Шестой прыжок с кульбитом

Глава 13

Глава тринадцатая, в которой над ветками, не имеющими почек, кружат золотые фениксы. А под деревом, не отбрасывающим тени, бродят яшмовые слоны.

У трапа самолета ожидал персональный автомобиль Председателя, на котором генерала доставили в резиденцию Мао. Мещеряков отметил этот знак высокого уважения. Аэродром выглядел опустевшим, технический персонал, скорее всего, разогнали. А встречающих оказалось всего несколько человек. Оркестр не звучал, красную дорожку не расстилали. Логично, визит же неофициальный. Скорее даже, секретный, в прессу данные не пойдут.

На заднее сиденье вместе с генералом сел премьер-министр Чжоу Эньлай, что еще раз подчеркивало высокий статус гостя. Подарок Сталина, бронированный лимузин «ЗИС», сохранился прекрасно. Красавец снаружи, он и внутри выглядел ухоженным. Чувствовалось, что антиквариат здесь ценят.

Помощника с переводчиком генерала усадили в лимузин китайского производства «Красное знамя». Только этим двоим разрешили выйти из самолета. И уже в кильватер пристроился обычный «Хунцы», автомобиль охраны.

Одетый в традиционный серый френч, Мао Цзэдун принял его в торжественном зале приемов. Сделал два шага навстречу, пожал руку. Помощника Мещерякова в зал не допустили, оставили дожидаться в приемной. Лишь переводчик генерала удостоился чести лицезреть Великого Мао. В просторном зале оказалось немногочисленная делегация: Чжоу Эньлай и три женщины. Робкую особу с взглядом пугливой лани премьер представил как Ван Хайжун, сотрудницу МИД. О том, что она любимая племянница, он умолчал.

Вторая красавица оказалась переводчицей Тань Веньшен. Известная как Нэнси Тан, она выросла в США, в семье китайского дипломата и заместителя генсека ООН. Обе женщины стояли наособицу. Они считались личными переводчицами Мао и доверенными лицами. Третья изящная красотка расположилась чуть позади Председателя. Ее не представили, что означало невысокий статус личного телохранителя. Генерал не раз слышал, что хрупкие на вид китайцы могут дать фору опытному диверсанту. Уж спицу, что таится в прическе, такая скромница воткнет в глаз легко, как доброе утро.

Великий Кормчий выглядел неважно. Возраст никому не прибавляет здоровья, а старцам такого уровня особенно — недавно Мао стукнуло семьдесят восемь лет. Весной и осенью Председатель страдал простудами с бронхитом. Постельный режим сопровождался пролежнями и отеком ног. Тем не менее, он продолжал работать даже в постели. Проницательный и волевой руководитель, Великий Кормчий слыл знатоком человеческих слабостей, коварства и двуличия. Отличительной чертой характера Мао Цзэдуна была страсть к работе и слабость к красивым женщинам.

Высокий и тучный, он смотрел на мир с улыбкой, доброй и всё понимающей. Анархист в молодости, Мао постепенно проникся идеями Маркса. Сталина уважал, считая его человеком с недостатками, которые на фоне достоинств выглядят незначительно. А вот Никита Хрущев уважения Мао Цзэдуна не снискал — трудно назвать уважительным определение «идиот». В свою очередь, Никита Сергеевич называл Председателя Китая симметрично — «старой калошей».

Большой грех Хрущева заключался в недостаточной помощи Китаю. Он отказался раскрыть секрет атомной бомбы и не построил для Китая флотилию подводных лодок. А открыв поганый рот в сторону мертвого Сталина, Хрущев нарушил святую заповедь о непоколебимой верности своему вождю. По мнению Мао, позорная речь Хрущёва на съезде КПСС объективно играет на руку империалистам. Кампания десталинизации перечеркнула все, что было сделано большевиками до речи Хрущева на съезде.

Великому Кормчему принадлежат пророческие слова: «Преступные действия Хрущёва и его подельников будут иметь долговременные последствия. Они приведут к перерождению, а затем к разрушению СССР и КПСС». Мао Цзэдун назвал и причину развала Советского Союза: «После смерти Сталина к власти в СССР пришли националисты и карьеристы, взяточники, покрываемые из Кремля. Когда придет время, они сбросят маски, выбросят партбилеты, и будут в открытую править своими уездами как феодалы и крепостники».

