Северный волк

Глава 21

К Гнезду подошли еще днем, но до самого вечера я не решалась подняться по узкой горной дороге к воротам крепости. Не могла избавиться от ощущения, что это верный способ оскорбить и настроить против себя призраков.

Солнце уверенно клонилось к горизонту, с торфяных болот наползала дымка. Мы с Эдвином расположились на широком, теплом камне и ждали заката. Присутствие призрачных воинов становилось все явственней. Даже зная, что они ничем мне не угрожают, с трудом сдерживала дрожь, натянув на плечи одеяло.

— Добрый вечер, баронесса, — раздался знакомый голос высокомерного лорда Циема. — Не ожидал увидеть вас. Тем более в таком обществе.

Эльф был еще очень прозрачным, как тонкое стекло. Но удивление в его чертах читалось отчетливо. Как и недовольство.

— Добрый вечер, лорд Цием, — я приветливо улыбнулась Орлу, хоть его тон основательно подпортил радость встречи. — Это не обычный волк, а…

— Я знаю, — оборвал призрак и, словно подчеркивая свое превосходство, уточнил: — Я знаю. Странно, что виконт Миньер терпит ваше общество.

Эдвин зарычал. Впервые с того момента, как я сняла с него лишающего памяти клеща. Не просто сердито, а зло, предупреждающе, опасно. В это рычание была вложена и магия такой силы, что у меня от животного ужаса стуком зашлось сердце, зашевелились волосы на затылке, по всему телу пробежал холод. Эльф не ожидал подобного отпора и отступил на шаг. Быстро сориентировался, усмехнулся.

— Вы правы, мне не стоило вмешиваться.

Прозвучало как просьба о прощении, хоть таковой и не являлось. Но Эдвин кивнул, видимо, зная, что лорд на большее неспособен.

— Мы рады вам, — не глядя на меня, заверил призрак. — Новая встреча со старым другом всегда удовольствие. Даже если его выбор спутницы для многих загадка.

Он приглашающим жестом указал на дорогу к крепости и растаял в воздухе.

Эдвин вздохнул, покачал головой, поднялся. Думала, он пойдет наверх, но Эдвин обошел меня со спины, положил голову мне на плечо. Закрывая от всего мира, оберегая, защищая. И в тот момент стало все равно, что думают эльфы, люди, живые, мертвые. Я знала, что Эдвин больше никому не позволит вмешиваться в наши отношения. Одного раза, когда магия Серпинара отравила нас, хватило.

Леди Гвильда ждала у разрушенных перил. Эльфийка казалась обрадованной, но и смущенной. Приветствуя нас, напоминая об опасном месте, избегала смотреть мне в глаза. Это укрепило уверенность в том, что меня Орлы не хотели бы видеть. Подобного поворота я не ожидала, и чувства он вызывал противоречивые. С одной стороны, раздражало такое отношение, с другой — радовало, что призраки настолько близко к сердцу принимали судьбу Эдвина. Все же он был им дорог, а не считался интересным развлечением.

Но, глядя на неловко мнущуюся у перил леди Гвильду, в выводах я ошиблась. Эльфийка попросила прощения за резкость мужа.

— Он не должен был вмешиваться и тем более преподносить свою точку зрения, как видение большинства, — заключила женщина, глядя на меня исподлобья. — Я даже осмелюсь подчеркнуть, что в своем категоричном суждении мой муж одинок. Мы рады вам обоим и просим простить лорда Циема за допущенную бестактность.

Я приняла извинения, но не стала вслух сочувствовать леди Гвильде, вынужденной оправдывать поступки мужа. Пощадила ее гордость.

За три года в Гнезде ничего не изменилось. Те же картины, те же магические огоньки во дворе, те же слегка высокомерные призраки, свято соблюдающие церемонии. Правда, в этот раз я больше всего внимания обращала не на умную и рассудительную леди Тимею, не на обаятельного и общительного лорда Брешаана и даже не на яркую магическую искру лорда Хаттия. Мои мысли занимал лорд Цием. Я все время ловила на себе его осуждающий взгляд, а когда смотрела на эльфа, он отворачивался с оскорбленным видом. Будто одно лишь мое присутствие в этом доме отравляло ему существование.

