Северный волк

Глава 4

Я нашла еще несколько книг по артефакторике для начинающих и изучала их с неослабевающим интересом. Еще развлекала себя вышивкой и игрой на лютне, скромно стоящей в столовой вместе с несколькими другими инструментами. Но даже выполняя указания хозяина, все равно оказалась виновата. Эдвин вернулся, когда и обещал. Во время ужина был молчалив, но доброжелателен. Я чувствовала его усталость, почти полную опустошенность резерва, поэтому не удивлялась нежеланию разговаривать и не задавала вопросов. После ужина маг зашел в библиотеку, а на обратном пути заглянул ко мне, чтобы пожелать доброй ночи.

И увидел почти законченную вышивку.

Его лицо исказил гнев.

Я замерла, заледенев от страха, безмолвно глядя на взбешенного мужчину. Чувствовала, как в нем клокочет разрушительная магия, что он пытается сдержаться, не довести до волшебства. Но боялась, ему не удастся, а заклинание разнесет в щепки злополучные пяльцы.

От ужаса едва дышала, боялась шелохнуться. Вспышка ярости была неожиданной и сильной, обжигала волнами злости. Когда волна гнева схлынула, а злоба виконта пошла на убыль, он сказал, что я не смела прикасаться к пяльцам, и ушел, громко хлопнув дверью.

На негнущихся ногах с трудом добралась до кровати, села, вцепилась в покрывало, чтобы не упасть. Через несколько минут удалось успокоиться, угомонить безумно колотящееся сердце, вытереть слезы ужаса и бессилия. Виконт был страшен в гневе. Но еще больше меня пугала полная, совершенная зависимость от этого человека.

Утром попросила кобол принести мне завтрак в комнату.

Видеть магистра не хотелось. Честно говоря, не думала, что это его заденет. Мало ли, что там чувствует обуза. Но маг пришел просить прощения.

— Я не имел права на подобную выходку и прошу извинить меня, — серьезно начал Миньер.

Наши взгляды встретились, и в то мгновение мне стало все равно, что еще он скажет. Его раскаяние было искренним. Но не голос и не глаза говорили это, а дар.

Потом, значительно позже, сообразила, что амулет должен был скрывать магию виконта. Но тогда дар Эдвина покорил теплом и удивительно выраженной взаимосвязью с эмоциями. Дар чувствовался как сквозь туман, но саднящая и какая-то привычная боль, сожаление и робость угадывались отчетливо.

Неверно истолковав мое молчание, Эдвин снова извинился. — И ты прости. Мне следовало вначале спросить разрешения, покаялась я.

Такой ответ его удивил. Тоже искренне.

— То есть, ты прощаешь мне недопустимое поведение, хотя я его тебе не объяснил? — чуть нахмурившись, спросил виконт.

— Но ты же не хочешь мне ничего объяснять, так ведь?

В ответ он покачал головой.

— Значит, мне хватит извинений, — спокойно заключила я.

Моя покладистость его озадачивала.

— И ты не откажешься позавтракать вместе со мной? — в уточнении сквозило недоверие.

— Не откажусь, — с улыбкой ответила я.

Разговор натолкнул на мысль, что Эдвин привык иметь дело с капризными женщинами. Словно подтверждая эту догадку, виконт был подчеркнуто обходителен и вежлив. Даже сделал осторожный комплимент. Будто считал себя обязанным искупить вину, показать, что я не ошиблась, простив. Мои попытки придать беседе более открытый, дружеский характер, успеха не имели. Сближение Эдвина явно не интересовало. Виконт скупился на слова и не поддерживал выбранные мной темы.

Меня не покидало неприятное ощущение, что он не поверил ни в искренность моих извинений, ни в то, что я действительно простила.

Это обижало и раздражало. Не чувствуя доверия даже на таком уровне, я не видела смысла в общении и не навязывала свое общество. Время между трапезами проводила с книгами по артефакторике. Общаясь с вежливым Эдвином, была подчеркнуто мила и дружелюбна.

Несмотря на ограниченность тем. Несмотря на осознание того факта, что за два дня мы сказали друг другу едва ли полсотни слов.

Его вспышка оказалась лишь половиной беды. Хуже было то, что в его глазах мы помирились только на словах, оставили в сердцах обиды. Между нами росла пропасть, чувствовалось с каждым часом усиливающееся отчуждение. Не желая обременять Миньера собой, я обдумывала дальнейшие действия, продолжение пути в гавань. Назначила себе срок через три недели.

За ужином хотела озвучить свое решение хозяину.

Волновалась, думала, он будет возражать. Что побоится теперь отпустить меня, опасаясь, что меня поймают, а я выдам охотникам его убежище, пытаясь выторговать себе жизнь. Поглядывая на виконта, подбирала слова, уже почти собралась с духом, как магистр, случайно встретившийся со мной взглядом, заговорил.

— Кстати, хотел тебе сказать, что завтра рано утром уйду по делам, — низкий голос звучал бесстрастно, а движения мага оставались уверенными.

Внешне Эдвин был совершенно спокоен. Наблюдая только за лицом и руками, я бы ничего не заподозрила. Но я чувствовала эмоциональную составляющую его дара. Виконт сильно волновался, с каждой минутой укрепляя мою уверенность в том, что о делах Эдвина не должен был прознать Орден.

— Надолго? — уточнила я.

