Северный волк

Глава 15

Солнце поднялось высоко, припекало. Спрятавшись в тени рощицы, мы устроили привал. Эдвин растянулся на мягком мхе, заложив руку под голову, и задремывал. Я сидела рядом, опершись на ствол, мелкими глотками отпивала из металлической фляги холодную воду и смотрела на долину, которую мы пересекли, на горы и Гнездо. Из-за зыбкого марева крепость казалась миражом, призраком.

— Почему именно они?

— Извини? — сонно откликнулся Эдвин.

— Почему из всех Орлов призраками стали только пятеро? — повернувшись к нему, уточнила я.

Он сел, неопределенно пожал плечами.

— Кто знает, почему некоторые вообще становятся призраками.

— Месть, невыполненный долг, незаконченное дело, отчаянное нежелание умирать…

— Тогда призраков на свете должно быть значительно больше, не находишь? — он усмехнулся, и вдруг веселость как рукой сняло. Виконт, нахмурившись, вглядывался в даль.

— Прячемся, — скомандовал он, подскакивая, подхватывая сумку.

— От чего? — голова закружилась из-за того, что слишком быстро встала. Показывать слабость не хотелось. Вцепившись в ствол дерева, делала вид, что вглядываюсь в зеленоватое марево над долиной.

— Птицы, — раздраженно бросил он. Схватив с земли мою сумку, нетерпеливо добавил: — Не стой! Здесь нельзя прятаться магией!

Кивнула, оторвала себя от дерева и поспешила за Эдвином. Он вел быстро, но неуверенно, словно искал ориентиры. Белый камень, ручеек, большой валун. В пещеру, вход в которую скрывал раскидистый куст калины, я буквально ввалилась. Голова кружилась, пол уходил из-под ног, я оперлась на прохладную каменную стену и только тогда перевела дух. — Тебе плохо? — забеспокоился Эдвин. Бросив сумки, взял меня за плечи, заглянул в лицо. — Ты очень бледная. — Уже лучше, — я изобразила улыбку, но онемевшие губы слушались плохо.

— Врунья, — ласково пожурил он, осторожно помогая сесть и устраиваясь рядом.

— Почему нельзя было спрятаться магией? — испытывала неловкость, потому что заставила его волноваться, и попыталась отвлечь Эдвина вопросами.

— Здесь довольно нестабильная местность, — извиняющимся тоном, пояснил он. — Любое волшебство усиливается.

Многократно. Обычный маскирующий щит мог превратиться в клетку, в которой мы просидели бы несколько дней.

Не стала заострять внимание на том, что и этими сведениями Эдвину следовало поделиться раньше. Но интуиция подсказывала, что на этом сомнительные неожиданности не закончились.

— Почему ты решил, что там его птицы?

— Увидел характерную вспышку, — отмахнулся он. — Тебе, правда, лучше?

В голосе слышалось столько тревоги, что сердиться на Эдвина было невозможно. Я кивнула и тут почувствовала приближение какой-то силы извне.

— Птицы, — заметив мою настороженность, шепнул он. — Они здесь тоже сильней.

— Тогда почему ты уверен, что они нас не почувствуют? Закономерный вопрос Эдвину не понравился. Виконт отвел глаза, заметно смутился и промолчал. Я вздохнула, взяла его за руку. Он осторожно сжал мои пальцы, но на меня не посмотрел.

— Я уже догадалась, что ответ мне не понравится, — усмехнулась я.

Хотелось его подбодрить. Ведь понимала, что ему тоже тяжело, и не хотела усложнять размолвкой наши и без того сложные отношения.

— Там внизу, — он кивком указал на темный ход под землю, — там могилы.

Я не боялась мертвых. Не боялась нежити. Боевые маги быстро учатся избавляться от страха и эмоций. В схватке они только мешают. Но тихие слова Эдвина разбудили животный ужас перед неведомым. По спине пробежал холодок, волна страха приподняла тонкие волоски на руках. Но я не перебивала.

Эдвин явно волновался и, судя по тому, как избегал взгляда, боялся новой ссоры.

— Древнее эльфийское кладбище. Много ценностей и артефактов. Часть могил разорили. Полсотни лет назад. Но все равно общая сила оставшихся артефактов так велика, что они формируют некое подобие источника, — мое молчание виконта заметно воодушевило. А почувствовав возможность улизнуть в научную беседу, он заговорил бодрей. — Это происходит потому…

— Эдвин, — строго пресекла я попытку сменить тему. — А нежити, любого уровня нежити, там совершенно случайно нет? — Нет, — он отрицательно покачал головой и твердо встретил мой взгляд. — Там есть что-то другое. Не знаю, что. По записям охотников за сокровищами, нечто сильное. Достаточно сильное, чтобы мстить обидчикам. Даже убежавшим на континент.