Но леди Гвильда не ошиблась. Так враждебно ко мне относился лишь ее муж, остальные были настроены дружелюбно и старательно обходили в разговорах щекотливую тему источника. Только путь от дома Эдвина до Гнезда, монстры торфяных топей, последние новости королевства и дела инквизиции. Но ни мирное общение других Орлов со мной, ни светская беседа не успокоили лорда Циема. Я чувствовала его злость, отторжение, желание наговорить гадостей. Будь он обыкновенным человеком или живым магом, способным контролировать потоки энергии, его чувства никак бы меня не затрагивали. Но он был призраком, сущностью, состоящей из волшебства. Все его эмоции взаимодействовали с моим даром и сильно раздражали.

Сердце трепетало, словно в предчувствии боя, пальцы дрожали. Поймала себя на том, что держу левую руку так, чтобы в любой момент создать на ней щит. От напряжения магия покалывала кончики пальцев, а улыбка была не просто натянутой, а вымученной.

Когда злоба эльфа, распространяющаяся от призрака волнами, превратила мой чай в заплесневелый сгусток, я решила, что терпеть больше нельзя.

— Лорд Цием, — впервые за последние часы обратившись к нему лично, твердо встретила пренебрежительный взгляд эльфа. — Вы не соблаговолите уделить мне минуту вашего времени? Наедине.

— Раз королевская убийца так вежливо просит, я не могу ей отказать, — осклабился призрак, отлично зная, как возмущает меня это прозвище. Он с преувеличенной почтительностью поклонился и жестом пригласил в смежную комнату. Другие Орлы не возражали, но поглядывали на меня с удивлением и некоторой настороженностью. Несмотря на уточнение, что хочу поговорить с эльфом с глазу на глаз, Эдвин встал и явно собирался меня сопровождать. Его забота и заступничество радовали, но мне не хотелось, чтобы он присутствовал при разговоре.

— Спасибо, Эдвин, — поблагодарила я, вдруг сообразив, что ни разу за вечер не назвала его виконтом или лордом, не упомянула родовое имя. Даже церемонность, которую ревностно соблюдали призраки, не повлияла. — Спасибо. Но я должна поговорить с лордом Циемом сама.

Взгляд, которым Эдвин смерил эльфа, был хмурым и не слишком дружелюбным. И если я отчетливо почувствовала магическое предостережение, его, несомненно, ощущал и лорд. Сына главы рода Орла это, правда, нисколько не смутило, и он спокойно прошел за мной в смежную комнату, прикрыв дверь магией.

— Лорд Цием, я не могла не заметить, что мое присутствие в Гнезде вас очень огорчает, — не тратя времени на вступление, твердо начала я. — До того, как сила вашей неприязни превратит меня во сне в лягушку, хотелось бы узнать причину такого отношения.

Он скривился, даже не пытаясь выдать гримасу за усмешку. Черты лица стали отвратительно резкими, птичьими.

Захотелось если не отступить, то хоть выстроить между нами щит. Не могла избавиться от ощущения, что он едва сдерживается, что подпитанные яростью оскорбления могут причинить мне реальный вред.

— Ваше лицемерие сравнимо только с подлостью Великого магистра Серпинара, — отрезал эльф. Каждое его слово источало яд, презрение. — Вы — предательница. Вы скрыли беременность. Вы обманщица и предательница! Вы бросили его! Вы обрекли Эдвина Миньера на заточение. На два года существования в качестве магической подпитки! Для инквизитора.

Он едва сдерживался, воздух вокруг призрака искрил.

— Вам нечего здесь делать, — выкрикнул эльф. — Вас не должно быть здесь! Не должно быть рядом с ним!