— Как получится, — небрежно повел плечом виконт. И,впервые за прошедшие дни посмотрев мне в глаза, добавил твердо и жестко: — Если не вернусь через три дня — уходи. Я дам коболам такие же распоряжения, как и прошлый раз.

Вопросов его поведение вызывало множество. Воображение рисовало опасности и погони. Тщательно скрываемое волнение мага передавалось мне, ускоряло пульс, вызывало легкую дрожь в пальцах.

Если бы наше общение не заморозила отстраненная вежливость, я бы осмелилась спросить Эдвина о делах. Но приставать к постороннему, в сущности, человеку была не вправе. Поэтому ограничилась пожеланием удачи и доброй ночи. Он поблагодарил и попрощался.

Проснулась среди ночи от холода. Натянув на плечи пуховое одеяло, поняла, что Эдвин ушел. С того момента в сердце поселилась тревога и ощущение скорой беды.

Заснуть не смогла. После пары проведенных без сна часов взяла из библиотеки роман и честно попробовала отвлечься. Судьбы выдуманных или некогда действительно живших в Кирлоне героев не занимали меня, зато неожиданную пищу для размышлений дала надпись на первом форзаце. Витиеватый и явно женский почерк сообщал, что книга являлась собственностью Беаты Теновер. И история с пяльцами начинала приобретать смысл.

Род Теновер, владеющий землями на западе страны, отличался от моего не только сравнительной молодостью, но и тем, что основали его военные, а не маги. В роду Теновер за его трехсотлетнюю историю вообще не было волшебников. Припомнившаяся давняя история до знакомства с Эдвином казалась мне значительно приукрашенной, если не выдуманной. Подозревала, мне, тогда шестнадцатилетней девушке, просто не рассказывали большую часть деталей. Молодой человек из магического рода влюбился в Беату Теновер, одну из красивейших девушек королевства. Она отвечала взаимностью, родители не возражали, и дело шло к закономерной свадьбе. Но в какой-то момент по совершенно непонятной причине маг и девушка исчезли. Одни говорили, маг выкрал Беату, другие, что влюбленные сбежали. Но обе эти версии казались несостоятельными из-за того, что препятствий для свадьбы не было.

Спустя три или четыре месяца после исчезновения маг вернулся в родное поместье, а Беата Теновер — к родителям. Молодой человек, опозоривший девушку, от свадьбы отказался, да и сама Беата слезно умоляла не выдавать ее за мага. Теноверы устроили обесчещенной красавице спешную свадьбу с зажиточным купцом. Во время церемонии девушке стало плохо. К вечеру она умерла. Насколько я помнила, причину смерти девятнадцатилетней здоровой девушки так никто и не назвал.

Имени влюбленного мага мне никогда не называли, но теперь я не сомневалась в том, что им был виконт Эдвин Миньер. Это подтверждала крайне болезненная реакция на продолженную мной вышивку. Она, как и книги, безусловно, принадлежала Беате Теновер. Оставалось только гадать, что вынудило влюбленных сбежать, скрываться, а потом так трагично завершить отношения. Но, разумеется, прямо спрашивать я не собиралась.

Первый день в ожидании Эдвина походил на предыдущие, как две капли воды. После завтрака я занималась артефакторикой. Теперь, когда мои теоретические познания так расширились, жалела только о невозможности применить изученное на практике.

Около полудня, когда солнечный свет, проникавший в коридор через мутный стеклянный, будто ледяной потолок, стал достаточно ярким для рукоделия, занялась вышивкой. И меня не терзали ни угрызения совести, ни глупые мысли о том, что завершаю работу умершей. Это занятие успокаивало, помогало сосредоточиться. Укладывая ровные стежки друг за другом, я обдумывала прочитанное утром.

После обеда, когда свет в коридоре потускнел, вернулась к учебникам. Поужинав, посвятила около часа лютне, понежилась в купальне и поднялась в спальню. Я привыкла к такому распорядку и к тому, что единственными моими собеседниками были немногословные коболы.

Вечером второго дня разнервничалась, разволновалась. Чудились какие-то шумы, странные звуки. Мерещилось чужое присутствие. Но в доме кроме меня и кобол никого не было. Я велела глиняным человечкам проверить, не забралось ли в дом какое-нибудь животное, хоть и не верила в такую возможность. Не доверяя им, частично нарушила запрет Эдвина. Подходила к каждой двери, прислушивалась.

В комнатах было тихо, чужая магия не ощущалась. Эти ожидаемые результаты нисколько меня не успокоили.

Ночью спала мало, боялась пропустить возвращение виконта. Вздрагивала от каждого почудившегося шороха, прислушивалась. Но Эдвин так и не появился.

Ни ночью. Ни утром. Ни около полудня.

Дурные предчувствия давно превратились в твердую уверенность в том, что с Эдвином случилась беда. А я ничем, совершенно ничем не могла помочь.

— Госпожа, — ворвался в мои размышления голос одной из кобол, — хозяин сказал, что если к полудню сегодняшнего дня он не вернется, Вы покинете этот дом.

— Не сомневаюсь, он именно так и сказал, — из-за нарастающего с каждым часом беспокойства я ответила резкостью.

— Хозяин просил сообщить Вам, что оставил для Вас этот амулет, — глиняная женщина протянула мне подвеску в виде стрелки. — Он поможет найти сделанные для Вас магические метки. С их помощью найдете дорогу до Северного тракта.

