Штамм «Ратоньера»

Над водой. Через Стикс

Максим закрыл тетрадку, свернул ее в трубочку — потом закрепит, надо поискать резинку в канцелярском магазине, — и высунулся наружу. Его комната закрывалась не на ключ, а на какую-то плохонькую щеколду, которую легко было сорвать — и ее, в общем-то, и срывали некоторые деятели, решившие, что у водителя «скорой» есть нужные им препараты. Семён же терпеливо ждал и даже дверь не дёргал, — значит, что-то серьезное ему было нужно.

При взгляде на старика у Максима защипало в сердце. Дед оделся во все новое и практичное, видимо, немало времени потратил на поиски. Так обычно собирались люди, которые чувствовали приближение смерти и готовились уходить домой.

— Ну что? — спросил Максим. — Вон каким ты франтом… Попрощаться решил, нет?

— И попрощаться, и не попрощаться… Ты мне скажи, Макс, нет тут машин, чтобы хоть худо-бедно на ходу была?

— Скорых пару штук, — пожал плечами Максим. — Ну ещё какие-то по технике, трактор один есть. Только тебе же близко. Ты ходишь нормально, молодым фору дашь, тут прямо на запад и ты дома.

— Один не хочу, — вздохнул старик, — не дойду, помру по дороге. Вот ты бы со мной не пошел?

— А больше никому не по дороге? — спросил Максим, прикидывая крюк, который придется сделать, чтобы проводить деда. И сразу же заныли колени, и не захотелось идти никуда самому.

— Да не находятся. И это, я не напрямик. Я через Крым домой пойду.

— Чего-о?

— Через Крым.

Максим не нашелся, что сказать. Только пожал плечами и съехидничал:

— Бешеному кобелю тыща километров не крюк?

— Надо.

— Это сколько ехать, если даже найти бензин! А сколько идти, если бензина не будет. Дней десять так точно.

— Макс, — укоризненно произнес Семен. — Ну, не иди, если так тяжко. Бензином бы разжиться помог. На «Скорой» же есть.

— Есть-то он есть, только кто мне его даст.

Семен поглядел еще укоризненней, чем раньше. Максим слегка разжал руку, в которой держал свернутую в трубочку тетрадь, и поплатился — тетрадка выскользнула и шлепнулась на пол.

— У тебя вон, книжка упала, — подсказал старик. Максим отмахнулся:

— А то я сам не вижу.

Пока он нагибался за тетрадкой, ему стало стыдно. Да что он, собственно, теряет? Кому нужно его время? Тогда, в ту страшную ночь, старик не уехал один, а мог бы. А сейчас… ну не все ли равно, как добираться до дома, хоть через Мадагаскар.

И эта их мечта о последнем путешествии, которая была на троих, а осталась на него одного. Сначала острая боль, как всегда при воспоминаниях, полоснула по сердцу, через секунду она сменилась привычной апатией. Ну не все ли равно, опять же, куда ехать?

Семен не уходил, глядел выжидательно. Максим хлопнул дверью своей каморки:

— Ну пошли, что ли.

— Куда? На склад? — оживился старик.

— На складе нам по шее дадут. По улочкам с частными домами. Бензин искать.

Мост через Дон выглядел совсем обветшалым и заросшим мхом, если смотреть на него сверху. Особенно пугающе смотрелись ржавые металлические конструкции. На берегу застыли пустые высотки. Людей было мало, только один человек тащился с той стороны, да еще вдалеке у воды виднелись фигурки рыбаков. И все же мост держался и наверняка после смерти последнего человека простоял бы не одну сотню лет.

Семен шел медленно, иногда останавливаясь у перил. Широкая гладь реки отливала серебром. Вода в этом году поднялась высоко и подтопила набережную. Стоявшие вдоль берегов постройки и вовсе превратились в развалины.

— Вряд ли там чего будет, Макс, — сказал старик на середине моста. — Зря прошатаемся.

— Там промышленная часть города. Все-таки я подумал, сначала поглядим там.

— Так уже шарили же! Первым делом там и шарили!

— Ну не все же выскребли! — возразил Максим. Впрочем, он признавал правоту старика, но при мысли о проверке частных домов становилось неуютно. Умерших горожан не всех отыскали и не всех схоронили, и Максим до сих пор дёргался от каждой подобной находки, хотя давно пора было привыкнуть.

