лицо. Несколько раз заходил юстициарий, справлялся о здоровье.

– Здоровье мое нормальное, – успокоил его Григорий, – иду на поправку. Айболит обещал скоро выписать.

Райнальдо ди Аквино теперь называл Забубенного не иначе, как «дорогой друг». Сам Григорий от дружбы, естественно, не отказывался, но и не рассказывал юстициарию всей правды о причине своего благородного поступка. Стыдно было. Хотя, с другой стороны, чего стыдиться – хоть и случайно, а жизнь человеку спас. Да сам чуть концы не отдал. Правда, незадолго перед тем чуть его же не утопил. Но, в жизни всякое бывает. А благодарный юстициарий старое поминать, похоже, не собирался.

Злополучная дарственная, как оказалось, лежала тогда в специальном сундучке для документов, что находился в каморке под палубой галеры. Так что юстициарий не промочил ее и даже успел спокойно забрать оттуда, перед тем, как покинуть тонущий корабль. Услышав эту новость Забубенный обрадовался, хотя и старался виду не показывать. Юстициарий обещался передать дарственную Григорию по дороге домой. Ведь Фридрих приказал, чтобы Забубенного отправили в Неаполь сразу же, как он поправиться. Подальше от боевых действий. Галерами император остался доволен – морскую оборону Генуи они сломили. А больше здесь Григорию было делать нечего. Тем более, раненому.

Юстициарий дела свои тоже закончил, но испросил разрешения Фридриха дождаться выздоровления механика и отплыть в Неаполь вместе. Император, занятый осадой Генуи, разрешил.

Вылежав положенные дни, Григорий выбрался на первую прогулку. На всякий случай, его сопровождали двое слуг. Голова шумела и кружилась, слабость давала о себе знать. Но все же он был жив, хотя и с рукой на перевязи.

Оказалось, что все это время он пролежал в отдельной палатке, на краю большого лагеря императорской армии, который был разбит на скалистом берегу. Посреди небольшого отвоеванного у генуэзцев плацдарма, откуда Фридрих предпринимал ежедневные атаки на стены хорошо укрепленного города ломбардской лиги.

Забубенный брел по лагерю, дышал морским воздухом и осторожно вертел головой по сторонам. Вокруг бурлила военная жизнь: уходили по направлению к видневшемуся рядом городу солдаты, проезжали конные рыцари, закованные в броню. Строились защитные стены на случай контратаки генуэзцев. В общем, жизнь шла своим чередом. И вдруг Забубенный увидел странный отряд конных воинов, человек тридцать, резко отличавшихся от остальных солдат армии Фридриха.

На всадниках были искусно сделанные островерхие шлемы. Грудь прикрыта металлическими пластинами, нашитыми на кожаную куртку, а снизу доспех продолжался бронеюбкой, которая хорошо защищала ноги. В правой руке каждый воин держал мощное копье с длинным заостренным наконечником, способным разрезать доспех врага. За спиной лук и колчан со стрелами. Круглый щит на седле. Кроме того, у всех всадников к седлу был приторочен аркан.

Сначала раненый механик подумал, что это сарацины из отряда, осадившего Болонью. Но, разглядев хищные лица азиатов, Забубенный чуть снова не потерял сознание. Ему слишком хорошо были знакомы доспехи и оружие всадников. Это были монголы. Отряд двигался ему навстречу. И впереди всех ехал хан Каюк, собственной персоной.

«О, господи», – выдохнул Григорий, пригнулся и, резко свернув направо, спрятавшись за высокой палаткой. Удивленные слуги последовали за ним. Отсидевшись, пока монголы не проехали мимо, Григорий осторожно посмотрел им вслед. Отряд направлялся к самому большому и богато разукрашенному шатру, стоявшему посреди лагеря. Судя по всему, там располагался сам Фридрих Второй, император Священной Римской Империи.

Отдышавшись, Забубенный прокрался окольными путями к своей палатке и велел слугам разыскать юстициария. Тот явился почти сразу.

– Что случилось, Грегор? – приветствовал он бледного, как мел, механика, – вам стало хуже?