— Впечатляет, — признала я. — Обычному призраку такое не под силу, к сожалению.

— Главное, не уходить вниз, — подчеркнул Эдвин. — В записях охотников упоминались белокаменные ворота на следующем ярусе захоронений. Те, кто проходил сквозь них, навлекал на себя проклятия и гнев погребенных здесь эльфов.

— А те, кто оставался выше?

Кромешная тьма прохода в усыпальницу полнилась угрозой, притягивала взгляд. Казалось, оттуда в любой миг выплывет бесплотная фигура огромного призрака. Глаза его будут пустыми, а сердце переполнено ненавистью.

— Были и такие. Их не преследовали древние, — тихо сказал Эдвин.

Я сильней сжала его руку и вздохнула, не скрывая облегчения. Только тогда поняла, что ждала ответа, затаив дыхание.

— Надеюсь, в такой близости от входа безопасно.

— Вполне, — он ободряюще улыбнулся, обнял меня за плечи. Ощущение чужого присутствия тем временем становилось все сильней. Казалось, меня пристально рассматривают. Судя по тому, как Эдвин, подняв голову, смотрел в сторону источника этой силы, он тоже чувствовал птиц. Они постепенно приближались, а крайне неприятное ощущение, что все их внимание сосредоточено на мне, отзывалось болью в костях. Закрыв глаза, заставляла себя дышать и ждала, когда они пролетят мимо.

Но они остановились.

Словно наяву видела, как пять крупных птиц уселись на дереве недалеко от пещеры. Солнечные блики на сером, будто стальном оперении, янтарные хищные глаза настороженно и требовательно прищурены, клювы повернуты в мою сторону. И все же казалось, с такого небольшого расстояния птицы не видят меня четко, потому что взгляд ни одной из них не встретился с моим. Голова гудела от магического принуждения, но я боролась с приказом выйти, показать себя. Вцепилась в обнимающего меня Эдвина обеими руками и не сдвинулась с места.

Прошла вечность, не меньше, прежде чем сила приказа пошла на убыль. Отчего-то создалось ощущение, что птицы успокоились, приняв меня за забытый кем-то артефакт.

Они улетели, ощущение чужого присутствия постепенно уменьшалось.

— Видишь, — голос Эдвина звучал глухо, словно пробивался через туман. — Не заметили. Нас скрыла сила захоронения.

— Да, — я заставила себя кивнуть, вымучила улыбку.

Рассказывать о магическом приказе и пристальном внимании птиц не стала.

Парило, идти было тяжело, болела голова, разговаривать не хотелось. Вот мы и молчали, обменявшись до вечера едва ли десятком фраз. Устроились на ночлег в небольшой пещере. На вход Эдвин повесил маскирующий щит, я разожгла магический огонь, вскипятила воду для чая.

— Ты очень тихая сегодня, — заметил виконт, принимая протянутую ему чашку.

— Просто устала, — отмахнулась я. — Дорога трудная.

— Можем пойти медленней, — предложил он.

— Нет-нет, — решительно оказалась я. — Чем скорей доберемся до источника, тем лучше.

Мысль, что будем где-то задерживаться, растягивать путешествие до гавани, раздражала. Воспоминания о птицах и Великом магистре бесили. Я чувствовала себя загоняемой дичью, ценной добычей. Собственная беспомощность и уязвимость ярили. Хотелось поскорей разделаться со всем, сесть на корабль и уехать. Уехать хоть куда-нибудь. Главное, подальше от Ордена, инквизиторов, Серпинара и сыщиков короля, разыскивающих по всей стране убийцу принца. — Тоже верно. Но я не хочу, чтобы ты выбивалась из сил, мягко возразил Эдвин.

— Я не выбиваюсь, — огрызнулась я, тут же пожалев о несдержанности. Эдвин нахмурился, черты его лица ожесточились. — Просто этот день был трудный. Очень.

— Тогда ложись, — сухо посоветовал он. — Постарайся поспать. — А ты?

— Я пока не буду.

Твердый тон, плотно сомкнутые губы, сложенные на груди руки. Все подсказывало, что спорить с Эдвином бесполезно.

Меня это, правда, не остановило.

— Знаю, ты хочешь последовать совету леди Тимеи. Но сейчас этот совет бессмысленный. Скорей вредный.

Левая бровь виконта вопросительно приподнялась, во взгляде читалось недоверие. Конечно, я ведь осмелилась не согласиться с великой всезнающей эльфийкой. Даже если ее совет был глупым в своей категоричности. Стараясь сдерживать раздражение, пояснила:

— Она сказала, Серпинар может повлиять на меня, когда резерв пуст. Сегодня я не колдовала. Резерв полон. В твоих ночных бдениях нет нужды.