— Ладно, Макс, — вздохнул Семен, снова остановившись у перил. — С другой стороны, через мост все равно переходить…

— Это почему же?

— Хочу через пролив перебраться на южный берег.

— Так это ж путь удлинит. Зачем?

Старик поджал губы и промолчал. Максим собрался было возмущаться и опять мысленно осадил себя. Какая разница, зачем? Может, у деда там дорогие сердцу воспоминания.

Идея последнего путешествия увлекала его все сильнее. Зачем? — этот вопрос стоял перед человечеством с начала новой эпохи, и ответа на него не находилось. Его собственное «зачем» грозило растянуться ещё на два десятка лет (может, больше? Нет, два десятка — максимум, да и слава богу), и легче было разбить его на маленькие шажки. Тогда «зачем» обретало хоть какой-то смысл. Вот сейчас, например, можно преодолеть первый маленький горизонт — проверить старую базу…

Да, базу проверили до них, и уже давно. То же было и со второй, и с третьей. На четвертом при их приближении зашаталась стена, прямо на глазах задрожали кирпичи, и оба выскочили за забор прежде, чем раздался грохот рассыпающийся постройки. Идею разжиться на базах решили пока отложить, а про частные дома Семен высказался так:

— Ну, труп найдем, так в первый раз, что ли?

Очередное «зачем» рассыпалось на улицы, застроенные частными домиками. Эта часть города была оставлена давно и различия между домами стерло время — почти все заборы покосились, крыши просели, дворы заросли бурьяном. Редко попадался среди прочих более-менее ухоженный домик, оставленный недавно. Тогда у калитки сперва громко окликали хозяев, а потом уже входили, заглядывали в гаражи, сараи и погреба.

Наступил и прошел жаркий полдень, Максим уже решил, что они точно ничего не найдут. Очередной домишко, обшитый вагонкой, глянул на них из-под шапки плюща слепыми перекошенными окнами без стекол.

— Ничего не будет, — с досадой пробормотал Максим. — Тут даже гаража нет.

Семен ткнул его в бок и указал на треугольную крышу низенькой, наполовину ушедшей в землю постройки. Сарай скрывали разросшиеся яблони, дверцу долго не удавалось открыть. Внутри, кроме знакомого уже запаха сырости и гнили, нашелся погреб, а в нем тяжёлая, тоже ушедшая в землю под собственным весом, канистра, в которой плескалась жидкость.

— Оно? — Семен не без труда отвернул крышку, потянул носом, с сожалением сказал:

— Не чую уже ничего, глянь, Макс!

— Вроде оно, — изнутри шибануло знакомым химическим запахом. — Только как он будет гореть.

— И мало, — старик попытался тряхнуть канистрой, но с трудом ее поднял. — Может, литров десять. Машина не доедет, разве что полпути…

— До Тамани доедем, — сказал Максим, оглядываясь. — Не будем искать машину. Мы найдем мотоцикл.

После двухчасовых поисков он уже думал, что идея была неудачной. То ли все жители города некогда дружно отказались от мотоциклов в пользу машин, то ли лёгкие и неприхотливые транспортные средства угнали до них, найти не удавалось ничего. Наткнулись они только на бывший прокат велосипедов, но, во-первых, те хорошо уже проржавели, а более-менее неплохие давно растащили, а во-вторых, Семён не смог бы крутить педали четыреста километров.

И именно Семен неожиданно ткнул пальцем в совершенно непримечательный дом:

— О! Гляди, что у него на заборе!

Максим сначала решил, что на одиноко торчащий металлический кол нацепили старый мяч. Но это оказался мотоциклетный шлем.

— И это ничего не значит, — буркнул он, и мысленно повторял про себя эти слова, пока перелезал через ограду, брел по заросшему травой двору, сбивал замок с гаража. Дом выглядел неплохо, гараж тоже, хозяева, скорей всего, умерли недавно. И может быть, как раз лежали в доме. Думать об этом не хотелось.

Замок отскочил, дверь распахнулась. А в темноте, не совсем еще сырой и мрачной, поблескивал металлический руль. Это оказался прилично сохранившийся «Спарк».

