Штамм «Ратоньера»

Над огнем. Начало

На сон здесь устраивались по отдельности, женщины (которых было немного) в часовне, мужчины в братском корпусе. Кирилл, не доверяя местной братии, решил еще одну ночь охранять автомобиль.

Утром их разбудил колокол. Откуда-то из темноты пришел звон, медленный и тяжелый, эхо тянулось за каждым ударом, повторяя его бесконечно. Максим подскочил, мгновенно проснувшись, рядом заворочались люди, новички матерились с непривычки, старожилы натягивали на голову одеяло или просто куртку и спали дальше. Несколько человек поднялись и потянулись к выходу. Рядом зажгли фонарик. Крепкий старик застегивал длинный черный плащ, одновременно поворачиваясь то вправо, то влево, и отчитывал недовольных:

— Почто ругаетесь? Побудка не нравится? Можете в лесу ночевать.

Максим вспомнил давешнего безумного звонаря, представил, как этот с виду тощий и хлипкий человечек бьет в тяжелый колокол, и подумал, что было бы неплохо выйти на раннюю службу, хотя бы просто посмотреть… или в надежде, что где-то такой волевой поступок зачтется в его пользу… опустился на каменный пол и опять заснул.

Лиза разбудила его часа через два. Кирилла на месте не оказалось, впрочем, как и автомобиля. Никто из монахов не видел, как и куда он мог уехать. Утро прошло в тревожных поисках. Давешнего говорливого мужичка с воробьиной внешностью тоже нигде не было. Максим рвался добраться до города на чем придется, Лиза настаивала, что нужно остаться на территории монастыря и подождать. Она в итоге оказалась права.

Утро готовилось смениться полуднем, когда на дорогу перед воротами выкатилось механическое чудовище. Это была кабина от мощного грузовика, лишенная кузова. В таком виде она казалась чуть ли не больше по размерам, чем целый грузовик. Из окна высунулся Кирилл, довольный произведенным эффектом.

— Вот это зверь, бездорожье одолеет, — сказал он. — Если совсем в лес не заруливать. Всяко лучше, чем моя. А моя… да цивилизация рушится, так что черт с ней. И с машиной, и с цивилизацией.

— Где ты взял такой тягач? — удивился Максим. — Он же стоить сколько должен.

— Завод. Тот самый завод минеральных удобрений. Он здесь вроде городской легенды, якобы испарения отравили местность, и только вокруг монастыря все цветет. Не знаю, поля все одинаковые были. А, впрочем, сейчас апрель.

Из другого окна выглянул Воробей, тоже довольный ролью гида:

— Со склада. Нет, там даже был сторож, но мы договорились. Официально завод не закрыт, временно приостановлен, руководство поумирало от старости. Но он больше не откроется. Один сторож сидел, ему пенсию платят и какую-то надбавку, за то, что еще работает.

— На выпивку ему не хватало, — продолжал Кирилл. — Теперь хватит, а я увез этот тягач. Может, он и пропитан ядом, но за пару дней мы на нем до места доберемся. Вот бензин, конечно, будет золотой, но тут его вместится на две тыщи километров, а проехать надо полторы.

На заправке пообещали заполнить оба вместительных бака, но дать хотя бы канистру в запас отказались:

— Ребят, вы поймите правильно, у нас бензовоз только к концу недели придет, да и придет ли. Люди ж нас порвут, если солярка раньше закончится, всегда, как заправку закроем, вокруг недовольные бегают. Не в деньгах дело, и зачем они теперь вообще, и, кстати, у нас только наличка принимается.

Пришлось прогуляться до здания банка, до центра, отстоять там небольшую очередь, выслушать несколько городских страшилок. Хорошо, что покараулить машину на заправке вызвался Воробей, довольный разнообразием в жизни и, что греха таить, некоторым вознаграждением. Воинская часть же оказалась расформирована, забор сломан, двери в здание вырваны. Оружия тут не стоило и пытаться искать. У Кирилла, как у активиста городской дружины, был легальный пистолет Макарова, и, похоже, им предстояло и ограничиться.

На обратном пути Кирилл вдруг остановился:

— Зарядка! Тьфу ты, черт, мы же не можем ноут все время включенным держать, а надо — из-за карт. Распечатают ли тут… Всякие платные центры лет десять позакрывались, у нас на комбинате старые матричные принтеры люди вытащили… Вон поликлиника, может, там?

