Штурмуя Лапуту

Глава шестая Сырость

Остановились на крошечном острове — требовалось проверить аппарат. Укс новеньким гаечным ключом инспектировал натяжение тяг, Лоуд прогуливалась вокруг, осматривалась. Изредка доносились ее тяжкие вздохи. Внеплановая отмена концерта и на самого пилота произвела тяжкое впечатление. Вроде бы не профессиональный артист, а вот как-то настроился уже сыграть…

Начал убирать ключи.

— Как оно? — немедля поинтересовалась напарница.

— Недурно. Собственно, я сам участвовал в работе, уверен в надежности. Прекрасные мастера. Но осмотр все равно был необходим, полет небрежности не любит, — Укс тщательно закрепил коробку с инструментом и с некоторым удивлением осмотрелся: — Странная линза. Вообще не линза.

Дельтаплан стоял на шаре — в буквальном смысле — под ногами воздухоплавателей горбился голый округлый объект, похожий на колобок, только относительно крупный — шагов сорок в диаметре. Гладко-лысый, как башка Профессора, но в отличие от башки, имеющий определенные признаки космического тела, классифицируемого как «планета астероидного типа-Б». Ландшафт был лаконичен: троица холмиков, похожих на мини-вулканы, все остальное заросло крепенькими сорняками. Признаков цивилизации немного — стоял цветочный горшок со стеблем аккуратно срезанного колючего цветка. Видимо, цивилизация была не особо древняя — слой пыли на горшке умеренный.

— Гм, это что такое? — несколько напрягся Укс. — Почему горшок? Что за иносказательный намек?

— Да уж какой намек. Это, Уксик, прямое доказательство твоего манкирования чтением классической литературы.

— Ну, возможно. А если конкретнее?

— Если конкретнее, то простая житейская история. Жил юный монарх, философствовал, скитался, вырос, влюбился, съехал к невесте — там-то наверняка жилплощадь попросторнее.

— Э-э… а горшок?

Профессор поморщилась:

— Дался тебе этот горшок. Тут, можно сказать, философская драма, а ты «горшок-горшок». В горшке произрастал местный розарий, видимо, пал жертвой вспыхнувших романтических чувств: цветок чикнули и презентовали какой-то теплокровной красавице. С одной стороны грустно, с другой закономерно. Судьба у цветов такая: усладить взор и засохнуть. И это хорошо, могли бы в соковыжималку сунуть и розового масла нагнать в промышленных масштабах. Короче, тут долго объяснять, лучше сам почитаешь книгу, поразмыслишь. У нас в университетской библиотеке есть экземпляр с автографом автора. А сейчас лучше скажи — ты сам-то как?

— В смысле? Насчет горшка?

— Что горшком не обзавелся, я как раз вижу, — заверила Лоуд. — До этого мы, слава богам, еще не докатились. Но влюбился или нет? В маленькую или в большую? Нет, я не склонна к ростовому шовинизму, просто любопытно.

— Слышь, безмозглая, ты окончательно спятила?

— Вот грубо. Я в лучшей форме, что подтверждается безусловным успехом лекционного концерта. А вот ты слегка неадекватен. Нет, отыграл вдохновенно, это молодец, я даже не ожидала. Но откуда этот всплеск сентиментальности⁈ В щечку он девушек на прощание целует. Выглядит донельзя трогательно, прямо аж пугает.

— Чего тут такого стебного? — проворчал Укс. — Просто они были очень милые.

— Несомненно. А вот те давешние служаночки тоже были милые, однако…

— Те были шалавно-милые. А эти — иное дело. Меня далеко не всегда просят оставить на память часть себя.

— О! Улучшением генофонда интересовались? Какие умницы! Положительно, Большой Гэс мне нравится всё больше и больше, просто удивительный островок. А ты что? Неужели пожмотничал?

Укс поморщился и молча прошелся вокруг дельтаплана.

Ощущать, как твердь закругляется и одно из крыльев аппарата уходит за горизонт, было странновато. Действительно, нужно про эту «фату» почитать, уж очень оригинальна.

Стоял пилот на макушке острова-планетки, смотрел в бездну. По сфере дрейфовали точки-линзы — и вверху — те малодоступные, и внизу — удобные, но, видимо, ненужные. Чуть светилась пустота. Красиво. Бессмысленно.

Профессор, погулявшая вокруг опустевшего горшка, подошла и встала рядом.

— Ладно тебе. Да, иногда и я глупость ляпну. Не могу же я отрываться от широких мыслящих масс, это будет весьма самонадеянно с моей стороны. А с Джик что-нибудь порешаем. Я полагала, еще годик-два в запасе есть.

— Да что год-два в нашей жизни? — пробормотал Укс. — Мелькнут разом. А у дитя проблемы. Ее же на вершины скал и стен постоянно так и заносит, а она, глупышка, даже не понимает почему. И как тут объяснишь? Разобьется.

— Не преувеличивай. Детям такое свойственно. Лезут куда не надо. Вон у Светлоледи старшая невестка — тоже по юности на любую скалу норовила вскарабкаться и брякнуться. Рассказывает о былом с большим юмором.

— Это Ратка-то, которая по стихотворству и некромантии? Тоже ты нашла с кем сравнивать. Их Рататоск — насквозь магичка, там различные таланты аж из задницы брызжут. Иной раз в глаза случайно глянешь, а там мертвяки тысячами маячат.

— Да, жутковато, согласна. С другой стороны, саги она дивные пишет, уржёшься. И ведь воспитанная. Современная педагогика — это сила! Будь ты хоть трижды некромантка, пусть порнуху сочиняешь, а формула «упал — отжался» работает как миленькая.

— Насчет этого Светлоледя умеет, кто спорит. Но исключительно на «упал-отжался» однобокое воспитание получается. У Ратки положительные примеры перед глазами были. В смысле, дамские, женственные. А мы с тобой слегка не в ту сторону.

— Чего же «слегка», мы откровенно перпендикулярные. Но это не так страшно. Мы тоже не на помойке себя нашли, многое полезное дать можем.

— Насчет этого не спорю. Кстати, концерт был крут.

— Вот! — Лоуд пхнула напарника в плечо. — Не всё потеряно! Академическая база педагогических знаний у нас имеется, остальное подтянем. Пока давай текущие проблемы решать. Вон тот остров, он нам как по траектории? Приглядись, не спеши…

Оптика приблизила берег острова. Длинный мол, высокие скалистые берега, толстокаменные городские стены, далее тощее редколесье, луга.… С виду нормально, развито, контрабандисты явно там бывают, но…

— Что-то унылый он какой-то, — пробурчал Укс.

— Понятно, с Большим Гэсом не сравнить. Ничего, нам ненадолго, а вечерком найдешь себе кого-нибудь, утешишься.

— Ну его к шмонде. Мне бы выспаться нормально.

— Угу. Искренне так он говорит, вот прямо веришь. А потом одна-две, три-четыре…. Нет, я восхищаюсь. Вот эльфиечка-ударница, та да… чистый восторг. Надо бы доклад в «Вестнике АН» тиснуть — «Аспекты влияния уникального ритмично-музыкального таланта на бытовые и личносно-интимные стороны жизни». Эх, жаль, слайдов не отсняли.

— Уймись.

— Я интересуюсь — стартуем или нет? Что порешил?

— Другого ничего подходящего не наблюдаем. Не будем время терять, — сумрачно сказал Укс, возвращая подзорную трубу.