Отъезд запланировали прямо на следующий день, пока никто не обнаружил мотоцикл. Его вполне могли украсть или изъять для общественных нужд. Попрощались с остальными наскоро, без особых эмоций. Попыток отговорить не было, услышав железный аргумент: «Домой», люди только желали удачно добраться. Рустам — охранник, избивший бомжа Батюшку, — притащил на дорогу царский подарок — пистолет.

— А тебе что останется? — Максим спросил это просто из вежливости, от оружия уходящие не отказывались. На дорогах оно пригодилось бы непременно.

— Это — «Вальтер», — объяснил Рустам. — От собак хорошо. Здесь у меня другие лежат. Пригодятся.

Помолчав, добавил:

— Ну и себе пуля, если что, есть… — и быстро ушел, не дожидаясь утешений или благодарностей.

Пистолет сунул за пазуху Семен:

— Стрелять умеешь, Макс? Плохо? А я умел когда-то. Пусть у меня будет.

Люба, старшая по общежитию, всплакнула и принесла запас метформина с давно истекшим сроком годности:

— Что ему сделается, он сухой!

Максим, чтобы Любу не обижать, таблетки взял, решив выкинуть их в ближайшую канаву.

Выехали ранним утром, еще до света. Мотоцикл завелся почти сразу, пришлось разве только почистить свечу, и оба перекрестились, понимая, что более сложный ремонт просто не потянут. Бензин наверняка потерял часть свойств, но все же мотор завелся, и мотоцикл двинулся.

Мотоцикл Максим не водил уже довольно давно, последний раз садился за руль больше десяти лет назад. Тогда он был относительно молод, не одинок, тогда они еще загадывали путешествие, в которое он сейчас ехал один… ну, не один, с Семеном. С дряхлым дедом, от которого помощи мало.

Пока солнце не поднялось высоко, ехать было комфортно — ни жарко, ни холодно, держались они основной трассы, где ещё сохранился асфальт, скорость смогли развить приличную. Максим, впрочем, этим не обольщался и сначала каждую минуту ждал, что мотор закашляется, выплюнет чадящее облако газа и сдохнет. Но тот пока терпел.

Семён тоже терпел. Конечно, ему было бы удобней ехать на легковом авто, но тут уж выбирать не приходилось. Дорога поначалу была относительно ровной, потом — и довольно скоро — мотоцикл стало потряхивать, пока что не сильно. Скорость пришлось сбавить.

Людей на дороге не попадалось. Только однажды, ещё недалеко от Ростова, вышел из кустов крупный нестарый мужчина лет шестидесяти на вид, а на самом деле, возможно, ещё моложе, и крикнул:

— Э! Мотопробег?

Максим кивнул. Человек показал большой палец и снова скрылся в кустах.

— Хорошо хоть, не средний, — хмыкнул Семён.

Этот человек, видимо, решил, что они совершают поездку из спортивного интереса, размышлял Максим. В принципе, это так и есть, и это не дает сразу повеситься? Или же чертов инстинкт самосохранения?

Он снова спросил у Семена, зачем ему именно Крым, но старик то ли не расслышал, то ли не захотел отвечать.

Становилось жарко. Особенно накалились шлемы, взятые вчера в спортивном магазине. Может быть, обветшали и испортились из-за ненадлежащего хранения или просто за давностью лет.

Лучшей дорогой, конечно, была трасса Дон, но она слишком отклонялась от кратчайшего маршрута. Лишняя сотня километров означала лишние несколько литров бензина, которых не было. К тому же по всей протяженности дорога не уцелела, по слухам, ее и перекрывали, и уродовали взрывами.

И еще одна причина была — слишком мрачные воспоминания у Максима были связаны с трассой «Дон», равно как и случайно выехать на побережье Азовского моря ему было страшно. Он же помнит, что лежит на дне.

Поначалу они взяли неплохой темп и Максим, за десять лет благополучно забыв, как быстро устают у мотоциклиста спина и ноги, решил уже, что до пролива они доберутся без остановок, в крайнем случае, с одной-двумя. Но уже через час и Семен начал охать на каждом ухабе, и сам Максим понял, что без привалов не выдержит, и мотоцикл нагрелся так, будто его не освещало солнце, а жгли в доменной печи.

