Глава седьмая, в которой Брежнев под руководством Брежнева прибыл на совещание
Из солнечной Гаваны улететь легко, было бы желание. Советский лайнер Ил-62 курсировал регулярно, на нем генерал Мещеряков и вернулся в заснеженную столицу. Аэродромного автобуса у трапа самолета не отказалось. Многочисленную команду сопровождения поглотил «Икарус» стандартного вида, со шторками на окнах. А начальника ГРУ ждал малоприметный автомобиль «Волга» серо-голубого цвета. Маскировку нарушала специфическая антенна и сизый дымок из выхлопных труб, которых было две. А это указывало на мощный двигатель от «Чайки» и автоматическую коробку передач. Половину багажника такого автомобиля занимало специальное оборудование связи «Кавказ».
Помощник аккуратно уложил вещички в багажник, а генерал расслабился на заднем сиденье. Дома его дожидалась русская баня и все, что полагается после хорошей парной. Только в отличие от своих сотрудников, с веселым гвалтом уехавших в автобусе, домой генерал попал не сразу. Испортить настроение поспешил помощник— обернулся с сообщением, что товарищ Пельше жаждет личной встречи.
— Ожидает вас на Старой площади, для краткого устного отчета, — помощник слегка склонил голову, и при этом поднял глаза наверх. — Недавно звонили оттуда, по спецсвязи.
Генерал вздохнул. Ага, знаем мы эти краткие отчеты… И потом, есть правила. По всем негласным канонам, вызов на партийный ковер является нарушением субординации, ведь в первую очередь руководитель ГРУ обязан докладывать о служебной командировке начальнику Генерального штаба. И Мещеряков снял трубку радиотелефона. Однако начальства на месте не оказалось — генерал Куликов прихворал, а министр обороны маршал Гречко убыл с визитом в Польшу. Этот важный аргумент смягчил мятущийся дух генерала.
Дом номер четыре на Старой площади блестел чистотой снаружи и внутри. По непроверенным слухам, ковровые дорожки здесь обрабатывали моющим средством на спиртовой основе особой выделки. Пыль протирали тряпками из специальной ткани, которая поглощала запахи, буквально впитывая их вместе с пылью. Подобные материалы применялись в одежде космонавтов. Кондиционеров в помещениях не было, воздух гоняли вентиляторы с фильтрами из специальной ткани. За влажностью, микроциркуляцией и орошением воздуха следила секретная служба, она же регулярно брала пробы воздуха в рамках противодиверсионной борьбы. Достоверность этих сведений Мещеряков не проверял, однако в кабинете товарища Пельше стояла свежесть необыкновенная.
Когда «краткий» отчет состоялся, в ответ прозвучали слова благодарности за хорошую работу. Затем наступило время чайной церемонии. Стол был накрыт в соседней комнате, в менее официальной обстановке. К чаепитию подали стаканы в мельхиоровых подстаканниках, заварной чайник и сахарницу. Кроме традиционных баранок, к чаю прилагалась хлебная корзинка. Ну а дабы было что положить на хлеб, рядом выставили масленку и черную икру трех видов. Обычным дополнением явилась пара тарелок с нарезкой из цековского буфета — колбаска, буженина, рыбка.
Пробежав глазами розовые ломтики копченой севрюги и слабосоленой семги, Мещеряков соорудил бутерброд с украинской колбасой. Прожевал, и посчитал уместным прояснить для себя один вопрос:
— Арвид Янович, я понимаю, что стране нужен хлеб. Конечно, нам не повредит рис, а заодно с ним и говяжья тушенка. Для этого я кланялся коллегам в Аргентине и Бразилии. Но зачем нам какой-то литий из Боливии?
Пельше хмыкнул:
— Не какой-то, Валентин Иванович, а очень даже какой. Это тот литий, который надо литий!
— Хм, — не понял Мещеряков.
