Штамм «Ратоньера»

Ночь. Окончание

«Дорога», известнейший форум путешественников, оказался недоступен. Само по себе это было не страшным, но неприятным событием, потому что из всех сайтов, где общались странники эпохи Ратоньеры, «Дорога» оставалась наиболее толковым. Там почти не встречалось бессмысленной ругани, советы давали четко и по делу. Надежды на быструю разблокировку не было. В последние годы сервера рушились основательно, некоторые — навсегда, подколки «В Гугле забанили?» ушли в прошлое, ибо на них отвечали: «Нет, Гугл обвалился». Кирилл ругал себя, что не читал о дороге на южном направлении, пока была такая возможность.

— Вот что мне стоило? Все европейские достопримечательности смотрел… до Риги, наверное, с закрытыми глазами бы доехал, а надо было дорогу на Дон изучать.

— Лучше спросить людей, кто был там, — заверяла Лиза. — Такие непременно встретятся, живое общение самое лучшее. Тот же форум, в конце концов.

Этот день в итоге прошел зря. В поисках бензозаправки им пришлось порядочно отъехать в западном направлении, затем еще столько же — до работающего придорожного кафе, потом отключился Интернет, а погода снова начала портиться, туман сгустился не хуже лондонского смога, и стало темно, как в сумерках. Ближе к вечеру стало ясно, что остановиться на ночлег нужно в какой-нибудь заброшенной деревеньке, либо опять спать в машине, чего никому не хотелось категорически. Навигатор не желал показывать, где они находятся, Кирилл в сердцах обозвал злополучный прибор нафигатором и остановил машину, дожидаясь хоть кого-то, знающего путь. Минут через пятнадцать из тумана появилась пара шатающихся темных призраков, Максим даже вспомнил вчерашнее видение, но призраки подошли поближе и оказались обыкновенными подвыпившими дедками.

— Что? Где переночевать можно? Да вон в той стороне монастырь, там люди и останавливаются обычно.

Старики удалились в темноту, снова обращаясь в неясные тени. Лиза, очень обрадовавшись возможности попасть в монастырь, заторопила скорей ехать, Кирилл, напротив, весьма презрительно фыркнул и попытался произнести речь на тему «Религия — опиум для народа», но успеха она не имела. В селах, где оставалась пара-тройка жителей, остальные дома слишком быстро приходили в негодность, пересыхали колодцы, волки, испытывавшие все меньше страха перед дряхлеющим царем природы, бродили прямо по улицам. Опасаться стоило и мародеров, и просто озверевших в ожидании конца света безумцев, обитаемые места казались более надежным приютом, поэтому большинством голосов решено было ехать в указанном направлении.

Белые стены монастыря отражались в прозрачной воде озера. Оно, как и положено водоемам в средней полосе, зарастало осокой и бурьяном, но сейчас его вычистили. Охапки старой травы лежали в отдалении. За стенами и брусчаткой, которыми выложили часть двора, тоже следили — ни один камень пока что не выкрутился из своего места. В стороне золотисто светилась новым брусом беседка колодца. Здесь время казалось остановившимся. Лес за стеной стоял спокойно, в торжественном молчании, не напоминая, что скоро трава пробьется между плитками брусчатки, плющ оплетет прогнившую беседку и молодые деревца разорвут осыпавшиеся каменные стены.

Зато во внутреннем дворе людей было слишком много для уединенной святыни с благостной атмосферой. Несмотря на запреты, кто-то ухитрился ставить машины на территории монастыря. Монахи автовладельцев уже не гоняли — за долгие годы поняли, что бесполезно. Нынешние посетители не были ни богомольцами, ни экскурсантами, просто неприкаянными людьми, которых судьба стащила зачем-то в одно место, может, и для того, чтобы прихлопнуть всех разом. Среди разношерстной толпы мелькали монахи в черной длинной одежде, как пингвины среди чаек на птичьем базаре. Лица у них были отрешенные, вид занятой, Кирилл пытался остановить и расспросить кого-то из них, и остановил только с третьей попытки. Монах даже выслушал его не до конца, ибо привык к посетителям, нуждающимся во временном пристанище.

— Там, — он махнул рукой в направлении одной из построек, — переночевать можно, но с едой, извините… Слишком много желающих. За водой на пруд, на мостки. Сломался недавно насос, так-то вода проведена, под колокольней источник, но сейчас пока не починить. Из города вызывали мастера, но там их не хватает. Все ломается… У нас и автобус тоже, второй день не заводится, среди паломников умельцев нет…

— А что с автобусом? — спросил Максим. Монах, отвечая, посмотрел ему прямо в лицо, не мимо, как до этого:

— Умер водитель, который мог бы отремонтировать. Старый был. Новых нет. Мы водим все, даже я, но вот ремонтировать умения не хватает.