— Только остановки будем делать пореже, лучше немного помучиться, зато засветло доберемся, — предупредил Максим, когда они остановились на отдых прямо в чистом поле. Местность просматривалась во все стороны. Ни одного человека вокруг не было, собак тоже. В траве мелькнул было удирающий рыжий хвост, но то была лисица.

Максим поглядел ей вслед, а повернувшись, увидел, что по щекам старика стекают слезы.

— Ты что? Так тяжело ехать? Может, вернемся?

— Да нет, — старик сердито отвернулся, потом, решившись, сказал: — Я вспомнил, как сына вез к родным… Уже шестьдесят лет назад, даже шестьдесят пять. Тоже говорил ему, лучше помучиться в пути, зато доехать быстрее.

Максим промолчал и пошел откатить мотоцикл в тень, чтобы тот остывал. Впрочем, старик быстро успокоился и буркнул:

— Что, думаешь, альцмейгер ко мне пришел? Не дождешься. Я лучше некоторых еще соображаю. Ты это, ты сильно-то не гони. Я читал, была такая банда, которая проволоку на пути протягивала.

— Я и не гоню, — возразил Максим, обрадовавшись, что дед отвлекся от мрачной темы. — И к чему они прицепят эту проволоку, ты погляди, здесь же ни столбов, ни деревьев.

Потом дорога, хоть какая-никакая, и вовсе кончилась. То есть на картах, прихваченных из библиотеки, она была, а в целом не отличалась от поля. Иногда мелькало внизу что-то, похожее на асфальт, но на остальных участках только более низкая трава указывала, что когда-то здесь было дорожное покрытие. Это было неудивительно, последние сорок лет ремонтировали разве что городские улицы и большие трассы, проселочные дороги были предоставлены сами себе, и природа быстро с ними расправилась.

Ехали медленно и почти не разговаривали. Только завидев издали постройки, перекидывались парой слов, что это может быть и как вести себя с местными. Но — везло им или нет, на пути не попалось ни одного обитаемого села. Люди либо ушли из этих мест и объединились около крупных городов, либо сами не желали показываться приезжим, опасаясь чумы.

В небольших озерах можно было набрать мутную солоноватую воду и вскипятить ее в котелке. Эпоха ратоньеры давно отучила людей от брезгливости. В котелке же один раз, в полдень, сварили гречневую кашу. Больше перекусов не делали, так как продуктов с собой было мало и их стоило поберечь. Да и от жары есть не хотелось, шлемы накалились настолько, что их решили выкинуть. Все равно ехать быстро не получалось и опасность вылететь с сиденья на большой скорости была невелика.

Механические наручные часы показывали четыре, когда они обогнули множество мелких озер, и на пути появилась асфальтовая дорога, пусть старая, разбитая, рассыпавшаяся в песок. Здесь трава почти не росла, местность продувалась ветрами с моря. Это был Таманский полуостров.

Максим выдохнул, не веря сам себе. Даже бензин еще мотоцикл сожрал не весь! Он погладил руль, словно потрепал по голове живое существо. Теперь на пути встало очередное «зачем», превратившееся в Керченский пролив. Только бы хватило топлива до западного края полуострова!

Он свернул к югу, неосознанно отклоняясь от Азовского моря, которое не хотел ни видеть, ни думать о нем. Старик завозмущался:

— Э, Макс! Правее бери! Нам же куда, нам ближе всего бы на Чушку.

— Мы сами чушки, — пробормотал Максим, сворачивая ещё левее.

На дороге появились лесочки, образовавшиеся, скорее всего, из бывших садов, потому что с виду деревья напоминали яблони. Яблоневый лес — это, конечно, не звучало, но Максим отказывался признавать садом чащу, в которой деревья росли не рядами, а как получится. Разрушенные временем постройки, изгороди, — все это приходилось объезжать по такой дороге, по какой бы легковушка не прошла. Ноги и спина замлели, от толчков и тряски болел каждый нерв, Семен мужественно держался, хотя его почти столетним костям приходилось тоже несладко.

