Северный волк

Глава 5

На Эдвина, с трудом преодолевшего коридор, больно было смотреть. Бледный, стиснувший зубы маг тяжело опирался на косяк, но предложить помощь я не осмелилась. Гордеца и так серьезно ранил тот факт, что слабость видели.

Кабинет артефактора оказался просторным, почти таким же большим, как библиотека. Задернутое тяжелыми портьерами окно, три стола. На ближайшем стояли книги на раффиене и эльфийском, лежала толстая записная книжка, открытая на формуле. Схема меня привлекала одновременно красотой и сложностью. А еще понравилось, что Эдвин, заметивший мой интерес, не закрыл книгу, не стал делать из своей работы тайну. На столе у противоположной стены под колпаками из мутного стекла хранились амулеты. Кулоны, броши, кольца, браслеты. Не меньше трех десятков.

— Купола ни в коем случае не поднимай, — строго велел Эдвин. — С этими вещами я еще не разобрался. От них можно чего угодно ждать. Проклятия, метки, заклятия слежения.

— Откуда они у тебя?

Вопрос закономерный, но не слишком уместный. Виконт вполне мог увидеть в моем любопытстве вмешательство в свои дела. Поэтому ожидала молчания или краткой отповеди и удивилась развернутому ответу.

— Они из хранилищ Ордена. Я ведь говорил уже, что работаю на инквизицию не по доброй воле, — он лукаво усмехнулся. Мешаю по мере сил.

Прежде чем успела задать другие вопросы, Эдвин жестом пригласил меня к третьему, длинному и массивному столу в центре.

Выбрав один из дюжины стульев, стоящих вокруг исполина, села и с интересом оглядела пучки сухих трав, кристаллы, гладкие, просящиеся в руку слитки металлов, пузырьки с отварами и настойками. Все это требовалось для распознания свойств уже существующего артефакта. В создании нового магу помогали только его опыт и знания.

В отдельных коробках лежали простые заготовки для артефактов с разными свойствами. Эдвин использовал монеты со стертыми изображениями и надписями. Каждой группе заклинаний подходил определенный металл. Медь была отличной базой для огненного волшебства, серебро — для ядовитого, олово сочеталось с водяной магией, железо — с магией земли. Для исцеляющего волшебства Эдвин, севший рядом, взял золотую монету с пробитой дырочкой для цепочки. — Не хотелось бы тратить время на объяснение того, что ты уже знаешь, — начал виконт. — Поэтому расскажи мне сама, как бы ты зачаровывала вещь.

Я назвала последовательность подготавливающих основу заклинаний. Подбадриваемая кивками приятно удивленного виконта перешла к завершающим заклинаниям.

— В качестве основного я использовала бы болеутоляющее. В качестве добавочного — восстанавливающее. Но, боюсь, их будет недостаточно, — скептически заметила я. — Хотелось бы что-нибудь, способное заключить метку в кокон.

— Смотрю, прочитанное пошло тебе на пользу. Ход твоих размышлений мне очень нравится, — похвалил Эдвин. — Из тебя получился бы отличный артефактор.

Разумеется, такие слова польстили. Но особенно порадовала искренность Эдвина, явственно ощутимая в золотом даре. — Мы добавим третье заклинание, ограничивающее метку. К счастью, я такое уже создавал. Тратить время на расчеты не придется. До того, как мы приступим, ты должна знать, что это заклинание хрупкое. Очень ломкое.

— Как это? — не поняла я.

Инквизитор вздохнул:

— Сложно объяснить тому, кто ни разу не плел заклинаний для артефактов. Ты почувствуешь разницу во время ритуала.

Обезболивающее будет мягким, теплым; восстанавливающее как глина, податливым. А третье… ненадежным. Поэтому его придется цеплять за первые два. Лучше я не могу объяснить.

Это проще показывать.

Я покорно согласилась:

— Ладно, посмотрим. Обещаю быть острожной.

Говорила с улыбкой. Надеялась скрыть шутливым тоном нарастающую нервозность. Но Эдвин ответил неожиданно серьезно и жестко:

— Правильно. Ты должна быть предельно осторожна. Метка — очень коварное волшебство. Она будет стараться вызвать нестабильность. Учитывая, что наши дары будут связаны во время ритуала, в случае ошибки ты можешь сильно ранить себя или меня.