Хозяин сказал, это важно. Вы должны уйти.

Я разглядывала подвеску долго. Но не любуясь красотой филиграни, а думая. Я ведь еще ночью поняла, что Эдвин попал в серьезную переделку и не возвратится на третий день. Осознала смысл данных мне и коболам указаний. Виконт боялся, что его поймают, что под пытками может выдать инквизиторам местоположение убежища. И именно поэтому велел мне уходить. Чтобы я оставалась в безопасности. Оказаться вне дома в совершенно незнакомом месте было не страшно. А вот инквизиторов я боялась. Боялась, что они придут сюда, и мое укрытие станет ловушкой. Я боялась пыток, издевательств, смерти. Отрицать это было бы лицемерием. Кобола давно ушла. Я отрешенно смотрела на амулет на ладони и понимала, что не воспользуюсь им. Странное, нелогичное, удивительное решение, подкрепленное только едва уловимым ощущением правильности.

День близился к вечеру. Коболы еще дважды напоминали о словах Эдвина. Но с глиняными слугами я намерение остаться не обсуждала. Поэтому так удивилась, когда спустилась в столовую на ужин и обнаружила две приготовленные мне в дорогу сумки. Я ничего не сказала собравшимся в комнате коболам и спокойно поужинала под выжидающими взглядами всех шести глиняных человечков. Их главный обратился ко мне, начал рассказывать, какие припасы и вещи лежат в сумках. Прервав его, призналась:

— Я не уйду.

— Но хозяин сказал другое, — на рукотворном лице собеседника отразилось удивление и возмущение. Словно кобола поражало мое непослушание.

— Сказал, не спорю, — покладисто согласилась я. — Но не уйду. Он начал убеждать меня. В разговор вмешалась старшая кобола. Если мужчина больше напирал на логику, пугал появлением инквизиторов, то женщина призывала меня не бояться неизвестности, подумать о себе, о своей жизни и ради собственной безопасности уйти.

Аргументы кобол были знакомыми, разумными. Но на мое странное решение не повлияли.

Я вернулась в библиотеку. Потому что волноваться было удобней рядом с часами. Они не давали переживаниям превращать минуты ожидания в дни.

Маленькая стрелка не торопясь доползла до единицы. Гораздо более деятельная большая уже прошла четверть следующего круга, когда сквозь частые удары сердца мне почудился звук открывшейся внизу двери. Замерла, насторожилась, боясь ошибиться. Услышала, как кто-то сделал два шага, после закрыл дверь. Замок глухо щелкнул.

Я сорвалась с места, побежала на первый этаж, направо от лестницы. Туда, где была входная дверь. Влетев в коридор, замерла, как вкопанная.

В торце коридора, прислонившись к стене, сидел Эдвин. Даже золотистый свет принесенной коболами лампы не скрывал болезненную бледность мага. Закрытые глаза казались запавшими, черты лица заострились, дыхание, вырывавшееся из приоткрытого рта, было неровным и хриплым. Левой рукой виконт держался за правый бок, словно прикрывал печень. Мимо меня пробежали коболы, тащившие большую ребристую доску для стирки. Их появление вывело меня из оцепенения, я поспешила к Эдвину. Окликать не стала. Помогла слугам положить хозяина на доску, как на носилки, и, подхватив светильник, последовала за ними в комнату виконта. Там магией бережно переложила Эдвина на кровать. Резерва было жаль, но коболы из-за невысокого роста не могли сделать это плавно, а я боялась, что встряски маг не выдержит. Он и так за все это время глаза не открыл ни разу, хотя явно был в сознании.

Его одежда пропиталась кровью, резко пахла. Испачканные пальцы прилипали к пуговицам, и без помощи кобол я возилась бы долго. Поспешно снимая с Эдвина мантию и рубашку, не понимала, как они остались целыми, если рана на животе была такой огромной. С трудом не поддавшись тошноте, глядела на свежую, затянутую, но не излеченную магией рану. Из живота был вырван большой, размером с мужскую ладонь, кусок кожи и мышц, сквозь тонкую пленку проглядывали ребро и печень. Я поскорей отвела глаза, прикрыла рану руками и начала залечивать.

Под пальцами светилось заклинание, в его отблесках хрипящий Эдвин казался не просто больным, а умирающим. Судя по холодному поту, которым покрылось лицо мага, ему становилось хуже. Это было странно, потому что боль и воспаление я снимала.

Довела заклинание до конца, критическим взглядом окинула розовую новую кожу. Залечила я очень хорошо. С надеждой глянула в лицо виконту. Синева у ввалившихся глаз, бледность восковых губ, прерывистое дыхание… Я поежилась от ужаса Эдвин все больше напоминал нежить.

Положив ладонь ему на затылок, попыталась проникнуть в воспоминания мага. Это был единственный шанс понять, почему лечение не подействовало. Но намеренное считывание, в отличие от врачевания, мне редко удавалось. Только если сильное воспоминание само увлекало меня, если со мной хотели им поделиться. Поэтому выбора не было, пришлось тормошить виконта.

— Эдвин! — требовательно позвала я. Он не ответил, даже дыхание не изменилось, только веки дрогнули. Что ж, на большее рассчитывать не приходилось. Вложив в следующие слова магический приказ, спросила: — Эдвин, что произошло?

