Глава 2. Азартные игры
Железнодорожная станция города Неборска в жаркий июльский полдень гудела, как улей.Гудки тепловозов, запах горячего металла, смазки и варёных сосисок с лотков— всё смешивалось в единый неповторимый запах за что многие так любили поезда. Солнце отражалось в мутных окнах вагонов, выжигая взгляд. Толпа двигалась в разных направлениях — кто с чемоданами, кто с авоськой, кто с дорожной сумкой, а кто просто стоял, провожая. На перроне гремела музыка — из динамика над табло расписания лилась песня в исполнении Льва Лещенко:— …Нам не жить друг без друга, нам нельзя друг без друга…Герман, известный теперь своим, как —Шрам, стоял у киоска “Союзпечати”, медленно перекатывая во рту сигарету и наблюдая, как на прилавке раскладывают свежие колоды карт с цветным изображением короля на обложке. Всё как обычно: маркировка — своя, упаковка — плотная, печать целая. Никто ничего не заподозрит.Он кивнул киоскерше — пухлой женщине с круглым лицом, — и та едва заметно подмигнула в ответ. Работа шла отлаженно и она тоже получала свой процент.— Ну что, Гера, — подошёл сбоку сутулый мужик лет сорока в потёртом пиджаке. — Сегодня "южный экспресс"?— Он самый, — кивнул Шрам, стряхнув пепел. — До Феодосии идёт. Народу битком.— Значит, бабки будут, — хмыкнул тот. — Ты, как всегда, в ресторане?— А где ж ещё? — улыбнулся Шрам. — Там легче разговорить человека. Под чарку-то вся душа наружу лезет.Подельник — по кличке Сивый — почесал переносицу, глянул на вокзальные часы.— Слушай, Гера… аккуратнее там. Вчера с “двадцать шестого” менты кого-то снимали, говорят, гастролёры из Ярославля обчистили двух инженеров.— Не дрейфь, — махнул рукой Шрам. — Я в карты играю, не по карманам шурую. Всё по-честному… ну, почти.Он усмехнулся, выкинул окурок под ноги и пошёл к вагону-ресторану.Поезд тронулся мягко, сначала едва ощутимо, потом сильнее. Вагоны заскрипели, ритмично застучали колёса. За окнами потянулись окраины города, серые дома, потом поля, перелески.В вагоне-ресторане пахло жареным мясом и табачным дымом. За занавешенными окнами мигали блики — солнце било в стекло, заставляя глаза щуриться. Людей было много. Шрам выбрал свободный столик у окна. Снял пиджак, бросил на спинку, заказал бутылку водки, небольшую закуску и сел ждать.Он умел ждать. Это было частью ремесла. Сидишь, вроде как сам по себе, и только взглядом скользишь по лицам — ищешь нужного. Одинокого, усталого, с деньгами, но без компании. Таких он чувствовал почти физически — по жестам, взгляду, по тому, как человек держит вилку или чешет затылок.Минут через двадцать, когда водка уже была открыта, и первая рюмка стояла налитая “для разогрева”, в ресторан вошёл мужчина лет сорока пяти — плотный, аккуратно выбритый, в светлом костюме.Он долго оглядывал зал, будто выбирал место, и наконец подошёл к столику Шрама.— Извините, товарищ, — вежливо сказал он. — Не возражаете, если присяду? Везде занято.— Садись, — улыбнулся Герман. — Стол не мой, государственный.Мужчина опустился на сиденье, вздохнул, снял пиджак, вытер платком лоб.— Жара-то какая… хоть в окно головой едь высунувшись.— Ага, — согласился Шрам. — Лето нас в этом году не щадит. Может тогда охладимся? Я угощаю…— Он кивнул в сторону початой бутылки водки.— Да я, собственно, не пью, — отмахнулся тот, но взглядом всё же задержался на бутылке.— Ну, не пьёшь, так не пьёшь, — с лёгкой насмешкой сказал Шрам и налил себе. — Хотя… за хорошего человека грех не выпить. За знакомство. Меня звать Герман.— Он со смаком опрокинул в себя рюмку и неспешно загрызнул солёным огурцом.— А я Николай, — представился мужчина, помедлив. — Потом словно решился прыгнуть с обрыва в воду махнул рукой:— А, наливай! И правда грех не выпить в такую жару.— Вот это по нашему! Сразу видно,что ты наш человек. Чего кочевряжиться? Дорога дальняя, а мы её чуток сократим.— Герман разлил в две рюмки водку и первым поднял свою со словами:— Ну, за знакомство!Рюмки звякнули.Разговор пошёл как по маслу. Герман умел держать беседу: анекдоты про Брежнева, байки про рыбалку, чуть-чуть про “работу” — вроде бы про завод, но так, чтоб между строк чувствовалось — человек он не из простых, занимает какую-то важную там должность. Николай сначала больше слушал, потом начал смеяться, потом сам начал рассказывать истории, но о себе рассказывал скупо и всё время пытался увести разговор в сторону, когда Герман словно невзначай начинал расспрашивать чем он занимается?! Но после второй заказанной бутылки водки немного оттаял.