— Я могу попробовать посмотреть автобус. Починить не обещаю, но хотя бы попытаюсь.

Монах очень серьезно сказал:

— Мы были бы вам благодарны.

Лиза убежала в часовню, ныне служившую чем-то вроде гостиницы, посмотреть, нет ли там какой работы, или, как выразился священник, «послушания». Кирилл от этого слова скривился, будто с кислых щей, и отправился за священником и Максимом в гараж, наблюдать за ремонтом машины. Максим пропустил начало их разговора, он знал о воинствующем атеизме своего товарища и не ожидал, что тот вообще заговорит о чем-то со служителем культа, поэтому очень удивился, когда, лежа под автомобилем, (куда пришлось залезть в поисках проблемы) услышал обрывки мирной философской беседы.

— Вы понимаете, — говорил священник мягко и убедительно, и Кирилл от такого тона не бунтовал и не возражал, — стареющий человек впадает в детство. Стареющее человечество тоже впадает в детство. Сейчас мы фактически вернулись во времена удельной Руси, когда она развалилась на отдельные княжества, помните? Тогда ее духовное единство крепила только православная вера, и теперь только она может помочь.

— Да, я понимаю. Но и вы согласитесь, что тех же татар в конце концов победили не верой, а оружием, и сейчас многие стараются хотя бы облегчить уход последних людей, а может и найти возможность его избежать. Вот те же клиники в Израиле…

— Это светские клиники. Понимаете, в чем различие между светским и духовным — для вас настоящее не имеет значение без будущего, а для нас имеет, потому что наше будущее у нас не отнимет никто…

Голоса удалились, но у Максима оставалось ощущение, что в гараже есть кто-то, кроме него. Он вылез из-под машины и обнаружил этого кого-то. У входа стоял, буравя пронзительным взглядом и автомобиль, и ремонтника, невысокий щуплый человек неопределенного возраста с растрепанными седоватыми космами. Если бы еще снимали исторические фильмы, незнакомец мог бы без грима играть анахорета-старообрядца или отшельника.

— Там сцепление, похоже, кроме стартера, — сказал Максим. Неизвестный не ответил и продолжал смотреть, как если бы Максим лазил под автомобиль не чинить его, а устраивать диверсию.

— Понял, мил человек? Там сложный ремонт, нужен настоящий ремонтник с инструментами и прочим, — объяснил Максим еще раз на всякий случай и пошел к выходу, не выпуская монаха из виду. Иной раз даже безобидные и внешне адекватные люди неожиданно начинали буйствовать, а от этого типа ожидать можно было абсолютно всего.

Уже у двери до Максима донеслись слова:

— А ведь ты тоже видел Крысолова.

— Что? — он обернулся, думая, что ослышался.

— Два лика у него, у беса. То мужик с дудкой, то смерть с косой, — спокойным тоном пояснил неизвестный и добавил уже с некоторой угрозой: — Смотри, руки на себя наложить захочешь, он не даст. Тем, кому он покажется, он легко умереть не позволит. Я его видел, я знаю, как умру.

Максим потрясенно молчал. Конечно, это был не первый встреченный им сумасшедший, но первый, с которым у него обнаружились общие галлюцинации.

На выходе из гаража Кирилл продолжал беседовать со священником то ли по поводу смысла жизни, то ли о чем-то более приземленном. Максим подошел и сообщил, что сам ремонт не потянет, священник заметно огорчился, но все равно поблагодарил и выразил надежду, что они пожелают посетить службу.

— Это вряд ли, — сразу заявил Кирилл.

— Там у вас какой-то лохматый анахорет, — Максим поспешил увести разговор в сторону. — Очень странный, он не того, не свихнулся?

— Наш звонарь, — ответил священник. — Он безобидный, что вы, просто так выглядит. У него вера от сердца, колокол у нас очень тяжелый и звонить в него трудно. А он, звонарь, обещал, что будет звонить, пока не умрет, и если почует слабость, не будет спускаться с колокольни, если откажут руки, — будет дергать веревку зубами… Вот так вот. А теперь, простите, мне пора, — и он быстро зашагал прочь.

Кирилл поглядел ему вслед:

— Они тут все немного психи, но упрямые… Уважаю.

Подбежала Лиза, разматывая на ходу повязанный поверх куртки передник:

— Ребята, пойдемте в часовню. Там про «Саранчу» говорят.

— Только ради всего святого, не расспрашивайте специально, а то народ нервный, косятся на всех. Решат, что мы сами террористы какие, — попросила Лиза, когда они поднимались в здание по слегка покосившейся, но подлатанной и зацементированной лестнице.

