Глава пятая, которая должна быть первой. Так вышло. Но лучше поздно, чем не туда. А наш рассказ пойдет о событиях перед Новым годом.
Николай Уваров был зол. Это ясно читалось на его хмуром лице. В замшевом пиджаке цвета марсала, с накладными карманами и пижонскими заплатками на локтях, он расхаживал по кухне, чего-то бормоча. Галстука при нем не наблюдалось. Зато имелся шейный платок — видимо, чтобы подчеркнуть тщательно лелеемый образ босса мафии. Шелковый аксессуар, повязанный нарочито небрежно, выглядывал из-под ворота черной стильной рубашки.
На угловом диване сгорбилась Лёля в розовом банном халате. Со скорбным лицом она забилась в самый угол. На коленях девушки вольготно устроился горный лев. Не просто так, а по делу: с урчаньем и упоением зверь вкушал молочную смесь. Выпущенными когтями он цеплялся за край миски, и прочие пустяки, вроде переговоров людей, его беспокоили мало.
Овчарка Мальчик с порога кухни внимательно наблюдала за перемещениями незваного гостя. Создавалось впечатление, что войти в квартиру ему дали, а вот выйти будет нелегко. Вплоть до того, что пиджак может обзавестись новыми заплатками.
У кофемашины Уваров задержался, чтобы плеснуть себе очередную порцию капучино, уже третью. Покосившись на собачку, поджал губы.
— Чего уставилась, как Ленин на буржуазию? А ведь я со всей душой. Щеночка твоего скоро возьму, на даче сторож очень нужен. А там знаешь, какой простор? Три участка. А скоро весь квартал будет наш!
Овчарка на это презрительно зевнула. И настороженный взгляд не отвела: нас не проведешь. Мол, мели Емеля, твоя неделя.
— Давай еще раз, с самого начала, — обернулся Уваров к девушке. — Только спокойно, Лёля, без слез. И по порядку.
— Хорошо, — блондинка послушно кивнула, а затем припала к коньячному бокалу. Она еще не отошла от потрясения, выглядела бледно. Однако говорила внятно, хотя и заторможено. — Рано утром мы вышли из подъезда во двор, дошли до подворотни. Светало, было пустынно и тихо. Собачка побежала вперед, и вдруг началась стрельба.
— Сразу?
— Да, только перед этим Антон Михалыч толкнул меня в лужу. По ноге ударил больно, гад такой. Теперь синяк неделю желтеть будет! Садист противный.
— Лёля, это важно, конечно, — мягко заметил Уваров. — Но ты не отвлекайся, ладно? Попробуй сухо, как для протокола.
— Хорошо, — она встряхнула влажными растрепанными волосами. — Я упала, смотрю: в руках Антона Михалыча откуда-то взялся автомат. Толстый такой, незнакомой модели. Когда из дому выходили, вещей не брали, это точно… Он присел на колено, и выпустил три очереди с отсечкой по три патрона. Быстро, одну за другой. Из черного автомобиля марки «Геледваген» ответили длинной очередью, практически одновременно.
— Ишь ты, шустрые какие ковбои, — пробормотал Уваров. — Прямо вестерн на диком Западе. И что, не было никаких переговоров? Никто не подходил с вопросами и угрозами?
— Да они даже из машины не вышли, козлы! Я же говорю, сразу палить начали. У меня над головой пули так и просвистели! Буквально по волосам чиркнули. А в Антона Михалыча несколько раз попало, я это слышала. Он захрипел и упал лицом в лужу, — блондинка всхлипнула и гулко глотнула из бокала.
— Так-так, — Уваров отхлебнул из чашки. — Значит, в воздухе свистели пули и пулеметы. Хм…
Мысль закончить не удалось, в кармане у него загудел телефон. Отвернувшись, Николай Сергеич отошел к окну. Послушал, изредка вставляя краткие междометия. Завершив разговор, остро взглянул на девушку:
— Звонили из больницы. У Бережного касательное ранение мякоти бедра, кость не задета. Зашили. Ну и ушиб грудной клетки. Сломано два ребра, тут бронежилет выручил. Наложили плотную повязку. Так что все в порядке, больной спит.
Блондинка шумно выдохнула, а потом перекрестилась. Уваров добавил:
— Думаю, через пару дней будет бегать быстрее прежнего.
— Так быстро? — поразилась она. — Я имела в виду, после ранения долго лежат.
— Плохо ты Михалыча знаешь, — усмехнулся Уваров. — Его палкой не убьешь, даже если захочешь.
— А когда можно навестить?
Категорическим тоном Николай Сергеич отрезал:
— Не надо этого, Лёля. Подумаешь, царапина на ноге. Самое лучшее в твоем положении — это поспешить в аэропорт. На Мальдивах глупых вопросов никто не задаст. Разве что спросят, какое блюдо ты желаешь к ужину. Ладно, вернемся к нашим баранам. Больше никто не стрелял?
Глаза у Лёли затуманились, но она собралась:
— В нас больше не стреляли. Но невдалеке хлопали пистолетные выстрелы. Скорее всего, стреляли двое. Потом с улицы забежал мужчина с пистолетом в руке. У меня сердце в пятки ушло!
— Чего так?
— Я подумала: а вдруг он намеревается ограбить меня и лишить девичьей чести, угрожая оружием?
— Так ты еще девица? — поразился Николай Сергеич. — Хм…
— Не надо понимать так буквально, — уклончиво ответила Лёля. — Это фигура речи.
— А можешь обойтись без фигур?
