Глава тридцать четвертая, в которой за показ денег не берем, но товар подачу любит
День смерти Веры Радиной прошел суматошно. Эту кутерьму я устроил специально, дабы отвлечь всех нас от дурных мыслей. Составил план-график, каждому фрукту назначил свое время. Атмосфера продуманного хаоса рулит — именно так работает районная поликлиника, когда прием ведется по записи. У всех в руках номерки, но половина лезет без очереди — «мне только спросить». Лишь Нина Ивановна со Степанидой Егоровной проторчали здесь весь день, но к вечеру засобирались и они.
Заранее оплаченную палату Вера посетила с утра, чисто для проформы. Больше делать здесь было нечего, очередные исследования отклонений от нормы не выявили. Поэтому мы плавно слиняли домой, тут жить привычней, уютней и дышится легко. А в случае чего, то есть при необходимости, доставка на черном одеяле за мной не заржавеет. Ложная скромность не мой конек, потому что надежность, проверенная временем, это я.
Кофемашина пыхтела и гудела непрерывно, радуя пользователей различными результатами комбинаций. У меня был запас неплохого кофе и настоящих сливок, и особенно жалеть это нечего. Жаль только, что хорошее быстро кончается. Конечно, сегодня я отложил все свои дела, и Антон тоже уклонился от занятий в институте. Он усиленно делал вид, что ничего особенного не происходит — шутил, смеялся чужим шуткам и играл с диким зверем. Вера тоже вела себя вполне адекватно на смертном одре. Без напряга разговаривала с гостями, пила чай и кушала вполне с аппетитом. То есть никаких предсмертных симптомов не наблюдалось.
Днем явился Николай Уваров. В темно-оливковом твидовом костюме-тройке, с галстуком бабочкой, он выглядел импозантно. Коля степенно обошел квартиру, со всеми обнялся. Непритворно тепло погладил Веру по щечке, собачке потрепал загривок. Именно так себя ведет убеленный сединами оябун, добрый хозяин японской мафиозной семьи. Неопределенного возраста, оябун глядит на жизнь с хитрецой. Он всегда выглядит живчиком лет на сорок-сорок пять, хотя ему может быть все сто.
— Пойдем, поговорим, — заявил добрый дядя Коля, увлекая меня на кухню. — Пироги остались? Я буду рыбник и ягодный морс. Да, и накапай мне старки немного, что-то я озяб.
Дед Нюси практиковал настоящий ржаной самогон, выдержанный в дубовой бочке и настоянный на листьях груши. Причем практиковал экспертно. Мои старые запасы подходили к концу, а новых теперь уже не предвидится. Такова селяви — иных уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал. Тем временем Коля добавил в свой стаканчик кубик льда, выуженный из ледогенератора холодильника.
— Ну, за здоровье, — ценный напиток он махнул одним махом.
Пятьдесят грамм нектара кинул как за себя! Только ледяной кубик выплюнул. И тот жалобно звякнул, падая обратно в стакан. Я же оскорблять старку льдом не стал. Выцедил медленно, наслаждаясь ароматом.
Безо всякой паузы Коля пальцем указал на свой стаканчик. И только потом зацепил вилкой кружок лука с килькой пряного посола.
— Хороша, зараза, — оценил он туманно, то ли кильку, то ли выпивку, не поймешь.
Пришлось наливать снова.
— Скажи, а ФСБ не пытается влезть в дела фирмы? — поинтересовался я между делом. — Аналитиков у нас уже целая туча.
— Мы растем, — ухмыльнулся он. — И наш инвестиционный бизнес крепнет. Конечно, ФСБ везде сует свой нос, у них работа такая. Недавно мне звонил Дмитрий Анатольевич Медведев, по чисто техническому вопросу. И между делом я пожаловался и прямо спросил: может быть, наши секретные обзоры следует не президенту направлять, а прямо в ФСБ?
— И что?
— Он обещал дать им по рукам, — сказал Коля как-то нерадостно.
— Дал?
— Посмотрим. Как говорится, на бога надейся, а сам не плошай. Мы же не только финансовым шпионажем занимаемся, мы их тоже слушаем иногда… Ты мне другое скажи. Вот мы выкрали товарища Седых из ЦК КПСС, раскололи и раскулачили. Так?
— Ну да, — согласился я.
— После этого еще семерых выкрали, раскололи и раскулачили. Так?
— Было дело. Замучался на дачах землю рыть.
— Потом более мелких подельников товарища Седых мы сдали в Комитет партийного контроля. Так?
— Не всех, конечно, — уточнил я этот тезис. — Но дальше они этот змеиный клубок сами распутают.
— Да мы им все улики на блюдечке выложили! — фыркнул Коля. — Выходит, общий расклад товарищу Пельше давно ясен: деньги из казны воруют. Так?
— Так.
— А почему тогда ничего не происходит? — вскипел он, будто я в чем-то виноват. — Зачем они продолжают финансировать международных коммунистов? Ведь жулик на жулике, и аферистом погоняет! А американские комми, красавцы двуличные, те еще и в ФБР стучат.