— Смотрю, хваленая эльфийская мудрость вас не затронула, — сожалея о том, что не могу ни влепить пощечину высокородному зазнайке, ни ударить магией, ответила я. — За все годы вы так и не научились видеть картину целиком! — Вашего предательства это не отменяет! — вокруг сжатых кулаков призрака плясали голубые и белые молнии. — Меня тоже предали! — выкрикнула я, не сдержавшись. Между нами заблестел хрустальной стеной мой щит. — Он предал! Его родовое заклинание едва не убило меня! Но убило мою дочь!

Ярость выплеснулась неконтролируемым волшебством, огненным всполохом рассекла воздух рядом с призраком. Он отшатнулся, отступил на шаг.

— Об этом вы не думали? А о том, что я рисковала жизнью, но спасла его из плена, забыли? Не подумали, что он умер бы, не отдавай я магию до капли?

Еще один спонтанный разряд с визгом пронесся мимо лорда. — Я спасла того, кто предал и едва не убил меня! Спасла! И буду делать это впредь!

Следующий выплеск разбился о вовремя поставленный призраком щит.

— Или вам удобно это забывать, чтобы не разрушать собственную картинку мира?

Четвертое заклинание едва не хлестнуло призрака, он увернулся в последний момент.

— Простите меня, — подняв обе руки с растопыренными пальцами, лорд выстроил перед собой большой щит. Простите.

Я вдруг увидела и необычную для ночи прозрачность призрака, и хрупкость его щита, и новое заклинание, кровавой змеей обвившее мою правую руку до локтя. Сбросив с левой руки заслон, прижала ее к груди, стараясь успокоиться, выровнять дыхание. От крика, на который сорвалась из-за высокомерного лорда, саднило горло, сердце колотилось, верхняя губа вздернулась в хищном оскале. Постепенно успокоившись, смогла погасить самостоятельно свившееся боевое заклинание. Заставила себя сделать глубокий вдох, медленно выдохнула. Даже не подозревала, что нападки эльфа так меня разозлят.

— Я тоже прошу прощения за несдержанность, — кое-кое-как совладав с собой, сказала я. Светский тон удался плохо, но лорд, осмелившийся рассеять щит, радовался и этому жалкому подобию. — Но ваши однобокие суждения способны вывести из себя любого. Особенно, если сочетаются с агрессивностью.

— Прошу извинить меня за них, баронесса Лантер.

Эльфу спокойный тон удался лучше, но взгляд все еще был опасливым. Неудивительно, ведь истонченность призрака говорила о том, что моя внезапная атака была сильной и могла оказаться смертельной для противника. Насколько подобное слово применимо к не живущему.

— Я был к вам несправедлив и неверно оценивал ваш поступок. Теперь, зная, что заклятие, ранившее вас, было родовым заклятием Волка, я понимаю, почему вы ушли тогда. И понимаю, почему виконт Миньер утаил от нас эту деталь. С этим уточнением картина серьезно меняется.

Судя по тону, он явно хотел и дальше оправдывать свое поведение, но у меня не было желания обсуждать щекотливую тему только с ним. Суждениям леди Тимеи и лорда Брешаана я доверяла больше. И в беседе с ними точно могла рассчитывать на тактичность и осторожность в высказываниях. К тому же меня не покидала уверенность, что эти двое по замалчиваниям Эдвина догадались, что произошло у источника.

— Рада, что смогла внести ясность, — хмуро перебила я. — Давайте вернемся к остальным. Но я настаиваю, чтобы вы принесли свои извинения. При всех. Мне и Эдвину. Его своими нападками вы оскорбили не меньше, чем меня.

Эльф отступил на шаг, легко поклонился.

— Конечно, баронесса.

Слушая, как смиренный лорд Цием почтительно и крайне вежливо просит прощения, я не испытывала удовлетворения. Нисколько. Только неловкость и досаду. На себя. За то, что сорвалась, позволила лорду распалить себя. То, что казалось победой, обернулось поражением, когда я распахнула дверь в трапезную.