К счастью, сила моего требования оказалась достаточно сильна, чтобы вызвать отклик у человека на краю Небытия. Я увидела замок на холме, большой парк, больше похожий в ночной темноте на лабиринт. Увидела, как Эдвин обезвредил три магические ловушки. Почувствовала еще не меньше восьми. Виконт добрался до какой-то двери и попытался вскрыть магический замок. Не вышло. Дверь озарилась зеленым пульсирующим сиянием, справа и слева появились две огромные змеи, набросились на Эдвина.

Он вдруг как-то стал ниже и ловчей. Уворачиваясь от змей, побежал в сторону парка. Змеи не отставали. Одну ему удалось заманить в не обезвреженную ловушку. Со второй не повезло. Эдвин и ее подвел к не сработавшему капкану, но она успела вцепиться в виконта. Ее зубы застряли в его плоти, капкан сработал и дернул змею на себя. Ее клыки оборвали мышцы, прорвали кожу. Глядя на увеличенную магией змею, извивающуюся в огненных тисках, я понимала, что она была ядовитой.

Поток картин резко прервался — виконт потерял сознание, а меня вышвырнуло из его воспоминаний.

Глядя на Эдвина, я думала о змее. Чтобы определить яд, требовалось время.

У Эдвина его не было.

Жизненная сила уходила, таяла на глазах. Я понимала, что самое большее через час виконта не станет. Но позволить Эдвину умереть не могла, и заклинание сплелось раньше, чем сообразила, что именно делаю. Между моими ладонями сиял и переливался всеми возможными цветами сгусток волшебства и жизненной энергии — год, на который я укоротила свою жизнь. Положив его на грудь Эдвину, медленно нажала, вдавливая светящийся шар в лежащего передо мной мужчину. Сожалела только об одном: этого года хватит, чтобы продлить ему жизнь всего на несколько часов. Чужая жизненная энергия никогда не воспринимается полностью, и в случае такой жертвы можно рассчитывать в лучшем случае лишь на неделю-две. Яд и близость Эдвина к смерти сокращали это небольшое время до десятка часов.

— Острый нож, свечу, перо белой курицы, сушеный ус земляники, шерстяную нитку, коровий зуб, березовый прут, красное вино, кусок шелка, кусок хлопка, соль, черный молотый перец, книгу «Ядовитые змеи Далира». Живо! Отдавая приказ, даже не посмотрела на кобол, замерших у дверей. Мой голос прозвучал неожиданно твердо и резко.

Слуги не спорили, не уточняли, даже не переговаривались.

Просто бесшумно исчезли, выполняя приказ.

Я не надеялась, что Эдвин придет в сознание, или что его состояние быстро улучшится, — слишком близко он был к краю Небытия. Глядя на напоминающего мертвеца виконта, дала себе слово, что отпущу после третьего отданного года. Я не жалела для Эдвина лет той жизни, что он спас. Нет… Боялась слишком уж грубо влезать в планы Смерти.

Восстанавливая в памяти образ укусившей виконта змеи, чтобы опознать ее по книжке, встала, подошла к сундуку в ногах кровати, достала пуховое одеяло и укрыла почти полностью обнаженного мага. Случайно коснулась его руки. Она была ледяной. Поэтому первому же появившемуся коболу я велела согревать Эдвина. Этот приказ получили и другие слуги.

Книга о змеях и память не подвели. Не зря мне казалось, что уже где-то видела гадину с приплюснутой треугольной головой, украшенной волнистым выпуклым рисунком. Змея, болотная сагьяна, была не только одной из самых ядовитых в мире, но и, к счастью, очень редкой. Она обитала только на юге королевства в топях. Но книга не утешила.

Автор утверждал, что яд сагьяны состоял из пяти основных компонентов, а потому сплести исцеляющее заклинание под силу только очень опытным магам. Достаточный опыт, так же как выбор и время, у меня отсутствовал, а вот решимости было не занимать.

Повторяя про себя, что обязательно справлюсь, посмотрела на принесенные коболами вещи. Глиняные слуги нашли все необходимое, все десять основных элементов природной магии.

Под пристальными и взволнованными взглядами молчаливых кобол придвинула к постели тумбочку. На ней разложила ингредиенты. Первым делом зажгла свечу от лампы. Пальцы предательски дрожали, но отступать было некуда.

Усиливая пламя очищающим заклинанием, прокалила нож. Избавилась от невидимых остатков веществ, способных повлиять на магию. Остывающий клинок менял цвет, а я собиралась с мыслями.

Вдох и выдох, книга открыта на нужном развороте. Я знаю, как выглядит волшебство.

Успокоить сердце, выровнять дыхание, не смотреть на виконта — не время для сомнений, неуверенности.

Моя рука была тверда, когда острие ножа разрезало кожу на предплечье Эдвина, вспороло толстую голубую жилу. Голос не дрогнул, когда заклинание увило клинок спиралями темной крови.

Самообладание дало трещину, когда я подняла нож, а кровь из пореза потекла на простыню. Раньше я определяла яды только по материалам из пробирок, и не знала, как залечить ранку, не прерывая заклинания. Поэтому удивилась, когда сделанный зачарованным ножом надрез затянулся сам собой.

На коже остался только выпуклый свежий рубчик.

