Шестой прыжок с кульбитом

Глава 6

Глава шестая, в которой дайте мне «Месть Королевы Анны», ветер в паруса и смесь номер пять

Сны приходят ко всем живым. Диапазон выбора широк: от сладкого и безмятежного до беспокойного и мертвецкого. В ассортименте с дурным сном всегда идет ком в горле, озноб и онемение. Ужас во сне дело известное, рядовое. Все, кому не лень, когда-нибудь это переживали. Панический страх от собственной смерти — самое посещаемое кино.

Остатками разума в глубине сна я понимал абсурдность ситуации: как можно бояться смерти, если уже умер? Вроде бы все уже позади. Но именно от гибели во сне я безмолвно закричал. Дурацкое состояние, когда не можешь ничего. Мычишь будто кукла из ваты, упакованная в поролон. Размытый неведомый враг тянет к тебе крючковатые руки и ты, заходясь от ужаса, поделать ничего не можешь. А что тут сделаешь, если уже умер? Разве что умирать второй раз. И так до бесконечности, раз за разом, пока кинопленка сновидений не порвется. А что снится мертвым, не знает никто. Народная молва невнятно упоминает некий «вечный сон». Только ничего хорошего, сдается мне, там не показывают.

Однако разбудил меня не кошмар, а песня «Bad Guy» девицы Беляш. Спасибо ей, иначе бы эта пытка смертью никогда не прекратилась. Исполнялась песенка как бы незамысловатая, с проникновенным посылом: «Вот я — плохой человек, и чо?! Я сильна лишь в том, что умею быть плохой». Текст в тему. Ирония всегда многослойна, только мы не всегда слышим то, что говорят. И скрытый смысл понимаем превратно. Мудрая девочка часто упоминает свои сны и кошмары, недаром ее первый альбом называется «Когда мы все засыпаем, куда мы отправляемся?».

Тем временем трек завершился и начался другой. Здесь тоже царила ироничная печаль: «Я шагнула с Золотых Ворот, никто не плакал. Никто даже не заметил. Я видела, как они стояли там, и поняла, что им все равно». В своем творчестве Беляш четко выдерживает образ депрессивного подростка — прямо гимн самоубийцы во сне, господи прости. Что удивительно, молодежь фанатеет от песен Билли. У певицы как-то спросили: «А что ты слушаешь, когда едешь в машине?». «Себя, в основном, — ответила кумир, и развела руками, предугадывая удивление. — Ну мне же нравится моя музыка!».

Хмыкнув, я заворочался. Тупая боль давила грудь, а правое бедро пекло огнем. Повернул голову на звук — в углу палаты заседала Алена, увлеченно поедая что-то из глубокой миски. Музыка звучала, скорее всего, из телефона. Привычная картинка, гораздо лучше смертельных сновидений. Прикид Алены показалась мне знакомой. Блин, да это моя любимая футболка и мои любимые шорты!

Девушка ощутила взгляд. Подняла колдовские глаза, улыбнулась ослепительно:

— Здравствуйте вам!

— Приветики, — пробормотал я. — Опять мои шмотки нацепила?

Она мигом подскочила с бутылочкой воды:

— А почему я должна ухаживать за вами в собственной одежде?

Что ж, логично. Тут не поспоришь.

— С наступающим Новым годом! Ну, как мы себя чувствуем, Антон Михалыч?

— Нога болит, грудь болит, — честно сообщил я. — В голове каша.

— А Катя сказала, что вы будете спать еще час.

Хлебнув, я передохнул, дышать было трудно.

— Не угадала твоя Катя, низачет. Давай рассказывай, что со мной.

— Фигня вопрос, — она вытерла мне капли на подбородке. — Рану на ноге почистили и зашили, синяки на груди помазали.

Эта деталь заинтересовала:

— И сколько там синяков?

— «И на груди его сияла медаль за город Будапешт». Но это в песне так, а у вас на груди сияют две синих медали. Но больших. Посмотреть нельзя.

— Почему?

— Там повязка, ребра поломались. В смысле, парочка треснула. Ничего страшного, легкие не проткнулись.

— Хм… Понятно, — оценив ситуацию как терпимую, я задал главный вопрос: — Что с Антоном?

— Он дома. Там Верка и Анька, так что все под контролем. Кровищи было… Но они замыли. Анька так сказала: раз вам ногу заштопали, нечего мальчика в больничку таскать. Шов и так у него появится.

— Появился?

— А то, куда он денется? Девки Тоше грудь намазали чем надо, тугую повязку наложили.

— Что Вера еще сказала?

— Сказала, что ждет вас с нетерпением.

В ехидной интонации я ощутил какой-то подвох:

— Зачем это?

— Мечтает на новогоднюю ёлку вас подвесить. На самую верхушку, вместо звезды.

— Вера вредна, — печально сообщил я. — Вера вреднее вина.

— Чего? — слегка опешила Алена.

— Это не я сказал. Это лозунги атеистов. А они врать не будут.

— Атеисты не попы, — согласилась она. — Зачем им врать?

