Шестой прыжок с кульбитом

Глава 21

Глава двадцать первая, в которой шумел бамбук, секвойи гнулись. И ночка темная была

Проснулся я от грохота. Скосив недоуменный взгляд, вздохнул печально: дикий зверь катал по полу солонку. Небось, еду из блюдца доел и нашел себе игрушку. Сбил солонку с кухонного стола, чтобы теперь самозабвенно гонять по паркету. Овчарка рычит, кошка шипит, а этому негодяю хоть бы хны. Солонка круглая, катается хорошо, радости полные штаны. А вот соль по всей квартире — плохо. Это к скандалу.

Но разборки я учиню позже, пора выдвигаться на базу к Антону. За окном еще темно, но уже не усну. Впрочем, нечего стенать, уборка снега — лучшая физзарядка. А порядок здесь наведет кошка. Очень скоро у Алисы кончится терпение, и она влепит пару горячих — надает горному льву по шее. Такое уже бывало, в доме хозяйка она. После меня первое лицо, и когда меня нет, особенно тут не забалуешь.

Утренние Мальдивы встретили меня радостно — птичьим щебетом в листве над головой. Горизонт набухал багровым пузырем, обращая розовые края далеких облаков в красное знамя. По синей глади океана пробежал первый луч солнца, перечеркнул серых цапель, разгуливающих по камням. И через белоснежный песок пустынного пляжа потянулся именно к нам, добавляя жару тропической парилке.

На край стола, по-праздничному украшенному фруктами, я выложил заказ туристок. А просили они немало: ржаной хлеб «бородинский», банку соленых огурцов и филе-кусочки селедки в пластиковом ведерке. В сумке еще оставался моченый арбуз, но это на потом, в качестве дижестива.

— Ой, какая прелесть, — воскликнула Лёля. — Белорусская селедка!

— Настоящая красота, — поддержала Ника восторг подруги. — «Матиас» пряного посола — это класс!

Напротив меня сидели все три курортницы, причем одетые. Девочки натянули парадно-выходные шорты с топиками, а Авдеева обрядилась в алое кимоно с золотым драконом на спине. По подолу и рукавам кимоно разбегались расписные стрекозы. У японцев эти летучие насекомые символизируют бесстрашие и отвагу. А с английского языка слово «стрекоза» переводится как «драконья муха». Будучи магическим существом, стрекоза умеет жить в двух мирах сразу. Насчет дракона тоже в тему: крылатый змей приносит удачу и долголетие.

Мои размышления прервала Лизавета Сергеевна. Блеснув лысиной, она гордо выпрямилась. Так Ермак когда-то восседал на скальных утесах, будучи дум великих полон. И эти глубокие думы не мешали Авдеевой грызть соленый огурец.

— Антон Михалыч, я согласна, — пафосно заявила она.

Торжественность момента несколько смазывал хруст огурца. Но все равно создавалось впечатление, будто при свидетелях Лизавета поклялась мне быть верной женой и спутницей. Однако продолжить мысль ей не позволил телефон.

— Да! — рявкнула она, не глядя в экран. И тут же сменила тон на любезный: — Доброго утречка, Григорий Маркович. Ничего, нормально поживаю. Ем ананасы, жую рябчиков. Как вы? Да что вы говорите? Ваш компьютер показывает, будто я на Мальдивах? А вы на соседнем острове загораете? Ха-ха. Нет, я не здесь, это моя дочь так прикалывается. Научила мой телефон, понимаешь, обманывать гугл. Да, сейчас мы с Никой под Саратовом. В лесной избушке, заваленной снегом. Не скучаю, Григорий Маркович. Тут один колдун соблазняет слабую женщину своими сказками. Думаю, успешно соблазняет. Спасибо, всего хорошего.

— Начальник мой звонил, — сообщила Авдеева на мой немой вопрос. — В смысле, бывший начальник. Порадовал старуху.

— Чем это? — недоверчиво улыбнулась Ника.

— Новостями. Вдогонку за пенсией, мне любимой, из Москвы пришел приказ: наградить Авдееву орденом. И присвоить звание генерала юстиции. Слава богу, не посмертно.

— Поздравляю! — искренне воскликнул я, по-новогоднему хлопая пробкой шампанского. — За это не грех и выпить.

— За здоровье выпить не грех, — согласилась Лизавета. — Спасибо тебе, Антон.

Девчонки завизжали, подставляя бокалы. Закусывали мы нестандартно, чистой экзотикой для этих мест: селедкой, положенной на горбушку черного хлеба. Хм, а что? Еще одна гастрономическая пара показалась мне пикантной. Конечно, я не Маяковский, чтобы стихотворно хвалить пару «ананасы в шампанском», однако изюминка и в этом сочетании есть.