Родной золотой дар казался тусклым и горестным, взгляд Эдвин от меня отводил. Без сомнения он все слышал и винил себя за причиненную мне у источника боль. Повышенный интерес призраков к родовому заклятию Волка только сильней ранил Эдвина. Он совсем сник, дар стал блеклым, будто лишенным жизненной силы.

Вопросы эльфов, их уточнения воскрешали картины боя, оживляли их. Всполохи заклинаний, запах паленой кости, рассыпающийся магический щит, крики инквизиторов и пронзающая меня молния становились до ужаса реальными. Будто все произошло вчера. Только эмоции притупило время. Прежней злости на Эдвина я не испытывала, даже обида и чувство утраты стали бледными отголосками былой бури. Теперь все казалось мне чудовищным стечением обстоятельств, а вина Эдвина — не такой большой.

К сожалению, он этого не знал. Понуро сидел рядом со мной у камина, ни на кого не смотрел, даже не поднимал головы. Радовало только, что эльфы не растягивали разговор на часы. Когда с помощью моих уточнений выстроилась полная картина произошедшего, леди Тимея плавно завершила беседу. — Вы устали с дороги, — красивый голос эльфийки звучал мягко и ласково. — Вам нужно отдохнуть, а нам — обсудить все и подумать, почему виконт Миньер не может менять обличье. Встретимся утром в лаборатории. Может, к тому моменту найдем решение.

Она ободряюще улыбнулась, пожелала доброй ночи. Я сомневалась, что ответ дастся в руки так легко, но высказываться не стала. Один за другим призраки исчезали, до спальни нас никто не провожал.

Эдвин удивил тем, что собрался спать в другой комнате. Красноречиво уселся на пороге, а когда я проигнорировала такую просьбу открыть вторую спальню, поскреб дверь лапой. — Я не хочу спать здесь одна, — честно призналась я, глядя на понурого волка.

Он в ответ уткнулся носом в щель, словно пытаясь так отрыть дверь.

— Эдвин… пожалуйста.

Моя тихая просьба нашла отклик. Эдвин встал и последовал за мной.

Тихий щелчок затворившейся двери, я отошла к большой кровати, поставила рядом с ней сумку. Погладила прохладный шелк приготовленной мне шелковой ночной сорочки. Светлая ткань казалась в отблесках огня золотой. И тогда заметила, что Эдвин к кровати не подошел, а лег на пороге спиной ко мне. Он не обижался, нет. Он считал себя недостойным, виноватым. Золотой дар поблек и излучал лишь безысходность такой силы, что перехватывало дыхание, становилось тяжело справиться со слезами. Горечь и пустота заполняли сердце, мысли. Жизнь казалась бессмысленной и мрачной.

А я, как назло, не находила слов и вместе с тем чувствовала, что каждое мгновение молчания убивает нас.

— Эдвин, — тихо позвала я, встав рядом с ним на колени.

Он шевельнул ухом, но не повернулся.

— Не кори себя, пожалуйста, — попросила я.

Он вздохнул, но не посмотрел на меня.

— Я ведь простила.

Это было по большей части правдой, но пытливый взгляд Эдвина искал подвох. Золотой дар робко блеснул надеждой. Эдвину подобное признание казалось невероятным. Но я лукавила самую малость. Боль притупилась, злоба сошла на нет, желание наказать Эдвина и вовсе не существовало с того момента, как я вернула себе память. И даже придирчивые расспросы эльфов ничего не изменили.

— Да, простила, — тверже повторила я, глядя в голубые глаза волка.

Он встал. Быстро, даже поспешно. В два шага преодолел разделявшее нас расстояние и уткнулся лбом мне в грудь. Жест, олицетворяющий ласку и доверие, мягкое тепло золотой магии выдавало облегчение и надежду. Чувствуя, как мой дар тянется, переплетается серебряными нитями с крепнущим, сияющим золотым, я обняла Эдвина и прошептала:

— Я ведь тоже виновата. Знаю, в чем. Надеюсь, и ты сможешь меня простить.