— Но ты ведь этого не допустишь? — дрогнувшим голосом предположила я. — Ты ведь опытный артефактор.

— Опытный, — утешил он. — Я буду опекать тебя все время. От начала до конца. Если почувствую угрозу для тебя, выйду из ритуала. Ты должна будешь прервать его сама. Знаешь, как? — Нет, — тихо ответила я, пытаясь не показывать, как сильно меня напугали слова виконта. Все еще была полна решимости создать для него артефакт, а скепсис во взгляде собеседника говорил, что Эдвин сомневался в правильности затеи.

— Я напишу формулу, — бесстрастно ответил Миньер и взял с письменного стола бумагу и карандаш.

— Уверена, у нас все получится, — с чистой совестью солгала я, несмотря на стойкую убежденность в том, что во время ритуала возникнут сложности.

— Будем надеяться, — откликнулся виконт, вновь севший рядом.

Он написал формулу непредвиденного выхода из ритуала, пододвинул мне листок.

— Пусть лежит перед тобой, — сухо сказал Эдвин. — Положи правую руку на стол открытой ладонью вверх. Лучше воспользуйся подставкой, — он передал мне клиновидную подушку. — Тебе должно быть удобно. В этой позе придется провести больше трех часов.

Когда я умостилась и кивнула, инквизитор протянул мне золотую бляшку.

— Возьми заготовку, держи на раскрытой ладони, — голос мага прозвучал спокойно, укрепляя мою уверенность. — Во время ритуала я буду касаться твоей левой руки. Чтобы направляющая энергия шла через сердце. Так тебе будет проще чувствовать меня.

Снова кивнула, пытаясь подавить нервную дрожь, силясь улыбнуться.

— Не волнуйся, — прежним спокойным тоном посоветовал Эдвин. — Ты чувствуешь меня, я — тебя. Связь усилим касанием, она не прервется без нашего желания во время ритуала.

Кивнула в третий раз и решительно предложила:

— Давай начнем.

Он улыбнулся, довольный моим настроем, взял меня за руку, велел закрыть глаза.

Виконт старался сделать так, чтобы я чувствовала его дар, хотел видеть мой. Раскрывая себя Эдвину, вслушивалась в его магию, цеплялась за нее. Когда связь между нами стала прочной, как свившиеся в один канат волокна, виконт разрешил прочитать первое заклинание.

Золотую бляшку на моей ладони словно гравировкой расчерчивали подготовительные заклинания. Когда напоминающая канву сетка была готова, Эдвин помог наметить главные точки пересечения линий. Опорные точки для трех основных заклинаний.

С первым, обезболивающим, проблем не возникло. Я читала об этом волшебстве, заучила формулу, хорошо представляла себе, как выглядела магия. И она действительно была теплой и мягкой, как и предупреждал виконт.

На втором заклинании проснулась метка. Она источала ненависть, кололась болью. Часть сил Эдвин бросил на ее обезвреживание. Я отчетливо ощутила, что связь между нами ослабла. Пытаясь побороть растущий страх, крепче стиснула пальцы виконта и под его руководством доплела заклятие. Третьему, самому важному волшебству, метка сопротивлялась. Она дергалась и крутилась, пыталась разорвать нашу связь. Боль, которую она причиняла Эдвину, эхом отзывалась во мне. Маг мужественно терпел и не отвлекался.

Он больше не опекал меня, а сам направлял потоки магии. Это заклинание походило на стенки коробочки из четырех снежинок. Эдвин возводил его, цепляя за два предшествовавших, сделав их крышкой и дном коробочки. Новое заклинание было красивым. Белое, льдистое, запирающее, хрупкое, чрезвычайно уязвимое.

Сконцентрировавшись на Эдвине, на уверенном, но тусклом золотом даре, позволила магу полностью завладеть собой.

Подчинилась его воле, боялась помешать.