— Ну и правильно, — Профессор любовно протерла сияющую дарственную плашку на корпусе оптики и спрятала ценный прибор.

«Любимой певице и музыковеду, дорогой нашей Л., от горсовета и всех благодарных жителей» — значилось на пластинке. Вот когда успела урвать? В спешке же сматывались.

— Опять багажного барахла полно, — проворчал Укс. — Неужели трудно понять, что мы на малогабаритном летающем средстве? Гитару зачем хапнула, да еще без предупреждения?

— Да как же гитару бросить, дорогой Хозяин⁈ Это же подарок. Обидели бы народ. И потом, ну какой там вес в этом замечательном предмете культурно-музыкального развития? Практически никакого веса.

— Вес небольшой, но гитара практически не центруется. Разобьем при следующей посадке. И сами побьемся.

— Так что — оставлять, что ли? Ты так и скажи, выкидываем! — Лоуд тряхнула музыкальным инструментом, тот печально и испуганно тренькнул.

Гитару было жалко. Вот прямо очень подошла. И отличная память о гастроли, пусть и без всяких глупых серебряных плашек.

— Ровнее за спиной держи. Чтоб гриф строго по корме был.

— Есть «строго по корме». Тебе, барин, жениться надо. А то весь на нервах.

Укс фыркнул.

— Не, серьезно — тебе жена для придирок просто необходима. И для определенности. Вот это: то-эльфийка-то-гномка, то-герцогиня-то-подраться, то бери- гитару-то-не-бери начинает путать твоих исполнительных соратников, — возвестила Профессор. — А психологическая установка «все равно при посадке побьемся» снижает уровень оптимизма в нашем коллективе.

— Я говорю «побьемся», а не «разобьемся» — это разные понятия.

— Вот, теперь еще и терминологией запугиваешь.

— Хорош стебаться, аппарат выпрямляем.

Спорхнули с линз-планетки. Свистели потоки воздуха, дельтаплан заходил на цель по широкой дуге, подстраиваясь параллельным курсом. Пилота охватили сомнения — в приближении остров казался еще более мрачноватым: сплошные башни и бастионы, меж них какие-то сомнительные дымы и туманы. Но менять решение было поздно. Укс ограничился изменением места посадки. Отвернул от слишком просматривающегося мола…

…Врезались в заросли, оказавшиеся кактусами.

…Через несколько минут, когда пилот штопал обшивку, вернувшаяся из ознакомительной разведки Профессор сообщила:

— Мир замечательной фортификационной архитектуры и целительной иглотерапии! Полагаю, кактусы они здесь специально сажают, для прикрытия плохо простреливаемых «мертвых» зон.

— Это я уже понял. Что там еще интересного?

— По стене патруль прошел. Топают сапожищами слаженно, не болтают. Дисциплина! Но служба ПВО поставлена так себе — нас не заметили, хотя мы пару кактусов таки завалили.

— Кое-кто еще и вопил в голос — «ой, шмондец будет».

— Что за инсинуации⁈ Не было никакого «ой», я просто констатировала наше текущее положение.

— Посадка в сложных условиях еще не совсем отработана. Подъемная сила у нас увеличилась, вес остался тот же…

— А я вот говорила — догружать надо! А ты к гитаре прицепился. Серьезнее балласт брать нужно.

— Ну, там в клубе еще фортепьяно было.

— Уксик, ты тут дискутировать собрался или все же ужинать пойдем? Жрать же охота.

Замаскировав в кактусах дельтаплан, воздухоплаватели уже пешим порядком взобрались на стену.

— М-да, как говорится, вообще не Рио-де-Жанейро, — резюмировала Профессор, озирая нагромождение разновысоких, но удивительно одинаковых черепичных крыш. — Обрати внимание — морепродуктами даже не пахнет. Захолустье какое-то.

Укс пожал плечами, в общем-то, вполне соглашаясь. Город производил невеселое впечатление, хотя размахом был не очень-то захолустным. Довольно крупный городок.

В поисках удобного спуска воздухоплаватели прошли по стене. Груды каменных ядер, котлы для смолы и связки грубых арбалетных стрел, хранящиеся у парапета, подсказывали, что город готовится к осаде. Правда, котлы были пыльными, а стрелы порядком рассохлись. Видимо, давненько здесь осады ждут.

Партнеры спустили вниз. Лучше не стало — под стеной густо и резко воняло. И даже вполне понятно, чем именно.

— Вот дерьмища-то! — возмутилась Лоуд, зажимая нос перепончатыми пальцами. — А я, между прочим, босая. Град наверняка Сортирбургом именуют или Сант-Гуаносом.

Подальше от городских стен человеческих отходов стало меньше, поскольку потянулись ограды скотских загонов и крепко понесло навозом. Заморосил дождь. Людей по-прежнему не встречалось, лишь изредка доносились смутные голоса. Ну, как голоса — обрывки грубой и унылой ругани.

— Кажется, я этот мир знаю, — задумчиво сказала Профессор. — Он сугубо режиссерской трактовки, долгостройный и чрезвычайно полнометражный, без щадящих антрактов и буфетов.

— На театр вообще не похоже.

— Так чисто киношное восприятие. Слышишь — матерятся на два тона, явная студийная озвучка, старательная, но принципиально гнусавая. И все в монохромных тонах, с преобладанием коричневатых. Реальность, невыносимо воздействующая на подсознание драматургической композицией, глубиной культурных наносов и тинной цепкостью утопически рационализирующих клоповидно-чесоточных подтекстов. Вот нас угораздило.

— Может, вернемся? Аппарат мы не разбирали.

— Это мы правильно, предусмотрительно. Но нужно как минимум поужинать и узнать, когда контрабандисты прибудут.

Укс подумал, что насчет ужина — спорно. Траванешься в таком чудном городке в два счета, даром что желудки воздухоплавателей ко всему привычные. Но насчет контрабандистов Лоуд права — единственная путеводная нить наверх, к просвещенной Лапуте.

— Так каким вариантом работаем? — уточнил пилот.

— Какой же тут выбор? Цепляй ошейник, Хозяин. Будем изображать «собаку палкой бей!», иное здесь вряд ли на бис воспримут. Ну и сыграешь что-то нейтральное. Нам много-то не надо, на пару мисок похлебки наскрести и хорош.

Устроились у какого-то кабака — здесь уличные крыши смыкались над головой, было относительно сухо. Из заведения пахло кислым пивом, пережаренным мясом, правда, и свежим хлебом тянуло — относительно аппетитно. Укс перебирал струны, наигрывая «Где эта барышня, где этот дом», Профессор, натягивая поводок, кланялась прохожим и сглатывала слюну. Ну, это она сама виновата — нужно было на Большом Гэсе перекусить, Укс там хоть позавтракать успел.

Прохожие не останавливались — поглядывали на лицедеев, кое-кто бросал на разостланную тряпицу медную монетку, но потом поспешно проходил мимо, даже ускорял шаг. Горожане тоже были «монохромными» — в темных обносках и лохмотьях, сплошь сутулые или нездорово толстые. Исключение составляли монахи — в относительно добротных рясах из серой шерстяной ткани, как на подбор крепкие, подпоясанные ремнями с оружием. Эти смотрели высокомерно, если не сказать, что с презрением. Кстати, Укс впервые видел монахов с армейскими знаками различия — на плечах слуг божьих красовались матерчатые погоны — не особо единого образца, но с четкими диагональными нашивками и зигзагами. Попадались и представительницы воинствующего ордена — прошла монахиня гвардейского роста, даже в рясе вызывающе стройная, с бедрами, эффектно охваченными ремнями, отягощенными длинным мечом-полуторником. Капюшоном низко надвинут на красивое злое лицо. Глянула на музыкантов с омерзением, цыкнула-сплюнула, снайперски угодив плевком прямо на медяки.