— Боливия богатая страна, только люди живут бедно. Вы же были там у русских староверов, гостинцы передавали.
Генерал подлил себе чаю:
— Да, веселья мало. Бедненько, но чистенько, как говорится.
— Боливия славится золотом, драгоценными каменьями и еще кучей всего из таблицы Менделеева. Кроме того, у них есть газ… Но главным богатством Боливии является литий — там его половина мировых запасов. Этот мягкий металл уже находит применение в атомной энергетике, лазерах и алюминиевых справах.
— Это понятно. А в чем цимус?
— В аккумуляторах. Есть мнение, что за литиевыми аккумуляторами стоит будущее. Представьте батарейку размером с копейку. И в фонарике разведчика она проработает год.
— Хм, — невнятно восхитился генерал, поглощая второй бутерброд, с брынзой.
— Батарейка размером со спичечный коробок обеспечит работу радиостанции на месяц. А если она аккумуляторного типа, то ее можно зарядить от обычной сети. И так много раз.
— Долгоиграющая штука, — Мещеряков покачал головой. — Как говорится, мал клоп, да вонюч. Только на сказку это похоже. Никогда о таком не слышал, хотя руку держу на пульсе.
Пельше прикрыл глаза:
— У меня свои источники информации, которым я склонен доверять.
Генерал спорить не стал, он озаботился следующим вопросом.
— А другие желающие не набегут, если лакомство такое сладкое? Кстати, американские инвесторы в последнее время активно суетятся по Боливии.
— Значит, надо спешить, чтобы грибную поляну застолбить! — кивнул Пельше. — Мы активизировали резидентуру КГБ, но ваша помощь, Валентин Иванович, будет нелишней. Если очень хочется, мы от этого пирога откусим.
— Против сладкого для страны не возражаю, — Мещеряков едва заметно улыбнулся. — Только ведь придется руду добыть, потом из-за океана привезти сюда, потом переработать… Это ж сколько денег надо?
Пельше в ответ обозначил свою улыбку:
— Без труда не вытащишь литий из пруда. Придется вложиться, конечно. И крепко вложиться. Но, поверьте, оно того стоит. Однако вернемся к нашим баранам.
Мещеряков подобрался:
— Слушаю вас.
— В Пекин вылетаете завтра?
— Так точно.
— Тогда поступим так. Товарищи из Международного отдела ЦК намерены провести с вами инструктаж, сделаем это сегодня. Ваш визит носит характер частного вояжа, ведь Мао Цзэдун не жалует гостей из СССР. Есть тонкости, вам доведут.
— Ясно.
— Правда, в Пекин вы попадете не сразу, придется залететь в Дели.
— Это же крюк какой, — Мещеряков едва не поперхнулся чаем. Но потом ухмыльнулся: — Впрочем, бешеной собаке семь верст не крюк.
— Зато выспитесь вволю, — подсластил пилюлю Пельше.
— Это точно, — согласился генерал, ясно осознавая призрачность таких мечтаний. — Что делать в Индии?
— Достигнута договоренность о вашей встрече с Индирой Ганди. Она примет вас незамедлительно. Речь пойдет о тропическом циклоне, который ожидается на территории индийской западной Бенгалии и восточного Пакистана. По расчетам моих источников… — Пельше запнулся, — я хотел сказать: от группы опытных синоптиков поступил прогноз, что с высокой степенью вероятности бушующая стихия затопит все острова в дельте Ганга. А это до десяти миллионов человек. Нельзя допустить паники, поэтому ваша задача — без лишней помпы передать пакет лично в руки. Там карты, графики и расчеты.
— А на словах?
— На словах передайте мнение Политбюро ЦК КПСС: никто, кроме военных, не сможет провести эвакуацию такой массы людей. Необходимо заранее организовать временные лагеря, обеспечить питание и обуздать мародеров. Мы советуем Индии и Пакистану прекратить боевые действия, чтобы совместными усилиями спасти людей.