Природная прелесть волшебства вновь навела на мысли об эльфийской магии, но теперь я не удивлялась. Не зря Эдвин держал на столе книги уничтоженного народа. Наблюдая за ростом снежинок, замечала закономерности и с нарастающим ужасом следила за изменением цвета волшебства.

Виконт заканчивал четвертую снежинку, но ее лучи по мере удаления от центра становились все более мутными, темными. Боль, распространяемая меткой, постепенно усиливалась и стала уже почти невыносимой, дышать удавалось с трудом. Понимая, что чувствую только отголоски, я искренне восхищалась Эдвином, способным в таких условиях продолжать работать.

Второй ряд игольчатого рисунка получился не белым, а черным. Почти готовая коробочка угрожающе задрожала, грозя развалиться. Меня окатило чужеродными злобой и яростью, огнем обожгло левую руку до плеча.

И я вдруг осталась одна.

Дар Эдвина исчез, левая ладонь была пуста.

Я не подумала о том, что направлять меня больше некому. В тот момент решила, виконт меня бросил. Почувствовал грозящую нестабильность и вышел из ритуала. Я рассердилась на Миньера за то, что он не посчитал нужным предупредить меня заранее. Наверное, ради собственной безопасности и мне следовало бы воспользоваться формулой резкого прекращения ритуала.

Но перед глазами стояло незавершенное, готовое в любой момент разрушиться заклинание. Прекрасное и изящное по структуре и природе. Утонченное и изысканное, хрупкое, нуждающееся в моей помощи.

К счастью, это была четвертая снежинка, закономерности плетения стали очевидны уже на второй и предсказуемы на третьей. Я убрала черную часть узора, высветлила лучи. Доделав элемент, закрепила его, как и другие, связала с первым и вторым заклинаниями, чтобы они стали полноценными стенками ловушки. Получилось красиво, а, значит, правильно.

На завершающие заклинания ушли последние крупицы моей магии. Вычерпала резерв досуха. Я совершенно обессилила.

Мыслей не было. Чувств не осталось.

Держа в ладони готовый артефакт, долго, не меньше четверти часа, просто смотрела на него. Постепенно пришло облегчение и некоторое подобие торжества. Появилась гордость за себя. Ведь вопреки неверию в собственные силы, я сумела закончить начатое. Причем сама, без помощи.

Но, когда повернулась к Миньеру, от радости и триумфа не осталось и следа. Их вытеснили жгучий стыд и чувство вины виконт без сознания лежал на полу.

Судя по тому, как быстро появились на мой крик коболы, они стояли в коридоре у дверей кабинета. Пока они перекладывали хозяина на уже знакомую стиральную доску, я нашла цепочку для нового амулета. Смешно сказать, но так верила в силу этой вещи, что, надев на Эдвина артефакт, ждала мгновенного пробуждения мага. Разумеется, этого не произошло, и я побрела за коболами в спальню виконта.

С трудом перетащив Эдвина с носилок на постель, укрыв его, присела на краешек кровати и стала ждать хоть каких-нибудь изменений. Усталость, волнение, истощенный резерв и навязчивые воспоминания о предыдущей ночи, проведенной в той же комнате в таком же напряженном ожидании, выматывали. Поэтому терпеть увещевания кобол я была не намерена.

— Оставьте меня, наконец, в покое! — раскричалась я, когда одна из кобол начала знакомую песню о пользе сна. — Уйдите!

Позову, если понадобится ваша помощь!

Обиженные слуги вышли, но по опыту знала, что, самое большее через полчаса, увижу их снова.

Минуты тянулись медленно. Ровное дыхание Эдвина успокаивало, а в колеблющемся свете лампы его лицо казалось умиротворенным. Коболы были правы, мне следовало пойти к себе. Но отдыхать, не убедившись, что с магом все в порядке, не могла. Стыдилась мыслей о том, что виконт меня бросил во время заклинания вещи, обвиняла себя в глупости и черствости. Я должна была догадаться подлечить Эдвина до начала ритуала, ослабить метку. Он ведь предупредил, что на создание артефакта потребуется не меньше трех часов. А я знала, что метка расправится значительно раньше, чем мы закончим.