— Да что за мир такой? — заворчал Укс, пользуясь тем, что улочка практически опустела. — Я эту упомянутую трактовку вообще не понимаю, но уже тянет грязно богохульствовать и монашек зверски осквернять. В смысле, наоборот: зверски богохульствовать и грязно осквернять.

— Не-не, данная монашка — это наносное, не этой трактовки. Это мы образ голодной во всех смыслах Светлоледи сюда случайно привнесли. Не вздумай с этим смысловым мороком связываться, — шепотом предупредила Профессор. — И вообще хватит напрягаться. Чуждо наше искусство этому затрактованному миру. Собирай денежки, на миску должно хватить. Пожрем и сваливаем.

Насчет искусства Лоуд была не совсем права — судя по физиономиям, припавшим к стеклам изнутри в мутных ближайших окнах, гитара вызывала большой интерес. Но традиции уличных концертов здесь явно не было.

Укс собрал медяки, Лоуд старательно покланялась окнам. Зашли в душный кабак. Здесь было почти пусто. Сходу подскочил хозяин, редкобородый, с бельмом на левом глазу. Оскалил в угодливой улыбке гнилые зубы:

— Рагу прикажете подать, господин лицедей?

— Его. Двойную порцию.

Укс сел за липкий стол, Профессор, чуть слышно бормоча непечатное, устроилась внизу у лавки. Суетливо подскочила официантка. Имелась уверенность, что зубы у нее окажутся такие же гнилые. Нет, не угадал. У красотки передних зубов вообще не было, торчали два корня-пенька — это в пару к мощным чирьям на щеке. К счастью, официантка кокетничать не вздумала, брякнула миску и сразу попятилась от зверя.

— Что-то я уже и есть не хочу, — пробурчал Укс, помешивая деревянной ложкой жидкое, но горячее рагу.

— Мне давай, — шепотом потребовал мало-дрессированный зверь. — И не обращай внимания на реалии. Режиссерский замысел намного шире и глубже зрительного ряда, и этой… обонятельной ауры. Я тебе потом объясню, я критику читала.

— Не обязательно объяснять, в целом я понял, — заверил пилот, ставя миску на лавку.

Профессор принялась лакать, в довольно естественной зверской манере, начав с хрящиков…

Громыхнула дверь. Ввалился монашеский патруль.

Укс понял, что события ускоряются. Лоуд тоже поняла, и активизировала процесс питания.

Один из монахов остался у двери, второй прошел в сторону кухни. Двое оставшихся неспешно направились к столу лицедеев. Все четверо были не особо молоды, крепкие, в помятых обношенных рясах. Никаких дурацких алебард, только дубинки в руках — этакие убедительные дубинки, средней длины, массивные и с набалдашниками, тоже вполне обношенные-испытанные инструменты.

— Ты на улице богохульствовал? — сходу спросил старший монах.

— И в мыслях не имел! — заверил Укс. — Играл музыку слегка, не отрицаю, очень кушать хотелось.

— Патент на лицедейство есть?

— На оформлении.

Монах кивнул, словно иного ответа не ожидал. Вообще он производил неприятное впечатление весьма догадливого и опытного служителя святого порядка. Поскреб щетину на подбородке, указал дубинкой на Лоуд:

— Демон?

Профессор закончила вылизывать миску и скорбно посмотрела на навершие дубинки. Оно действительно было неприятным: хотя кожаный чехол скрывал литые чугунные зубья, но и под сыромятной кожей было очевидно — не для красоты делалось.

— Чего сразу-то демон? Зверь, дикий, но дрессированный, — попытался объяснить Укс.

— Да чего там, сразу видно — откровенный демон, — спокойно констатировал монах. — Вон харя какая хитрая, злонамеренная. Ну, раз доели, так пошли с нами.

— Идем, — покорно сказал Укс, рывком поводка поднимая «дрессированного зверя». — А куда идти-то, святой отец?

Почтительное обращение патрульному явно понравилось, на миг оторвал цепкий взгляд от хищника:

— Драться и науськивать, значит, не собираешься?

— Что я, безумный, что ли? — сказал Укс, трезво оценивающий риск перелома конечностей и незамедлительного пробития черепной поверхности.

— Это верно, науськивать незачем, — одобрил монах. — Второго дня меня опять ведьма укусила. Хлопотное дело эти укусы.

— Ведьмы вообще опасны, — посочувствовал Укс. — Меня недавно одна такая с моста столкнула, едва вылез…

Беседуя о ведьмах, шли по улочке. Старший монах поддерживал разговор довольно охотно, остальные патрульные, да и зверь-демон помалкивали. Оно и верно, и ведьминская тема, как и перспективы задержания были невеселыми. Вели в Святой Трибунал, а там, как уже выяснилось, шутки шутили однообразные, служебные.

Миновали площадь. Дождь все продолжался, но, видимо, и в сухую погоду это место глаз не особо радовало. На столбе в ржавой железной клетке покачивался несвежий висельник, рядом высился помост с плахой, весьма измочаленной частым пользованием, торчали три металлических столба с цепями и остатками прогоревших дров. Скучал мокрый осел, запряженный в повозку, у помоста топтался дежурный палач под большим багряным зонтиком. Двое монахов-подсобников пересыпали из корзины в багажный ящик на повозке отрубленные головы. Молча посмотрели на конвоируемых. Уже вслед донеслось:

— Эти хоть тощие.

— Толку-то? У демонов кость тяжкая, прям как свинчатка…

— Шутит братия, — успокоил старший патрульный, распахивая тяжеленную окованную дверь. — У нас все по закону: демонов жгут, кость все одно в золу уходит. А тебе бичевание с конфискацией, так оно и вообще считается несмертельным. Может, и отлежишься. Деньги-то на компрессы есть?

— Негусто денег, — признал Укс.

— Вот это ты неосмотрительно. Ежели богохульствуешь, так и на лечение надобно загодя деньги откладывать, — справедливо указал опытный монах.

Патруль и задержанные вошли внутрь. На лаконичной табличке у дверей значилось: «Районный Инквизиционный Святой Трибунал им. д-а. Рэбы. Отд. РИСТ-ХХХIIVI».

Скорость судебного делопроизводства производила впечатление. Задержанных сходу заперли в металлической клетке, довольно просторной, видимо, шестиместной. Снаружи немедля сел писарь в аккуратной рясе и сатиновых нарукавниках, развернул пергамент, придавил подсвечником:

— Имя-откуда-родом-чем-зарабатываешь?

Укс отвечал, писарь споро записывал. Потом указал пером на «зверь-демона»:

— Чудовище грамотное? Отдельно протокол подписывать будет? Третий экземпляр нужен?

— В общем-то, не особо нужен, — сказал Укс.

— Ну и хорошо, — кивнул писарь. — Обойдемся без лишней писанины. Опять же пергамент за ваш счет, к чему тратиться-то, верно я говорю?

— Ваша правда, святой отец. А судебное заседание когда?

— Да прямо сейчас. Вот с осквернителем могил разберутся, и вы пойдете. Нынче преступников немного. Погода-то не способствует…

— Да, погода. А этот осквернитель… он что, сильно осквернял?