К запаху бензиновых паров, пыли и собственного пота примешивался еще странный соленый запах. Ветер стал свежим, чувствовалось приближение большого водного бассейна. Каждую минуту казалось, что море откроется за следующим холмом, но его не было. Не было и тогда, когда мотоцикл зафыркал и начал тормозить. Все попытки газовать ни к чему не привели.

— Ну вот, — вздохнул Максим. — Все, баста. Дальше пешком.

Семен тоже слез с сиденья и просто упал на траву. Ветер почти неслышно шуршал верхушками тимофеевки, и еще какой-то далекий, еле различимый звук, примешивался к шелесту ветра. То был мерный рокот прибоя.

— Пошли, что ли, — сказал Максим, перевешивая на плечо рюкзак с запасами. Старик посмотрел укоризненно:

— Дай ты посидеть, не на пожар. Спина отваливается, — но через пару минут поднялся и сам начал торопить:

— Пошли. Вечер скоро. И куда приехали, а? На южное побережье приехали.

Мотоцикл оставлять было жалко, почти как живое существо. Максим оглянулся на него четыре раза, а в пятый наткнулся на Семена, который ковылял впереди, то есть, уже не ковылял, а стоял, как вкопанный:

— Море! — сказал он просто.

Впереди лежало море. Серо-голубоватое, чистое, спокойное. Максим изо всех сил ущипнул себя за руку и закусил изнутри щеку. Это не то море, это — Чёрное…

— Надо бы лодку найти, может, местные есть, подскажут, — сказал он.

Может, четверть часа, а может, и больше, они брели по берегу, пока не дошли до поселка, — бывшего поселка или небольшого городка, застроенного одноэтажными домиками. Люди оставили его довольно давно, может быть, из-за того, что прежде тут существовали за счет туризма, а не сельского хозяйства, а может, и из-за чумы.

— Тут ловить нечего, — сказал Семен, глядя на покосившиеся заборы, оборванные линии электропередач, покосившиеся рамы без стекол и зелень, разрывающую изнутри асфальт.

— Мы туда и не пойдем. Тепло, можно заночевать у моря, — ответил Максим. Иногда во время рейдов по области в поисках лекарств ему приходилось спать в заброшенных домах, и этого было достаточно, чтобы такие ночевки возненавидеть.

Берег был крут, обрывист и неприветлив. Впереди виднелась полоса пляжа, какие-то хозяйственные постройки. На одной из металлических коробок сохранилась надпись «Тир».

— Глянь! — Семен указал на стоявший на пути сарайчик. Стены у него покосились, но крыша не упала, и под крышей висела вывеска с чумазым морячком.

Мысленно Максим готовил себя к тому, что лодочная база будет пуста. Ну реально же, лодки делают из дерева, за последние годы люди усердно пускали на растопку все деревянные предметы…

В сарае у дальней стены лежали две перевернутые пластиковые лодки. Одна не пригодилась бы точно из-за пробитого дна, другая с виду была цела. Сохранились даже весла.

Семен почти не удивился, только снисходительно сказал:

— Думай сам. Лодку зачем тащить от моря? Что с ней делать далеко от берега? Она нужна только здесь.

— Отплыть и бросить там, — как мы собираемся сделать, — Максим протянул через кольцо в носу лодки веревку, которую им тоже великодушно презентовал Рустам. Дальше разговаривать не было ни сил, ни желания. Хотя берег был близко, а лодка весила килограммов сорок, тащить ее к воде было не намного легче, чем спускать на носилках с верхнего этажа больного при неработающем лифте.

Наконец, лодка шлепнулась на мокрый песок.

— Ну что? — Максим посмотрел на часы, подкрутил завод. — Сейчас шесть. Как, до завтра?

Старик посмотрел на море, пожал плечами:

— За сегодня доберемся?

— Может, доберемся до того берега, а может, и вниз. До земли точно.

— Остряк, — проворчал старик. — Засветло б доплыли. Тут ни воды, ни еды.

— А там будет?

— Кто знает. Немного у нас собой есть.

Максим бросил рюкзак на дно лодки.

— Ладно, поплыли. Доплывем, не доплывем, — какая разница.

Лодка крутилась у песчаной косы, не желая отходить от берега.