Напевая заклинание, я роняла по капле крови виконта на заготовленные ингредиенты. Соль вспыхнула и сгорела без остатка, шелк тоже. Я волновалась ужасно, хоть произошедшее и было в порядке вещей. Это всего лишь означало, что сгоревшие материалы не подходили для создания противоядия в данном случае. Когда воспламенились и исчезли перец и коровий зуб, а я все еще не нашла ни одну из пяти противоположностей яду сагьяны, побороть нервную дрожь стало почти невозможно. Чтобы нож не вихлял в пальцах, даже взяла его двумя руками, но совладать с голосом оказалось трудней. Остановить заклинание я не могла, но и говорить тоже. Только шептала. К счастью, шерсть, оказавшаяся первой противоположностью, вернула мне уверенность. Найдя пять правильных компонентов, отложила нож и занялась плетением противоядия. От не выгоревших материалов широкими лентами к потолку поднимался бледно-зеленый дымок. Его я постепенно вводила в изумрудное, похожее на венок заклинание.

Эта кропотливая работа заняла не меньше четырех часов и почти полностью опустошила мой резерв. Еще ни разу мне не приходилось создавать такое сложное противоядие, но в итоге заклинание казалось совершенным. Идеально ровное, симметричное и по-своему прекрасное переплетение цветов и магии с основными элементами. Красота получившегося волшебства укрепляла уверенность в том, что все сделано правильно.

Вполне довольная результатом, я откинула одеяло и положила венок Эдвину на грудь. Заклинание медленно таяло, истончалось и вскоре исчезло. Но, разумеется, мгновенное улучшение не наступило. Яд был сильным, маг ослабленным настолько, что казалось, я с минуты на минуту увижу у его изголовья Смерть.

Глядя на Эдвина, мучительно соображала, чем еще можно помочь. На ум приходили только эликсиры, но алхимиков в королевстве были единицы, к которым я не относилась. Напутать в таком случае и создать отраву вместо лекарства было проще простого. Поэтому наколдовала для виконта лишь пару укрепляющих и усиливающих заклинаний общего свойства. Оставила резерв только на передачу следующего года.

Держа теплую ладонь Эдвина в своих, ждала изменения его состояния. В тишине уходили часы, дыхание виконта выровнялось, стало глубоким и спокойным. Мертвенная бледность отступила, маг казался до крайности изможденным, но уже не умирающим. От усталости я валилась с ног, от нервного и магического истощения в пальцах появилось болезненное покалывание. К сожалению, единственным надежным признаком улучшения стало бы вернувшееся сознание. Не поговорив с Эдвином, не убедившись, что опасность миновала, я и помыслить не могла о том, чтоб оставить виконта и уйти отдыхать.

Я выставила из комнаты кобол. Помочь они ничем не могли, зато раздражали своей навязчивой заботой. Все чаще уговаривали пойти поспать, пощадить свое здоровье, обещали разбудить, когда хозяин очнется. Эти предложения казались заманчивыми, пока не выяснилось, что коболы почти не чувствуют жизненную энергию людей. Они не заметили бы ухудшений и не разбудили бы меня вовремя.

Трудно точно сказать, сколько так сидела. Часа три, может, четыре. Приглушенный амулетами дар Эдвина казался все таким же бледным, тусклым, как и прежде. Прислушиваясь к золотистому сиянию его магии, я и в такой ситуации находила повод для радости: магу хотя бы не становилось хуже. Дверь в коридор распахнулась, впуская в комнату дневной свет. На пороге к моему неудовольствию появились две коболы, толкающие тележку с едой.

— Просила же не беспокоить, — с укором напомнила я. Осознав, что каждый из глиняных слуг наделен индивидуальностью, честно старалась вести себя с ними как с обыкновенными людьми, забывая о рукотворности кобол. К сожалению, такое отношение только давало им возможности спорить.

— Госпожа, если Вы не поедите и не поспите, свалитесь здесь от изнеможения, — наставительно сказала старшая женщина. И не восстановите резерв. Вы взрослая девушка, должны понимать такие простые вещи.

— Не хочу есть, спасибо. И отдыхать пока тоже не хочу! — теряя остатки истощенного терпения, я все еще пыталась держаться вежливо. Несмотря на то, что это было пятое появление изгнанных кобол за три часа.

— Не упрямься, Софи. Поешь, а потом иди отдыхать, — полушепотом посоветовал Эдвин.

Не веря своим ушам, повернулась к виконту. Слух не обманул, бледный маг действительно очнулся. Скрывать чувства в тот момент было выше сил. Не пряча облегчения и слез радости, я порывисто обняла Эдвина. Он осторожно и не сразу обнял меня в ответ одной рукой.

— Ты меня очень напугал, — призналась я, прижимаясь к виконту.

— Так уж вышло, — усмехнулся он. — Не хотел.

— Охотно верю, — отстранившись, посмотрела магу в глаза. — Как ты себя чувствуешь?

— Рана болит сильно, — сознался Эдвин. — Очень сильно. — Я все залечила, — я недоуменно нахмурилась, одновременно прикидывая, насколько еще хватит остатков резерва. — Дай посмотрю.

Он сдвинул одеяло, приоткрывая раненый бок. Там красовался огромный кровоподтек. Это неприятно удивило. Если бы так выглядела чужая работа, я сказала бы, что целитель не старался. Положив ладонь на синяк, почувствовала глубоко под кожей очаг боли. Он виделся черным сгустком с хищно шевелящимися щупальцами. Я с подобным прежде не сталкивалась, а для Эдвина мой рассказ неожиданностью не стал.