— Вряд ли, — вздохнула Лиза. — Мы от руки все бумажки заполняем последние годы. И скажи спасибо, что вообще лечат. Большинство лекарств не производят и не экспортируют, доживаем на старых запасах.

— Погодите, — оживился Кирилл. — Вон ту странную ерунду с колоннами видите?

Здание являлось памятником архитектуры, и не только за старину и добротность. Полукруглые арки, окна с лепниной, колонны и аттики, купол крыши над узким карнизом — все создавало некий ансамбль благородной и строгой красоты, который нарушала облупившаяся краска и отсутствующие кое-где стекла. Плиты старого крыльца вздулись и лопнули от сырости, зато рядом со входом на стене висел листок с распечатанной программой мероприятий.

— Дыра это нора, а нора это кролик, — заявил Кирилл. — У них есть афиши, значит, есть принтер.

Внутри не горела люстра, коридор скупо освещался из редких окон, обшарпанные стены и пол со стареньким линолеумом выглядели так, будто люди вымерли уже давно. В вестибюле одиноко притулился неизменный для таких учреждений стул вахтера, но он пустовал. Лиза уже разочарованно вздохнула:

— Тут никого нет.

В это время раздался скрип открывающейся двери, на шум из кабинета выглянула женщина, щелкнула незамеченным выключателем, в коридоре вспыхнул тусклый желтый свет.

— Вы что-то хотели?

Она остановилась на пороге, ожидая ответа. Определение «женщина» к ней не совсем подходило, скорее, ее можно было бы назвать «леди». Особенно теперь, когда представительницы прекрасного пола забыли, что он прекрасный. Женщины одевались абы как, лишь бы удобно, или — те, кто уже имел определенные проблемы с психикой — по принципу «я надену все лучшее сразу». Стимула для того, чтобы хорошо выглядеть, не существовало в мире без будущего.

Но эта дама в пастельном костюме по фигуре, с идеально окрашенными волосами и макияжем будто вышла из вчерашнего дня. Она была похожа на розу, распустившуюся в заброшенном и заросшем сорняками саду. Лиза, одетая в ветровку и старые джинсы, с простой короткой стрижкой, спрятала за ухо преждевременно поседевшую прядь волос, отступила за колонну и не нашлась, что сказать.

Выслушав просьбу распечатать несколько страниц («Мало! Пять. Э-э-э… Десять. Ну, пятнадцать, но уж никак не больше двадцати!»), дама ушла в глухую оборону.

— Простите, нет. Ни о какой плате… мне очень жаль, но это все не мое личное… мы экономили, именно для афиши, у нас ведь и хор, и танцевальный коллектив еще остался, — она увидела на лицах собеседников сомнение в необходимости печатать афиши и готова была обидеться. — Вы можете сказать, что это не имеет значения, но нет, имеет, даже сейчас. Мы должны до последнего оставаться людьми, а признак цивилизованного человека это культура, это самое главное, нужно и хранить красоту, и самим не опускаться…

Лиза за колонной попыталась еще плотнее впечататься в стенку. Кирилл вдохновенно закивал:

— Конечно, вы совершенно правы, в театрах до сих пор идут спектакли, я вот рассчитывал попасть в Мариинский театр, потому что необходимо все это видеть, пока… Хранить традиции… А самое главное, вы правы, не опускаться. Вы наверняка сами выступаете, или играете. Вряд ли в мире еще остались женщины, которым не дашь больше двадцати пяти.

Она опустила голову, неловко засмеялась — под идеально наложенной пудрой шея пошла складками. Наверняка здешние махнувшие на все рукой мужчины считали ее внешний вид чудачеством или просто привыкли, и комплимент от нестарого импозантного незнакомца был ей в новинку.

— О, благодарю. Нет, я не играю, но вы могли бы все же посетить… у нас не Мариинка, но все же…

— К сожалению, я спешу. И поверьте, я еще ни о чем так не жалел. Но вот такая необходимость, очень нужно ехать, без карт никак, библиотеки позакрыты, дома у меня настолько подробных карт тоже нет, — Кирилл вздохнул так тяжело, что на кастинге актеров на роль страдающего Гамлета его бы выбрали без лишних слов. — Я понимаю, что и вы не можете помочь…

— Ну почему же… давайте посмотрим, что тут можно сделать.