Ко всякого рода пророчествам генерал относился с предубеждением. Суеверия и предрассудки, как буржуазное наследие, не могут быть реальны, поскольку не основаны на точном знании. Так-то оно так, но кто знает?

Все эти мысли крутились в голове Мещерякова, пока Мао задавал дежурные вопросы о полете, семье и здоровье. Весьма удивило то, что телохранительница за спиной Председателя оказалось переводчицей. Она довольно бойко и внятно доносила своему мандарину смысл сказанного генералом. А затем Великий Кормчий произнес приветственную речь. И вот это удивило еще раз — речь Мао была посвящена не общим вопросам дружбы и борьбы за мир, а лично Мещерякову.

В своем выступлении Председатель говорил о победе над японскими захватчиками, и роли Мещерякова в этой борьбе. Оказывается, после окончания войны генерал был представлен к боевой награде, но она затерялась по вине нерадивых чиновников. И вот теперь справедливость восторжествовала, и настало время ее вручить.

Что же, Орден Освобождения Первой степени — это приятно. Но для этого не надо приглашать человека в Пекин, на прием к Самому. Достаточно переслать коробочку в Москву, министру обороны. Значит, текущая процедура — это присказка. Генерал угадал, сразу после вручения ордена «Освобождения» пошла вторая часть балета.

— Дорогой Валентин Иванович, — сказал Председатель, принимая от помощницы-переводчицы вторую красивую шкатулку. — Война с японскими агрессорами закончилась давно, но не для вас. Неустанно борясь на невидимом фронте, все эти годы вы защищали интересы Китайской Народной республики, как свои. И ваша заслуга в очищении Китая от японских шпионов неоценима. Примите нашу высшую награду, орден Независимости и свободы Первой степени.

Мещеряков посмотрел уважительно — к красным коробочкам сандалового дерева прилагались наградные бумаги, очень непростые. Гладкие, характерного вида, явно веленевого качества. К сожалению, писано там было по-китайски.

— Прошу простить, товарищ Мещеряков, указ о вашем награждении опубликован не будет, — Председатель извинительно улыбнулся. — Дело здесь секретное, и оно не окончено. Уверен, вы нас понимаете.

Процедура награждения завершилась взаимными поклонами и словами благодарности. И это было еще не все. Присутствующие лица вышли, а Председатель пригласил генерала на обед. Стол был накрыт в соседней комнате. И стол, надо сказать, неплохой. Мещеряков слабо разбирался в китайской кухне, слегка растерялся. Мао охотно помог:

— Попробуйте моё любимое блюдо, свиную грудинку в красном соусе. Очень вкусно. А это водка из пятнистого бамбука. Ну, как говорят у вас на родине, будьте здоровы.

За столом Мао поддерживал неспешную беседу, переводчица ответы переводила. При этом она следила за напитками и подливала Председателю императорское вино времен династии Мин. Повар деловито производил перемену блюд. Таких деликатесов Мещерякову раньше видеть не довелось, хотя на всяких приемах довелось бывать. Узнал только лишь устрицы и черную икру.

— Скажите, Валентин Иванович, а как вам удалось остановить индо-пакистанскую войну? — Мао смотрел с доброй улыбкой, однако глаза оставались остры и холодны.

Мещеряков усмехнулся про себя: быстро работает китайская разведка! Впрочем, такие вещи трудно сохранить в тайне. И отнекиваться он не стал.

— Военные конфликты — дело рукотворное. А перед лицом стихии человек бессилен. Народы того региона ждет большое бедствие, и уменьшить его последствия под силу только военным. Слава богу, нас услышали.

— И Советский Союз готов помочь индусам материально?

— Да, мы начали расконсервацию грузовиков и плавательных средств, — кивнул генерал. — У нас много чего приготовлено на черный день и лежит без дела.