Кто-то скажет, что пить шампанское с утра — это барство. Что ж, характерное заблуждение. Медициной доказано, что шампанское улучшает память, мелкие детали запоминаются в два раза лучше. Дело тут в том, что бокал шампанского снижает нервное напряжение и головную боль, связанную с сосудистыми спазмами. Тем более, когда это шампанское — розовое «Цимлянское», образца 1970 года. И хотя спазмов у меня не наблюдалось, улучшение ощутил сразу.

— Итак, товарищи, — возвестил я бодрым тоном лектора общества «Знание».

—… к нам едет ревизор, — прыснула Лёля.

— Не совсем так, — перешел я на интонации шпрехшталмейстера. — Итак, Елизавета Сергеевна уезжает в командировку.

— Куда уезжает? — не поняла Ника.

— Далеко, — терпеливо пояснил я. — В длительную командировку.

— Выходит, не домой? — упавшим голосом вопросила Ника. — А как же я?

— А ты домой.

Фиолетовые глаза девчонки потемнели.

— Значит, без меня меня женили? Так выходит? Значит, мама снова начнет работать ночами напролет, курить папиросы, и ведрами пить кофе? — не дождавшись ответа, Ника поджала губы и изрекла категоричным тоном: — Нет, одну я ее не отпущу. Хватит нам одного ордена, достаточно заработали.

Вариант с Никой в моих планах имелся, угадать реакцию дочери было несложно. Поэтому ответ нашелся без паузы:

— Вам решать, как дальше жить.

— А так можно? — в глазах Авдеевой мелькнула радость. — Мне там толковый помощник не помешает!

На это я пожал плечами:

— Тебе, Лизавета, дома точно делать нечего. Замучают глупыми вопросами и завистью. И Нику, насколько я понимаю, там тоже ничего не держит.

— А чего там хорошего? — передернув плечами, девчонка повторила мое движение. — Даже воспоминания не очень приятные.

Все это время Лёля просидела молча. Лишь переводила взгляд с одного лица на другое.

— А я все-таки домой? — опечаленно произнесла она. — Нет, я понимаю, вас не интересуют мои планы на ближайшую пятницу. Но я не согласна, Антон Михалыч!

Такой реакции я не ожидал:

— А как ты согласна?

— Не хочу я обратно, в приемную к своему генералу, — голосок задрожал, голубые глаза блондинки набухли слезами. — Пошлите меня так же далеко, Антон Михалыч!

— Хм, — задумался я.

Никаких глубоких мыслей насчет Лёли и в помине не было. И неглубоких тоже. Более того, ее прощальный подарок в виде секретной флешки означал для нас одно: окончательное расставание. Так бывает. Сначала встретились, потом разбежались. Как говорится, расстались навсегда, но остались друзьями.

— Лизавете Сергеевне дадут кабинет? — утерев слезу со щеки, Лёля скрестила руки на груди.

Ишь ты, чертовка… Нашла время подчеркивать свои достоинства! Декоративный топик мало что скрывал и, как говорится в исторических романах, «противоречивые чувства охватили меня при виде этой архитектуры возвышенного характера».

— Кабинет? Наверное, — и о таких деталях я раньше не задумывался. — Надо же ей где-то работать…

— Вот! — оживилась Лёля. — Там, перед кабинетом, должен быть секретарь. Почему не я? Я умею. И голос у меня приятный, и внешность располагающая. А?

Увидев мои сомнения, она заторопилась:

— Еще я умею писать пресс-релизы и проводить пресс-конференции. Специальные курсы пиара окончила, у меня диплом с отличием!

Ничего не решив, я все еще раздумывал.

— Ты все сделала, как я просил?

Не было в моих дальнейших планах этой девчонки. Лечение закончено, забудьте… Ага, как бы ни так.

Лёля воодушевилась:

— Да, конечно. На работу факсом отправила справку о нетрудоспособности. Сначала плечо, а потом кишечный грипп. Еще можно оформить вывих ноги, здесь это совсем недорого. У меня на пять справок денег хватит! И вообще, могу факсом заявление отправить.

— Уволят быстро? — все еще сомневался я.

— Пф… Это меня-то не уволят? — фыркнула она. — Напишу, что замуж собралась — в один день рассчитают!

Я перевел взгляд на Лизавету:

— Выходит, ты девочкам ничего не сказала?

Та гордо задрала подбородок.

— Этой ночью тропические звезды талдычили мне: будет тебе, Елизавета Сергеевна, дальняя дорога и бубновый интерес в казенном доме. Но Авдеева обещала молчать — Авдеева молчала как рыба!

— Ладно, — поднялся я. — Ника, не хочешь помочить ноги у прибоя?