— А вон, гляди-ка, кто-то бежит? — Семен привстал с сиденья. На берегу виднелась одинокая фигура. Человек торопился, прихрамывал, и махал издали рукой. Не дойдя до них метров двадцать, крикнул:

— Эй, мужики! Там далече мотоцикл стоит, не ваш, часом?

— Наш. А что?

— Хороший, — человек оглянулся назад, стянул с головы вязаную шапку, которую зачем-то носил в жару, и вытер лысину. — Хороший, вот я думал — чей.

— Хочешь, бери, — крикнул Максим, и Семен поглядел с негодованием. Но Максима уже захватила мысль, что мотоцикл послужит кому-то еще хоть пару лет. У тебя есть, чем заправить? Чего здесь людей нет?

— В Тамань переселились, кто жив остался, там удобнее. Вам точно не нужен? Куда вы собрались, за рыбой?

— Не нужен, — помотал головой Максим, а Семен неожиданно крикнул:

— В Крым мы. Чуму изучать.

Незнакомец резко остановился.

— Чего?

— Того. Чуму взять на образец. Микробиологи мы, чуешь?

— Чего? — человек начал пятиться назад. — Вы что, больные? Там, кто не уехал, от этой чумы и помер! Зачем ее изучать?

— Для науки, — при виде довольной физиономии Семена любой бы понял, что это розыгрыш, но незнакомцу было не до смеха. Он повернулся и побежал прочь, выкрикивая что-то по пути.

— Вот трус, а? — подмигнул Семён. Максим недовольно попенял:

— Зачем ты его пугал? Теперь он побоится мотоцикл брать, и тот без толку пропадет. А так послужил бы ещё хоть кому-то, хоть год.

— Да возьмёт. Пока добежит, жадность пересилит.

Лодка отошла от берега. Сквозь невозможно прозрачную воду ясно виден был песок и чистое дно. Впрочем, не совсем чистое, где-то лежали выброшенные десятилетия назад бутылки и прочие предметы, за подводные камни цеплялись обрывки одежды или ещё какие-то тряпки, похожие на водоросли, но не водоросли. Долго же планета будет приводить себя в порядок после ухода людей! Но тогда времени не станет… Боже, если бы Ты дал на шанс, мы бы… Что? Не сливали бы отходы в реки, не разоряли природу, не истребляли ее богатства? Да нет же. Мы жили бы так же по-свински.

— Макс, весла, — подсказал старик.

Грести ему тоже приходилось довольно давно и мало. Семён взялся поначалу давать советы и критиковать, даже рвался грести сам, но через четверть часа сдался:

— Суставы уже не те, — вздохнул он виновато.

Максим греб дальше, но уже без комментариев: «Зарываешь», «Дальше отводи», «Глубже бери» и прочих.

Море было спокойно. Небо тоже. На востоке собирались какие-то длинные, может быть, и дождевые, облака, но над головой разливалась бесконечная синева. Она отражалась в воде, мерцала, переливалась. Солнце, приближавшееся к горизонту, подсвечивало волны и редкие белые барашки раскрашивало золотым. Берег превратился в еле заметную полосу, весь мир теперь был этой бесконечно ровной и гладкой мерцающей водной поверхностью. Весь мир! Будто не было ничего — ни тысяч лет человеческой истории, ни полувековой агонии, ни будущих пустых и мертвых городов. Не было шести материков, полюсов и экватора, только это тихое море и скользящая по нему лодка. Воды Стикса, скрюченный старик перевозчик! Как похоже, как все подобралось одно к одному! Словно они и впрямь уже мертвы и плывут куда-то в иную реальность, где нет ничего, только море, отражающийся в нем огненный шар солнца, хрустальная глубина, плеск волн и еле слышная музыка…

Он вздрогнул. Музыка? Так и есть, дудка или свирель, опять дудка и знакомая мелодия!

— Семеныч, ты слышишь? Будто музыка играет где?

— Какая? — встрепенулся старик. — Вроде да, есть. Над водой далеко слышно. Точно. «Одинокий пастух».

Максим облегченно вздохнул. Если Семен слышит, то это не Крысолов.

— Играет кто-то?

— Да просто ноутбук на солнечных батареях у кого-то! Эх, голова!