— Ну, как сказать. Умеренно. Пристроился ссать в канаву, а она-то мимо кладбищенской стены тянется. Явное кощунство. Пусть и сугубо по недомыслию убогого ума. Слышь, лицедей, вот не под протокол, а просто любопытно — чего у тебя демон голый ходит? Это отягощением преступления не считается — он у тебя не особо обольстительный. Но странно.

Укс вздохнул:

— Были штаны. Не отрицаю. Но поиздержались мы, оголодали. Штаны спадать начали. Ну и вот.

— Пропил демонские штаны, — догадался писарь. — Эх ты, раззява. Кактусовый кальвадос — он до добра не доведет. А могли бы ходить, благонравно распевая гимны во славу Ордена. За столь доброе дело запросто сан и погоны можно получить.

— Эх, нечего мне и мечтать было, — печально сказал Укс. — Запойный я, дурной.

— Оно и видно, — писарь указал на татуировки задержанного. — Нет бы чего жизненного наколоть: пыточную сцену или лик святого дона Рэбы. А то сплошные завитушки, без слез не взглянешь.

— Так по пьяни и колол…

Тут умную культурологическую беседу прервали — из зала выволакивали воющего осквернителя могил — дали пятьдесят бичей, едва ли переживет.

— Заводи! — скомандовал секретарь суда.

Обстановка заседания оказалась проста и непафосна: кафедра-возвышение с тремя судьями, отдельный стол секретаря, место для подсудимых — с ним тоже незамысловато, больше на коновязь похоже — поставили на колени и зафиксировали кандалами. Вот боковая стена, заставленная разнообразными приспособлениями дознания, немного смущала: кроме стандартной дыбы, «девичьей щели», «жаровни-каштанки» и «бордельного сапожка», имелась пара устройств, еще незнакомых опытным странникам. Возился техник-палач, смазывал салом валы и оси механизмов. Запах смазки тоже смущал — тут и Верховный демон в паре с Логосом не поймут, какого происхождения то смазочное сало. Тихо переговаривались немногочисленные зрители, рассевшиеся на длинных скамьях: старички-завсегдатаи, видимо, отставные инквизиторы, которым больше делать нечего, стайка монашек в низких капюшонах и с одинаковыми погонами, украшенными какой-то кривой цифро-знакой — наверное, студентки здешнего профильного пыточно-юридического техникума.

— Так, кто тут у нас? — пробубнил главный судья, разворачивая пергамент протокола.

Ввиду отсутствия адвоката и чистосердечного содействия суду раскаявшихся преступников, процесс судебного разбирательства занял считанные минуты. Как выразился председатель отделения этого РИСТа — «приятно работать со столь здравомыслящими преступниками и демонами». Собственно, зверь-демон помалкивал, хотя его пару раз так и подмывало ляпнуть что-то ироническое, едва сдержался, не стал отягощать. В общем, управились мгновенно, больше времени заняло оформление конфискуемого имущества: то «гитару» написали через «хэ», то струны пересчитывали.

— С контрабандой нужно что-то делать. Навезут невесть чего, а мы должны разбираться, — сердито попенял председатель трибунала. — Ты вот что, не мог с бубном богохульствовать или свирелью какой, вполне понятной и богами оправданной?

— Так случайно же, святые отцы, если бы я знал… — вздыхал Укс.

— За случайно бьют отчаянно, — сурово напомнил председатель. — Как ни крути, а полсотни бичей получишь.

— Давайте за раскаяние и помощь следствию скостим до сорока ударов, — ласково улыбаясь и не сводя взгляда с татуированных рук подсудимого, предложил мелковатый заседатель-инквизитор.

— Явный же рецидивист. Прожженный. И орудие богохульства редкостное, особой циничности, — брезгливо косясь на коллегу, напомнил второй заседатель, крепкий, со шрамом поперек лысины.

— У нас-то он в первый раз попался, — возразил доброжелательный милосердец, облизывая взглядом уже не только руки подсудимого.

— Без дебатов, братия! — рявкнул председатель. — Закон один для всех. Богохульнику — пятьдесят бичей. Демону — очистительное сожжение второй степени. Приговор окончательный, обжаловать можно по прибытии в Высшую инстанцию. Подсудимым приговор ясен? Отлично! Привести в исполнение немедля.

— Как немедля⁈ — ужаснулся Укс. — Ладно я, грешен, осознаю, стегайте. Но демон-то мой⁈ Его же сейчас жечь нельзя.

— Что еще за капризы? — удивился председатель. — Так разумно себя вели, почти примерно, и нате. Тебе еще полсотни за фантазии и противодействие добавить?

— Ваша святость, да какие же фантазии⁈ Сейчас же сожжение — оно же не второй степени будет, а пятой. А может, и шестой. Погода-то нынче какая⁈ — схватился за голову Укс, успевший вникнуть в нюансы здешнего судебного делопроизводства.

— Сожжения шестой степени не бывает, — заметил крепыш-заседатель, подходя к окну. — Работаем над этим вопросом, но пока прогресс и магия в этом направлении не продвинулись. Но в целом подсудимый прав — дождит изрядно, жечь придется медленно, а это и по форме, и по сути, уже четвертая степень.

— Ну, смола-то есть, — махнул ручкой мелкий мерзавец-судья.

— А кто перерасход кострового материала утвердит? — сухо поинтересовался председатель. — Я акт подписывать не стану. Придется отложить исполнение приговора. Лучше на ужин подсудимым потратиться, чем на смолу. Она нынче дорога, все эти надежды на крупно-оптовые закупки импорта вообще не оправдываются. Нет, нужно на утопление переходить. Намного рациональнее.

— А ныряльщики-то⁈ — напомнил суровый крепыш. — Нет же кадров, не воспитываем мы речных братьев…

Трибунал заговорил о своем, о профессиональном: утопление считалось методом прогрессивным, но откровенно недоработанным, проблемы вызывало поднятие тел казненных, снятие цепей и оформление акта констатации смерти — течение реки уволакивало тела, ныряльщики увольнялись из-за постоянных переработок, а выделение участка для копки городского судебно-испольнительного пруда чудовищно затянулось. Надо же, сколько проблем у трибунала, это просто ужас.

Укс украдкой глянул на соратницу. Лоуд сидела злая и недовольная, вынашивая злобные мысли по поводу данной «фаты», невыкопанного пруда, святых отцов и всего прочего. Можно понять — Профессора ничто так не изводило, как роль безмолвной наблюдательницы.

Но в целом вышло не так плохо: казнь отложили, открытой драки с превосходящими свято-охранными силами удалось избежать. Собственно, в погодной отмазке Укс был заранее уверен — полностью укладывалась в генеральный сюжет здешней «фаты». Хотя имелись и сомнения — решат бичевать сразу или оно должно пойти единовременно с аутодафе? Но догадывался, что фактор назидательности обязан фигурировать: сначала грешник наблюдает, как его демона казнят, а уж потом самого бичуют. В обратном порядке бессмысленно — все равно после экзекуции будет без чувств валяться, уж какой тут воспитательный эффект от сожжения? Лоуд план построения юридической защиты одобряла, собственно, обычно она адвокатским делом и занималась, но сейчас могла лишь наблюдать.

Осужденные были перенаправлены в подвал временного заключения. Свободных камер-клеток тут было много — РИСТ не имел привычки допускать «затоваривания» судебного учреждения. На партнеров принялись надевать ножные кандалы.

— Вместе нельзя посадить? — уточнил Укс. — Все же последняя ночь у демона, попрощаться бы, поплакать.