Зябко повела плечами, но пересилить себя, встать и поискать какой-нибудь теплый плащ не смогла. Ноги от усталости словно налились свинцом, голова была одновременно и пустой, и тяжелой. Меня кто-то окликал и толкал. Помню, что отмахнулась. Больше не помню ничего.

Открыв глаза, обнаружила, что лежу в постели Эдвина, укрытая пуховым одеялом. Мага рядом, к счастью, не было. Он обнаружился в столовой и, кажется, впервые с момента знакомства действительно обрадовался мне.

— Добрый день, Софи, — поздоровался виконт, произнеся мое имя с неожиданной теплотой.

— Добрый день, Эдвин, — откликнулась я, обрадованная переменой отношения.

Виконт был все так же галантен и предупредителен. Но если до этого часа я чувствовала, что обременяю собой хозяина дома, то теперь это ощущение пропало. И даже несмотря на опустошенный резерв, маг не стремился ограничивать общение.

— Я поражен тем, что тебе удалось завершить создание артефакта. Тем более, такого сложного, — признал Эдвин, наблюдая за коболом, наливающим мне бульон.

— Я тоже, — улыбнулась в ответ. — И очень рада, что он работает.

С наслаждением вдохнула пряный запах оказавшегося передо мной бульона. С предвкушением глянула на блюдо с тефтельками и жареной с грибами картошкой. Не подозревала, что так голодна.

— Приятного аппетита, — пожелал виконт, видимо, заметивший мой хищный взгляд.

Он поел раньше и пил чай, разговорами не мешая мне обедать. Только сказал, что я проспала до полудня. Не удивительно после всех переживаний и двукратного вычерпывания резерва за сутки.

Утолив первый голод, прислушалась к дару виконта. Истощенный меткой резерв почти не пополнился. И все же ослабленный дар казался теплым и красивым, а еще открытым, близким. Для меня это стало лучшим подтверждение доверия Эдвина. Как значительно позже выяснилось, перелом в отношениях наступил вовсе не после созданного для виконта артефакта. Пока я спала, коболы рассказали Эдвину об отданном для сохранения его жизни годе.

Мне налили чаю, придвинули розетку с вареньем. Смакуя вишенку, я была совершенно довольна жизнью.

— Софи, я понимаю, что прошу очень многого, — осторожно, словно боялся меня обидеть поспешностью, начал виконт. Что резерв твой еще не восстановился полностью, что ты устала. Но создание артефакта, действующего достаточно долго, потребует много времени. Хотелось бы успеть до того, как метка выйдет из-под контроля.

— Конечно-конечно, — откликнулась я, вставая. — Пойдем. Он тоже поднялся, но не сделал и шага к выходу. — Я очень благодарен тебе, — серьезность взгляда подчеркивала твердость голоса. — Твоя помощь неоценима и еще более ценна тем, что неожиданна.

Его слова были искренними и воспринимались как награда. Вдруг подумала, что Эдвин многие годы ни с кем не говорил открыто, никому не доверял. В Ордене его окружали враги, при дворе, куда виконта, несомненно, приглашали на торжества, змеи и сплетники. Он не мог без опаски общаться даже с женщинами, с которыми спал, или с невестой. Ведь их в той или иной степени навязывал Орден.

Эдвин много лет был одинок. Поэтому его доверие было честью.

Я не ответила. Любые слова показались бы бледными и пустыми, а мне не хотелось портить волшебство момента.

— Я намеренно попросил тебя заняться артефактом сейчас, пока еще действует старый, — пояснил Эдвин, севший слева от меня за большой стол в кабинете. — Твои знания теории и наблюдательность помогли спасти амулет. Но для создания долгосрочных заклинаний нужен опыт. Тот раз я лишь направлял потоки магии, теперь же я буду создавать через тебя. Чтобы это удалось, придется подавить твою волю. Для тебя ритуал будет неприятным, возможно, болезненным. Но это единственный способ избежать нестабильности.

— Ничего, потерплю, — заверила я. — Особенного выбора у нас нет.

Он улыбнулся, как-то безрадостно, вновь поблагодарил. — Надеюсь, ты с пониманием отнесешься и к следующей новости. Через два дня мне нужно будет уйти. Я должен вернуться в Орден.

