Глава 13. Проседающая реальность
Герман и Лида во все глаза смотрели на своих двойников не в силах поверить своим глазам. Они были похожи на них настолько, что у Лиды от ужаса перехватило дыхание. Старшая Лида была выше ростом, худее, с впалыми щеками и нервными движениями, как будто каждое движение тела отдавало болью. На её висках — тонкие линии полупрозрачных нанопроводов, уходящие под кожу, будто сросшиеся с черепом.
Рядом с ней стоял Герман — только не тот, которого Лида знала. Этот был словно выжжен временем: глубокие морщины, шрам через всё лицо, серые глаза, будто выцветшие. И руки — с синими прожилками вен, но присмотревшись можно было понять, что это вовсе не вены, а тончайшие трубки в каких пульсирует синяя жидкость.
Они оба были в странных костюмах — гибких, тёмных, будто сотканных из углеродных нитей. По поверхности пробегали слабые синие пульсации, словно ткань дышала.
Молодой Герман невольно сделал шаг назад:
— Это… что за фокус?..
Старший Герман поднял руку — медленно, умиротворяюще.
— Если бы это был фокус, мальчик… — его голос был хриплым, но в нём чувствовалась невероятная усталость. — Я бы предпочёл, чтобы он закончился двадцать лет назад.
Лида — молодая — ощутила, как у неё холодеют пальцы глядя на себя старую.
Старшая Лида смотрела прямо на неё — как на дочь, как на зеркало, в котором увидела прошлое, давно потерянное.
— Мы — это вы, — сказала она. — Только прожившие настолько длинный цикл… что вы пока представить не можете.
Молодые переглянулись.
— Какой ещё цикл? — спросила Лида. — Вы откуда вообще пришли?
Пространство позади старших слегка сверкнуло — как будто за их спинами открылся вход в другой мир. Мгновенный, но достаточно яркий, чтобы понять: там — совсем иное небо, совсем иная реальность.
Старший Герман выдохнул:
— Мы родом из того, что называем верхним уровнем реальности. Там, где хронополе не просто изучают… там им пользуются. Наш мир — результат сотен слоёв, наложенных друг на друга и он всего лишь один из миллиарда копий отражений вашего мира. Мы не бегаем по времени — мы переплываем его.
Старшая Лида добавила:
— Но за это есть цена.
Мы стареем не в годах — мы стареем циклами.
Старшие говорили, а их слова оживали в воображении молодых:
— Представьте себе города, — говорил старший Герман, — стоящие сразу в трёх эпохах. Улицы, которые утром ведут в 2301 год, а вечером — в 1924, потому что хронополе движется, как прилив. Там есть районы, где время течёт быстрее, и районы, где оно застыло. Дома, где можно прожить год за час… и подземелья, где ты можешь застрять на десятилетия в трёх минутах. Мы живём в мире, где будущее видит нас раньше, чем мы его.
Старшая Лида продолжила:
— Наши технологии — это не магия. Это… биосшивка. Мы используем наноструктуры, которые встроены в нервы. Они позволяют удерживать разум целым, когда реальность вокруг рвётся.
Но это нас изнашивает. Мы раз за разом плывём против течения …и с каждым циклом остаётся всё меньше сил.
— Но зачем вы здесь? — спросил молодой Герман, пытаясь говорить спокойно, хотя голос дрожал.
Старший Герман улыбнулся криво, как человек, который давно разучился смеяться по-настоящему.
— Чтобы закончить то, что начали вы.
Он посмотрел на самого себя — молодого, ещё живого, упрямого.
— Ты — вариант один. Я — вариант сорок два. До нас было сорок один цикл, где вы умирали. Или город умирал. Или время ломалось. Впрочем молодая копия Лиды в курсе, она то как раз проходила все эти стадии, когда раз за разом восстанавливала себя и окружающий мир, но ей не приходилось проходить через что прошли мы…
Тишина была густой, как вода.
Молодая Лида шепнула:
— И что вы хотите от нас?
Старшая Лида протянула руку и едва не коснулась её лица — как будто боялась разрушить что-то хрупкое.