Внутри не было электричества — его экономили. Света из небольших зарешеченных окон не хватало, недостаток этот пытались восполнить в изобилии горящие свечи. От сотен пылающих огоньков пахло воском и легким дымком, по стенам блуждали тени. Людей внутри собралось много, казалось, что дышит, пыхтит, ворочается с боку на бок и причитает огромное, старое, неизвестное науке живое существо.

Седоватый человек, маленького роста, с быстрыми движениями, неуловимо напоминавший воробья, рассказывал, отчаянно жестикулируя:

— У меня брат двоюродный был из органов, так он рассказывал, как им попался такой завербованный. Они его и спрашивали между делом, почему у них на груди была минора, а не звезда Давида, так этот прямо подскочил — то был знак! То метили овец на заклание, а мы жнецы, мы жатву собираем!

Кто-то из сидящих рядом громко прицокнул языком, поднялся — косматая широкая тень легла на стену:

— Про «Саранчу»? Брат у тебя чересчур болтливый, тайны следствия он не имел права выдавать.

Маленький человек обернулся:

— Это он недавно рассказывал, года два назад. А про «Саранчу» уже сколько лет ничего не слышно? Пятнадцать точно. Да он и рассказывал-то мало. Сколько он там видел, этих пойманных, они же норовили покончить с собой, а уцелевшие были какие-то пришибленные. Как зомби просто.

— Мы тут сами как зомби, — мрачно сообщил кто-то басом из дальнего угла. Общий разговор смолк. Кирилл подождал, не заговорят ли снова про «Саранчу», и, не дождавшись, крикнул:

— Мужики!

Рядом с брошенной на пол куртки поднялась и села фигура — круглая, как колобок. Пламя осветило широкое лицо, круги под глазами, растрепанную крашеную челку и пышный бюст, поднимавшийся чуть не до подбородка.

— И леди! — тем же тоном продолжил Кирилл. — Из Ростова есть кто? С Кубани, с Кавказа?

Народ угрюмо молчал. Обладательница пышного бюста улеглась обратно на пол. Тот же бас из дальнего угла буркнул:

— А тебе зачем?

Из другого угла сообщили:

— Да тут местные, в основном.

После недолгой паузы люди снова заговорили каждый о своем, общий гомон разбил толпу на отдельные кучки, ощущение единого живого существа пропало.

— Да. — вздохнул Кирилл, — этот форум тоже завис и погряз во флуде. Вот тебе и живое общение.

— Тебе срочно, что ли, в Ростов? — раздался рядом чужой голос. К ним незаметно подошел тот самый мужичок (Максим мысленно окрестил его Воробьем), что рассказывал про «Саранчу».

— Срочно, — подтвердил Кирилл. — Было бы не срочно, не спрашивал бы. С поездом вроде как проблемы?

— С поездом… — мужичок помедлил. — Несколько взрывов было на железной дороге. Об этом не пишут, чтобы паники не было. Ее и так хватает. Поезда пока туда не идут.

— Взорвали? — удивилась Лиза. — Кто? Неужели террористы?

— Зачем террористы, обычные грабители. Там теперь бандитская вольница, паны-атаманы всем заправляют.

— А войска что? — спросил Кирилл быстро. — Даже армия не справляется, что ли?

— Какая армия? Что осталось, к Москве подтянули, чтоб хоть там порядок был. Еще лет десять назад как-то держалась жизнь по старым правилам, теперь уже все посыпалось.

— У нас бандитов нет. То есть, есть, конечно, но чтобы прямо вольница…

— А вы откуда?

— Тебе адрес и ключ от квартиры, где деньги лежат? Ну, считай, с Пскова.

— Там нормально, — заявил мужичок с таким видом, будто это было его личной заслугой. — Они на южном направлении страх потеряли.

— Почему? Там же проще выжить, с продуктами точно легче! У нас на хлеб и прочее первой необходимости карточки…

— Вот-вот, у нас тоже карточки, сильно нужны бандитам наш карточки? С продуктами легче, если пахать. А там нормальные люди разбежались или затаились, а бандюганы воюют.

— Да с кем же, если войск нет?

— Друг с другом конкурируют. Как в первобытные времена, — бегающие воробьиные глаза сузились в невеселом прищуре. — Там зимы короткие, без отопления легче, машины бензина меньше жрут. Вот и скопилось там отребье.

— Так ты тамошний?

