Шерстяная «сказка»

47

Конечно, для нас на этом ничего не закончилось. Строгая бабка Эмбер непреклонно заявила, что выходить из нашего «лазаретного бункера» и контактировать с остальными жителями имения не следует ещё как минимум неделю. Ну тут даже не поспоришь. Ей, как человеку опытному, было известнее, насколько живучая эта зараза, и какое время нужно отсидеться в карантине, чтобы она не поползла дальше.

Но это пережить было гораздо легче. Пусть мы всё так же давились горьким бабулиным зельем, а во флигеле по-прежнему курились травки. Теперь, вроде бы, даже чуть менее интенсивно, однако, большой разницы никто не почувствовал. За эти дни все так основательно продымились, что буквально превратились в кур холодного копчения. Важно другое: мы уже не спасали умирающего, а лечили выздоравливающего. А это, согласитесь, великая принципиальная разница.

Анри оказался славным мальчишкой. Вот прям славным. И очень стойким. Чтобы это понять, довольно было посмотреть, как мужественно он боролся со своим недугом. К тому же, стало очевидно, отчего они сошлись с Ноэлем. Не приятельствовали, как соседи, а именно сдружились.

Светленький, неброский, просто очень приятный парень внешне разительно отличался от эффектного красавчика – Ноэля. Да и ядрёную харизматичность хулиганистого наследника Лапьеров невозможно было сравнить с мягким рассудительным спокойствием моего племянника.

Но внутренними ключевыми качествами, они, пожалуй, были схожи, как близнецы-братья. Понятия о благородстве, достоинстве – возвышенные, в силу возраста немного идеализированные - друзья явно имели общие. А разницей темпераментов они, скорее, просто дополняли, уравновешивали друг друга. Оба ещё не научились аристократично лицемерить и мастерски держать, как его… покер фейс. Оба пока оставались собой и дышали чистой юностью.

Таким, как Анри, наверное, в его годы был Ральф. Пока его не надломили, не вынудили смириться и идти против самого себя. И как же хотелось надеяться, что брат не допустит, чтобы сын повторил его судьбу.

Ладно, долго ли, коротко ли, наступил тот счастливейший миг, когда Эмбер с чистой совестью дозволила нам выйти из добровольного заточения. К слову, Анри это сделал, хоть и шатаясь, под ручку, но уже на своих двоих. Разумеется, под восторженные вопли и счастливые слёзы всех обитателей имения.

А Ральф… Мы с Рози только успевали строжиться и отгонять его от себя и сына, чтобы он не бросился прямо сейчас обниматься и расцеловывать нас – немытых. Бабулю Эмбер счастливый отец, кажется, был готов просто понести на руках. Не слишком склонная к проявлению эмоций старушка даже смутилась от такого количества внимания, да ещё и от собственного господина. Но то, что ей это признание приятно – было очевидно. Как и то, что почтенная знахарка за спасение Анри получит не только бурную моральную, но и достойную материальную благодарность.

Перво-наперво всех определили откисать и баниться, как говорится, в семи водах. Лично я в таком зачуханном виде в комнату свою даже заходить не захотела, не то, что заляпывать её брызгами грязи. Представила, что там с меня сейчас польётся, и попросила свою кадушку установить в сарае.

Вот прям так. Эстетично, нет ли, а чтобы даже духу больничного в свою норку не принести. Там и плескалась до умопомрачения, воды извела – страсть. Какое же это было наслаждение – просто дышать нормальным воздухом и чувствовать, как с тела смывается копоть, сам запах болезни, напряжение пережитых испытаний, детской боли и страданий.

Одежду, включая знахаркину, без раздумий сожгли в той же печи, где я эти дни уничтожала постельное и сорочки Анри. Как по мне, я бы и сам флигель спалила к чертям собачьим. Чтобы не торчал тут памятником этих жутких дней. Ну и чтобы наверняка не опасаться, что какая-нибудь живучая бацилла возьмёт вдруг и очнётся.

Но он находился в окружении деревьев, это было опасно. Ну да это хозяевам решать. Пока бабуля ещё разок щедро сыпанула своих смесей по чашкам, чтобы напоследок хорошенько так, убойно прокурить домик. Заперла дверь и велела не открывать ещё неделю, пока там всё не только не прогорит, но и не осядет. Законсервировала, значит.

Эмбер тоже хорошенько намыли и нарядили в новое. Наши как проведали, что докторица деревенская чадит во флигеле так, что света белого не видно, догадались озаботиться свежей одёжкой и для неё. Бабуля-то как раз знала, что ей предстояло сделать, привезла смену с собой. Но как обновы увидала да примерила – согласилась оставить себе.

Прошу заметить – согласилась. Она у нас вообще на приём благодарностей оказалась необыкновенно щепетильной. Железная, независимая и совершенно непреклонная бабка.

Предложили, было, задержаться - отдохнуть, отлежаться, но та наотрез отказалась – соскучилась, говорит, по родным стенам. Мы – помоложе, и то после таких потрясений еле ноги носили, а она, видишь что, поеду, и всё ты тут.