— Мы хотим, чтобы вы не повторили наш путь. Чтобы кто-то наконец выжил. Чтобы мир не разрушился. Чтобы это всё… — она обвела рукой вокруг себя, где всё ещё слышно было глухое эхо монструозных существ, — …не стало бессмысленным.
Старший Герман поднял маленький металлический цилиндр — и молодые увидели внутри нечто напоминающее вращающийся фрагмент пространства, свернувшийся в капсулу.
— Это ключ. И проклятие.
Вы его активировали. Неосознанно. Мы — сделали это намеренно когда-то… и потеряли всё, что имели.
Он посмотрел на молодого Германа почти с жалостью:
— Ты думаешь, случайно оказался в пятьдесят втором году? Нет. Это была только первая трещина. Сейчас рвётся всё полотно времени из-за экспериментов какие проводились в том времени, той части Земли. И нам нужно, чтобы вы закрыли то, что мы уже не в силах закрыть.
Старшая Лида добавила:
— Если вы нас сейчас не примете всерьёз — дальше будет слишком поздно.
Твари снаружи — только начало.
Молодой Герман снова взглянул на разлом позади старших. Там, где пространство мерцало, — как будто горелка держала воздух в расплавленном состоянии.
— Это… ваш мир? — выдавил он.
Старший Герман тихо усмехнулся:
— Нет. Наш мир… в нескольких шагах отсюда. Но вы его увидите.
Он щёлкнул пальцами по цилиндру. Разлом, словно живой, дрогнул — и расширился. И на мгновение молодой Герман увидел нечто вроде панорамы:
Горизонт, на котором сразу несколько солнц стояли в разных точках небосвода.
Дороги, идущие под углом друг к другу, будто пространство было нарисовано на листе, который пытались согнуть многими руками. Башни, светящиеся изнутри, растущие прямо в воздухе, как деревья на ускоренной съёмке.
И фигуры, похожие на людей… но их движения были слишком быстрыми, слишком резкими, как будто они жили в ином темпе времени.
Старшая Лида заметила, как молодой Герман оцепенел:
— Это только поверхность. То, что можно показать без риска.
Наш настоящий мир… он не красивый.
Он — перегруженный.
Молодая Лида нахмурилась:
— Перегруженный чем?
— Временем, — ответила старшая. — Намешанными эпохами. Несовместимыми слоями. Каждый раз, когда кто-то где-то проводит эксперименты вроде тех, что делали ваши учёные в пятьдесят втором…
мир получает удар. И этот удар отдаётся на всех нас.
Старший Герман продолжил:
— Ваши учёные думали, что открывают окно. На деле они пробили стену вот, что важно понять…
Он медленно наклонился к молодому себе — так близко, что тот увидел сетку микроскопических трещин под его кожей.
— Время не любит дыр. Оно пытается затянуть их, как рваную ткань. Но каждая попытка стянуть — разрывает что-нибудь ещё.
Старшая Лида добавила:
— И если это продолжится… слои реальности просто сложатся друг на друга.
Произойдёт каскадная просадка.
Тот мир перестанет быть тем, каким вы его знаете. Будет только шум. Только фрагменты.
— Как города в проекциях, что мы видели? — спросил молодой Герман.
— Да, — ответила она. — Только хуже.
Там, где вы стояли — была лишь тень, слепок, инерция чьей-то погибшей памяти.
Но когда произойдёт просадка — тенью станет всё. И люди…
Люди станут чем-то вроде движущихся воспоминаний.
Не живыми, но и не мёртвыми.
Молодая Лида побледнела:
— Вы хотите сказать, что наш мир — только начало разрушения?
Старший Герман кивнул:
— Ваш — один из первых уровней, где всё пошло не так.
Если его не стабилизировать…волна дойдёт до всех остальных. Включая наш.
Молодой Герман всматривался в старших — и спросил то, что давно висело в воздухе:
— А вы… вы как оказались вместе?
Вы что — были парой?
Старшая Лида и старший Герман переглянулись и впервые в их взглядах мелькнула тёплая искра.
— Нет, — сказал старший Герман. — Поначалу мы были врагами.
— И инструментами, — уточнила старшая Лида, опустив взгляд.