— Не положено, — довольно равнодушно, но однозначно гавкнул надзиратель. — Все ноют «попрощаться-поплакать», а сами в блудодейство пускаются, их утром на казнь, а они измочаленные, равнодушные, да и едва на ногах стоят. Вообще не назидательно смотрится.

— Да, с этим не поспоришь, святой отец, — признал Укс. — А что, на казнь много народу приходит?

— Казнь казни рознь. Тут смотря какого жанра. На ведьм молодых ходят исправно и охотно. На демона твоего едва ли придут полюбоваться — слабой выразительности чудовище, вон — клыков и хвоста нет, худющий. Ты чего, демона вообще не кормил?

— Обстоятельства этак печально сложились.

— Вот, у всех «обстоятельства». А потом — ни вам зрителей, ни нам пожертвований. С нормального, выразительного демона после костра знаешь, сколько дохода? И шерсть паленую нарасхват берут, и копыта на толчение, а уж на балду спаленную какой роскошный спрос! Это же первое средство для восстановления мужской силы. Но это если демон правильный. А не вот это костлявое.

— Да, тут мы не конкуренты, — вздохнул Укс. — А нет ли в том греха — спаленную демонскую балду на лечебные порошки толочь?

— Прямой грех, отъявленнейший! — заверил брат-надзиратель, подбадривая сапогом завозившегося тюремного брата-слесаря. — Наш маг-инквизитор при продаже препаратов с места казней всех покупателей аккуратно учитывает. Через полгода арестовывают и под суд. У нас с этим строго!

— И правильно! Закон для всех один! — одобрил Укс, на пробу шевеля ногами, уже отягощенными тяжеленной цепью. — А полгода отсрочки, они чем обоснованны?

— Ну как же — это же наука, тут всё тонко. А вдруг снадобье реально подействовало, помогло хитроумцу, нужно же этот процесс отследить, проверить, записать результаты. Эксперимент! Слыхал такое научное слово? Маги у нас соображающие, даром, что академий не кончали, местные все таланты. К тому же, если ведьма сегодня купила хвост казненного демона, а завтра ее в трибунал «приняли», так другие начнут опасаться грешить. Распугается покупатель-то.

— Тонко, — восхищенно покачал головой Укс. — Так сразу и не догадаешься.

— А ты думал! «Круговорот греха человечьего», как говаривал бессмертный дон Рэба. Ты вот что, парень, если после бичевания отлежишься, давай к нам в орден. Святому делу соображающие и раскаявшиеся грешники очень даже нужны. Через год-два из послушников выйдешь, погоны брата получишь. На всем готовом плохо ли жить? У нас тут слушательницы из женской школы дознания регулярно на практические занятия приходят, обучаем, делимся опытом, у нас парк пыточных машин очень хороший.

— Это конечно. Но бичевание все ж… Может, и сразу сдохну.

— Веселей держись, ты парень крепкий, да и отец Хеодор за тебя словечко замолвил, — дружески подмигнул отвратный надзиратель.

Убрались, наконец, надзиратели. Подвально-тюремные загоны окутала тишина темного спокойствия — единственная плошка со свечой висела у выхода.

Укс звякнул цепью и пробурчал:

— Черт знает что такое, да простят мне столь греховное сравнение. Понтов выше крыши, а цепи ржавые, почти не смазанные.

— На меня вообще кое-как нацепили, — сообщила Лоуд, оказавшаяся в клетке напротив, на две решетки левее к выходу. — Чувствую себя каким-то бомжеватым демоном 28-го класса и тридцать третьего сорта злобности.

— Поточный метод, издержки конвейера. Ты металлолом глянула? Со сниманием проблемы будут?

— Да какие? Кандалки сами сваливаются, не под мои стройные конечности ковались. После ужина начнем?

Вопрос был риторическим. Опытные зеки-рецидивисты до раздачи ужина «когти не рвут» — это и глупо, и западло, вообще не в традиции.

С ужином не затянулось, принесли своевременно. Укс поковырял в миске — каша была даже посомнительнее давешнего кабацкого рагу. Нет уж, воздержимся. Побег с расстроенным желудком — переусложненный квест, нам сейчас не надо. Укс сидел на соломе, размышлял об оптимизации процесса побега, слушал бубнеж напарницы — Лоуд пыталась понять, какими костями кормят осужденных демонов в данной «кучумке». Получалось, что кости павианьи, что выглядело определенным нонсенсом.

…— Да нет, точно они… вот ребрышко характерное.

— Оставь эту сравнительную патологоанатомию, — посоветовал Укс. — По существу что?

— Да что… ну, очень скучно бессловесно слушать, как тебя приговаривают. На редкость тупые изуверы-шовинисты. Вот, допустим, я демон. Пусть так! Так что мне, переводчик даже в принципе не полагается⁈ Шмондюки позорные…

— Уймись. И так эта говорильня надоела.

Лоуд сказала кое-что по существу — в наблюдательности и вниманию к деталям Профессор была признанной специалисткой — потом хихикнула:

— Уксик, а чего я тебе скажу. Тебе наверняка интересно будет. Ты на зрителей нашего процесса смотрел?

— Да когда? Я же на защите сосредотачивался, мне, между прочим, это не очень привычно.

— Не прибедняйся. Отлично справился. Моя школа. Вот иной раз думаешь — вас учить, что в море пИсать — откровенно малоэффективное занятие. Но есть же очевидные результаты. Пусть незначительные, но на здешнем гнилозубом и ущербном юридическом фоне ты вполне блеснул. Вот — теперь и знакомства завел, личного покровителя урвал. Этот, как его…отец Хеодор на тебя явные виды имеет. Сексапильненький ты у нас…

Укс поморщился прутьям решетки и уточнил:

— Его ждем?

— Самый напрашивающийся вариант. Да, слегка пошловато, слегка 18+. А чего ждать от мракобесной «фаты» этого грязеванного жанра? Дождь, мрак, навоз пополам с говном, пытки жалкого перепуганного разума и грубое похотливое мужеложство. Классика.

— Прекрати! Во-первых, хорош издеваться. Меня и так мутит от запаха пыточной каши. Во-вторых, давай отмычки. Не хочу потом в спешке ногти ломать.

— Нервный какой стал, — завздыхала напарница. — Это тебя перед свиданием с отцом Хеодором колбасит. Оно и понятно — это тебе не эльфиечки с гномочками, тут все сурово и пост-модерново.

Примерились — Лоуд точно переслала по полу коридора футляр с отмычками. Укс развернул видавший виды кожаный чехол — комплект был сборный, хорошо проверенный, на все тюремные случаи. Хранился в походной аптечке, поскольку сокращение срока тюремной отсидки и состояние здоровья связаны напрямую, это всем известно. Вот где Лоуд прячет аптечку и прочее на своем крайне лаконичном и открытом миру теле — вопрос. Видимо, уцелели остатки искусства сотворения иллюзии. Хотя возможны и иные варианты. Но о них лучше не думать. Не особо обыскивают тощее коки-тенское чучело, вот и хорошо.

Основная проблема в подобных случаях: не само освобождение от оков, а поддержание впечатления, что цепи остаются на своем штатном месте и надежно удерживают узника. Ну, с этим Укс справился — и не в первый раз, да участие в преподавании обязательного курса лекций Островного университета «Основы тюремно-лагерного быта и бег-рывка» многое дало. Небезынтересный был курс — по сути, конференция по обмену опытом, практически все, начиная от Светлоледи и кончая юным Мааром, «имели, что сказать за Колыму».