Мао вставил сигарету в мундштук. Бренд «Южное море» придумали специально для Мао Цзэдуна. Сигареты в пачках белого цвета считались редкими и наиболее мягкими по вкусу, китайцы разбирали их на подарки руководителю или старшему коллеге. Иногда, под настроение, Председатель баловался сигарами «Ромео и Джульетта». Кубинский табак поставлялся специальными партиями, в хьюмидорных коробках испанского кедра.

Председатель жестом предложил сигару Мещерякову. Тот отказался, достал свое привычное курево.

— Против стихии человек слаб, — Мао задумчиво выпустил клуб дыма. — Но если человека не толкать вперед, он покатится назад. Ваши руководители говорят правильные слова, пишут красивые лозунги. Они призывают людей к ратной службе и героическому труду. А сами что делают? Присваивают результаты их труда и пируют. Специальное жилье, специальное питание, специально лечение. Все это называется «новая буржуазия».

Далее Председатель развил тезис о том, что в ходе строительства социализма образуется партийный замкнутый социальный слой, стоящий не только над рабочим классом, но и над самой партией, над массой её рядовых членов. И бороться с этим явлением Мао предлагал путём развёртывания широкой критики со стороны масс и даже свержения переродившихся лидеров.

— Нужно ниспровергнуть горстку самых крупных лиц в партии, стоящих у власти и идущих по капиталистическому пути, — сообщил он. — Надо вызвать подъём широкой критики, сделать это задачей, доминирующей над всеми другими.

С тезисом о ниспровержении буржуазии генерал спорить не стал. Дело сие трудное и муторное, его даже обсуждать опасно для здоровья. Тем временем подали салат из трепангов и суп из акульих плавников. По китайской традиции, суп обычно завершал трапезу. Работая ложкой, Мао заметил:

— Сталин кушал красный перец, потому что был революционер. Я ем красный перец. А вы любите красный перец, товарищ Мещеряков?

Правду Мещеряков скрывать не стал: он любил перец. Причем все его виды, без исключений. Считается, что китайцы любят вкусно покушать и поперчить все блюда. В этом отношении генерала можно было смело причислять к китайцам.

— Значит, вы решили помочь индусам, — Произнес Мао задумчиво. — А китайцев никто не любит.

— Почему?

— Потому что их много, — Председатель развел руками. — И с каждым днем становится все больше, не только в Китае. Везде, где удается зацепиться китайцу, их становится много. Для того чтобы выросло дерево, надо в землю бросить семечку. А китайцы умеют бросать семечки. Скажите, Валентин Иванович, вы скупаете зерно за океаном по причине засухи?

И здесь Мещеряков таиться не стал:

— Мы пережили трудные времена, но худшее еще впереди. Прогноз погоды не оставляет шансов. Предстоящая засуха коснется многих, китайцев в том числе. И у нас есть предложение.

— Да-да? — живо заинтересовался Мао.

— Уважаемый Председатель, вы имеете свой взгляд на происходящее в мире. Это нормально. Вы без уважения относитесь к точке зрения советских коммунистов, и это тоже можно понять. Но собственное население вы ценить должны. Засуха безжалостна. За ней следует голод. Ослабленные люди начнут болеть. После засухи мы прогнозируем эпидемию гриппа и прочие инфекционные заболевания. Потери Китая составят многие миллионы. А мы можем поделиться рисом и зерном.

Мао внезапно закашлялся. Он покраснел, потом побледнел. Переводчица нажала какую-то кнопку, в комнату влетели люди из свиты Председателя. Их бесцеремонно оттолкнула вторая волна — женщины в белых халатах. Они ловко подхватили Мао и поволокли прочь. Обеденный зал мгновенно опустел.

— Что случилось? — Мещеряков обернулся к переводчику.

— Председателю поплохело, — четко доложил тот.

— И куда его?

— В кабинет аромата хризантем.

— В смысле?

— По-простому говоря, это спальня Мао, — переводчик сохранял серьезность. — Как я понял из отрывочных фраз, Председателю с утра нездоровилось, а там есть оборудование и приборы.

Мещеряков опрокинул стопу бамбуковой водки и задумался. Неудачно с Председателем вышло, толком поговорить не удалось. Оставаться или уходить? Оба варианта казались плохими.