— Так я и думал, — болезненно и одновременно неприязненно поморщился маг. — Это метка. О ней поговорим позже, когда поедим, когда ты отдохнешь. Если у тебя еще остались силы, прошу, подлечи. Я пуст и восстановлюсь еще не скоро.

Голос магистра звучал спокойно, уверенно, словно ровным счетом ничего необычного не происходило. Поэтому мне даже в голову не пришло спорить, спрашивать, только кивнула. Снова положила руку на кровоподтек, отдала остаток резерва на лечение. Под пальцами расправлялись лепестки волшебства, а я отрешенно подумала, что Эдвин, похоже, меня через амулет не чувствовал. Уточнять не стала. Решила, успеется.

Виконт оделся, попросив подождать в коридоре, но от затеи поесть в столовой, к счастью, отказался. Понял, что не дойдет. Услужливые коболы прикатили еще одну тележку с едой в спальню хозяина.

Два мага с вычерпанными до последней капли резервами разговор поддерживать не в состоянии. Давно известная истина, получившая в тот день очередное подтверждение. Лицо виконта застыло бесстрастной, не пропускающей эмоции маской. Таким он больше не казался мне красивым. Трудно даже сказать, почему, но черты лица воспринимались резкими, грубыми. Высокий лоб виделся недостатком, как и несколько тяжелое основание носа. Из-за темных волос и черной мантии Ордена виконт казался бледным и еще более изможденным, чем всего полчаса назад. На робкий вопрос о боли и самочувствии откликнулся подчеркнуто вежливо и немногословно:

— Спасибо. Лучше.

Это были единственные слова, произнесенные за время трапезы.

Маг изредка посматривал в мою сторону, взгляда в глаза избегал. Уж тем более не заговаривал сам. Меня это вполне устраивало. Натянутая беседа только отвлекала бы от созерцания магии Эдвина. А мне нравилось наблюдать, чувствовать, как крепнет красивый, кажущийся теплым дар. Когда последняя чашка чая была выпита, мне пожелали хорошо отдохнуть, постараться выспаться. Извинившись за то, что не провожает даму до дверей в ее комнату, виконт остановился на пороге своей спальни.

— Я благодарю тебя, Софи, — Эдвин посмотрел мне в глаза, голос прозвучал ровно и спокойно. Маг понимал, что я спасла его, как он прежде спас меня.

Долг жизни был отдан. Мы оба знали это. Я молча кивнула и поднялась к себе.

Мы встретились вечером в столовой. Эдвин сидел у окна, прикрыв глаза, сложив руки на груди. Казался все еще опустошенным, словно резерв за эти часы не восстановился ни на каплю. Вежливый виконт и теперь старался соблюдать этикет, встал, когда я вошла. Вцепившись в подоконник, едва держался на ногах.

— Сядь, — попросила я, не скрывая беспокойства и сочувствия. Эдвин тяжело опустился на стул, долго выдыхал сквозь почти сомкнутые губы.

— Рана болит?

Он кивнул, не открывая глаз. Я подошла к бледному мужчине, опустилась рядом на колени и положила ладони на место ранения. Черный хищный сгусток стал больше и, казалось, злей. Это пугало. Ясно было, что обыкновенные целительные заклинания тут надолго не помогут. Я убрала боль, заговорила воспаление. Чувствовала, как метка сжимается, но не сомневалась, что через время она расправится, развернется с новой силой.

— Ты очень добра, спасибо, — поблагодарил Эдвин.

Я встретилась с ним взглядом. Мягкие черты, выразительные глаза, теплая улыбка. И как хоть минуту могла считать, что он некрасив?

Он подал мне руку, помог встать. Проводив к столу, галантно отодвинул стул. Кобол налил нам рыбный суп, придвинул корзинку со свежими хлебцами.

— Эдвин, — начала я, когда инквизитор отставил опустевшую тарелку. — Понимаю, что лезу не в свое дело… Но ты обещал рассказать о метке.

Он помрачнел, окинул меня коротким оценивающим взглядом. Видимо, решил, что я все же достойна доверия. — Метка — это любимое колдовство Великого магистра, которое он использует для пыток и наказания, — сухо ответил маг.

— И как от нее избавиться?

Конечно, мне было любопытно, что именно защитил от посягательств любимым заклинанием Серпинар. Хотелось спросить, куда и зачем пытался проникнуть Эдвин. Но интерес я старалась не проявлять. Подозревала, что виконту не понравятся вопросы.

— Никак, к сожалению, — бесстрастно ответил маг. — Со временем она исчезнет сама.

— "Со временем"? — нахмурилась я.

— Обычно метка держится не больше месяца, — тем же неправдоподобно спокойным тоном пояснил Эдвин. Умом я понимала, что его холодность и сдержанность реакция на опустошенный резерв, а сердцем… А сердцем владели беспомощность и холодный страх. Я боялась за Эдвина. Страх очередной потери вместе с замкнутостью мага порождал раздражение и злость.

— "Не больше месяца"? — не скрывая издевки, уточнила я. — Любому ясно, что метка истощит тебя, измучает! Она не даст накопить и крохи магии. Все, что восстановится, ты потратишь на борьбу с болью!

Эдвин промолчал и даже не посмотрел в мою сторону. Но от обжигающей волны стыда это меня не спасло — виконт осознавал последствия заклятия, наверняка, неоднократно видел метку в деле. Мое негодование не просто сотрясало воздух. Оно находило отклик у Эдвина, ослабляло мага, делало более уязвимым. Извиняться не стала. Взяла себя в руки и попробовала рассуждать логически.