Он нахмурился сильней, повел плечами, будто умащивая на груди руки удобней. Неудивительно. Сравнение с мнением леди Тимеи мои слова проигрывали изначально. Иначе и быть не могло.

— Спокойной ночи, — ровным тоном, стараясь не показывать досаду, пожелала я.

Отошла от костра к стене, у которой до того разложила одеяла, и легла. Поправив сумку под головой, натянула одело повыше, чтобы закрыться от света. По колебанию магического поля почувствовала, как Эдвин укрепил маскировку защитой от вторжения. Он устроился у огня, зачерпнул еще чая из котелка. Я старалась заснуть. Не открывала глаза, дышала глубоко и ровно. Даже когда всего полчаса спустя артефактор отодвинул свою постель от моей и лег. С нарастающей злостью подумала о леди Тимее. Прозрачной эльфийке наверняка было бы приятно узнать, что у нее есть такой верный рыцарь, настолько болезненно реагирующий на любое несогласие с его идеалом. Заснуть, разумеется, долго не могла. Злилась на Эдвина, на его скрытность. Он мог сколько угодно лгать, что доверяет, но настоящая жизнь все быстро расставляла на места. От меня скрывали даже такую простую вещь, как местонахождение древнего эльфийского кладбища. О каком доверии в серьезных вопросах могла идти речь?

Судя по мерному дыханию, виконту ссора спать не мешала.

Хорош защитничек.

Волшебное пламя тихо потрескивало. Я старалась сосредоточиться на этом звуке, думать об отблесках огня на стенах, успокоиться. Очистить мысли. Прогнать эмоции. Костер медленно гас, вместе с ним уходило и раздражение. В стене поблескивали какие-то вкрапления. В оранжевых всполохах огня они сияли золотом. Как руны на эльфийском камне. Манящие, красивые непонятные письмена. Я погладила их пальцами, вспоминая то прекрасное волшебство, которое мы творили с Эдвином. Вместе. Жаль, что мы больше ничего не делали действительно вместе.

— Добрый вечер, баронесса Лантер, — прозвучал за спиной голос Великого магистра.

Я подпрыгнула на месте от неожиданности, резко обернулась к Серпинару. На его губах играла улыбка, которую можно было бы назвать дружелюбной, если не принимать в расчет холодный блеск глаз. Взгляд главы Ордена был требовательным, жестким. Выдержать его я не смогла, отвернулась. Заметила на подоле мантии пятна свежей крови. А на руках, спокойно сложенных на уровне талии, — два особых кольца. Всегда считала, что в золотое вставлены два пятнистых камушка. Знакомство с Эдвином помогло распознать в них артефакты, переправляющие Серпинару магическую энергию. Это кольцо, как и серебряное с очень крупным голубым бриллиантом, Великий магистр надевал только для пыток.

После одной из них он, судя по всему, как раз и появился. Вспомнились подземелья в столичной тюрьме. Крохотная камера, в которой не было даже соломы на полу. Мне, как дворянке, поставили вонючее деревянное ведро с крышкой. Другим заключенным не полагалось даже этого. На запястья и лодыжки нацепили тяжелые широкие браслеты, полностью блокирующие магию.

Перед глазами встала комната для пыток. Просторное помещение с деревянным столом в центре. По стенам висели разные крюки, клейма, ножи, в большой печи полыхал огонь, накаливая добела металлические пруты.

В груди все свело от ужаса, заледенело, как в те разы, когда я оказывалась в этой комнате. А я была там пять раз. Но после третьего уже знала, что магов пытают только другие маги. И что вряд ли существуют крюки и пилы, способные причинять столько боли, сколько могут заклятия. Особенные заклятия Великого магистра Серпинара.

— Добрый вечер, — прижимаясь спиной к эльфийскому камню на берегу реки, ответила я.

Старалась, чтобы голос прозвучал ровно, чтобы взгляд и лицо не выдавали страх. Судя по усмешке инквизитора, не преуспела.

— Мы давно не виделись, — его красивый баритон звучал мягко и мелодично. — Признаться, мне было бы приятно узнать, что за это время вы изменили свое отношение к некоторым вещам. — Боюсь вас разочаровать, но нет. Не изменила, — мне удалось совладать с собой, подавить дрожь и даже встать ровно. — Очень жаль это слышать. Меня удивляет ваше упрямство, баронесса Лантер, — он с укором покачал головой. — Удивляет и огорчает.

Я промолчала, стараясь не встречаться с ним взглядом. Но делать это с каждой минутой становилось все трудней. — Понимаю, что вы не хотите сами называть имя своего спутника. Может, вам больше понравится игра? — предположил Серпинар.