Сердце еще никак не могло успокоиться, исчезло ощущение нереальности. Они просто плыли по спокойному вечернему морю к противоположному берегу. Темной линией он протянулся вдоль горизонта. По правую руку вдалеке виднелись какие-то сваи, словно некогда тут умер гигантский ящер, и ребра его торчали из воды.

— Мо-ост, — протянул Семен, ухмыльнувшись. — Немного же от него осталось.

Максим направил лодку влево, подальше от остатков моста. После страшного взрыва арматуру разметало на километры, и лодка могла наткнуться на такой кусок.

— Ты куда, в Турцию собрался? — закричал Семен. — Давай назад!

— Водораздел где? — неожиданно сообразил Максим. — Там уже Азовское море?

Старик не расслышал, он глядел перед собой и бормотал что-то одними губами, погрузившись в собственные воспоминания. У Максима уже руки отваливались от плеч, но он продолжал грести, отвернувшись на юг, насколько это было возможно. Не смотреть назад. Не думать, что лежит на дне…

В воде причудливый отсвет лучей обрисовал череп. Вот они, пустые глазницы, провал носа, жуткий оскал смерти. Вот кости одеваются порозовевшей кожей, колышутся русые волосы с ранней сединой, глаза смотрят умоляюще, руки тянутся из бездны: спаси! вытащи! я тут, я жду!

— Макс! — Семен пихнул его в бок. — Заснул, что ли? Весло упустишь! Час уже плывем, скоро будем на месте!

Берег приближался медленно. Сперва лодку закрутило ветром или течением, потом Максим уже не мог грести в полную силу, и старик снова взялся за весла, но скорости от этого не особо прибавилось. Тем не менее, песчаный пляж становился все ближе, вдали, по левую руку, виднелись горы, впереди — какой-то населенный пункт. Точнее, ненаселенный. Возможно, когда-то берег был одним из красивейших мест планеты, сейчас же, пустой и безлюдный, он вызывал любые чувства, кроме восхищения. Здесь не было ни струйки дыма, ни единой движущейся фигуры. Песчаный пляж, полуразрушенные домики, заросшие поля, горы на горизонте застыли, как нарисованные.

Лодку прибило, наконец, к берегу. Максим поднялся, перебрался через борт лодки, хотел прыгнуть, но нога сорвалась и он наступил в волну.

— Черт!

— Разве холодно? — удивился старик.

— Не в этом дело. Запасной обуви у нас нет.

Дед взялся за руку Максима и тоже перелез через борт. Следом перелетели оба рюкзака. Поднялся легкий ветерок, поверхность моря сморщилась. Лодку стало уносить прочь.

— Иди, оттащи рюкзаки, — бросил Максим через плечо. — Я лодку вытащу. Мало ли.

Чтобы ухватить лодку за борт, пришлось войти в воду по колено. Ладно, решил он, высохнет. Южная весна теплая, до заката есть еще время. Вот оно — море, на которое они мечтали попасть десять лет назад. Дошли бы? Или свернули бы сразу на запад в надежде увидеть красоты Праги и Варшавы?

— Макс! — в голосе Семена была тревога. Максим поспешно обернулся. На берегу перед ним стоял рыжеватый с подпалинами крупный пес и, словно ухмыляясь, скалил острые клыки.

— Семеныч, — Максим старался говорить спокойным голосом. — Семеныч, спокойно, в глаза ему не смотри! Травмат у тебя где?

— Не расстегивается, — старик пытался открыть карман на молнии, в который и запихал пресловутый пистолет. — Застрял, совсем застрял!

Из-за спины рыжего пса появилась собачонка поменьше. Она тоже скалилась несильно, будто улыбалась, нерешительно, медленно, но верно подбираясь к отступавшему старику. А позади того подкрадывалась серая зверюга, небольшая, но с мощными челюстями. И не одна: рядом с ней, подрагивая ушами и повиливая хвостом, будто играя, суетилась совсем маленькая псина.

— Сзади!

Дед обернулся, нелепо замахал руками. К счастью, именно эти псы попались трусливые — они отступили: поджав хвост, отскочили назад. Зато бросилась вперед собака, что пришла с вожаком, ведь теперь это она наступала со спины.

— Ах ты ж… — Максим схватил весло, замахнулся. Собачонка успела сделать выпад, несильно куснув старика за ногу, но увидела угрозу сбоку и тоже отскочила назад.