— Как можно ослабить метку? — подражая тону виконта, спросила я.

Эдвин сосредоточенно нанизывал на вилку вареную морковь и зеленый горошек. Я не подгоняла.

— Теоретически можно обратиться к наложившему заклятие. Но он не снимет, разумеется. Можно сделать артефакт, прячущий это волшебство от посвященных и ослабляющий метку, — бесстрастно ответил Эдвин. — Но на это потребуется много силы, а у меня ее нет и в ближайшее время не будет. — Но силы есть у меня. Возьми, — не раздумывая, предложила я.

Впервые с начала разговора Эдвин посмотрел мне в глаза. Он удивился, но изумление смешивалось с недоверием и ожиданием подвоха, ловушки. Вполне понятная реакция, ведь добровольно силу отдают только самым близким. Хорошо, что Эдвин не спросил, почему я готова пойти на болезненный ритуал ради малознакомого человека. Боюсь, сочувствие не показалось бы ему достаточно весомой причиной.

— Благодарю за щедрое предложение, — по голосу слышала, маг все же был склонен верить в мою искренность. — Но не воспользуюсь им.

— Почему? Ведь, подлечивая тебя, я отдам столько же, только в рассрочку, — я пыталась подбодрить его, уговорить.

— Метка съест всю магию за считанные минуты, — спокойно пояснил виконт Миньер. — Я не успею воспользоваться ею для создания артефакта.

Очередное доказательство расчетливости и хитроумия Великого магистра не стало такой уж неожиданностью. Но в этот раз я поборола искушение начать громко возмущаться. Заставив себя сделать несколько глубоких вдохов, постепенно успокоилась и постаралась придумать решение проблемы.

Пришедший ответ был неожиданно прост.

— Я, наверное, покажусь тебе самоуверенной дурочкой… Но я ведь могла бы сделать артефакт для тебя, — когда договорила, вспомнила потрясающе красивое волшебство Эдвина и оробела от собственной наглости. Легкая улыбка на лице виконта и вежливый интерес во взгляде не укрепляли мою стремительно разрушавшуюся уверенность. — Знаю, несколько прочитанных учебников не делают меня даже плохим артефактором… Но… может, попробовать стоит?

От смущения горели щеки, голос дрогнул, я окончательно смешалась и потупилась. Оставалось радоваться тому, что Эдвин не рассмеялся. Его наверняка позабавила моя самоуверенность. Показалось, он молчал долго, давая мне возможность в полной мере насладиться стыдом.

— Какие книги ты прочла? — голос виконта звучал серьезно, ни намека на подтрунивание.

Я перечислила названия, все еще не поднимая глаз. Но по тону похвалившего мой выбор Миньера поняла, что он приятно удивлен.

— Вопросов возникло много? — тоном строгого учителя поинтересовался Эдвин.

— Да, — не стала скрывать я, осмелившись встретиться с ним взглядом. — Но на некоторую часть ответы уже нашла. Я была бы признательна, если бы ты нашел время обсудить со мной кое-какие моменты. Хотелось бы понять, разобраться. Раз уж начала.

— Мы обязательно поговорим об артефакторике, — улыбнулся виконт.

Он отнесся к моим самостоятельным занятиям с видимым уважением и был готов поощрить мой интерес. А следующие слова Эдвина и вовсе стали неожиданностью:

— Я благодарен тебе за предложение. Оно дельное, разумное. Уверен, что при должной подготовке ты смогла бы создать артефакт самостоятельно. Насколько я могу судить по заклинаниям, которые ты используешь, твой дар силен, и направлять его ты умеешь, — в голосе Миньера слышалось льстящее мне уважение. — Даже с опустошенным резервом я смог бы руководить тобой, провести через волшебство. И ты создала бы необходимый артефакт.

Наверное, воодушевление и предвкушение отразились на моем лице, потому что Эдвин посчитал необходимым извиниться.

— Жаль тебя разочаровывать. Но рисковать безопасностью я не стану. Нельзя снимать амулеты, — он красноречиво положил ладонь себе на грудь.

Я, не задумываясь, повторила его жест, коснувшись украшения с белыми опалами.

Повисла долгая пауза. Я пыталась осознать слова Миньера, принять его позицию. Странную позицию человека, для которого месяц пытки был предпочтительней нескольких часов риска.

— Мы могли бы выйти из дома, отъехать на безопасное расстояние. И только тогда создать артефакт, — предложила я. — Нет. Нас поймают во время ритуала, — голос Эдвина прозвучал уверенно и одновременно устало. — Он слишком долго длится. — Понятно…

Еще одна пауза. На сей раз возникло ощущение, что по-прежнему благожелательный Эдвин тяготился моим присутствием и хотел бы остаться один. И дело было явно не в истощенном резерве. Прикрыв глаза, сосредоточилась на даре собеседника. Как и ожидала, метка начала увеличиваться в размерах и, видимо, причиняла боль, которую маг не хотел показывать. Это пугало, ведь я залечивала всего меньше часа назад.

Наблюдая за коболом, наливающим в чашки душистый травяной чай, попробовала отвлечь Эдвина беседой. — А как бы ты направлял меня, если бы мы создавали артефакт?