— Мне не нравятся ваши игры, — борясь за каждое слово, я не поднимала головы и отходила от камня. Помнила, что он нужен магу для поддержания связи. Я же старалась ее ослабить. Верила, что тогда удастся проснуться.

— Мы с вами просто мало играли, баронесса, — в его голосе послышалась усмешка. — Я буду называть имена, а вы просто кивнете. Это простая игра.

— Нет, — я тряхнула головой и сделала еще несколько шагов в сторону от камня.

Магистр за мной отчего-то не шел, и на мгновение показалось, что получится от него скрыться. Что связь слаба, ведь это он меня вызвал. Воодушевившись этой мыслью, глянула в лес, где хотела спрятаться. И поняла, почему маг не преследовал меня.

В десятке шагов стоял такой же точно эльфийский камень. Ужас пронзил холодом. Обхватив себя руками, пыталась скрыть дрожь. А у второго камня из речного тумана проступала знакомая фигура. Великий магистр просто переместился от ставшего ненужным ориентира к другому.

— Вам придется поиграть, — подытожил Серпинар. — И вам же будет лучше, если вы расскажете все сами.

Промолчала, только отрицательно покачала головой. Его принуждение достигло точки, когда не подчиняться приказу я больше не могла. Подняла голову.

Мои глаза встретились с черными омутами глаз безликого. Его голос заполнил все мысли. Чарующие нотки лишали воли. Магистр заставлял говорить, рассказывать. Я сопротивлялась изо всех сил. Осознав, что так ничего не добьется, Серпинар перешел к пыткам. Он прошептал заклятие, направил на меня оба указательных пальца.

От боли, пронзившей живот в области солнечного сплетения, пробившей позвоночник, я рухнула на колени, сгибаясь в беззвучном крике. Серпинар усиливал мои мучения волнами. А в перерывах между пиками вызывал образы разных людей и спрашивал, знакомы ли они мне. Многих действительно знала по приемам во дворце, имена других когда-то называл отец. Но даже таких ответов инквизитор не дождался. Я боялась выдать Эдвина, если увижу.

Крик уже давно не сдерживала. От пытки казалось, что вот-вот на куски разлетятся кости. Когда едва не потеряла сознание, магистр значительно ослабил нажим.

Я без сил распласталась на траве, вцепившись рукой в торчащий из земли корень. От боли и резкого запаха идущей из носа крови мутило.

Серпинар склонился надо мной и тихо спросил: — Вы уверены, что он этого стоит? Он оценит вашу самоотверженность?

Я промолчала.

— Значит, не уверены, — мягко, издевательски ласково заключил магистр. — Он вас предаст. Он предает вас каждый день в мелочах. Когда вы станете ему не нужны, он от вас избавится. Если вам вообще суждено выжить в следующей авантюре.

Он хотел сказать еще что-то, но меня тряхнуло, словно кто-то схватил за плечи. Образ Серпинара дернулся и померк, окружающий мир пошел рябью.

Мгновением позже я увидела бледного и встревоженного Эдвина, склонившегося надо мной.

— Что случилось? — выпалил он, осознав, что я его вижу.

— Серпинар, — прохрипела в ответ.

И тут меня вырвало. Едва успела повернуться на бок. Эдвин придержал за плечи. Хорошо, иначе я бы упала. Руки дрожали от боли и слабости, вывихивались в локтях. Перед глазами блестели, сияли разными цветами лечебные заклинания. Их Эдвин на меня не пожалел. Но они убирали только боль.

Тошнота и разламывающая тело слабость остались. Когда меня перестало выкручивать наизнанку, он поднял меня и унес к костру. Усадил на одеяла, придерживая за плечи, сам сел рядом. Опершись спиной о большой камень, перетянул меня к себе на колени. Я не сопротивлялась. Чувствовала себя безвольной тряпичной куклой. Обнимая одной рукой, Эдвин бережно стер кровь с моего лица. Потянулся к котелку, подал кружку с еле теплым чаем.

— Попей немного, — тихо велел он. — Станет легче.

Я послушалась. Кружка тряслась в руке, постукивала о зубы. Но после нескольких глотков тошнота ослабла, мерзкий кислый привкус во рту исчез.

— Он касался тебя? — шепотом спросил Эдвин.

— Не знаю, — просипела я, выронив пустую кружку.

Эдвин забрал ее и больше не задал ни единого вопроса. Только убаюкивал чуть слышным, но очень приятным покачиванием.

— Я ничего ему не сказала, — прошептала я. — Ничего.

— Шшш, тише, — крепче прижав меня к себе, прошептал он. — Это не важно.

— Важно. Это важно, — пробормотала я, уткнувшись лбом Эдвину в грудь.

В его руках было спокойно, безопасно. Словно он прятал меня от всего мира. Сомневалась, что Серпинар снова появится в ту ночь, но верила, магистру сквозь защиту объятий Эдвина не пробиться.