Меняя тему, я перешел к следующему главному вопросу:

— А где Лёля?

Алена прищурилась:

— В самолете летит ваша кошелка. В направлении Мальдив. Повезло же какой-то дуре… Вместе с двумя другими дурами.

Неласковый тон показался мне чрезмерно агрессивным:

— Хм… Мне кажется, среди них дур нет. Женщины вообще отличаются бо̀льшим умом, чем мужчины.

— Не знаю, — хмыкнула она. — Лично не общалась. Но вкус у вас, Антон Михалыч, разнообразный: одна светленькая, другая темненькая, а третья лысая. Бороздите просторы местных красоток?

Развивать эту тему мне показалось неуместным. Я снова заворочался, подтягивая халат со спинки кровати:

— Помоги встать.

— А вам нельзя, — всполошилась она. — Катя велела постельный режим!

— Ничего, мы ей не скажем. В коридор соваться не стану, всего лишь в туалет пойду, — в подтверждение своих слов я показал пальцем на дверь, что белела в трех шагах. — С костылями на одной ноге дошкандыляю.

— Смотрите, Антон Михалыч, — бросила она предупреждение мне в спину. — Если у Тоши шов разойдется, плешь вам проедать не станут. Верка сразу прибьет.

М-да, реальная угроза. Но путь недолгий, всего несколько прыжков. И два притопа, три прихлопа. Будем ползать аккуратно, не спеша. Из туалета я вернулся в благодушном настроении и умытым. Нога ныла, однако в рамках приличия. Модная девица Беляш продолжала вещать из телефона. Теперь она исполняла песню, где речь шла о лжи и предательстве. «Я должна была догадаться: уйду в одиночестве. И это лишний раз доказывает, что кровь, которой ты истекаешь, это просто кровь, которую ты задолжал». Хм, опять эта вахластая и угловатая девчонка попала в точку.

Алена на прежнем месте уплетала то, что раньше не доела, какой-то салат. Неторопливо допрыгав до стола, я присел рядом и вытянул ногу. С переходами справился легко, навыки работы с костылями никуда не делись. Полезная это вещь. Я поискал глазами еще одну полезную вещь, но не нашел:

— А где мой телефон?

— Кирдык вашей мобиле, — прошамкала она. — Сначала ее прострелили, а потом она утонула. А симка вон там, в пакетике.

Плохая новость вызвала огорчение и досаду. Проклятые злодеи! Новый аппарат купить несложно. А если симка повредилась и контакты улетели? Геморрой и головняк в одном пакете. Пришлось прерывать концерт певицы Беляш и вспоминать номер соседки Риты. Память не подвела, и соседка оказалась доступна. К огромному облегчению, она пребывала в моей квартире, где занималась важным делом, уборкой и кормежкой зверинца.

— Меня Анечка попросила, — сообщила она. — С собачкой я уже погуляла, цветы полила, грязное белье в стиралку закинула.

С сердца прямо камень свалился. Нет, Анюта это нечто! Никогда с ней не рассчитаюсь. Из беды вытащила, и все мелочи предусмотрела.

А Рита внезапно добавила:

— Антошик, Аня разрешила мне кушать, что захочу.

— Да кушай ради бога! Только ничего особенного там нет.

— Да как это нет? — возразила Рита. — Она наготовила тебе кучу закусок, на столе стоят. Вкуснятина! И холодильник всякой всячиной забила.

Мне оставалось только поражаться.

— Зачем? Я же здесь.

— Сказала, ты не любишь болеть, и очень скоро сбежишь из больницы.

Неожиданно! Проницательность Анюты зашкаливала, именно это я и собирался сделать. В конце концов, постельный режим можно дома соблюдать. Между тем Алена забрала телефон, и придвинула мне тарелку с манной кашей.

— Ваша диета.

Можно долго спорить, какая манная каша лучше: густая или жидкая. Но если она комками, разговаривать тут не о чем. Подавив отвращение, я произнес проникновенным голосом:

— Алена, вы с Аней который раз ты меня выручаете. Спасибо большое!

— Ерунда, — отмахнулась она вилкой, продолжая жевать вслух. — Я к маме на Новый год приехала, делать особо нечего. Зато вас повидала заодно. И потом, Анька когда просит, отказать трудно. Умеет она задабривать вкусными взятками.

— А что ты ешь?

— Оливье.

— Хм… — я вытянул шею. — Обычная штука. Ты еще не наелась салатов с майонезом?

— Именно это — мировой закусон, — вилка неутомимо скребла по дну глубокой тарелки. — Офигительно! В кремлевском буфете его готовят по старинному рецепту, с настоящим соусом провансаль.

Мне оставалось лишь сокрушенно покачать головой. Опять Анюта принялась за свое. Вслух осуждать хулиганку не стал, воздержался. Прежде чем дразнить тигрицу, следует сначала здоровье излечить — на одной ноге далеко не убежишь.

— Мировой закусон, говоришь? Ну-ка, ну-ка, расскажи.