Как и по дороге в Гнездо, легли рядом. Он довольно быстро заснул, а я смотрела на отсветы огня, слушала треск поленьев, гладила своего волка. Задремывая, пропускала сквозь пальцы черные с проседью пряди. Он вздрогнул, застонал. В полусне мне показалось, что от боли. И, положив ладонь ему на голову, подлечила. Под пальцами распускался персиковый цветок заклинания, на глазах становившийся золотым.

Странная перемена для лечебного волшебства меня насторожила. Нахмурившись, вгляделась пристальней. Рука тоже изменилась. Это уже была не моя ладонь, а Эдвина. Под пальцами не черный мех, а темно-зеленое закрытое платье с черным шитьем у ворота. Узнав платье, в котором была у источника, поняла, что меня затянуло в воспоминание Эдвина.

Он был истощен до крайности. Валился с ног от усталости. Золото его волшебства казалось лучиком солнца, теплым, но слабым. Оно создавалось на последних крупицах магии. За следующую подпитку ему пришлось бы расплачиваться жизнью.

— Госпожа Нэйга, умоляю, — голос осипший, низкий. Но, высказывая просьбу, он на женщину не смотрел. Его взгляд был прикован ко мне. Мертвенно бледное лицо, заострившиеся черты, синеватые губы, запавшие глаза, слабое, прерывистое дыхание. С первого взгляда становилось ясно, что я умирала.

Женщина жестом отстранила Эдвина, встала рядом со мной на колени и, положив обе руки мне на грудь, начала говорить что-то на древнем эльфийском. Напевное заклинание сияло медью и золотом, вбирало окружающие меня, похожие на северное сияние нити бирюзы и изумруда, обволакивало теплом. Эдвин с надеждой наблюдал за изменениями, за тем, как розовеют мои губы, как дыхание становится ровней и глубже.

— Это ненадолго, — спокойный голос госпожи Нэйги прозвучал отрезвляюще жестко.

Эдвин вздрогнул, посмотрел на поднявшуюся с колен женщину. Она была совершенно бесстрастна.

— Отнеси ее в дом, — велела хозяйка. А я вдруг поняла, что она говорила на эльфийском. На языке, который Эдвин считал родным.

Он подошел ко мне, поднял. Бережно, любовно. Держа меня на руках, посмотрел на волков, сидящих и лежащих рядом с низкими, наспех слепленными магией санями.

— Благодарю вас, — голос дрожал, когда Эдвин обводил взглядом свою стаю. Он был им очень признателен, но это светлое чувство почти полностью затмевал леденящий, разрушающий страх за меня.

Едва держащиеся на дрожащих лапах понурые, усталые волки ответили кивками.

Госпожа Нэйга, стоящая на пороге, жестом указала, куда идти. Через распахнутую дверь видела большую комнату, кровать у стены.

— Идите за дом, — услышала я спокойный голос хозяйки. Она обращалась к вожаку стаи. — Там в сарае для вас есть еда и питье. Отдыхайте.

Уложив меня, Эдвин отступил на шаг и повернулся к хозяйке, ожидая, что она тут же примется за лечение. Но госпожа задумчиво рассматривала огонь в камине и не обращала на гостя внимания. Эдвин не решился окликать, только подошел ближе.

В тишине прошло от силы пять минут, но ему они показались вечностью. Он постоянно оглядывался на меня, прислушивался к дыханию. Госпожа Нэйга, наконец, обратилась к гостю.

Взгляд неестественно синих глаз был решительным, твердым.

— Мне придется забрать жизнь, чтобы спасти ее, — в мелодичном голосе не слышалось сожаления. Расчет, формула, не более. Даже красота эльфийских слов не смягчала сухости приговора.

Эдвин кивнул, протянул ей раскрытые ладони.

— Забирайте. Я готов.

Госпожа Нэйга отрицательно покачала головой.