— С меткой? — я не поверила ушам.

— Именно, — холодно и серьезно ответил виконт.

— А разве не ты говорил, что ее присутствие будет очевидно посвященным? — не удержалась я.

— Если я не появлюсь, будет только хуже, — заверил маг. Сложив руки на груди, ожидала пояснений. Каким образом спокойное выздоровление в тайном убежище могло оказаться хуже общения с несколькими десятками инквизиторов, способными почувствовать метку, оставалось для меня загадкой. Но Эдвин не торопился рассказывать, видимо, решая, какой долей правды поделиться.

— В замок Великого магистра Серпинара попробовали вломиться. Неудачно, потому что сработала ловушка, осторожно подбирая слова, начал виконт. — Великий магистр не просто выбрал в качестве охранников ядовитых змей, но и наделил их меткой. Волшебством, выпивающим магическую и жизненную энергии. Я, магистр Ордена, обладающий достаточными знаниями для излечения банальной простуды, не могу позволить себе заболеть, пропустить встречу с главным инквизитором провинции. Так я признаюсь в том, что пытался пробраться в замок Серпинара.

— Но метку и опустошенный резерв почувствуют! Ты явишься на встречу, но в тот же день окажешься в тюрьме! — я не видела смысла скрывать эмоции. Поэтому страх за Эдвина слышался в моих словах так явственно, словно был самостоятельным заклинанием.

— Все это не почувствуют, — исключительно спокойно ответил виконт. — Если ты позволишь создать через себя соответствующие артефакты.

Я промолчала, нервно закусив губу. Эдвин ждал моего ответа. Повисла тишина, довольно скоро ставшая не просто напряженной, но и неприятной.

— Позволю, конечно, — сухо согласилась я, тогда еще не зная, на что решилась. — Но меня пугает твоя вера в заклятые вещи. Ты не единственный артефактор Ордена. И не будем себя обманывать, не самый опытный. Тот же Великий магистр за свою долгую жизнь научился многому. Обман или скрытый под мантией амулет распознает легко. Это же можно сказать и о главном инквизиторе провинции. На эти должности неопытных магистров не ставят.

— Ты права, Софи, — согласился виконт.

Он говорил все так же бесстрастно, а истинное настроение выдавал дар. Он сиял радостью, потому что мои слова доставили магу неожиданное удовольствие.

— Я тронут твоей заботой и столь искренним беспокойством. Но этот риск оправдан. Если я не появлюсь в Ордене вовремя, меня начнут искать, подозревать, проверять. Я больше не смогу отлучаться, мне навяжут ученика или дополнительные обязанности. И это в лучшем случае. Если смогу придумать правдоподобную историю и выдержу допрос.

Я вздохнула. Он тоже был прав. Инквизиторы искали раненного мага, вероятно, не принадлежащего к Ордену.

Здоровый единомышленник не вызывал бы интереса.

— Допустим, твой дар мы имитируем, — несмотря на доводы Эдвина, затея с возвращением в Орден казалась мне очень опасной. Отпускать Миньера без сопротивления я не собиралась. — Создадим иллюзию полного резерва. Но как быть, если тебе придется колдовать?

— Это вряд ли, — спокойно отозвался Эдвин, а его дар лучился прежней теплотой. — От меня даже не ждут полного резерва.

Ведь всем известно, что я работаю над новыми артефактами. Это требует больших затрат магии, а новые предметы получаются далеко не всегда.

— И все же, — не сдавалась я, — если тебя вынудят колдовать?

— Этого не будет, — убежденно ответил виконт.

— Тебя не посылают на боевые задания? — вопрос отражал недоумение и легкое пренебрежение, за которое я незамедлительно начала себя укорять. Сказалось влияние брата, не терпевшего бумажных крыс, управленцев, не способных самостоятельно ни оспу вылечить, ни низшую нежить одолеть.

— Таким, как я, не станут рисковать, — холодно ответил Эдвин.

— Мой опыт создания артефактов слишком ценен для Ордена. Разумеется, его чувства были уязвлены. На голосе это не отразилось, а вот улыбка приобрела натянутость, дар — колючую льдистость.