— Мы придумаем что-нибудь, — шептал Эдвин. — Отдыхай. Он гладил меня по голове, все так же легко покачивался, убаюкивая. Я постепенно успокоилась и забылась. К сожалению, не заснула и почувствовала, как виконт попытался считать мои воспоминания.

Артефактор явно смыслил в этом еще меньше, чем я. Его грубое вмешательство отозвалось вспышкой головной боли. Картины, появившиеся перед глазами, рябили, дрожали. Звуки и запахи были неправдоподобно яркими и резкими, голос Серпинара — искаженным. В попытке высвободится, вынырнуть из жуткого воспоминания, дернулась в руках виконта. Он усилил хватку и нажим. Лицо Великого магистра стало четче, но его слова расслышать не удалось. Чувствовала досаду Эдвина, не получившего желаемых сведений. Но он меня хотя бы отпустил.

Сил спрашивать, зачем ему понадобился такой допрос, не было. Как и сил вывернуться из рук виконта, оттолкнуть его. С горечью подумала, что в чем-то Серпинар все же оказался прав. Использовать считывание вместо простых вопросов высшая степень недоверия. И, по сути, предательство.

Утром почти не разговаривали. Я старалась не вспоминать о ночном происшествии, не думать о том, что встреча с Великим магистром могла как-то отразиться на ребенке. Артефактор своей подчеркнутой заботливостью, контрастирующей с магическим допросом, раздражал безмерно. Обида на него едкой занозой засела в сердце.

Я держалась вежливо, тщательно скрывала настроение. Из-за этого натянутое общение полнилось неловкими паузами и царапало чопорной холодностью. Виконт почти церемонно помог мне надеть сумку, не менее предупредительно подавал руку для опоры, если приходилось спуститься с камня или перебраться через поваленное дерево. Я коротко благодарила и старалась не показывать, что после свидания с Серпинаром предпочла бы дня два не шевелиться вовсе.

Кости ныли, голова раскалывалась, но хоть обошлось без нового шрама. Самолечение, как всегда после пыток, лишь притупляло боль, а от помощи виконта я отказалась.

Решительно, резко и довольно грубо. Мне была отвратительна мысль, что после магического допроса артефактор будет надо мной колдовать.

Ни бравада, ни упрямство не скрывали от виконта моего состояния. Он предложил устроить дневку, чтобы дать мне время восстановиться. Но я отказалась. Единственной приемлемой поблажкой стали частые привалы. Каждая пауза была для меня благословением, — даже короткий, не больше четверти часа, сон обладал воистину исцеляющим действием. Снилось золотое тепло солнечных лучей, и боль отступала, усталость уходила, а я вновь обретала силы продолжать путь.

Я упрямо шла к источнику, не отставая от виконта ни на шаг. В дороге почти не разговаривали. Чем дольше длилось молчание, чем отстраненней становился виконт, тем ясней понимала, что наши отношения может исправить только чудо.

Чудо в моих мыслях было неразрывно связано с источником.

К нему я и шла еще три долгих дня.

За это время наладить хоть какое-то подобие общения с Эдвином не удалось. Он был отстраненно холоден и молчалив. В каждом жесте чувствовалась усталость. Что неудивительно, ведь виконт не высыпался. Он едва не валился с ног от изнеможения на привалах. Ночами, когда я по совету леди Тимеи оставалась на страже у костра, ворочался, крутился, каждые четверть часа просыпался. Судя по испугу в глазах, по тому, как подскакивал на одеялах, ему снилось что-то пугающее. Со мной виконт переживаниями не делился, разговоры сводил к коротким приветствиям, вопросам об ужине и едва ли не назойливой заботе обо мне.

Припоминая неумелое, причинившее боль считывание, в искренности тревог о моем здоровье я сомневалась. Но с Эдвином о том случае не говорила. И без того мы с каждым шагом все больше походили на вынужденных сотрудничать врагов.

Он не обсуждал со мной заклятия для подчинения магии источника и перенаправления магических потоков на карту даров. А это было очень важно, жизненно важно. Но артефактор считал, что скупых разъяснений леди Тимеи мне должно хватить. Слова о том, что с эльфийской магией такого уровня мне еще работать не приходилось, виконт будто не заметил. Разумеется, ведь иначе ему пришлось бы долго со мной разговаривать. А Эдвин бесед избегал. Он даже утаивал название источника, к которому мы шли. Хотя подобная скрытность всего через день перестала удивлять. В его взглядах чаще читалось сомнение, недоверие.