— Не твою. Жизнь той, кто на самом деле спас ее, — теперь она говорила с состраданием.

— О ком вы? — удивленно нахмурился Эдвин.

— О дочери, — тихо ответила женщина и, увидев недоумение гостя, уточнила. — О вашей дочери.

Новость выбила у него почву из-под ног. Он пошатнулся, рухнул в кресло. Замер с приоткрытым от удивления ртом и неверяще смотрел на собеседницу. Сил ответить у него не было.

— Только поэтому она выжила после родового заклятия Волка.

Потому что носит волчонка. Заклинание не вредит семье.

— Но она жена мне перед Единым и людьми! — взвыл Эдвин. — Это так, — согласилась госпожа Нэйга. — Хоть обряда и не было.

Боль и отчаяние, переполнявшие его, затрудняли дыхание, лишали голоса. Он запустил пальцы в волосы и, держась за голову, смотрел прямо перед собой, не видя ничего.

— Я думал, источник исказил… — просипел Эдвин.

— Так и было, — тихо ответила она, положив ладонь ему на плечо.

— Но ребенок… Он должен был защитить ее… так не могло случиться… не могло…

Он бормотал чуть слышно, едва шевеля губами. Пытаясь хоть как-то упорядочить мысли, смириться с произошедшим. Но у него не осталось сил даже думать.

— Эдвин, — окликнула госпожа, — мне нужно к ней.

Он вскинул голову, посмотрел в ярко-синие глаза.

— Почему она не сказала? — прошептал Эдвин, а по его щекам покатились слезы.

Меня давно выбросило из воспоминания, но я все никак не могла справиться с чувствами. Слишком отчетливо ощущала ужас Эдвина, его понимание того, что вместе со мной мир умирал, разрушался на глазах.

Беспомощность, смертельная усталость, отчаяние, многократно вычерпанный резерв служили только фоном для боли. Потеря дочери, нашей дочери, о которой Эдвин до последнего даже не знал, ударила по нему невероятно сильно.

Я в который раз обругала себя за глупость и упрямство, за то, что не послушалась совета и ушла, не поговорив. Я намного раньше поняла бы, что эта утрата не была только моей. Она была нашей, общей, причиняющей Эдвину не меньше боли, чем мне.

Яркое воспоминание не отпускало. "Анимье сон намья хин?" слышалось мне снова и снова. Ответ был горьким и ядовитым. Я не сказала, потому что Серпинар победил. Наша любовь не справилась с испытанием.

Теперь, лежа рядом с волком, я надеялась, что судьба будет милостива и даст нам с Эдвином второй шанс.

Утренняя встреча с Орлами оказалась, к сожалению, бесполезной. Они не придумали ничего путного, давать советы не торопились. Зато подробно расспрашивали меня об артефактах подчинения, лишения памяти и передачи магической энергии. Воссоздавая по памяти плетения, растратила резерв и истощила терпение. Надеялась, что взаимосвязь заклинаний станет разгадкой, но выматывающее задание оказалось бессмысленным, а надежда беспочвенной. Клещи, снятые больше месяца назад, никак не объясняли потерю способности обращаться.

Близился вечер. Призраки обретали плотность. Я продрогла в лаборатории до костей, волновалась, Эдвин тревожился. За час до заката эльфы признали, что их способ перекидываться не подходит волкам. Что сами никогда с подобным состоянием не сталкивались, о таких проблемах у других способных обращаться не слышали. Неожиданная уникальность не радовала, я с трудом изображала спокойствие.

Мной завладело отчаяние, глаза щипали слезы, голос казался сдавленным и сиплым. Плакать в присутствии призраков не хотела и, извинившись, выскочила из лаборатории.

Спрятавшись от них в кабинете в конце коридора, дала слезам волю.

Все же я очень надеялась на эльфов, на их знания. Разбитая надежда ранила больно.

Собравшись с мыслями, успокоившись и нацепив вежливую улыбку, вернулась к хозяевам Гнезда.