— Просто боюсь тебя отпускать, — призналась я.

К моему удивлению, чистосердечное признание в женской слабости вернуло былое расположение виконта. Взгляд потеплел, и ответил маг значительно мягче:

— Это единственное верное решение.

— Надеюсь, мне хватит двух дней, чтобы смириться с ним, — вздохнула я и поменяла тему. — Ты сказал, что создашь артефакт сам, но через меня. Как это будет?

В его голосе появились странные нотки, словно Эдвин заранее просил прощения.

— Я уже говорил, ритуал будет для тебя неприятным. Я буду очень острожен, все сделаю, чтобы не причинить боли. К сожалению, это не всегда возможно. Поэтому твоя основная задача — не разрывать связь. Это смертельно опасно. Для нас обоих.

Еще несколько минут назад хотелось, чтобы артефактор подробней рассказал об особенностях волшебства. Но я чувствовала дар Эдвина, его тщательно скрываемое волнение.

Оно постепенно передавалось и мне, от тревоги покалывало пальцы, от крепнущего страха пробирало холодом. Ритуал пугал неизвестностью, но отступить не могла. Стараясь думать о том, что опасное волшебство уже позади, кивнула в ответ. Виконт встал, вынул из ящика стола золотой кулон с крупным круглым гранатом в центре.

— Обычная заготовка не выдержит веса заклинаний, — вернувшись на свое место, пояснил Эдвин.

Сосредоточенный мог внешне казался совершенно спокойным, а моя решимость стремительно испарялась. — Давай начнем, — наиграть уверенность не получилось. Голос дрогнул, а улыбка выдавала беспокойство.

— Софи, я уже проводил такие ритуалы, — заглянув мне в глаза, твердо заверил виконт. — Я знаю, что делаю. И в этот раз метка не сможет помешать. Все пойдет, как задумано.

Глубоко вздохнув, я вложила ладонь в его протянутую руку. Он ободряюще улыбнулся и велел устроиться поудобней.

Зачарование амулета осталось в памяти обрывочными картинами. Помню напряженное лицо Эдвина, отблески заклинаний, тепло его дара, поток волшебства через соединенные левые ладони. Когда связь даров стала достаточно сильной, виконт вторгся в мое магическое поле.

Настойчиво, но осторожно, бережно.

Эдвин обращался со мной так, словно имел дело с хрупким и очень чутким музыкальным инструментом. По крайней мере, отклик своего дара на действия виконта я воспринимала именно так. Он черпал мою силу, направлял магические потоки. И хоть волшебство творилось при моем непосредственном участии, я не запомнила ни единой формулы, ни одного рисунка заклинания. Была лишь покорным и обезличенным инструментом в руках артефактора. Поначалу это не смущало. Я чувствовала бережное к себе отношение. Но не восстановившийся резерв истощался быстро, нарастала слабость и ломота в теле. А до конца ритуала было еще далеко. Виконт забирал мои силы отовсюду, досуха выпивал магию. Не задумывался о моем состоянии.

Как и подобало инквизитору, идущему к цели.

Потом я стыдилась этих мыслей, напоминала себе, что Эдвин не мог прервать ритуал. Понимая, что у виконта не было другой возможности спастись от метки, укоряла себя за былую злость на мага. Но тогда раздражение, постепенно превратившееся в глухой гнев, лишь усиливало боль от чужого вторжения и опустошенности резерва. Я едва дожила до окончания ритуала, удивительно, что не упала со стула, когда Эдвин отпустил меня.

Надолго воцарилась тишина. Я отрешенно наблюдала за тем, как виконт надевает новый амулет, вынув длинную золотую цепочку из ящика.

— Софи, — тихо окликнул маг.

Сил ответить не осталось. Он взял меня за руку. Тепло ладони, мягкое сияние истощенного золотого дара согрели сердце. Эдвин заглянул мне в глаза и сказал:

— Спасибо тебе.