– Напротив, – попытался неуверенно переубедить чиновника Григорий, – у меня все хорошо. А вы, Райнальдо, кажется, давно собирались отплыть в Неаполь?

– Да, – кивнул чернобородый здоровяк, – Все дела с императором я закончил. Жду только вас. Если вы действительно чувствуете себя хорошо, то можно отплыть хоть завтра, дорогой друг.

– Думаю, не стоит откладывать до завтра, – неожиданно заявил Григорий, озираясь по сторонам, – я отлично отдохнул и почти здоров. Можно ехать прямо сейчас. Мне срочно нужно в Неаполь. Меня там ждет масса дел.

– Похвальное рвение, – одобрил юстициарий, поразмыслив, – ну что же, я прикажу готовить галеру. Отплываем в ближайшее время. Я пришлю за вами слуг с носилками.

– Спасибо, – поблагодарил Забубенный, – но я и сам дойду. Можно носилки не присылать. Только слугу. Пусть проводит до стоянки галер.

– Как пожелаете, – поклонился Райнальдо ди Аквино и отправился отдавать указания.

Но отход галеры задержался почти на три часа. Когда же, под мерные всплески весел она отошла от генуэзского берега, Райнальдо объяснил причину задержки.

– Я должен был попрощаться с императором, но долго не мог попасть к нему на прием. Приехало какое-то тайное посольство. Мне пришлось ждать. Кстати Фридрих справлялся о вашем здоровье, Грегор.

– Тайное посольство? – переспросил Забубенный, – но откуда?

– Какие-то азиаты, дорогой друг, – ответил, не таясь, юстициарий, – кажется, монголы.

– Монголы? – изобразил удивление Григорий, – а что им здесь надо?

– Не знаю, – честно признался Райнальдо ди Аквино, – но, судя по тому, что эти степняки захватили Венгрию, опустошили Хорватию и вплотную приблизились к северным италийским землям, у них есть о чем поговорить с нашим императором. Кто знает, вдруг они помогут нам взять Венецию. Мы сэкономили бы массу сил.

– Возможно, – кивнул Забубенный, не слишком уверенный в том, что у немцев получится честный союз с монголами. Иначе, зачем тогда Субурхан хотел захватить Констанцию. Но, чтобы там ни было, а монголы подобрались уже слишком близко к границам сицилийского королевства. Конечно, для Фридриха в этом положении были некоторые плюсы. Но на долю Григория выпадали одни только минусы. Ведь, куда мог дальше двинуться Субурхан, то было известно лишь одному Субурхану. А новая встреча с монголами не входила в планы внезапно разбогатевшего механика. Да и Констанции было бы лучше находиться подальше от потенциальных союзников мужа.

Григорий подумал о том, что неплохо бы уговорить Констанцию покинуть Неаполь и перебраться в Палермо. Уплыть на Сицилию – подальше от монголов. Все же, это остров, а Субурхан при всей своей сухопутной мощи не имел столь большого флота, как у Фридриха.

Забубенный решил так и сделать по прибытии в Неаполь. Но еще в море, от сильной качки он слег. Рана разболелась. И механик снова стал впадать в забытье. А потому не помнил, как закончилось это морское путешествие.

Григорий очнулся оттого, что кто-то тихо разговаривал рядом с ним по-немецки. Судя по голосам, две женщины. Открыв глаза, он не увидел говоривших, но понял, что лежит на высокой постели в большой и светлой комнате, но с зашторенными окнами. «Где это я? – не мог сообразить механик, – в доме Шмидта таких хором нет».

В этот момент разговор прекратился, позади тихо затворилась дверь. Раздалось легкое шуршание платья, и перед раненым появилась Констанция. Ослепительная, как никогда. В белом платье и прозрачной вуали на волосах. Подобрав юбку, она присела на край постели, и, проведя по волосам Григория, спросила.

– Как ты себя чувствуешь, Грегор?

– Великолепно, – ответил механик улыбнувшись, – Только как во сне. Не могу понять, где я нахожусь?

Констанция тоже улыбнулась.

– Ты у меня в замке.