— Я тутошний. Третий месяц при монастыре живу. Родные померли, работы нет… А на миру и смерть красна. Тут месяц назад мужик кантовался, Бухенвальдом его прозвали. За худобу. Он из Краснодара пешком шел. То есть он сначала ехал на машине с другом, но их обстреляли где-то в районе Воронежа. Друг погиб. Он пробирался на своих двоих, от бандитов прятался, ел, что найдет. А что можно найти в конце зимы? На подступах к большим городам бандиты засели, деревни либо заброшены, либо народ совершенно зашуганный, в основном с ружьем грозили, чтоб мимо шел. Грабителей боялись. Пару раз только его пустили, рассказали, что у этих бандюков такая хитрость в ходу. Они выпускают одного, якобы болен, нуждается в помощи, а как хозяева расслабятся, врываются остальные с автоматами.

— И он дошел?

— Дошел. Родных повидать хотел. Что с ним теперь, не знаю.

Повисла пауза, тем более тяжелая, что разговоры вокруг не прекращались.

— Неужели не доехать никак? — спросила Лиза.

— Можно, почему нельзя. Опасно, но можно все, — сказал Воробей. — По главной дороге если не ехать, выбирать открытые места, чтобы не подстерегли, или, наоборот, пробираться по глухим тропам. Лучше всего немного на восток зарулить, ни в коем случае не западнее основной трассы. Там граница рядом, то есть просто гуляй-поле на сто километров от границы в обе стороны, полная анархия и народ с оружием бегает.

— Насколько далеко на восток, это же сколько бензина надо на такой крюк!

— Ты меня спрашиваешь? Я без понятия, это же не мне на юг надо. Если только с собой везти запас, хотя, наверное, заброшенные заправки есть, или даже не заброшенные. Там же не везде все бандиты поуничтожали, им тоже инфраструктура нужна.

Кирилл задумался вслух:

— На восток сильно тоже не выход, так можно до Урала забуриться, а еще придется Дон пересекать. Неизвестно, что там с мостами. Еще машина наша выдержит ли такой путь, поменять бы ее по-хорошему…

— С машиной знаешь, что? — оживился Воробей. — У нас в городе закрылся завод. Ну, закрылся он давно, а не лез туда никто, потому что он был химический. Минеральные удобрения производил, сколько себя помню, люди ругались, что вокруг все поотравлено, экология ни к черту. Так вот, там остался автопарк, проверь, если не боишься химикатов.

— Вот же… Конец света, а люди химикатов боятся. Лишь бы на въезде не было, как в Москве, проверки и километровые очереди.

— Столица это всегда так. Проверяют, потому что боятся. Ну и еще, вдруг ты вывезешь десяток трудоспособных еще граждан, а взамен оставишь полуживых пенсионеров.

— Это понятно, — сказал Кирилл недовольным тоном (он терпеть не мог, когда ему объясняли то, о чем он не просил). Воробей продолжал:

— Или можно еще чуть дальше поискать, на бывшей атомной станции, там точно не трогали технику. Только туда никто не суется. Слухи нехорошие. И светится она… ночью.

— Конечно! — взвизгнул чей-то голос сбоку, было даже не разобрать, мужчина это или женщина. — Никому до нас дела нет, как в Чернобыле, нас даже не предупредят, сдохнем все…

— Все и так сдохнем, — подчеркнуто спокойным голосом ответили с другой стороны.

— В нормальном государстве о людях заботятся! — не сдавался первый голос.

— Угу, — подтвердили откуда-то с другого боку. — Говорят, на границе под Витебском банда орудует, наших отлавливают, кому нет пятидесяти, и того… На органы для европейцев идут.

— Ой, да хватит вам! — крикнули уже не поймешь, откуда. — Все равно сдохнем!

— Вот мы сдохнем, а правительство что, нас переживет…

— Все, пошел треп ни о чем, — Кирилл кивнул Максиму и Лизе. — Давайте на выход, а то эти сплетники весь конец света испоганят. Болтовни много, информации ноль.

На улице дышалось легче. Ветер разогнал и поднял вверх тучи, оставив лишь легкую дымку тумана. Все же солнце не показывалось, и складывалось впечатление, что время позднее, хотя на самом деле это было не так. У колокольни прохаживался косматый звонарь, дожидаясь службы.

— Чего так быстро сбежали? — Воробей тоже вышел на крыльцо.

— Слушать пугалки не захотелось, — ответила за всех Лиза. — Про сдачу на органы, радиацию и прочее.

— Э, можно и потерпеть. Раз пугалки, два пугалки, а на третий и что-то толковое скажут. Тот мужик, что говорил про донорство, как раз на заводе химикатов работал. Он все надеется, что уж его-то органы точно никому не понадобятся. Вот его бы расспросили насчет машины. Он сначала все свои страшилки вывалит, но вам шашечки или ехать?

— Нам ехать, — согласился Кирилл. — Как зовут эту жертву вредного производства?