Укс занялся замком на двери. Тут получалось глуповато: замок был понятный — распространенная конструкция Амбарно-Тюремный-Гиганто-Простак, но висел крайне неудобно. Попросту не заведешь в замочную скважину отмычку изнутри, огромный размер замка и мешает. Ладно, решим иным способом.

Напарники обсудили нелепую манеру вешать шмондецовые и жутко устаревшие замки, но тут снаружи донесся звон полночного колокола и одновременно у подвальной двери приглушенно зазвенели ключами.

Укс прислушался и вздохнул — святой отец Хеодор явился не один. Осложняется дело на глазах, вот к Логосу не ходи, беспокойная ночка выдастся.

Зашаркали шаги по истертым камням пола коридора. Так, сюда один идет, спутника и фонарь у дверей оставил, образумился слегка, скромность проявил инквизитор. Укс еще раз вздохнул, опустился на колени, взялся за прутья решетки. Теперь еще рожу нужно скорчить посмущеннее и жалостнее.

— Ждешь, грешник? — довольно пробормотал проницательный отец Хеодор.

— Жду, святой отец, — признал пленник. — Жду и надеюсь.

— Так не будем время терять, — прихрюкнул инквизитор, бесстрашно просовывая потную ручонку в клетку и похлопывая по щеке коленопреклоненного грешника.

Укс подумал, что напарница абсолютно права: порой подвиги — занятие утомительное, а то и вообще откровенно гадкое.

Святой отец даже дыхание в предвкушении затаил — некоторые извращенцы страшно любят, когда им медленно и томно сутану поднимают. Укс взялся за цель — в общем-то, как и вожделел поганый гость, только вчетверо крепче. Отец Хеодор издал едва слышный панический звук и замер, полностью парализованный болью.

— Живо до замка дотянулся и отпер, — шепотом наметил план действий безжалостный заключенный.

Вот отвратительнейший момент — от прихваченного святого отца несло густой смесью потной ослятины, кальвадоса и сроду нелеченного кариеса. Привстав от боли на цыпочки, инквизитор страстно тянулся к замку, прутья решетки, заякоренная плоть и затуманенное от боли сознание очень мешали. Укс слушал, как скребет дрожащий ключ по замку, и размышлял о том, что нужно как-то жизнь и профессию менять, надоело вот это всё.

Замок неохотно взвизгнул и покинул свое место.

— Сюда отдал, — приказал Укс.

Святой отец молча передал тяжеленный как гиря железный кругляш. Сам отец Хеодор уже даже трепетать не мог — боль, балансирующая на тонкой грани «почти невыносимо — уже бессознательность» парализовала все чувства и мысли.

— Зови. Кто там у тебя топчется? Зови его сюда. Лучше естественно покличь, без предупреждений, а то сильно пожалеешь, — намекнул Укс.

— Эй, сюда бутылку неси! — тоненько-тоненько воззвал отец Хеодор.

Прозвучало совершенно неестественно — словно ошпаренный цыпленок пропищал. У дверей помедлили в явном замешательстве, потом все-таки затопали по коридору. Ну, так оно и лучше.

Свет фонаря приблизился — источник масляного света и емкую бутылку нес пухловатый послушник с единственной нашивкой ряд-брата на мятом погоне. На страстно прижавшееся к решетке начальство дисциплинированно не смотрел, протягивал бутыль.

Укс возвел сжатие в следующую степень — инквизитор мгновенно обеспамятел, сполз по решетке. Из преисполненных болью и воздухом легких с громким шипением выходил вонючий дух.

— Сомлел от блаженства, — сообщил Укс, ловя послушника за ворот сутаны. Рванул к прутьям — дурак и понять ничего не успел, приложился головой, тут же получил добавку замком по темени. Уже бессознательный, сел на колени рядом с отцом Хеодором.

— Вот чего у вас не отнимешь — так это слаженной организованности, — проворчал Укс, с отвращением обтирая ладонь о не очень чистую сутану послушника.

Вышел за решетку, подхватил фонарь.

Лоуд выглядывала в коридор — компактная земноводная голова пролазила сквозь прутья решетки.

— Быстро там у вас. Даже чересчур, — заметила узница. — Зрители слегка разочарованы. Могли бы краткую, но яркую оргию изобразить.

— Не тот жанр, — пробурчал Укс, снимая замок. — И вообще мы пропагандой не занимаемся.

— Это конечно, мы за семейные ценности! — разминая лапы, Профессор выскочила на свободу. — Мне какую сутану брать?

— Со старшего. Она почище, и тебе по размеру будет.

Разобрались с трофеями, Укс еще дважды двинул по инквизиторским черепам удобным замком — «контрольное» приложение не помешает, должны до утра смирно проваляться. Сунули бесчувственных извращенцев за решетку, Лоуд раздраженно поправляла веревочный пояс с ножнами инквизиторского кинжала, одергивала на себе сутану:

— Да что пропотевшая-то такая⁈

— Даже не напоминай.

— Извини. Искренне сочувствую, — напарница упрятала глянец башки под капюшон. — Ну, не везет нам сегодня. Рагу — говно, тюремщики — пидорасы. А могло обернуться и иначе, поскольку тут…

— Потом расскажешь, — Укс взял фонарь и бутыль, похожую габаритами и весом на боевую дубину средней весовой категории.

Вышли на свежий воздух. Необъяснимый физический парадокс: в тюрьме пусто, а смрадный духман стоит, будто все камеры переполнены. Вот как они это делают?

Запирал дверь — ключей на связке болталось с избытком, они путались — но тут напарница издала возмущенный звук. Укс обернулся с кинжалом наготове…

Народу у дверей прибавилось. Непонятно откуда возникший мелкий монах прижимал к голове Лоуд ствол пистолета, Профессор ответно утыкала под подбородок агрессору острие клинка кинжала.

— Что за маниакальная назойливость⁈ — гневно осведомилась Лоуд. — Вот непременно сразу пистоликом надо тыкать?

— Не узнала вас в рясе, — чуть слышно пояснил монашек, отводя оружие. — Я к вам шла. Думала выпустить.

Судя по голосу, знакомому потертому пистолету и наглости обращения, Укс этого монаха, в смысле, поддельную монашку, знал. Что, конечно, не являлось поводом убрать кинжал. Даже наоборот, Логос свидетель — так и тянуло надавить сталью в бок посильнее.

— Выпускать нас не надо. Мы не гордые, сами выйти способны, — усмехнулась Лоуд.

— Я поняла, — заверила проклятая воровка. — Но думаю, вдруг помочь нужно, по улицам вывести. Город запутанный, вообще нет никаких указателей. И извиниться хотела.

На Укса наглая особа предпочитала не смотреть, хотя под давлением клинка невольно прогибалась.

— Извиняться потом будешь. Искренне и проникновенно, — пообещала Профессор. — А пока убираемся отсюда. Укс, ну что ты девушку на ступеньках, как гопник какой-то, режешь? Успеется с этим.

Укс с раздражением убрал кинжал. Воровка словно и не чувствовала боли, только глазами слишком ярко из-под капюшона блестела. Кстати, в лицо и вообще бы не узнал. Хотя накрепко ведь запомнил тогда у сходен. Странно. Ладно, действительно успеется с объяснениями.

Беглецы и внезапная помошница-проводница прошли по этажу РИСТа, беспрепятственно миновали дежурного — монах уютно похрапывал за столом с коптящей свечой. Укс воспитанно, без шума, прикрыл за собой наружную дверь.