Вожак стоял, не меняя позы, только губа над клыками все вздергивалась и вздергивалась. Пес нашел себе развлечение. Тем более, и помощь подоспела: на пляж выскочили еще пять или шесть разнокалиберных шавок.

Максим уловил движение позади себя, замахнулся — мелкая пегая собачонка отскочила, не получив никакого ущерба, правда, и укусить не успела. Сбоку метнулась тень: прямо на него прыгнул еще один пес. Тварь метила в горло, но не допрыгнула, зубы сомкнулись на рукаве. Максим изо всех сил ударил ее кулаком в нос, схватил за лапу, оторвал от себя и просто швырнул в море.

За эти несколько секунд он вспомнил все рассказы и советы прочих водителей «Скорой», что сталкивались с бродячими псами и выжили. Бить в уязвимые части тела, не убегать, не отворачиваться. Кричать что-то грозное и ни в коем случае не показывать страха.

Страха и не было. Была ненависть, омерзение, — если бы напали люди, или произошла бы катастрофа вроде той, с вертолетом, он, может быть, смирился бы, но стать ужином для этих паскудных тварей! Вместе с ненавистью откуда-то взялись силы. Он огрел изо всех сил серого пса, добежал до Семена и стал рядом, спина к спине:

— Пистолет!

— Сейчас, — прохрипел старик.

Сразу несколько псов, передвигаясь мелкими, игривыми скачками, подступали ближе. Они видели, что напасть с тыла не выйдет, но все равно считали людей легкой добычей. Вокруг, как назло, не было камней, Максим наклонился и просто швырнул им в глаза несколько горстей песка. Откупиться едой не получилось бы — с собой не было ничего мясного, и рюкзаки лежали в отдалении. Пара собачонок поменьше уже нюхали их припасы, но без особого энтузиазма.

Вперед выступил вожак. Он уже не скалил клыки; карие, не по-звериному умные глаза смотрели на противников со снисходительным превосходством. Почему-то казалось, что именно этот пес уже не раз грыз людей. Был он крупный, с массивной грудью и широкими плечами, Максим не был уверен, что собьет его веслом, но ухватил свое единственное оружие и приготовился.

Пес оттолкнулся мощными задними лапами и взлетел с коротким рыком. Одновременно раздался хлопок. Вожак, не допрыгнув до людей какого-то метра, хлопнулся на песок.

Собаки растерялись. Максим замахнулся на них, и они отбежали прочь, кто-то пятился, кто-то сразу прижал уши и пустился наутек. Максим развернулся — старик сжимал в руке пистолет и улыбался, хоть и был бледен, как смерть.

— Попал, — сказал он просто.

Пуля угодила вожаку прямо в лоб с близкого расстояния. Глаза огромного пса уже стекленели, на зубах выступила пена.

— У меня разряд был, — Семен обошел мертвую зверюгу, будто сам удивляясь, как он попал твари прямо в морду, да еще в прыжке. — По стрельбе.

— Молоток, Семеныч. Я думал, все. Только лодка наша…

Солнце превратилось в огромный алый шар, море — в сияющее красноватое зеркало, по которому протянулась светлая дорожка. И на этой дорожке вдалеке виднелся черный мазок.

— Как она так быстро, ветра вроде не было. Теперь назад не уплывем, — Максим подобрал оба рюкзака. Ноша была ему не по силам, он подтолкнул один к Семёну. — Надо идти скорей, вдруг они вернутся?

Старик, наклонившись, рассматривал правую штанину внизу, у щиколотки.

— Кажется, не прокусила. А ты? тебе ж руку хватал?

— Разорвал рукав, рука цела, — успокоил Максим.

— Не бешеный ли, — старик, охая, поднял рюкзак на плечо, и кивнул: — Пошли.

Максим зябко вздрогнул:

— Да вряд ли. Он бы тогда один был, не в стае.

— Промой руку, — велел старик. — Только не здесь, отойдем. Надо забраться от них на высоту. Почему они здесь? Что они жрут?

— Тех, кто сюда переплывает, они жрут… Может, свалка была, сейчас там нет съедобного, но они по привычке. Или рядом у них водопой.