Это бесило и довольно быстро надоело. Притворилась, что плохо помню, о чем говорил Серпинар, и предложила Эдвину считать мои воспоминания. Надеялась, так он сможет увидеть и услышать ту беседу. Думала, артефактор переменит отношение ко мне, если убедится в том, что я не предала ни его, ни нашу цель. Но виконт солгал, что считывать не умеет вовсе и боится так навредить мне. Эта оскорбительная ложь ранила сильней, чем я думала. Отбила желание даже смотреть в сторону виконта в ближайшие часы.

Вереск. Лиловые и розовые цветы до самого горизонта. Медовый аромат, многократно усиленный солнцем, удушливый в своей сладости. Эдвин устроился в куцей тени большого белого валуна, прижался к самому камню, пряча глаза от света.

Заснул так быстро, словно его оглушили.

Я охраняла нашу стоянку на полуденном привале, методично ощипывала двух подбитых магией куропаток. Жесткие перья царапали пальцы. Магический костер вспыхивал зеленым, когда пух и перья попадали в волшебное пламя. К счастью, он не дымил. Горький, едкий запах паленых перьев и тяжелый медовый аромат вереска — не самое приятное сочетание. Разделывала тушки на хитиновой пластине с туловища убитого утром ягдага. Трое похожих на крабов монстров выбрались из-за валунов и напали, целясь клешнями в ноги. Заклинания от ягдагов отскакивали, оружия, какого-нибудь тяжелого, но практичного тесака, у нас с собой не было, бой затянулся. От моего резерва осталась половина, а Эдвин, и без того валившийся с ног от недосыпания и усталости, отбивался так вяло, словно исход был ему безразличен.

Когда бой закончился, виконт отрешенно подождал, пока я оторву несколько пластинок с поверженных существ. Теперь белые хитиновые щитки служили легкими и удобными сковородами. Мясо куропаток прожаривалось равномерно, зарумянивалось, пахло аппетитно. Но, несмотря на договоренность, будить Эдвина я не торопилась.

Он впервые за последние дни спал спокойно, не подскакивал каждые десять минут. Усталость взяла свое. Я знала, что он должен отдохнуть, выспаться, полностью восстановить резерв.

Иначе толку от виконта у источника будет немного. Солнце клонилось к горизонту все явственней, до заката оставалось не больше двух часов. Эдвин все еще спал. Его мерное дыхание и жужжание пчел, заглядывающих в каждый цветочек, успокаивали. Борясь с сонливостью, рассматривала карту, вложенную в тетрадь с формулами нужных заклинаний. Бледные чернила на тонком пергаменте, эльфийские названия рек и долин. Слова у источников и у Гнезда я прочесть не могла. Судя по точкам и штрихам над буквами, надписи были сделаны на древнем эльфийском. Хоть я и пыталась изучать этот язык самостоятельно, особенно не продвинулась. От помощи виконта, предложившего меня научить, тогда отказалась, а теперь спрашивать не хотела.

Сухая лепешка, жареная грудка куропатки, теплый чай — мой нехитрый ужин на закате. Эдвин все еще спал. В сгущающихся сумерках жужжание пчел сменилось пением вересковых сверчков, на небе проступали звезды. В идиллическое спокойствие я не верила, поэтому начаровала вокруг стоянки защитный кокон. Благо, резерв достаточно восстановился для такого волшебства. Но и колебания магического поля не разбудили артефактора.

Меня это радовало, хотя догадывалась, что Эдвин рассердится из-за задержки. А я предпочитала спокойный отдых в относительно безопасных вересковых пустошах ошибке у источника. В том, что измотанный виконт на серьезное волшебство неспособен, я убеждалась уже не раз. Стычка с ягдагами стала лишь очередным тому подтверждением. Сидя у костра, завернувшись в одеяло, клевала носом и подумывала, что пора будить Эдвина. Иначе сама буду

валиться с ног от усталости. Я и так последние дни ощущала себя больше помехой, чем помощью.

— Меня всегда забавляло мышление красивых женщин, — раздался рядом чарующий баритон Великого магистра. Я резко обернулась к Серпинару. Думала, что увижу знакомый берег реки, внушающий ужас эльфийский камень. Но инквизитор сидел рядом со мной у костра. Он был так близко, виделся так ясно, что я различала мельчайшие морщинки у глаз и рта. Вцепившись в одеяло, старалась замедлить участившееся от страха дыхание.

— Я вижу в своих действиях определенную логику, — парировала, избегая взгляда в глаза собеседника.

— Логика в саморазрушении, несомненно, есть, — в его голосе послышалась усмешка. — Но от меня она ускользает. Воспользуйтесь сегодня последним шансом вернуть свою жизнь.

Меня удивляло, что Серпинар попробовал уговаривать. Я отрицательно покачала головой.