— Хм… Да у них там не просто «боевые действия», у них там война в полном разгаре! — воскликнул генерал.
— А вы для чего? — Пельше поднял бровь. — Военный дипломат, разведчик. Кто, если не вы? Война со стихией нам кажется важнее. Надо найти общий язык с военными индусами.
— И все-таки я не понимаю, — Мещеряков тряхнул головой. — Помощь Индии — это одно. Не союзник, но близко к этому. А Пакистан нам явный враг! Зачем помогать недругу?
— Индия, Пакистан и Китай — это полмира, Валентин Иванович. Огромный рынок… И он будет расти. У нас есть грузовики, танки, бронетранспортеры, корабли, самолеты, вертолеты. У нас много чего есть, что им надо.
— А не получится, как с Египтом? — насупился генерал. — Вбухали в эту яму прорву денег, а арабы все просрали. Многие их деятели в лицо улыбаются, но потом волком смотрят: давай еще!
По долгу службы Мещеряков обладал всей полнотой информации, знал что говорил. И сейчас не побоялся сказать то, что давно было очевидным, однако считалось крамолой:
— Нет у арабов никакого социализма, и настроения его построить не наблюдается. Профукают наши подарки, и забудут. А потом протянут руку американцам.
Пельше усмехнулся. Смелость наглостью не посчитал:
— Такая точка зрения имеет право на жизнь. Но вслух ее высказывать… хм… преждевременно. Советую воздержаться от подобных речей, всему свое время. Однако вернемся к Индии.
— Так точно.
— Советский Союз готов предоставить грузовики, палатки и медикаменты. В полете почитаете документы, мы для вас сделали подборку.
— Есть.
— Да, вот еще что: вопрос деликатный, во избежание огласки эту тему закрыли грифом секретности. КГБ и дипломаты не в курсе. Леонид Ильич подписал вам особый мандат с широкими полномочиями. Он собирался с вами побеседовать но, к сожалению, угодил в больницу.
— А что с ним?
— Прихворал, — коротко ответил Пельше. — Сердечко прихватило.
Мещеряков понятливо кивнул. Партийное руководство не любило говорить о своих болячках, а сведения о здоровье кремлевских вождей являлись тайной за семью печатями. Разговоры на эту тему пресекались, сплетников выявляли и клеймили. Те сведения, которые выходили наружу, правдивостью отличались редко. Однако у генерала Мещерякова имелись свои источники информации. И он знал достоверно: Леонид Ильич серьезно болен, хотя на людях хохорится.
Первый инфаркт случился у Брежнева давно, в 1951 году. Рваный образ жизни, постоянный недосып и нервные нагрузки привели к очередным инфарктам, инсультам и гипертоническим кризам. Не следует забывать ранение и контузию на фронте. Война вообще никому здоровья не прибавляет… Всё чаще Леонид Ильич посещал клинический санаторий «Барвиха», и регулярно оказывался на больничной койке Центральной клинической больницы. Врачи настоятельно советовали отдыхать, поэтому отпусков стало два, зимой и летом. В командировках обычным делом выглядели пакеты с лекарствами, которые постоянно носили помощники.
Для простых смертных Брежнев оставался вполне здоровым и бодрым. Руководители на местах о чем-то догадывались. А вот товарищи из ЦК знали, что Генеральный секретарь частенько приезжает в Кремль из спецбольницы. Отбыв ритуальные совещания, он снова отбывал на лечение.
Вчера у Брежнева произошел тяжелый срыв с нарушением мозгового кровообращения, и об этом ведали лишь члены Политбюро. Леонид Ильич впал в невменяемое состояние, при этом академик Чазов отказался давать какие-либо прогнозы. Вся тяжесть руководства страной легла на Малое Политбюро, где слово Арвида Яновича Пельше имело серьезный вес. И все чаще он играл там первую скрипку.