— Конечно. Буду говорить как бы под протокол. В общем, испугалась я, что он меня изнасилует. А у меня с собой, как назло, ни пистолета, ни газового баллончика. И Антон Михалыч лежит трупом.
— Успокойся, — буркнул Уваров. — Насильники в луже не работают. Они тащат жертву куда-нибудь в укромное местечко. Как он выглядел?
— Среднего роста, в серой куртке и бейсболке. Обычное худощавое лицо, ничего особенного. Лет тридцати. Он нагнулся, развернул Антона Михалыча. Потом потряс и попросил очнуться. Так и сказал: «Михалыч, очнись».
— И что?
— Антон Михалыч очнулся. Закашлял. Сказал «Мальчик, домой» и еще что-то буркнул сквозь кашель, вроде «валите отсюда, ребята». Потом он схватил меня, и мы почему-то оказались в спальне, на кровати. В грязной одежде и обуви, представляете?
— Да уж, — согласился Уваров. — А как вы там оказались?
— Не помню, — прошептала она. — Временное помутнение разума нашло. Вообще непонятно, как по лестнице на третий этаж поднялась. Черная пелена перед глазами мелькнула, а потом раз! — и лежу на кровати. И грязная вода с меня течет, прямо на шелковое покрывало. Антон Михалыч рядом лежит, такой же мокрый. Хрипит.
— Так-так.
— И тут на пороге спальни появилась Анюта. Это бывшая Антона Михалыча.
— Я знаю, — кивнул Николай Сергеич.
— Она с ходу начала орать на Антона Михалыча. Такие фразы вульгарные, вроде «что же это такое», и «сколько можно, когда уже это кончится». Еще сказала «свинья грязь везде найдет». Нет, в чем-то она права, ведь мы всю постель изгваздали. Но зачем грубить? Потом она заявила мне очередную гадость.
— Что именно?
— Повторить?
— Если помнишь.
— Ну, слова-то я запомнила: «Иди в душ, кошелка в ботах. Только здесь разденься, чтобы грязь по квартире не носить. И сиди тихо, носа не высовывай. За тобой придут». Эта рыжая змея как в воду глядела, вы пришли.
— Он пришел, я уже здесь, — Уваров хмыкнул, и захрустел печеньем. — Что еще сказала?
— Обидное прошипела, будто я волчица старая и мерзкая притом. Это кто волчица, еще разобраться надо! Я не успела слова вставить, как эта рыжая коза нагнулась, чтобы схватить Антона Михалыча. И они оба исчезли! Видимо, грязь мне в глаза попала. Когда протерла, их уже след простыл. Здоровая кобыла, господи прости.
— Так-так. Это все?
— Еще она сказала «Мальчик, присмотри здесь». И теперь собачка таскается за мной следом, как привязанная. Но не трогает.
— Ладно, это лирика, — Уваров покосился.
Овчарка сидела на прежнем месте. На косой взгляд она ответила улыбкой — показала зубы и плотоядно облизнулась.
— Ну, я помылась, одежду кое-как отстирала. А меховое манто испортилось. Дорогое, блин, манто. Норка натуральная… Жалко.
— Если натуральная норка, после химчистки будет как новенькая, — Уваров взялся за подбородок. — Какой у тебя план на сегодня? Дела в городе есть?
— К чертям все дела, кроме химчистки! Потом надо домой заскочить, чемодан забрать. Ну и свет отключить, газ выключить.
Николай Уваров подошел к окну.
— Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе, — пробормотал он задумчиво. — Снег выпал и тут же растаял.
А во дворе творилось черти что, настоящее столпотворение. Шастали служивые люди в форме и штатском, щелкали фотовспышки. В сторонке сгруппировалось начальство, все как один с телефонами на ухе. Возле полосатой ленты ограждения шептались жильцы, жадно прислушиваясь к происходящему. Кого-то из них опрашивали под запись в планшет.
— Значит так, Лёля, — после паузы решил Николай Сергеич. — Курточку мы тебе подберем из запасов Михалыча. Будет велика, конечно, но ничего. Мешковатая одежда сейчас в моде, фишка называется «стиль оверсайз».
К проблеме выбора нарядов женщины относятся строго, но Лёля отреагировала спокойно, без фанатизма:
— Фигня вопрос, добежать домой можно в чем угодно. Фриков без меня на улице хватает.
— Выходим по одному, сначала ты, потом я, — Уваров начал излагать план действий. — С деловым видом чешешь на улицу Соколова. Там у гостиницы стоит «Порше Кайен». Меня не ждешь, ныряешь внутрь. Водителя я предупрежу по телефону. Через пять минут буду сам. Если тебя кто-то вдруг опознает и позже это всплывет, не отнекивайся. Скажешь, что действительно была здесь, заходила в «Пятерочку».
— Понятно, — кивнула она, махнув рукой: — Подайте тарелку, вон ту, с резаной курицей.
Из кучки мелко резаных кусочков Уваров выбрал ломтик покрупнее, заплямкал губами:
— Сварено без соли и специй… Кошерное питание?
Блондинка слабо улыбнулась:
— Типа того. Диетическое блюдо для котенка, он любит домашнюю курочку.
Уваров продегустировал еще один кусок.
— Хм… Простая вроде курица, а во рту тает, — прошамкал он. А потом перевел взгляд на девичьи колени: — Для котенка зверь слегка великоват, а для льва дюже мал. Не боишься, что хватанет?
Лёля улыбнулась шире, вытягивая руку:
— А он грызет, когда играет. Видите царапины? Но лучше здесь сидеть, чем по улице ходить. У людей зубы куда острее…