— Я ведь все равно добьюсь от вас желаемого, — вздохнул магистр. — С вашей стороны не просто глупо, но и несправедливо отказывать мне в удовольствии считать, что вы сами одумались и с моей помощью спасли себя. Наглость была настолько восхитительна в своей незамутненной чистоте, что я позабыла об осторожности и посмотрела Серпинару в глаза.

И пропала. Тело сковало чужой магией, отвести взгляд больше не могла. Глаза болели, голова кружилась. Безликий принуждал, пытался забраться в мою память, выудить образы, раз я отказывалась рассказывать сама. Казалось, с лица медленно срезали тонкие лепестки кожи и мышц ледяным, голубым, как кольцо магистра, ножом. Говорить или кричать не могла, только всхлипывала от боли, по щекам текли слезы. Каждый вдох давался с трудом. Несмотря на это, я сопротивлялась и боролась, закрывала от мучителя воспоминания.

Он отлично понимал, что не узнает ничего. И довольно скоро смирился с этим. Мое упрямство было ему не в новинку. Но пытки всегда доставляли Серпинару особое удовольствие, он не прекращал их, даже если добивался желаемого. Вот и сейчас меня он не отпустил, только немного ослабил нажим. — Вы же хотите, чтобы я оставил вас в покое, — вкрадчивый баритон, ласковые интонации, спокойный взгляд черных глаз вернувшего свой обычный облик инквизитора. — Кивните, если это так.

Смысла отрицать очевидное не видела и кивнула в нелепой надежде, что это успокоит жажду крови Серпинара. Он действительно снова ослабил воздействие.

— Ваша несговорчивость меня поражает, — в красивом баритоне слышалось разочарование. — Она бессмысленна и может навредить вашей дочери. Хоть это вы понимаете? Снова кивнула. Я отлично понимала возможные последствия и в упреках палача нуждалась меньше всего.

— Вы не очень благоразумная мать, — пожурил он и вдруг просиял, словно на него снизошло озарение: — Ваш спутник отец ребенка?

Я просто кивнула в ответ.

— А я-то думал, вы носите дитя от Его Высочества, — всплеснул руками инквизитор. — Теперь понятно, почему вы так ревностно защищаете своего спутника. Мне следовало раньше догадаться.

Он вздохнул, невесело усмехнулся, покачал головой, продолжил несколько извиняющимся тоном.

— В вопросах отцовства я ошибся третий раз в жизни. А вот в определении предателей не ошибался ни разу… Пусть вы и не помогли мне, но…

Он подался вперед, заглянул мне в глаза. Заговорил серьезно, сочувственно. Будто искренне сопереживал, как друг. — Баронесса Лантер… Софи, понимаю, мое предложение покажется смешным, нелепым даже. Вы так уверены в своем спутнике, думаете, он будет бороться за вас так же, как вы за него. Но когда он вас предаст, а это непременно произойдет, приходите ко мне. Если останетесь живы. Я помогу. Одной с маленьким ребенком вам не справиться. Подумайте о дочери и приходите.

Он вдруг показался поразительно искренним, а в голосе не слышались те особые чарующие нотки.

— Я не понаслышке знаю, как трудно приходится одинокой матери без родных и друзей. Без связей и даже крыши над головой. Я буду рад, если вы надумаете. И помогу без всяких условий. Ничего не попрошу взамен.

В его словах не ощущалась магия убеждения, не чувствовалось пресловутое очарование Змей. Великий магистр Серпинар покорял сердечностью настолько, что я верила. Впервые верила ему. Вопреки всему, что знала о нем, несмотря на пытки, прошлые и завершившиеся несколько минут назад. Я просто знала, что он говорил от души, словно поделился чем-то личным.

Он не ждал моего ответа. Отстранился и будто вдруг вспомнил о цели и обстоятельствах нашей встречи. Взгляд стал жестким, Серпинар вновь смотрел на меня свысока, с легкой насмешкой.

— Я желаю вам благоразумия, баронесса. И трезвомыслия. Обозначив поклон, магистр постепенно растворился в воздухе.

— Почему ты меня не разбудила?

Эдвин сидел на том же месте, где только что был Серпинар.

От этого совпадения меня передернуло.

— Не успела, — честно призналась я, тыльной стороной ладони коснувшись носа, чтобы проверить, не идет ли кровь. Ее не было ни там, ни на щеках. Только еще не высохшие слезы. Виконт вздохнул и ровным, ничего не выражающим тоном заметил:

— В этот раз, кажется, вы вполне мирно поговорили. — Если не считать пытки в начале, — едко ответила я, — то беседа была вполне светская.

— Если бы ты разбудила меня, я смог бы предотвратить, — раздраженно бросил он.

— Ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? Думаешь, я делаю это нарочно? Скучаю по нему? — вспылила я.

Отшвырнула одеяло, вскочила. На ногах стояла нетвердо, но от Эдвина, протянувшего руки, чтобы меня поддержать, отшатнулась.