На улице опять шел дождь, и воняло так, словно полковые нужники инквизиторских войск по всем четырем сторонам улицы располагались.

— Вам куда сейчас нужно? — осведомилась воровка.

— Твое какое дело? — зарычал Укс. — Может ты и не «подсадная», но веры тебе…

— Мгновение! — призвала Профессор. — Вряд ли шмонда «подсадная», она на заседании вместе с монашками сидела, так подсадных не палят, это азы оперативной работы.

— Я случайно, — немедля оправдалась воровка. — Сдаю экзамен на чин младшего дознавателя, у нас лекции по судебному делу. А тут вы. Счастливое совпадение.

— Угу, нежданная большая удача. Тебе чего надо-то? — прищурилась Лоуд.

— Проводить. В качестве извинения. Я там не специально, у корабля и сходен. Так сложилось. Но чувствую себя немножко виноватой. Провожу. Бескорыстно. Потом маленькую просьбу иметь буду, но это на ваше усмотрение. А город я знаю. Уже четвертый месяц здесь.

— Это ты везучая. И как городок? Кафешки? Отели? Сервис? Достопримечательности? На что стоит взглянуть в первую очередь? — заинтересовалась Лоуд.

— Мемориальная гробница святого дона Рэбы довольно интересная. Вид на Бездну с западной городской стены недурен, — начала перечислять воровка. — Собственно, всё, кажется…

— Вы совсем охренели, под дверями РИСТа экскурсионную ересь нести⁈ — осведомился Укс.

— Да, пошли-пошли, не будем святым отцам надоедать, — поддержала Лоуд. — Давай, наша славная Сусанка, к городской стене веди, может, там льет меньше.

Двинулись по улице. Основную опасность представляла скользкая навозная жижа под ногами — на эту реалистичность здешний сюжет был щедр. Дважды попадались забившиеся под навесы монашеские патрули, но на беглецов они внимания не обращали — трое братьев с большой бутылкой кальвадоса, что может быть естественнее?

У городской стены Лоуд остановилась:

— Так себе городок. Особенно с учетом омерзительных погод. Полагаю, здесь всегда так льет?

— В общем, да. Хотя была и жара. Тогда вообще не продохнуть, вонища, дышать невозможно, все морды трепьем завязывают, — пояснила воровка. — Могу я с просьбой обратиться?

— Валяй. Даже интересно, каковы истинные запасы твоей наглости.

— Заберите меня отсюда. Мне очень надо. Вот очень, — прошептала воровка. — Вы же можете. У вас эти… крылья самолетающие.

— Интересный поворот, — ухмыльнулась Лоуд. — А что ж наши славные контрабандисты? Ты же сюда с ними попала? Что, по карманам команды «Генриэтты IX» прошлась и спалилась, вышвырнули с борта?

— Что вы такое говорите⁈ Да я никогда! Возьмут меня на «Генриэтту», я полезная. Только Инквизиция не выпустит. Я же теперь святая сестра. Это пожизненно, поскольку вопрос истинной веры. Уйти можно только по старости или усекновением головы третьей степени.

— Что ж ты так опрометчиво? Могла бы мирянкой оставаться. Модная сутана понравилась?

— Выбора не было. Прилетели мы с Герцогства, маг в научные консультанты нанялся. А мне — или в сестры, или сожжение первой еретической категории. Я же иностранка, тут выбор узкий. Заберите меня. Я отработаю. С контрабандистами свяжу. Всё что угодно. На колени стану. Только тут мокро, а обляпанная, я вообще не нужна буду.

— Это верно. Но ты и полусухая-то не очень-то. Короче, если по коленопреклоненным мольбам — вот у нас специалист, — Лоуд указала на напарника. — Дня не проходит, чтоб чем-то коленопреклоненным не занялся. Сведущ, суров, но справедлив. И вообще-то, ты именно его чуть не убила. Нет, я тоже пребываю в непримиримой ярости, но готова смягчить кару до разумных «шестых-седьмых степеней пожизненного бичевания». Это исключительно исходя из оригинальности того «развода» у сходен. Эффектно вышло, того не отнять. Отъявленная ты сучка, шмонда и гадюка.

— Не возьмете? Ладно, — воровка отошла, довольно естественно пошатываясь, села под стену, натянула на лицо капюшон, и, похоже, разрыдалась.

Вот это было довольно неожиданно. И неприятно.

Укс в ярости посмотрел на напарницу.

— А я тут причем? — отреклась Профессор. — Не, я ее на трибунале среди публики видела, хотела тебе сказать. Но ты «потом-потом». А дальше я к событиям вообще непричастна.

— Я не про то. Чего она ревет? На нее не похоже.

— Так девка. Человечья. У них порядок такой: не плачут — потом плачут — потом опять кратенько не плачут. Девицы прочно включены в цепь круговорота воды в природе. А в данный конкретный момент она бухая. Крепко. Судя по запаху, литруха кальвадоса, не меньше.

— Да ладно.

— Точно тебе говорю. Сам не чуешь, что ли?

— Откуда? Тут везде — или кальвадосом, или дерьмом, постоянно несет. Чаще одновременно.

— Ну да, у тебя нос восемь раз ломаный, что ты унюхать-то можешь. Но как-то так. В полной безнадеге девица. Крепко ее прижало. Может, вытащим? И разговорим без спешки? Меня вот очень временной парадокс интересует, а она довольно много знает.

— Как?

— Дурацкий вопрос. Что мы, девицу не выпытаем?

— Я не про допрос. Как мы ее заберем? У нас, если помнишь, двухместный аппарат. В смысле, одноместный, но слегка усовершенствованный. Я могу тебя оставить, ее забрать…

— Перестань вульгаризировать технические решения! Оставлять меня — вообще не вариант, у меня полно дел, собака не кормлена, студенты потерялись. Нет, этот вариант — не вариант.

— И каково решение?

— Меня спрашиваешь⁈ Да кто тут пилот⁈ — возмутилась Лоуд. — Тебе решать. Если не берем, то лучше ее прирезать. Во избежание шума и дальнейших угрызений совести. Но если учитывать, что у нее имеется контакт с контрабандистами, она легкая и много знает.… Безусловно, мы и сами выберемся. Но нас текучка заедает: то концерт, то суд, вообще не продохнуть. С девицей дело могло бы ускориться. Опять же эта идиотская, так называемая «галактическая полиция». Мы в последнее время на галактический уровень не выходили, плыли спокойно, намечалась чисто планетарная разборка, какого хрена к нам цепляться? И есть еще один аспект. Тебе не кажется странным, что мы опять с воровкой столкнулись? Учитывая разноуровневость здешнего архипелага, схему межлинзовых воздухо-глубинных течений и мою теорию трехтактовой встречевой вероятности, это крайне странно. Это, или так называемый сквозной сюжет, или чья-то личная предопределенность. Но поскольку мы не фаталисты…

— Еще одно «но», и ты точно здесь останешься, — прошипел Укс. — Наймешься демон-профессором первой категории и будешь здешним монахам на лекциях бесконечно «нокать».

— Согласна, по «но» перебор. Ситуация противоречивая. Я затыкаюсь, — пообещала Лоуд. — Решай.

Укс в сердцах сплюнул и пошел к воровке. Лоуд за спиной издала предупреждающий звук, тактично обходящий только что данное обещание молчать. Ну да, если по первому краткому варианту — резать, не дожидаясь осложнений, так у девки есть пистолет, она может и возражения предъявить.