— При потерях памяти часто советуют возвращаться на значимые места, — леди Тимея говорила осторожно, словно не знала, как я отнесусь к предложению.

— Разумная мысль.

Нарочитая бесстрастность моего ответа никого не обманула. Эдвин подошел ближе в попытке подбодрить, золотой дар сиял участием, а во взглядах эльфов ясно читалось сочувствие. Но я делала вид, что этого не замечаю:

— Знакомая обстановка может всколыхнуть воспоминания. Выговорите о каком-то особенном месте? Поместье Миньер, например?

— Я говорю об источнике, — внимательно наблюдая за мной, сказала эльфийка.

Я закрыла глаза, как наяву увидела внутренний двор с синей звездой, переходы, разрушенную лестницу, блюдце площадки, северное сияние в виде волка. Но мое отчаяние оказалось сильней зашевелившегося в сердце страха. Я готова была ухватиться за любую возможность, лишь бы помочь Эдвину. — Хорошо, — ответ прозвучал удивительно уверенно, а уважительный взгляд леди Тимеи я встретила твердо. — Если это не поможет, то озерный остров недалеко, — тихо добавил лорд Брешаан.

Почему-то после этих слов я не сомневалась, что на остров мы с Эдвином обязательно попадем.

Ужин, светская беседа, потрескивание огня в камине, неповторимый цветочный аромат чая. Все это не оставляло глубокого следа в памяти. Наверное, потому что мысленно я уже продолжала путь. Эльфы это чувствовали и не боролись за мое внимание. Им достался Эдвин, а мне — карта северо-западной части королевства, которую наколдовали лорды Хаттий и Брешаан. Она отличалась от известной мне тем, что показывала не только источники, но и места нонраффиен. К тому же там было отображено то самое озеро.

Я рассматривала сияющий волшебством рисунок и понимала, что расстояние между островом и источником с пятеркой было огромным. Не меньше четырех дней пути. А я отлично помнила рассказ госпожи Нэйги, ее слова о том, что Эдвин преодолел этот путь за сутки. Такое было возможно только в одном случае. Если Эдвин в волчьем обличье бежал вместе со своей стаей, не останавливаясь ни на минуту. Недремлющая совесть отозвалась укором и лишь укрепила мою решимость идти до конца.

Почти не прислушиваясь к беседе, уловила названия нескольких городов в Кирлоне. Это натолкнуло на утешительную мысль. Если ни источник, ни госпожа Нэйга не помогут Эдвину, мы найдем его родственников на материке. Волк точно напомнит волку, как перекидываться.

Прощаясь с эльфами на следующее утро, не забыла сделать им подарок. Семенам светящегося в ночи цветка призраки очень обрадовались. Назвали его лунным лепестком и рассказали о немногочисленных известных свойствах. Он оказался важной составляющей целебных эликсиров, а еще считалось, что цветок привлекает удачу.

Леди Тимея отметила, что большая часть свойств лунного лепестка не изучена. Он появился в королевстве около пятидесяти лет назад, когда силы эльфов были слишком истощены для научных изысканий, а умы людей занимали религия и война.

Благодарности за ценный подарок переплелись с пожеланиями удачи, добрые напутствия оттенили заверения в том, что мы обязательно будем искать детей Орлов в Кирлоне. Надежды на то, что к Эдвину вернется способность перекидываться, свились с призывами быть предельно осторожными в портах и крупных городах. Потому что охотники Ордена не могли не искать нас.

В этот раз прощание получилось скорей деловым, чем семейным. Сквозь присущую эльфам витиеватость формулировок проглядывала эмоциональная скупость. Я для них значила мало, а полноценное общение с Эдвином было невозможно.

Их холодность откликалась не досадой, а благодарностью. Мне не терпелось уйти, попасть к источнику. Как ни иронично это звучало, он вновь был неразрывно связан в моих мыслях с чудом. Я торопилась к нему, мечтала, что все получится, представляла Эдвина человеком. Призраки чувствовали мое настроение и не задерживали.