В прошлой жизни, будучи руководителем компании, мне часто приходилось принимать управленческие решения. Однако сейчас ясности в голове не было. Поэтому я сделал то, что хотелось: разделся до плавок. Бирюза водной глади манила меня.

Отплыл я прилично, Ника не отставала. А когда мы закачались, отдавая себя воле крохотных волн, я обратился к помощи зала:

— Какое у тебя мнение о Лёле?

— Подружка хорошая, — отфыркнула она воду. — Вместе в школе милиции учились, вместе фехтованием занимались. И сплетничаем вместе…

— Ясное дело, извечный женский вопрос, — легко решил я этот ребус.

— Да, Лёля замуж хочет, — подтвердила Ника, — только кто же туда не хочет?

— Вот здесь не понял, — удивился я. — Девочка она видная, какие проблемы?

— У хороших мужчин есть один недостаток — они все какие-то женатые, — Ника улыбнулась, а затем удивила еще раз: — Но вас же интересует не это, а совсем другое — не подведет ли она маму? Отвечаю: не подведет. На вид Лёля классическая блондинка, однако работать умеет.

Мысленно я поставил Нике еще один плюс — умненькая девушка. А затем услышал интересные вопросы и соображения:

— Помните, Антон Михалыч, как предлагала вам услуги телохранителя?

— Что-то такое было, — согласился я.

— Тогда не понимала, как заблуждаюсь.

— Это в чем же?

— У вас тут целая организация, охрана поставлена на высоте. Ребята меняются каждую неделю, но все на уровне! Я каждого в спарринге проверила, они молодцы. Подготовка есть, только молчуны и скромняги. Слова из них не вытянешь. Кто вы, Антон Михалыч?

Прояснять реальное положение дел я не стал, попробовал отшутиться:

— Ты все преувеличиваешь, Ника. Да у меня есть друзья-товарищи. Имеются некоторые возможности… И что такого? Подумаешь, один пенсионер помог другой пенсионерке, большое дело!

Шутливый тон она не приняла.

— Скажите, Антон Михалыч, — неспешно подгребая, Ника смахнула воду с лица, чтобы прищуриться. — А то что вы делали с мамой, это чистая наука, или все-таки колдовство?

В ответ я фыркнул иронично:

— Боишься потерять свою бессмертную душу?

Она подплыла ближе, чтобы мы оказались лицом к лицу.

— За мамину душу боюсь.

— Не бойся, такого не потребую, — хмыкнул я. — Высшим силам не служу, и не общаюсь. Богам нет разницы, верят в них или нет. Они далеко так, что даже если они есть, их нет. Мы с богом относимся друг к другу одинаково, как люди без взаимных обязательств и обещаний. Есть такой известный афоризм: «Мы с богом не верим в существование друг друга».

— А как же быть с божественными заповедями?

— Они есть. Но не обязательно идти с этим в церковь или в мечеть. Вообще незачем выставлять на люди свое отношение к религии. Богу все равно, как человек одет, чем занимается, и что думает. Все правила и условности изобрели церковные деятели, а что думает на этот счет сам всевышний, никто не знает. Все много проще: бог там, где любовь. Божественное то, что идет от сердца и от души. То же самое касается и дьявола. Поверь мне: дьявол не где-то на небесах, а внутри каждого из нас. Незачем винить демонов, если человек изначально сволочь.

— В чем-то вы правы, — пробормотала она. — Насмотрелась на этот сорт людей, работая в полиции. Человек такое существо, которое мало приучено к ответной благодарности. Яркий пример тому — южные народы. Те добра не ведали добра спокон веков. И воспринимают доброту как слабость. Но вас-то я должна отблагодарить!

— Ничего ты не должна, — вздохнул я. — За мамой лучше там присмотри, чтобы она дров не наломала сгоряча. Кстати, почему тебе неинтересно, где она будет работать?

— Ну, не знаю. Новая работа — это не новая любовь, что там может быть интересного? — Бери больше, кидай дальше… Важнее другое: вместо того, чтобы лежать в больничной койке, мама займется делом. А о новой работе вы сами скажете, разве не так?

Я рассказал. Самую суть, не вдаваясь в подробности, и Ника не удивилась. Видимо, все-таки была в теме. Хоронясь под покровом тропической ночи, они с мамой наверняка что-то такое обсуждали.

— Так-так, — задумалась она. — А какая там нынче погода?

— Мороз до двадцати градусов и ветер.

— Снег и метель? — мечтательно зажмурившись, Ника восхищенно улыбнулась. — Какая красота! Но погодите, нам же туда совершенно нечего надеть…

Сказано это было таким тоном, будто речь шла о давней эпохе дома Облонских, где кроме орденов корнета и надеть-то нечего.