Ральф, в порыве безграничной признательности, готов был наградить целительницу чем угодно. Ему хотелось сделать для неё нечто значительное, особенное. Помимо денежной оплаты.

Ну не вручать же было старушке цветок из своей коллекции. Деревенскому жителю нужнее что-то практичное. Попытался одарить её любым на выбор свободным домом в деревне - получил ответ, что она свой любит и покидать его не собирается. «В нём всю жисть провела, в нём и помру.» Баста.

От инициативы сделать ей ремонт, помочь поправить хозяйство тоже отказалась. Улыбнулась только так спокойно, да и говорит, мол, мне, господин, за добро деревенские и так всё, что надобно, починяют: и забор, как покосится, поправят, и крышу подлатают. И сейчас вот, сколь её, хозяйки, нет – за двором, за скотинкой приглядывают.

Горжусь братом – он всё же нашёл, чем уважить бабульку, никак не желавшую принимать, как она выразилась, лишнего. Он освободил знахарку от всех налоговых выплат и прочих вассальных повинностей пожизненно. Здесь уж она не устояла, приняла господскую щедрость. Тут ведь дело было даже не в сэкономленных деньгах. Тут, вроде как, подтвердили её независимость.

В итоге, довольную Эмбер нагрузили подарками, увесистым мешочком с монетами и с почестями отправили домой.

А для Рози и Ральфа, кажется, наступило начало какого-то нового этапа отношений. Не знаю, навсегда ли. Но в эту минуту они стали похожи на двух родных людей, объединённых сперва общей бедой, а теперь и счастьем. Может быть, для этой пары не всё потеряно? И им требовалась вот такая жестокая встряска, чтобы повернуться лицом друг к другу?

Мы с Мариэль сидели рядышком и тихонько наблюдали, как Ральф обнимает свою жену, что-то шепчет ей на ухо, как, закрыв глаза, нежно прижимает к своим губам её руку. А она робеет… Честное слово, розовеет, будто это их первое свидание.

- Может быть, мадам Рози всё-таки добрая? Просто всё время была несчастная? Ну как моя первая воспитательница. – со всей непосредственностью детства и желанием верить в добро спросила мелкая.

Она уже успела в подробностях пересказать переживания свои и дяди Ральфа, и как они друг друга утешали и подбадривали всё это страшное время.

- Не знаю, милая. Время покажет. Авось и случится чудо.

- Какое такое чудо?

- Ну, вдруг мадам Рози догадается, что до сих пор она на самом деле была несчастной, да и решит стать счастливой и доброй. Но это только сам человек сделать может.

А про себя подумала о том, что всё это трогательно, и да, последние события действительно перевернули, перетряхнули нашу жизнь, представления друг о друге… Но я – не Ральф, и не Мариэль, и… В общем, нужно было ещё кое-что сделать. Для ясности. И не потом, а сразу, сейчас.

Брат как раз под руку с женой направился в нашу сторону.

- Корин, я не знаю, как передать тебе мою благодарность. То, что вы сделали…

- Не надо, дорогой мой, я и так всё понимаю, всё чувствую. – я поцеловала его тёплую щеку, - Мы ещё наговоримся, потом. А сейчас ты больше всего на свете хотел бы бежать в комнату Анри и побыть с сыном, верно?

Подтверждений не требовалось. Потому я наказала ему ни о чём не думать, ни за что не переживать, забыть про всё на свете, про нас с Рози в том числе, идти и сделать то, чего просит душа - посвятить это время ребёнку.

Обняла Мариэль, попросила её побыть с мадам Флорой, и мы с озадаченной снохой остались вдвоём.

Впрочем, она почти сразу начала смекать, зачем я создала такую ситуацию – оставила нас без свидетелей.

- Ну что, пошли? – настраиваясь на предстоящее общение, вздохнула я.

- Куда? – всё же решила уточнить она.

- Всё позади, мы справились. А ещё мы выдохлись и страшно устали. Но у нас осталось ещё одно важное незавершённое дело. Догадываешься, о чём я?

- Догадываюсь. Пожалуй, пошлю кого-нибудь, чтобы принесли успокоительные капли. Будешь? – неожиданно предложила сноха. Как-то так миролюбиво, так буднично, что я чуть не расхохоталась.

- Рози, дорогая, давай не станем обманываться и смешить детскими уловками небеса. Какие капли? Вино и два фужера. Пусть нас сегодня все простят. Будем честными: нам обеим чертовски необходимо напиться и поговорить. Так что… - я прямо посмотрела в её глаза и улыбнулась шире, - Пойдём, мой верный враг, лечить нервы, дезинфицироваться изнутри, заодно и подумаем, что дальше.

Сноха не отвела взгляда, а на словах «мой верный враг», на лице её вспыхнула ответная улыбка. К моему глубокому удовлетворению. Это означало, что откровенный диалог между нами всё-таки возможен. До сих пор, несмотря на совместно пережитое, я в том уверена не была. Но на этот раз, я чувствовала, она не станет ни юлить, ни отмалчиваться, ни врать, ни нападать.

Этот разговор обещал стать искренним и запоминающимся.