— Не тронь, — прикрикнула я и ушла от костра, наподдав пустой фляге. Металлическая посудина отскочила, налетела на камень, обижено звякнула. На блестящем боку осталась вмятина. Присев на валун у самого края защищенного заклинаниями пространства, попыталась успокоиться. Ни яркие звезды, ни стрекот сверчков, ни медовый запах вереска не помогали. Напротив, тяжелый аромат цветов казался удушливым и ядовитым. Как упреки артефактора.

— Я вовсе не имел в виду… — раздался за спиной тихий голос Эдвина.

— Тогда тебе следует говорить только то, что ты в виду имел, — перебила я.

— И не поспоришь, — согласился он, явно пытаясь меня задобрить. — Я за тебя боюсь, Софи.

— Да. Заметно, — все еще не поворачиваясь к нему, кивнула. — Можешь больше не волноваться. Серпинар сказал, что у меня сегодня был последний шанс повлиять на собственную судьбу.

Так что вряд ли он еще раз явится.

— Думаю, не все так просто. Он ведь не получил, что хотел, — не дрогнувшим голосом возразил виконт и осторожно добавил:

— Так ведь?

— Разумеется, — процедила я, сцепив руки на груди.

От злости и обиды на артефактора сдерживать разрушительную магию становилось сложней с каждым ударом сердца. Ладони покалывало, чувствовала, как пальцы обжигало пока не выплеснувшееся волшебство. Особую прелесть добавляло осознание, что в этот момент Эдвин активно изучал состояние моего дара, прощупывал меня. Словно надеялся так проверить честность.

Но прежде, чем я возмутилась и наломала дров, он крепко обхватил меня сзади одной рукой за плечи, так что вывернуться не могла. Другую ладонь положил на левый висок. Мир расцвел многообразием красок лечебного волшебства, головная боль постепенно уходила, дышать становилось легче. Я затихла в руках виконта, безошибочно распознавшего точку приложения заклинания Серпинара.

Стыд жег меня немилосердно. Даже не представляла, как я, целительница, умудрилась так извратить прощупывание Эдвина, искавшего основной очаг боли.

— Прости меня, — мой шепот прозвучал робко, опасливо. Сомневалась, что Эдвин извинит даже на словах. Прежде, чем успела объяснить, за что именно прошу прощения, он перебил.

Тихо, но твердо.

— Не за что прощать.

Ровный бесстрастный тон. Только вежливость, ничего личного, никакого тепла в голосе. Так говорят с теми, в чью искренность не поверили. Закономерно. Слишком часто я срывалась, обижала, оскорбляла, чтобы в извинения верилось. — Он долго мучил тебя. Не в первый раз. Сегодня, видимо, особенно свирепствовал. А я не защитил. Не смог прервать пытку. Я виноват перед тобой больше.

Он вздохнул, медленно убрал руки и отошел.

— Постарайся отдохнуть, — посоветовал виконт и тихо добавил: — Завтра все закончится.

Последняя фраза прозвучала так траурно, так печально и обреченно, что в первую минуту показалось, виконт говорит о нас.

— Ты ведь имеешь в виду уничтожение карты? Правда? — пытаясь рассмотреть в полумраке выражение его лица, уточнила я.

— Конечно, — холодно согласился он. — Я очень признателен тебе за помощь, хотя вся эта авантюра не в твоих интересах. Я понимаю, тебе хотелось бы уехать из Норолдин поскорей. Потребовалось бы очень много слов, чтобы объяснить Эдвину, в чем именно он неправ, а в чем прав. Понадобилось бы значительно больше сил, чем я имела, и намного больше взаимного доверия, чем у нас оставалось. Истощать скудные запасы имеющегося не могла, поэтому сказала, стараясь быть убедительной:

— Я помогаю с удовольствием.

— Это хорошо. Учитывая, что особенного выбора у тебя не было, — все так же безрадостно ответил Эдвин и продолжил, прежде чем я успела вмешаться. — Мы завтра к полудню дойдем до источника. Ты знаешь, что волшебство предстоит серьезное. Постарайся поспать, только так ты восстановишь резерв. Если хочешь, могу тебя зачаровать.

Сама мысль, что чужое колдовство лишит меня воли и способности распоряжаться собой, была отвратительна до дрожи. Несмотря на это, пыталась оставаться вежливой. — Нет, спасибо, — я изобразила улыбку, но Эдвина не убедила в искренности.

Он нахмурился и казался мрачным.

— Что ж, тогда спокойной ночи, — он ответил легким поклоном и отошел к костру.

После этого очень захотелось перейти с виконтом на "вы". Такое обращение как нельзя лучше подходило новому характеру наших церемонно-официальных отношений.