Некоторое время механик молчал, не зная, что и ответить. Но потом все же собрался с силами:

– Я в Кастель Нуово? И все об этом знают? Но ведь это же невозможно.

– Когда тебя привезли и оставили в доме господина Шмидта, юстициарий посетил меня с визитом, – поведала Констанция, – Он рассказал, как ты его спас и что сам до сих пор не окреп, как следует. Он хотел везти тебя дальше в Палермо, чтобы там, в столице, передать хорошим врачам. Но я настояла, чтобы тебя немедленно перевезли сюда. Здесь тебя пользуют великолепные лекари, и скоро ты будешь здоров. Так что твоему появлению здесь есть вполне официальное объяснение. А юстициарию я велела задержаться в Неаполе до твоего выздоровления.

– Но его же ждут государственные дела, – попытался возразить Григорий, вспомнив о том, что бедный Райнальдо уже больше месяца не может вернуться домой. Сначала его таскал за собой Фридрих, теперь мешает Констанция.

– Подождут, – отмахнулась императрица, – я и есть его государственные дела.

– Лучше бы меня оставили в доме Шмидта, – проговорил Григорий, – так было бы меньше подозрений.

– У Шмидта плохой лекарь, – возразила Констанция, хитро улыбнувшись, – А ты нужен Фридриху. Он ведь тебя ценит, как мне поведал Райнальдо. Без тебя бы у него не было новых галер.

На лице Констанции появилось заговорщическое выражение.

– Не беспокойся, Грегор. Ты лежишь в отдельном зале, недалеко от моих покоев. Никто кроме меня и служанки сюда не войдет. Тебя будет осматривать мой личный лекарь. И, пока ты болен, Грегор, мы можем видеться сколько угодно. А болеть ты будешь как можно дольше. Это я тебе обещаю. И никто о нас не догадается.

Забубенный усмехнулся и тут же боль пронзила плечо. Слабость давала о себе знать.

– А юстициарий? – спросил Забубенный, – он ведь знает, где я.

– Райнальдо мой давний друг, – ответила Констанция, – он нас не выдаст Фридриху, даже если узнает всю правду. Но ведь он ее не знает. А, кроме того, я не могла смотреть, как ты страдаешь.

– Воистину нет существа коварнее женщины, – пробормотал Григорий, привлекая здоровой рукой Констанцию к себе.

Забубенный действительно скоро пошел на поправку. Врач не часто баловал его своими визитами, зато его хорошо кормили, поили отличным вином, и не обделяла вниманием жена императора. Они болтали целыми днями напролет, поскольку ни на что большее Забубенный был пока не способен. Но при такой заботе больной был просто обречен на быстрое выздоровление.

Спустя несколько дней рана затянулась, и механик даже хотел снять повязку. Лекарь разрешил. Констанция запретила. Поскольку Григорий, ради лечебной физкультуры, периодически бродил в неурочный час по коридорам и залам Кастель Нуово и мог повстречать бойких на язык служанок или пажей, конспирацию следовало соблюдать. Бедному механику ничего не оставалось, как подчиниться своей госпоже. Рука быстро выздоравливала и по утрам, надевая повязку, Забубенный даже иногда путался, какую руку в нее совать.

На пятый день Констанция тайно посадила его в свою закрытую повозку и отправилась на прогулку в горы. Точнее, в одно из своих загородных имений, расположенных, как она сказала, неподалеку от Везувия. Обычно в таких поездках ее сопровождали фрейлины. Но с тех пор как в замке появился Забубенный, он не видел ни одной из них. Только отрок Иблио, доверенное лицо, периодически попадался молчаливой тенью на глаза механику в коридорах пустынного дворца.

«Неужели она всех этих красивых барышень уволила из-за меня? – размышлял Григорий, глядя в щелочку занавешенного окна коляски, за которым быстро рос в размерах Везувий, – хотя зачем нужны красивые фрейлины? Фрейлины должны быть страшными, чтобы оттенять красоту первой дамы королевства, а не смазывать ощущение. Так что, правильно сделала».