— Слушай, Герман, — сказал он, — ты парень, вижу, не промах. А я всё один езжу по этим командировкам, скука смертная.— Так чего скучать? — ответил тот. — Вон карты есть, давай сыграем на интерес.— В карты? — Николай поморщился, но потом пожал плечами. — Почему бы и нет. Только я не азартный.— Азарт — это для дураков, — философски произнёс Шрам. — Мы ж не в казино. Просто чтоб руки занять.Ты в каком вагоне едешь? У тебя там есть где разместиться?— Да нет наверное, у меня соседи мамаша с двумя детьми, так что наверное не получится.— Николай пьяным взглядом смотрел куда-то в сторону.— А я представляешь один в купе еду, должен был товарищ ехать ещё, но не получилось. Хочешь, бери свои вещи и ко мне перебирайся? Я с проводницей обо всём договорюсь, проблем не будет. — Хороший ты мужик, Гера. А я не потесню тебя?— Да ну ты о чём? У меня три свободные полки в купе, занимай любую. Колода карт мягко легла на стол. Играли “на интерес" , в "Дурака”, пока после третьей партии Герман словно невзначай предложил Николаю сыграть на деньги. Ставка была символической, всего 20 копеек. Николай несмотря на то что был пьяным играл достаточно неплохо и главное всё сильнее входил в азарт, когда сумел выиграть в общей сложности полтора рубля. Чтобы клиент чувствовал себя более раскованно, на столе появилась ещё одна бутылка водки и закуска. — Что-то не везёт мне в эту игру, постоянно дураком остаюсь…— Притворно посетовал Шрам, мешая колоду.— Может в “двадцать одно" сыграем? Должен же и мне прийти фарт наконец?Николай довольный своими выигрышами и размякший от выпитой водки только усмехнулся и махнул рукой:— Да давай во что хочешь… Я тебя и там сделаю.Первую раздачу Шрам сделал небрежно, даже позволил проиграть себе ещё пару рублей — чтоб клиент окончательно вошёл во вкус победы. Потом, когда Николай сам предложил “поднять ставку”, игра пошла по-настоящему.Он проигрывал — всё чаще и становился всё злее. Щёки порозовели, движения стали резкими.— Да ну на фиг! — выдохнул он, швырнув карты. — Ты ж мухлюешь, гад!— Эй, полегче, — Шрам прищурился, но голос остался спокойным. — Какие мухлевания? Всё по-честному.— Да я видел! Ты карты передёргиваешь! Всё Гера, я больше не играю, верни мои деньги,я пойду к себе в вагон.— Николай вскочил со своего места.— Коля, ну какой мухлёж? Всё по честному, сначала тебе фортануло, теперь вот мне попёрло…— Думаешь, я дурак? Я тебя…— Николай пьяно шатаясь на ногах схватил со стола недопитую бутылку водки явно собираясь пустить её в ход.Он не успел договорить. В их купе вошёл Сивый и ещё один по прозвищу Коршун, —прозванный так за хищный профиль. Они заранее выкупили несколько купе. В одном ехал сам Шрам, а рядом подельники какие страховали на случай подобных эксцессов.— Тише-тише, товарищ, — сказал Сивый, вставая между ними. — Не кричи, люди отдыхают.— Уберите руки! — выкрикнул Николай и толкнул его.Движение — мгновенное. Коршун ударил его в живот и одновременно ребром ладони в шею, чтобы вырубить. Николай дёрнулся, захрипел, начал сползать на пол закатывая глаза. Коршун отшатнулся, посмотрел на него и побледнел.— Чёрт…— Что “чёрт”? — нахмурился Шрам, присев. — Ты чего сделал?— Да я… слегка… — Коршун глядел на лежащее без движения тело. — Кажется, переборщил.Минуты тянулись вязко, как в кошмаре. Вагон покачивался, за окном мелькали редкие огни полустанков и слышались звуки проносящихся встречных поездов. Шрам приложил пальцы к шее Николая — пульса не было.— Всё, — выдохнул он. — Конец.— Что делать будем? — спросил Сивый, глотая воздух.— На ходу выбросим. Сейчас ночь, никто не заметит. Выходим на следующей станции и всё, мы тут не при делах. Был пьяный и сам выпал из вагона. Поздно ночью, когда уже весь вагон спал они стараясь не шуметь втроём вытащили тело в тамбур, долго возились с замком двери какой ни в какую не хотел открываться. И тут произошло то чего никто не ожидал, труп внезапно ожил и начал жадно хватать открытым ртом воздух, Герман держал его за руки приготовившись выкинуть, но в тот момент испуганно дёрнулся отскочив от неожиданности. Николай перевернулся на живот и увидев Германа зло крикнул:— А, это ты…Иуда! Мы с тобой ещё встретимся…Я вернусь…— Он не успел договорить, дверь тамбура наконец-то открылась и его тело без лишних церемоний выбросили в темноту. Когда в купе потом обшарили его вещи, то внутри сумки Николая нашли документы, удостоверение, пистолет.