— Ну, во-первых, аферисты там не все, — рассудительно возразил я.
— Спасибо, утешил, — желчно заметил он.
— А во-вторых, аресты в аппарате ЦК КПСС продолжаются. Товарищ Пельше работает. Медленно, правда, но верно. Не стоит его торопить, и не надо критиковать. Международный отдел ЦК — это же большая машина с поздним зажиганием: планы сверстаны, фонды утверждены. Вот и работают по инерции. Что касается тенденции, то в целом она хорошая.
— Это в чем же? — усомнился Уваров. При это он не забывал энергично уплетать рыбник.
— На следующий год было запланировано увеличение помощи братским партиям, теперь его скорректировали в сторону уменьшения.
— Откуда знаешь? — оживился Коля, удивленно подняв бровь.
— Так отчеты твоих аналитиков читаю, — в свою очередь удивился я. — А ты не в курсе?
— Замотался в последние дни, — сокрушенно признался Уваров. — То да сё. И еще мы готовили срочный обзор финансовых рынков для администрации Путина. И еще эта история с Верочкой… Тут вообще веселого мало. Она же мне, считай, дочь.
— Не волнуйся, ситуация под контролем, — я отрезал ему еще кусок пирога. — Как выражаются медики, острая фаза кризиса миновала.
— Дай бог, дай бог… — приложился к морсу он. — Но ты смотри у меня, внимания не ослабляй! Мало ли что.
— Не учи бабушку кашлять, — беззлобно отмахнулся я. И перешел к следующему вопросу: — А мне хотелось, чтобы вы с полковником Острожным обратили внимание на Сомали.
— А что Сомали? — Коля приложил руку ко лбу, как бы вглядываясь вдаль. — Степь да степь кругом. Это там нашего посла съели?
— Не помню, — пожал я плечами. — Всё может быть, такую инфу сильно секретят. В той степи правит генерал Мохаммед Сиад Барре, большой друг Советского Союза и правоверный марксист. Предан делу коммунизма так, что провозгласил построение социализма на базе ислама. Генерал побывал в Артеке, где его приняли в пионеры.
— Погоди, а гарем? — Коля прекратил жевать.
— Чего?
— Тираны всегда путешествуют со своим гаремом. Его жен тоже приняли в пионеры?
— История об этом умалчивает. Так вот, ЦК КПСС утвердил новую смету затрат на братскую республику: плотина на реке Джуба, при ней ГЭС и, само собой, новые школы и фабрики. Товарищу Сиаду для грозной сомалийской армии обещано 66 военных самолетов и вертолётов, 250 танков, 310 бронетранспортёров и 500 артиллерийских орудий. Еще всякого вооружения по мелочи и деньжат до кучи, итого на пару миллиардов долларов.
— Сомали в моих планах не было, — признался Коля. — Насколько я помню, Советский Союз начал активно работать в Африке с конца семидесятых. На чем ты остановился?
— В Африке реки вот такой ширины, в Африке горы вот такой вышины…
— И зеленый попугай, — поддакнул он. — Знакомая песня. Империалисты идут в Африку, чтобы брать. Коммунисты идут в Африку, чтобы отдавать.
— Может, хватит? — высказал я предположение. — Сдается мне, что пора остановиться.
— Товарищ Сиад, говоришь? — хмыкнул Коля, тщательно пережевывая пищу местного производства.
«Павлины, говоришь?» — послышалось мне. А Уваров продолжил:
— Самолеты и танки обратно мы не вернем, к сожалению. А вот деньги у него должны быть.
— Не может такого быть, чтобы там не было денег, — убежденно покивал головой я. — И не под подушкой, а непременно в сундуке, куда он налоги складывает.
— Встретишь Сиада — не трогай эту подлую собаку. Он мой, — решил Коля.
— Хорошо.
Он помолчал и добавил:
— Только вот беда, на следующей неделе Анечка сильно занята. Поможешь с доставкой спецгруппы? Ну и эвакуацию надо обеспечить, само собой.
— Да со всей душой, — горячо воскликнул я. — Все брошу, но сделаю. Как же не помочь маме постирать платочки?
В этом месте взыскательный читатель может возмутиться и даже вспылить — мол, воровать нехорошо. И будет совершенно прав. Но давайте проследим цепочку с самого начала. ЦК КПСС, принимая решения о финансировании братских компартий, никого не спрашивает. Политбюро утверждает сметы втайне от народа, под грифом «секретно». На конечном этапе мы эти средства изымаем и далее инвестируем. Конечно, часть капитала уходит на операционную деятельность — персонал надо кормить, поить и обеспечивать жильем. Но в результате денег все равно становится больше, аналитики свой хлеб едят не зря. Потом мы эти деньги народу вернем с лихвой. Сегодня нельзя, иначе наши подарки снова раздадут иностранным братья и друзьям, имя которым легион.
Неожиданно Коля задумался.