Загородное имение оказалось небольшим замком, пристроенным к почти нависавшей над морем скале. «Прямо, «Ласточкино гнездо», – одобрил механик пробираясь по узкой каменной лестнице в покои, располагавшиеся наверху. В небольшой комнате почти всю площадь занимала кровать. За время пребывания в сицилийском королевстве механик уже привык к необъятным кроватям и вообще не представлял себе без них ни одной нормальной спальни.

Свет лился сквозь узкое окно башни, выходившее на бесконечное море. А над самой поверхностью моря, к удивлению механика, действительно, сновали сотни ласточек.

– Вид просто замечательный, – похвалил Григорий, рассматривая кровать.

Повязку он отбросил, рука двигалась вполне сносно, лекари постарались. Только шрам остался. Но шрамы, как известно, украшают мужчину.

– Да, – согласилась Констанция, обнимая его сзади, – я сама выбрала это место и попросила Фридриха построить здесь замок.

– И часто вы здесь бывали? – не удержался от вопроса Забубенный.

– Нет, – ответила внезапно погрустневшая женщина, присаживаясь на кровать, – вместе только один раз. А затем Фридрих вообще перестал меня посещать. У него хватает утешительниц. Он живет своей жизнью, а я своей.

– Так развелись бы, – предложил Григорий.

– Это почти невозможно, Грегор, – усмехнулась Констанция, – развести нас может только папа римский, а святая церковь никогда не пойдет навстречу Фридриху. Скорее обрушит на его голову тысячу проклятий. Или тысячу стрел своих солдат.

– Да, трудные у вас в семье отношения, – заметил Григорий, присаживаясь рядом с Констанцией и обнимая ее за талию, – Хотя твой муж пока что добр ко мне. Но иногда мне кажется, особенно в последние дни, что было бы лучше, если бы одна из этих стрел настигла его. Лучше для тебя.

Констанция надолго замолчала.

– Помнишь, тогда на галере ты спрашивал, что тебе делать? – прошептала Констанция, – а что ты хочешь теперь?

– Помню, – ответил Григорий, – только теперь мне не важно, что делать. Не важно даже, что с нами будет. Главное, что будет сейчас.

Он повалил не сопротивлявшуюся Констанцию на кровать, и, покрывая ее грудь поцелуями, сообщил:

– Ведь я уже совсем здоров.

И счастливая женщина заключила его в свои объятья.

Обратно в Неаполь они вернулись только через два дня. Настолько хорошо было в этом уединенном месте среди ласточек. Дворец императрицы в Неаполе встретил их привычной пустотой залов. Вообще, как заметил Григорий за время пребывания в Кастель Нуово, Констанция была на редкость скромной императрицей. Балов не закатывала, пышных приемов не проводила. Так, встречала иногда каких-то послов в отсутствие самого императора, который вечно пропадал на войне, – надо же было кому-то показывать свои новые платья. И все. Впрочем, Забубенный ее за это не бранил, ведь все свободное время Констанция сейчас была с ним, позабыв о своих государственных делах. Фридрих воевал в северных италийских землях. Констанция проводила безмятежные дни с Григорием. А королевство жило само по себе.

Так прошло еще две недели. Изредка Забубенный вспоминал, что ему надо продолжать работать над флотом императора, который вел безуспешную осаду Генуи. Но дело ограничивалось тем, что Констанция посылала слугу к Шмидту с письмом, в котором сообщала, что херр Грегор еще не выздоровел и производством рулей для военных нужд поручено заняться главному механику королевства. Вознаграждение гарантируется. И херр Шмидт занимался.

Несколько раз приходил юстициарий, справлялся о здоровье Грегора. Но ненасытная Констанция и слышать ничего не хотела о Палермо и каких-то мастерских, подаренных Фридрихом, где Крайзеншпигеля ждала масса дел. И бедный юстициарий покорно удалялся в свой особняк на одной из фешенебельных улиц Неаполя.