— Меня использовали “верхние”. Я была связующим звеном. Могла стабилизировать участки разрывов — ценой собственных нейронов. Каждый раз, когда я “сшивала” пространство, часть меня оставалась в том слое.
Старший Герман добавил:
— А я… я был погонщиком. Охотником на тех, кто пытался сбежать из слоёв. Мне вживили первые модели нанотрубок, чтобы я мог выдерживать переходы между эпохами.
Но это разрушило моё тело.
— А потом мы встретились, — сказала старшая Лида.
— И поняли, что оба — расходный материал, — усмехнулся старший Герман.
Она кивнула:
— Мы ушли. Сбежали. Спрятались в “сером слое”, где время почти стоит.
И решили сделать то, чего “верхние” никогда бы нам не позволили.
Молодой Герман спросил:
— Что именно?
Старшая Лида подняла на него глаза:
— Спасти ту часть реальности, где вы живёте.
Даже если это нарушит все правила.
Даже если это разрушит наш мир.
Старший Герман медленно повернулся к проёму разлома.
— “Верхние” — это не боги. Не демоны.
Это просто… другая ветка человечества.
Та, что научилась управлять временем раньше, чем вы научились его понимать. Они окружили себя созданиями живущими в других мирах и они стали ихними глазами, ушами и телохранителями.
Старшая Лида добавила:
— Но у них есть одна слабость. Они верят не в жизнь, а в устойчивость.
Им плевать, сколько миров умрёт — если главный слой выстоит. Они считают главным тот слой, где впервые произошло синхронное наложение истории, — сказала старшая Лида.
— Там, где человечество впервые увидело “эхо будущего” и не сошло с ума, — добавил старший Герман.
Молодой Герман устало всплеснул руками:
— У меня голова идёт кругом от вашего словоблудия, я практически ничегошеньки не понимаю о чём идёт речь. Вы можете говорить попроще без этих ваших заумных словечек, я нихрена не понимаю чего у вас тут происходит вокруг.
Ответ старшего был холодным:
— Ваш мир — слабое звено. Тонкая нить.
Его хотят отрезать. Чтобы спасти остальные. Я не могу сейчас разжёвывать тебе всю информацию, принимай то что мы вам говорим без обсуждения.
Молодая Лида побледнела:
— То есть… мы — лишние?
Старшая Лида покачала головой:
— Нет. Вы — ключевые.
Потому что именно ваш мир… породил сбой.— Она подошла ближе и сказала тихо, почти шёпотом:
— Мир — это не линейная история. Это не дорога. Это ткань. И иногда… чтобы её исправить, нужно нить, которая сама не знает, как она важна.—Она коснулась груди молодой Лиды.— Ты — такая нить, точнее вы двое, друг без друга вы не сможете устранить причину и следствие.
Вы — не случайность. Вы — узел, в котором сходятся все ошибки,—Она посмотрела в разлом— И все надежды.
Старший Герман хотел что-то добавить, но внезапно всё пространство вокруг них дрогнуло — едва заметно, как если бы по глади воды прошла лёгкая рябь.
Молодая Лида вздрогнула:
— Это что… землетрясение?
— Нет, — старшая Лида резко обернулась к разлому. На её лице впервые появилось выражение страха. — Это они.
Разлом расширился сам по себе — неравномерно, рывками, словно ткань реальности кто-то тянул с другой стороны. Воздух стал тяжелее, гуще. Молодой Герман почувствовал, как вокруг медленно падают частички пыли — но когда взглянул вверх, понял, что это была … не пыль. Это секунды. Фрагменты времени, дробящиеся в воздухе, будто чешуйки.
Старший Герман рявкнул:
— Вздохните глубже и не двигайтесь! Они фиксируют движение по хроновибрациям!
— Кто “они”? — прошипел молодой Герман сквозь стиснутые зубы.
Но ответа не понадобилось.
Из разлома медленно выдвинулась тень.
Она не имела формы. Или — имела слишком много форм одновременно.
Глаза пытались ухватить её контуры, но они менялись, скользили, складывались как многослойный оригами из человеческих силуэтов, силуэтов животных, детских фигур, клочков одежды и лиц, мелькающих как на обрывочной киноплёнке.