— Так-так, — пробормотал он. — До меня вдруг дошло, откуда взялись сомалийские пираты.
— Из сомалийских степей? — догадался я.
Покачав головой, Уваров поднял палец:
— Тиграм перестали давать мясо! Когда Советский Союз прекратил финансировать режим Сиада, вождь обиделся на весь мир. И, поскольку лошадки и бойцы с шашками у них как-то не в моде, тиран понастроил лодочек, и послал народ на баррикады. В смысле, в открытое море отправил, тормозить танкеры ятаганами. А что делать? Одним тунцом сыт не будешь. Это не он такой, это жизнь такая.
— То есть во всем виноват Путин? — снова догадался я.
— Даже к бабке не ходи, — хмыкнув, Уваров перешел на деловой тон: — Готовься к рейду, чисти чакры, оперативный план доведем тебе позже.
— До следующей недели подтяну все хвосты, — заверил босса я.
Коля совершил перемену блюд, и теперь гурман вкушал сладкий пирог с курагой.
— И еще у меня из головы не идет Роберт Бартини, — прошамкал он невнятно. — Почему он отказался от нашего предложения?
Я сделал вид, будто сильно занят изготовлением бутерброда. Говорить всю правду мне не хотелось, ведь что знают двое — уже не секрет. А тайна здесь была великая.
К месту будет сказать, что на заре нашей деятельности мы составили некий список людей. Перечень видных советских граждан, которые представляли особый интерес и для нас, и для страны. Это была наша общая идея, которую мы начали воплощать в жизнь параллельно с линией на лишение жизни маньяков, злодеев и внутренних врагов.
Первым в этом списке шел академик Сахаров. Отец водородной бомбы нас интересовал не так в профессиональном аспекте, как оратор и трибун. И к нему я отправился первым делом. Планировка квартиры Андрея Дмитриевича была изучена заранее, в кабинет я вошел без стука. Ритуал перевербовки не включал в себя гипнотическое внушение, заунывные песнопения и торжественные клятвы на крови под треск горящих свечей. Все проходило просто и обыденно.
Молча выложив на стол стопку книг, изданных в разные годы и после его смерти, я приложил палец к губам. Для большей убедительности, так сказать. Предполагая во мне очередного чекиста, Сахаров особенно не удивился. Прочитал он и текст на листочке, что я ему подсунул: «Осторожно, вас прослушивают. Посмотрите эти книги, потом поговорим в ванной».
Недоуменно пожав плечами, Сахаров книги посмотрел. Полистал, поглядывая на меня. Удивление сменилось растерянностью. А потом его проняло. Пришлось тереть ему уши и проводить срочные реанимационные мероприятия, стимулирующие работу сердца. Как обычно, лучше всего подействовали заплатки на ауру академика, надерганные из себя. А потом, в ванной комнате, под льющуюся воду, я ему показал кино с расстрелом Белого дома.
— В то время, когда корабль дал течь, вместо реальной помощи вы начали кричать, будто все плохо. То есть помогать тем, кто стучит в дно. В результате к власти пришел демократ Ельцин. Сначала он демократично ездил в трамвае с народом, а потом демократично расстрелял из танков собственный парламент. А Советский Союз развалился сам, и никто не виноват. Вы этого добивались?
Сахаров проникся. Человек, который предсказал интернет, поверил легко в мое появление из будущего. Так же легко его удалось перевербовать, хотя слово это неудачное. Скорее здесь применимо выражение «наставить на путь истинный».
— Мне надо подумать, — сказал тогда академик. При этом книги он обнял так, будто я собирался их отнимать.
По такой же схеме я поработал с профессором Зиновьевым. Если кто не знает, это известный в свое время писатель, социолог и доктор философских наук, заведующий кафедрой логики МГУ. Автор сорока книг, которые я еле дотащил. И еще он противник Сталина и убежденный антисоветчик. Вернее был таким, пока не грянула перестройка. Горбачева он тогда разбомбил в пух и прах, а после повторного избрания Ельцина покаялся публично: «Мы целились в коммунизм, а попали в Россию».
В одной из книг автора торчала желтая закладка, и я раскрыл на этом месте:
— Вот ваши слова через тридцать лет, Сан Саныч. «Моя позиция рассчитана на людей умных, мужественных, морально стойких. Людей, способных к смертельной борьбе. Найдутся такие люди в России — Россия выживет и окрепнет. Не найдутся — Россия исчезнет, совсем исчезнет, нас вытрут из анналов истории. Да так, что от России не останется и следа».
— Мне надо подумать, — сказал тогда Зиновьев. И накрыл книги рукой, защищая от посягательства.
Эта фраза, видимо, популярна у неординарных людей. Что ж, думать не вредно. Вообще, с творческими людьми работать одно удовольствие. Достаточно произнести вслух их собственную цитату, особенно яркую, и дело в шляпе. Дальше пусть сами думают и сами себе голову морочат. Именно этим умный человек отличается от дурака: умный способен признать собственные ошибки.