Однако скоро грянул гром. Неожиданно прибыли посланцы с театра военных действий. Фридрих застрял под Генуей и почти месяц никак не мог взять упорно сопротивлявшийся город. И это несмотря на то, что верные сарацины разрушили Болонью, посеяли ужас в окрестностях Пармы и прибыли на помощь к своему повелителю. Со дня на день император ожидал прибытия на помощь генуэзцам венецианского флота и тогда ход войны мог кардинально измениться. Поэтому он послал двух своих военачальников Джеромо Балдини и Каторио Призо в Неаполь с приказом хорошенько взгреть нерадивого Шмидта, который задерживает отправку галер с новым рулем на фронт. И привести все отстроенные суда в Геную. А заодно справиться, есть ли новости из Палермо о здоровье Грегора фон Крайзеншпигеля.

Джеромо Балдини и Каторио Призо, как люди военные, первым делом отправились на верфи, где с большим удовольствием обнаружили у пирса почти пятьдесят галер, готовых к отплытию. Весь флот был пришвартован сразу же за складом, где Шмидт хранил бочки со смолой.

А, справившись о здоровье Грегора фон Крайзеншпигеля, узнали от господина Шмидта, что новый главный механик Палермо еще так и не выздоровел. А потому и не приступал к своим обязанностям в столице. Раненая рука не дает бедняге встать с постели.

Когда же военачальники Фридриха изъявили желание лично засвидетельствовать свое почтение Грегору, то с удивлением узнали, что он проходит курс лечения прямо в замке жены императора. Удивленные еще больше, тем же вечером Джеромо Балдини и Каторио Призо отправились в Кастель Нуово, где, несмотря на неурочный час, были приняты Констанцией. Императрица сообщила им, что главный механик Палермо действительно жестоко болен и не встает с постели уже третью неделю. После отплытия из Генуи от морского ветра у него развилось обострение. И теперь лучшие лекари не отходят от постели Грегора фон Крайзеншпигеля, не прекращая борьбу за его жизнь. Надо усердно молиться, чтобы ему стало лучше.

Военачальники, озадаченные таким вниманием императрицы к новому механику, пожелали Грегору фон Крайзеншпигелю доброго здоровья и, попрощавшись, ушли. Однако, покидая приемную, они столкнулись с самим Забубенным, который как ни в чем не бывало, прогуливался по пустынным залам Кастель Нуово.

– О, – воскликнул Джеромо Балдини, узрев перед собой смертельно больного Грегора, который, насвистывая песенку, разглядывал полотна живописцев, – искусство фламандцев вам так помогло, херр Грегор?

Забубенный застыл, как изваяние, не зная, что и ответить. Его застали врасплох. Расслабившись, он не надел даже повязку на руку.

– Несколько минут назад императрица рассказывала нам, что вы смертельно больны. У вас ведь сильно поранена рука, – заметил в тон ему Каторио Призо, разглядывая совершенно здоровые руки механика, без всяких признаков перевязок, – и мы решил отправиться отсюда сразу в собор, поставить свечку святому Януарию за ваше здоровье. Но я вижу, можно не торопиться. Слухи о вашей болезни сильно преувеличены.

Забубенный еле взял себя в руки и пробормотал первое, что пришло на ум:

– Императрица так добра ко мне, что немного ошиблась.

– Да, конечно, – язвительно заметил Джеромо Балдини, – она действительно немного ошибалась. Но только на счет руки. В остальном мы с вами абсолютно согласны, херр Грегор. Мы доложим императору о том, что вы пребываете в добром здравии, и за вами хорошо присматривают.

– Будьте здоровы, – хохотнул на прощанье Каторио Призо, – Берегите себя. Ведь наш добрый Фридрих так ценит ваши заслуги.

И оба сицилийца, почти не сдерживая улыбок, неторопливо удалились, а Забубенный в бешенстве ворвался в зал, где находилась императрица со своей фрейлиной Агнессой. Фрейлина быстро удалилась, поняв, что сейчас разразиться буря. Но Григорий сдержался и опустился на диван рядом со своей возлюбленной.

– Что случилось, Грегор? – вздрогнула Констанция.

– Я только что виделся с военачальниками Фридриха, которые застали меня в полном здравии и без повязки, – сообщил он, – Они не глупы. И скоро император все узнает. Пусть даже и сплетни, но он то же не глуп.