Я не ожидала от него громких слов и пафосных обещаний отплатить добром. Давно поняла, что сдержанный виконт предпочитает дела словам. Не знаю, что больше поразило меня в тот момент. Искренность простых слов или внезапно появившееся чувство, что помогла родному человеку. Спустя полчаса лежала в постели, пыталась успокоиться и заснуть, восстановить силы. Но мысль о том, что наши с Эдвином судьбы связаны куда крепче, чем думалось, оказалась очень навязчивой. Как и уверенность в том, что виконт эту точку зрения разделял.

Утром последние сомнения отпали — перемену отношения к себе заметила еще вчера, теперь она стала очевидна. Выбор слов, взгляды, общительность еще можно было наиграть, а вот дар лгать не умел. Эдвин, как и я, чувствовал усиливающуюся связь между нами. Это радовало и располагало к общению. Наверное, поэтому осмелилась задать пару давно занимавших меня вопросов.

— Почему нельзя открывать окна?

Соскучилась за последние недели по солнечному свету, но признаваться в этом не стала. Подозревая, что виконт так скрывал от меня местоположение своего убежища, не хотела, чтобы интерес показался упреком.

— Это мера предосторожности, — пояснил Эдвин. — Открытые окна — слабые места иллюзии. Не хочу давать Великому магистру шанс заглянуть сюда.

Нарочито небрежная усмешка не обманула — у Ордена это место вызывало подозрения.

— А он может сделать это на расстоянии? — усомнилась я. — Да. Он может, — виконт интонацией подчеркнул, что опасаться следует только Серпинара. — Он время от времени посылает сюда волшебных птиц. Их слышно. Кажется, что по дому кто-то ходит, скребется в окна.

Странным звукам в ночь, когда ранили Эдвина, нашлось объяснение.

— Почему ему так интересно это место? — уже спросив, сообразила, что виконт вряд ли захочет рассказывать мне, какую создал иллюзию, и поспешно добавила: — Я просто любопытствую.

С радостью заметила, что мой интерес не вызвал настороженности.

— Место, где часто творится магия, о которой не должен знать Орден, место, где живут магические существа, в данном случае, коболы, проще всего маскировать под нонраффиен, — пояснил он.

— Но места, лишенные магии, ценны. Нужны для тренировок, хранения артефактов. Орден не может таким не интересоваться, — броская маскировка меня удивляла.

— Верно. Но у Ордена достаточно собственных мест нонраффиен, — виконт пожал плечом. — Это кажется крохотным и трудно доступным. Не стоит усилий, его нельзя использовать. Великому Магистру просто нравится все контролировать, поэтому он посылает птиц. Кстати, такой способ маскировки важно знать артефактору, — создалось впечатление, что Эдвин хотел увести разговор в другое русло, а поскольку предложенная тема была интересной, я не сопротивлялась.

— Иногда некоторые свойства амулетов по разным причинам выдаются за противоположные. Это нужно помнить, когда занимаешься обезвреживанием.

Его голос звучал спокойно, даже бесстрастно, но меня не покидало ощущение, что маг говорил о личном и приятном. И при этом казался озлобленным и жестоким.

Странная смесь порядком пугала, и я поспешила спросить о других артефактах, которые виконт собирался сделать с моей помощью. Он коротко рассказал о свойствах, но, признаться, я слушала невнимательно. Невольно задумалась о том артефакте, который Эдвин сделал шесть лет назад.

Заметив мою рассеянность, маг назвал ее усталостью и предложил отдохнуть несколько часов. Желая поскорей покончить с неприятными ритуалами, отказалась.

Вначале я еще пыталась напоминать себе, что у виконта не было выбора. Он должен был создать артефакты и вернуться в Орден. Ради своей и моей безопасности. Но вскоре постоянным спутником стало отвратительное, скребущее душу чувство, что меня просто грубо использовали. Как вещь, как накопитель магии. Что Миньер сознательно укреплял связь между нашими дарами и вне ритуалов. Для более полного использования моей магии.

Ощущение родственности даров казалось наведенным и виделось издевательством, насмешкой и только усиливало боль от опустошения резерва. А его инквизитор трижды за оставшиеся до отъезда два дня досуха выжал. Я даже спать не могла, между ритуалами проваливалась в какое-то болезненное полузабытье.