Инквизитор неопределенно повел плечом, ответил полно, хоть и разбивал речь на короткие фразы. Казалось, ему хотелось поскорей отделаться. Но это не обидело, а натолкнуло на мысль, что метка причиняет больше боли, чем я считала. — Нужно почувствовать дары друг друга. Сплести их на время волшебства. Чтобы связь была стабильной. Но из-за амулетов это невыполнимо.

Он с плохо скрываемой досадой посмотрел на полную чашку. Не допить и уйти к себе виконт не мог, не нарушив этикета и не показав мне свою слабость. Дворянское воспитание вынуждало Миньера сцепить зубы и терпеть, довести ужин до логичного завершения. Неудивительно, что мое признание нашло отклик не сразу.

— Эдвин, я чувствую твой дар.

Занятый своими мыслями виконт рассеянно кивнул и лишь через пару минут повернулся ко мне.

— Извини? — переспросил он, между нахмуренными бровями залегла морщина.

— Я чувствую твой дар. И резерв, — спокойно встретив его взгляд, уточнила я.

Миньер снова коснулся пальцами скрытого под мантией амулета, озадаченно посмотрел на мой.

— Не понимаю, как это возможно.

— А ты меня не чувствуешь?

Он прислушался к ощущениям, прикрыл глаза, пытаясь увидеть мой дар. Но через несколько минут отрицательно качнул головой, сник. Я не ожидала другого результата. Ведь все это время, наблюдая за необычно тусклым золотистым даром виконта, видела черный хищный сгусток чужой магии. Он пульсировал, набирал силу, от него волнами расходилась боль. Самообладание внешне спокойного Эдвина меня поражало. Любой на его месте уже стонал бы, держась за раненый бок.

Запретив виконту шевелиться, решительно встала, обошла стол. Когда положила ладонь на рану, маг запротестовал:

— Не нужно. Когда разболится сильней, я полечу сам.

— Чем, Эдвин? Ты пуст.

По моему мнению, его гордость нуждалась в сочувствии меньше всего, поэтому я ее не щадила.

Он вздохнул и отвернулся, признавая мою правоту. Кажется, именно в тот момент пришло осознание, что месяц с меткой Эдвин не выдержит, умрет. Эту мысль я постаралась поскорей прогнать.

Держась одной рукой за спинку стула, другой накрывая рану, я стояла за спиной мага и читала заклинание. Черный сгусток постепенно сжался до размеров горошины, сияние обезболивающего волшебства погасло. Теплый золотой дар Эдвина казался ярче и богаче, потому что я не только была близко к магу, но все еще касалась его.

— Теперь, когда можешь ясно мыслить, ты чувствуешь меня? Он медленно повернул ко мне голову, прислушиваясь к скрытой амулетом магии. Глаза закрыты, на лице, оказавшемся неожиданно близко у моего, сосредоточенность, брови чуть нахмурены, губы сомкнуты. Немного терпкие, но приятные мужские духи щекотали обоняние. Щекой я ощущала тепло его кожи, а мой дар откликался на его магию.

Я пожелала Эдвина.

Жаждала близости так, что дрожали колени, трепетало сердце.

Борясь с желанием поцеловать красиво очерченные, чувственно полные губы, хотела, чтобы Эдвин открыл глаза и воспользовался положением. Мысли о том, что могло последовать за поцелуем, были совсем уж нескромными, но дразняще приятными.

Впервые в жизни я хотела близости с мужчиной. — Я почувствовал твой дар, — все еще не открывая глаз, спокойно сообщил Эдвин.

— Это хорошо, — улыбнулась, отстраняясь и пытаясь обуздать так некстати проснувшееся влечение и выровнять сбившееся дыхание.

— Скажи, — заговорил Эдвин, когда я вернулась на свое место,

— ты ведь чувствовала, как я зачаровывал твой медальон? — Да, — просто ответила я. Уточнять, что в каком-то смысле присутствовала при заклинании предмета, не стала.

Воспоминание было слишком ярким и личным. К тому же не знала, как к такой откровенности отнесется виконт. Была уверена, Миньер насторожится.

— Думаю, из-за этого мы чувствуем дары друг друга сквозь амулеты, — задумчиво заключил Эдвин. — Тогда я использовал имитацию дара. Эта магия сложная и малоизученная. Возможно создание временных связей между дарами. Хотя удивительно, что связь продержалась так долго.

Он говорил спокойно и уверенно, словно мы обсуждали главу учебника. В словах Эдвина была логика, научное объяснение странности, отсылка на собственный опыт. Виконт нашел решение задачи. Для себя. Меня его выводы не убедили. В рассуждениях Миньера чувствовался какой-то изъян. Но прошло много дней, прежде чем я поняла, в чем именно он заключался.

Я почувствовала дар Эдвина не во время заклинания вещи, а раньше.

Метка быстро расправлялась. Мой резерв не восстановился полностью, а накопившиеся силы расходовались на лечение Эдвина быстрей, чем пополнялись. Каждая минута промедления ослабляла нас и усиливала метку. Я нуждалась в постоянном руководстве наставника, и обязательная связь даров должна была оставаться стабильной во время ритуала. Виконта не только магически, но и телесно истощили яд и метка. Долго поддерживать связь Эдвин просто не мог. Все эти обстоятельства вынудили нас довольствоваться малым: наделить необходимыми свойствами вещь на сутки. Чтобы отдохнуть и с новыми силами попытаться создать полноценный амулет.