Шрам поднял брови.— Майор милиции, — прочитал он. — Вот же дерьмо…Все трое переглянулись.— Мы труп мента с поезда выкинули, — прошептал Сивый. — Это конец, Гера. Нас порвут.— Спокойно, — сказал тот, но голос его дрогнул. — Я подумаю, что делать. Нас с ним вместе видели только в вагоне ресторане, в остальное время он был сам. Едем до станции Еленовка, выйдем там. А пока всем спать. Поезд уже давно нёсся сквозь ночь.За окнами — чёрная равнина, редкие вспышки станционных фонарей и тусклые отсветы далёких деревень. Вагоны чуть покачивались, и этот равномерный стук колёс убаюкивал, как старая колыбельная. Но Шраму было не до сна, он сидел в купе, рядом — поясная сумка с деньгами, драгоценностями, часами. Всё, что они успели нагрести за последние месяцы он возил с собой. После этого маршрута они планировали пока залечь на дно и не светиться, а теперь придётся сделать это даже быстрее. Он вспоминал последние слова Николая и его странную ухмылку на лице. Они так часто поступали с некоторыми людьми, но никогда он не задумывался о последствиях, а сейчас ему впервые стало не по себе.Сивый и Коршун улеглись в соседнем купе и храпели так, что стены дрожали.Герман тихо выругался в пустоту.“Надо уходить… сейчас. Пока подельники спят. С ними он точно пойдёт ко дну, если менты выйдут на них, поэтому надо делать ноги самому”.Эта мысль пришла просто, как будто кто-то произнёс её за него.Он встал, натянул куртку, сунул в карман документы майора — сам не зная зачем, Наверное, просто машинально. Во внутренний карман сунул пистолет, застегнул на себе поясную сумку. Всё остальное теперь уже было не важно.Он бесшумно открыл дверь купе. Коридор тянулся узкой кишкой, освещённый дежурными лампочками. Воздух стоял спёртый, с запахом железа и пыли.Поезд шёл где-то в глуши — ни станции, ни света вокруг.Он тихо прошёл мимо дверей спящих пассажиров, стараясь не шуметь. В тамбуре — металлический холод, запах мазута. Луна, как оловянная монета, плыла в прорезь окна.Шрам достал сигарету, закурил. Сердце билось в висках.“Сейчас, — подумал он, — открою дверь, и на повороте — соскочу, там где поезд замедлит ход. Не впервой. Переночую где-нибудь в посадке, потом до ближайшего города. А там растворюсь”.Он уже взялся за ручку двери, когда за спиной раздался тихий, вкрадчивый голос:— Куда собрался, Гера?Он резко обернулся.В проёме стояли Сивый и Коршун.Сивый улыбался — беззлобно, с каким-то тупым удовольствием.— Думал, мы дураки, да? Думал не догадаемся, что ты задумал? Хочешь чистеньким из воды выйти… — Да не, — сказал Шрам, стараясь держать голос ровно. — Я просто… покурить вышел.— Ага, покурить, — протянул Коршун, шагая ближе. — С сумкой на поясе? Не давит? Шрам сделал шаг назад. Металл под ногами дрогнул, поезд заходил в поворот.— Послушайте, — сказал он глухо, — мы влипли. Вы сами понимаете. Надо затаиться, потом решим, что делать. Но если нас возьмут вместе — всё, крышка.— Значит ты решил один затаиться, — зло усмехнулся Сивый. — На наши же деньги?Он шагнул вперёд. Шрам рванулся, но удар пришёл сбоку. В глазах вспыхнуло. Потом — ещё удар, и ещё. Чьи-то туфли, чей-то хрип, мат, звон стекла.— Хватит, — услышал он, будто издалека, — всё, бросай его!Руки, хватка под мышки, рывок — и холодный воздух ударил в лицо.Мир перевернулся, луна скользнула в сторону, и чёрная ночь разверзлась под ним, как бездна.Он летел.Секунда — и удар. Земля, боль, темнота.…Сознание возвращалось медленно.Сначала — ощущение дождя, который моросил в лицо. Потом — гул в ушах, запах сырой земли.Герман попытался пошевелиться, но тело отзывалось тупой болью.Он лежал у обочины какой-то дороги. Слабый свет фар пробился сквозь туман. Голоса — чужие, приглушённые.— Смотри, живой вроде.— Надо везти. Голова вся в крови…— Документы при нём… Майор какой-то. Кондратьев, что ли…— Ну, значит, начальство. Осторожно, поднимай.Кто-то подхватил его под руки. Мир поплыл. Последнее, что он увидел — старенькая машина “Победа”, в какую его погрузили.