Старшая Лида прошептала:
— Хроновид. Разведчик. Они уже здесь…
Голос существа прозвучал без звука — прямо внутри головы.
Холодный, ровный, нечеловеческий.
— Возврат нарушен. Слой нестабилен. Удалить.
Молодой Герман схватился за виски:
— Оно… оно говорит в моём мозгу!
— Оно не говорит, — сказал старший Герман мрачно. — Оно читает.
И ищет того, кто инициировал цикл.
Молодая Лида чувствуя ужас, пробормотала:
— Нас?.. Вы же сказали, что это ваша вина… ваших циклов…
Старшая Лида схватила её за запястье — сильно, до боли:
— Девочка. У верхних нет понятия “вина”.
Есть только “ресурс” и “помеха”.
А вы — помеха, которую они хотят удалить, чтобы цикл не повторился.
Хроновид начал разворачиваться.
Теперь он стал похож на вытянутую человеческую фигуру, но по её поверхности шевелились лица — чужие, незнакомые, мигающие, словно перескакивающие через сотни лет.
— ОНИ ПРОРВАЛИСЬ НЕ ОДНИ, — сдавленно произнёс старший Герман.
И правда — за тенью появился второй разлом, а затем третий.
Из них вытекал свет — белый, стерильный, безжизненный, как в операционном зале.
И в этом свете начали проступать фигуры.
Высокие, стройные, люди — но слишком идеальные. Слишком симметричные.
Кожа у них будто светилась слабым серебристым свечением, а по суставам проходили тонкие линии, словно их тела были собраны из гладких модулей.
— “Верхние”… — выдохнула старшая Лида. — Элитная группа стабилизации.
Если они здесь… значит, они сочли этот слой потерянным.
Один из верхних подошёл к краю разлома. Его голос прозвучал сразу в трёх местах:
— Цикл сорок три. Подтверждён.
Узел обнаружен.
Он посмотрел прямо на молодых Лиду и Германа.
И реальность вокруг дрогнула. Не воздух, а сама структура пространства.
Линии домов слегка наклонились.
Асфальт под ногами стал мягким, как резина.
Тени поехали в стороны.
— Начинается просадка слоя! — крикнул старший Герман. — Они разрывают вашу реальность, чтобы обрушить её!
— Зачем?! — закричал молодой Герман.
Ответ был коротким:
— Удаление дефектного узла стабилизирует остальные слои.
— Зачем вы хотите уничтожить весь наш мир?! — вскрикнула молодая Лида, обращаясь к серебристой тени.
“Верхний” кивнул, как человек, объясняющий таблицу умножения:
— Ваш слой несовместим с устойчивостью хроно каркаса. Ваш мир — ошибка.
Старший Герман повернулся к молодому себе — жёстко, резко:
— Теперь понимаешь ПРИЧИНУ?!
Вас хотят стереть, чтобы сохранить остальное.
Старшая Лида, дрожала:
— Они не остановятся.
Хроновиды очистят пространство, а стабилизаторы взорвут временную ткань.
Через минуту здесь ничего не останется.
Даже воспоминаний.
Молодая Лида в слезах:
— Что же делать, есть какой-то выход?!
Старший Герман шагнул вперёд — и его глаза впервые вспыхнули холодным голубым светом нанотрубок.
— Делать то, что должны были сделать мы, но не смогли: закрыть хроно ключ и остановить падение цикла.
Сделать то, что сорок два раза мы не сумели.—Он протянул цилиндр молодому Герману:
— ТВОИ руки — единственные, которые ещё не сломаны. ТВОЙ разум — единственный, который не прожёгся циклами. Ты — единственный, кто может замкнуть петлю правильно.
Молодой Герман, с дрожью в голосе:
— Но я не знаю как…
Старшая Лида шагнула ближе к молодой, обняла её за плечи:
— Мы покажем. Но вам нужно бежать,
сейчас же!—За их спинами разломы вспыхнули ярче — и из них начали выходить новые фигуры. Больше. Организованнее. Страшнее.
“Верхние” пришли за ними.