— Все то же самое, что обычно кладут. Только вместо вареной колбасы здесь была буженина, раковые шейки и телячий язык. Классной фишкой мне показались ломтики жареных рябчиков, что выложили сверху. Креативное решение!

Да уж… Необычного вокруг полно, только успевай подмечать. К примеру взять шотландских горцев. Они всю жизнь пьют свой прокопченный виски и не болеют инфарктами. Загадочные люди в необычной одежде. Какую тайну они скрывают под килтом?

—… А сверху этот салат посыпали черной икрой. И вкус получился более пикантный, чем у обычного оливье, — закончила Алена свой доклад.

Она сыто икнула и снова расцвела ослепительной улыбкой. И я не удержался это отметить:

— Солнце мое… Если скажу, что ты чертовски хороша, то выйдет бледно и пошло.

— Да? — она заинтересованно наклонила голову. — А как не бледно?

Я приосанился, чтобы соответствовать поэту, читающего стихи в позе полета:

— Ты сладкий миг, распарывающий в клочья вечность. Небесный ангел во плоти. Сказочная фея и пери моих снов. Такое нельзя понять, пока не увидишь, даже потрогать страшно.

Алена украсилась польщенной улыбкой:

— Ах, Антон Михалыч, вы только обещаете. Делать когда будете?

— Ладно тебе, — я тут же дал задний ход. — Это так, комплимент красивой девушке. Правду в глаза говорить несложно.

Сдавая назад, я резко сменил тему:

— Как поживает Володя Путин?

Она пожала плечами, а потом лукаво усмехнулась:

— Нормально поживает. Учится хорошо, дома все в порядке. Послезавтра идем на подпольный концерт в ДК Энергетиков. Это где-то на окраине Ленинграда. Кстати, вы не знаете, где?

— А айфон на что? — удивился я. — Включи навигатор.

— Вы что?! — она расширила глаза до невероятных размеров. — У нас же режим конспирации!

— Ах да, — признал я правоту. — Мы часто отдаемся на волю уносящих нас ветров. А это ошибка. И кто дает концерт?

— Там будет несколько ансамблей, но самое прикольное чудо — группа «Аракс». Они так смешно перепевают Дип Перпл! Анька раскопала в инете старые записи, дала послушать. Абалдеть! Тащусь и ржу одновременно.

Обсудить околомузыкальные домыслы и новинки рок-музыки помешал айфон. Девушка взглянула на экран, хмыкнула. Затем двинула по нему тонким пальчиком с розовым ноготком, оформленным в стиле «конфетти»:

— У аппарата!

— Эй, чем вы там занимаетесь?! — Анюта орала в стиле боцмана, слышно было за два метра.

— А что такое? — Алена съёжилась. Видимо, опасалась, что из телефона сейчас вылезет грозная рука и даст ей подзатыльник.

— У Антошика повязка закровила! — продолжала бушевать Анюта. — Сильно! Как бы шов не разошелся!

Алена метнулась ко мне, и бесцеремонно распахнула халат. Осмотрела повязку со всех сторон. В завершение медицинского осмотра ткнула пальчиком в бедро так, что я дернулся. Потом доложила в телефон:

— У Антона Михалыча чисто, крови нет.

— Он очнулся?

— Да, только что.

— Спроси, как самочувствие.

На молчаливый вопрос Алены я кивнул.

— Нормально. Хотелось бы лучше, но дальше некуда, — выдохнула она мою присказку. — Лежит в постели.

— Точно лежит? — в голосе Анюты слышалось подозрение. — Эй, коза, не ври мне!

Глаза Алены забегали. Она покосилась и почесала шею. Азбука невербального общения указывала на явную ложь. Самый яркий признак обманщика: человек трогает губы или подбородок. Врун частенько трет глаз или шею. Второй признак: взгляд вверх и вправо. Именно так смотрят, когда собираются соврать.

— Лежит в постели! — она посмотрела на меня, и снова вильнула взглядом вправо.

Да, опасения блондинки поняты. Боевыми искусствами не владеет, а вот Анна Швец может любого прибить, рука у нее тяжелая. Про Чака Норриса говорили, что он способен убить ток, засунув два пальца в розетку. Думаю, Анюта круче. Она не только чует мою боль на расстоянии, в гневе может и не такое совершить, причем издалека.

Тем временем Анюта сбавила тон, но слышимость хуже не стала:

— Видимо, у него кожа толще, чем у носорога. Впрочем, так оно и есть. А у Тоши кожа тонкая, молодецкая… — она помолчала и приказала: — Вызывай Катю. Пусть разматывает бинт и перешивает. Только тщательно! Скажи ей, вечером буду. Как обещала, с окороком и копченым салом. Пусть делает с Антоном Михалычем что хочет, но чтоб крови больше не было, понятно? Верке волноваться нельзя.

Конец отповеди я не слышал, скакал к постели. Надо успеть, пока не примчалась Катя, чтобы выполнить долг по вышиванию и штопке. Полежу немного, а потом слиняю домой. Нечего мне тут делать, Новый год на носу.