Пилот взял сидящую под стеной жертву за ворот у капюшона, оторвал от навозной мокрой тверди. М-да, легкая. Если без промокшей сутаны, так и вообще непонятно, если ли тут живой вес.

С рыданиями воровка справилась. Висела молча и неподвижно, за пистолет не хваталась. Капюшон скрывал лицо, только мокрый нос слегка торчал. Нос некрупный, тоже облегченного типа. Укс попытался вспомнить, как воровка вообще выглядела. Нет, не удавалось. Что-то относительно миловидное, но безликое. Все же странно, у подвала лицо четко видел. Но вес хороший, однозначно привлекательный. Слегка встряхнул, с рясы закапало…

…да, хороший вес. Но, Логос свидетель, риск неоправданный.

Опять это «но» неугомонное. Прямо мокрым клещом въелось.

— Если выберемся, всё нам расскажешь. Вообще всё.

Ни звука, только чуть заметное согласное движение рясы.

— Контакт с контрабандистами, это само собой. Как до места доберемся — вали на все четыре стороны. Фокусничать начнешь — мгновенно завалю.

Новое согласное движение. Немногословна, этого достоинства не отнять. Собственно, достойно и висит, и соглашается, не каждому такое дано.

— Так, договорились. Но… тьфу! это при условии что долетим. Разбиться запросто можем. Осмыслить этот нюанс способна? Что такое «нюанс», известно?

— Да. Мне очень надо.

Видимо, «да» — это сразу и по поводу осмысления, и насчет нюанса. «Надо» — по поводу жизненных планов.

Укс осознал, что все еще держит воровку на весу. Не иначе как приятно ее вот так держать. Странно. Что в ней еще такого привлекательного, кроме веса? Нос мелкий? Хотя это тоже к весовой категории относится. Зубы хорошие, явно чищенные, в этом святом городе такое совершенство не может не восхитить. Ладно.

Поставил на ноги.

— Выполняешь приказы с полузвука. У нас полет иной, одно ошибочное движение — всё! — отлетались.

Очередной кивок капюшона. Ну-ну…

Укс обернулся к напарнице:

— Рискуем.

— Не удивлена, — заверила Лоуд. — Максимальная степень придури нам свойственна.

Взбирались на стену. Воровку опять пришлось подсадить, далее карабкалась сама. Бывают такие девушки — без первоначального пинка они вообще никак, но дальше всё идет как по маслу. Впрочем, тут, видимо, иной случай — скромные габариты влияют.

Прошли по стене — дождь погасил дежурные факела, патрули сидели где-то в сухости.

— Здесь! — определила место Лоуд.

— Неужели? Это даже без «но»? — с горечью уточнил Укс, перебираясь через парапет.

— Самец! Если вовремя не поужинает, вообще невыносим, — сообщила Лоуд помалкивающей воровке.

Спустились. Дельтаплан был на месте, разве что обширные лужицы на заштопанных крыльях собрал. Укс со вздохом стряхнул воду, понес прятать в камни гитару и прочее. Буркнул:

— Чего стоите? Раздевайтесь.

— Извращенец куртуазный, — прокомментировала напарница, стягивая с себя рясу.

Откровенно говоря, Уксу было любопытно, как вороватая кандидатка в пассажирки среагирует. Нет, извращение конечно подсматривать, но день выдался так себе, можно как-то и развлечься.

Собственно, никак и не среагировала. Сняла рясу, относительно аккуратно свернула, разулась — местные грубые сандалии на деревянной подошве ей вообще не шли. Фигуру и фигурой не назовешь — так, фигурка невесомая, без очевидных достоинств. Чулки опять разные, хотя и другие — герцогский, видимо, продала как предмет излишней роскоши.

— Максимально облегчаемся, во всех смыслах, — напомнил Укс, перебирая инструмент и оставляя на аппарате лишь самое необходимое. Занятие было непростым, нервным, расставаться с нужным имуществом всегда непросто, так что какое впечатление на воровку произвело грубое физиологическое указание, не отслеживал.

Подготовил аппарат, отследил пространство «за кромкой». Видимость — полный шмондец, проклятый дождь только усилился. Кстати, и воровка опять слезной влаги в атмосферу добавляла.

— Что еще? — неприятно удивился Укс.

— Душераздирающий момент расставания с личным оружием, — пояснила Лоуд. — Фанатка огнестрела, прямо как некоторые наши знакомые.

Фанатка-пассажирка помалкивала, только щеки утирала.

— Так спрячьте ствол и «маслины» нормально, может, потом с остальным заберем. Когда-нибудь, — пробурчал пилот, разуваясь.

Ну, готово, наконец. Укс провел последний инструктаж непомерно разросшемуся экипажу. Пассажирки — уже без чулок и прочего лишнего, слушали внимательно. Лоуд намекнула, что пора отчаливать — сопли и простуда уже обеспечены. Это верно, погода была здешняя — сугубо инквизиционная, пыточная.

Дельтаплан стоял уже у самой кромки, расселись, повозились с единственным страховочным ремнем. Укс подумал, что с таким перегрузом определенно разобьются, но это даже интересно — вот он — истинный вызов искусству пилотирования. «Безумству храбрых поем мы сагу!» как любит повторять одна безмозглая переводчица.

Дельтаплан упал в бездну…

…Укс решил, было, что вообще не выровняет аппарат. Хаотично кувыркались сквозь холодную мокрую мглу. Не скольжение, а бурный унос в водоворот унитаза…

…Кое-как выровнял, а тут дельтаплан выскочил из дождевого облака, окружавшего линзу — сразу стало легче…

…Свистел воздух в плоскостях, молчали онемевшие от страха пассажирки, бешено неслась навстречу Бездна и отдаленный мерцающий свет. Разве не дивные минуты⁈ Скорость слишком велика — финиш будет смертелен. Но ведь сейчас какое наслаждение⁈

…Теплый мощный поток подхватил аппарат, скользили горизонтально, потом даже с некоторым набором высоты. Наверное, только пилот, рожденный крылатым, мог ощущать и использовать эту смену дыхания бездны…

Вон… линза, дрейфует чуть выше курса, крайне неудобно. Но выбирать не выйдет, и так шли вслепую, а тут есть шанс скорость погасить. Укс потянул с набором высоты, практически рядом — рукой можно тронуть — плыла темная и опасная «пята» острова. Еще чуть выше, еще… Твердь промелькнула в опасной близости, дельтаплан выскочил над кромкой…

…Заросли, высоченные деревья, ну, как без этого… Логос-то бдит…

…Вот теперь пассажирки завизжали… прямо в один голос, не разберешь, кто ученый-земноводный, кто вороватый-предательский…

…Метнулся навстречу лес и холм. Деревья показались фантастически огромными, в последний миг пилот смог накренить аппарат, чудом проскочили меж чудовищных стволов, с хрустом влепились в подлесок…

…Швырнуло Укса не то чтобы далеко от аппарата, но жестко. Кувыркаясь, пытался сгруппироваться, не особо преуспел, от очередного удара боль прожгла ногу от ступни и выше…

…— Эй, живы? — завопила Профессор, выбираясь из кустов и отряхиваясь. — По моей рабочей версии, мы в заповедном краю. Как оно… реальная зазубренная пуща! Меня орехами так и обсыпало. Орехи, товарищи, это хорошо! В малину приземляться намного хуже — она колючая и липкая. Чего сидишь, Уксик? Нога?

— Она.

— Ничего страшного, сейчас зафиксируем, полежишь, отдохнешь, орешков погрызешь. Зубы-то не выбило?