Северный волк

Глава 17

— Доброе утро, — прозвучал совсем рядом женский голос. Я обернулась, не скрывая удивления. Мне раньше в голову не приходило, что на поляне рядом с домом вообще кто-то может появиться.

— Доброе утро, — поздоровалась я, рассматривая неожиданную гостью.

На вид около семидесяти, но возраст лишь подернул ее красоту тонкой, легкой сетью морщин. Высокая, худая, правильные черты лица не портил чуть крупноватый нос. Совершенно белые волосы забраны в аккуратный узел на затылке. Древние эльфийские серьги с сапфирами, такой же медальон на цепочке поблескивал в неглубоком вырезе белой блузы. Внимательные, оценивающие глаза были ярко-синими, а в самой женщине чувствовалось нечто необъяснимое. Не человек и не эльф. Но осознать, с кем имею дело, так и не смогла.

— Просыпайся, Софи, — велела женщина.

Я недоуменно нахмурилась, не понимая, о чем она говорит. — Давай-давай, смелей, — подбодрила незнакомка и протянула мне руку.

Я вложила в ее ладонь свою и вдруг оказалась в незнакомой комнате. В светлом помещении было прохладно, свежо, пахло теплым хлебом и рекой. Я лежала на кровати, стоящей у стены.

За правым плечом женщины заметила открытое большое окно. Все еще не вставая с постели, повернула голову и увидела распахнутую дверь в другую комнату и камин.

— Где я?

— На озерном острове, — голос женщины звучал мелодично, певуче.

Я пыталась припомнить озера на карте, которые были хотя бы в достижимой близости от источника.

— Не старайся, — усмехнулась собеседница, словно прочитав мои мысли. — На карте это место не обозначено. Но гости здесь бывают исключительно редко не поэтому.

— А почему?

— Здесь можно изменить свою судьбу, — без намека на подтрунивание, серьезно ответила она.

— Это ведь хорошо. Иную судьбу неплохо и поменять.

Вглядываясь в невозможно-синие глаза женщины, я силилась отогнать мысль о Смерти. Моя собеседница очень на нее походила, но все же ошибки быть не могло. Смерть я уже встречала. Спутать ее ни с кем другим невозможно.

— Многие хотят этого на словах, но мало кто действительно готов к такому. Или к цене, которую придется заплатить, — она чуть склонила голову к правому плечу, внимательно меня разглядывая. — Эльфы понимали это всегда, поэтому приходили крайне редко и за другим. Люди, к счастью, об этом месте не знают.

— Зачем приходили эльфы? — вглядываясь в лицо женщины, цеплялась за действительность. Клонило в сон, снова хотелось оказаться на поляне у дома. Там было хорошо и спокойно, там не было боли.

— За советом, за предсказанием. За них цена не столь велика. Голову ни на мгновение не посетила мысль, что женщина могла говорить о деньгах, слишком уж она была похожа на Смерть.

— Кто вы? — всматриваясь в ясные синие глаза, спросила я. — Здесь меня зовут Нэйга, — представилась она и лукаво улыбнулась. — О тебе я все знаю, так что не трудись рассказывать. Лучше вставай. Пора уже.

Я приподнялась на локте, отбросила одеяло, решительно опустила с высокой кровати ноги и села на краю. Голова кружилась, волной накатила слабость, усилилась боль в животе. Боль в животе…

Осознание захлестнуло ужасом. Прижав ладонью низ живота, подняла взгляд на госпожу Нэйгу.

— Что с ребенком? — по щекам скользнули слезы. Я знала, какой услышу ответ.

— Ее больше нет, — твердо глядя мне в глаза, сказала женщина. В голосе слышалось сочувствие. — Я могла спасти только одну жизнь. Пришлось выбирать.

Закусив палец, я старалась не рыдать в голос.

Память воскрешала ссоры с виконтом, его недоверие, гнев. Мою боязнь рассказать о беременности, нежелание привязывать не любящего. Словно наяву видела молнию, бьющую в меня из шара в руке мага. Молнию, едва не оборвавшую мою жизнь.

— Я не могу утешить, не навредив, — ее теплая ладонь легла мне на плечо. — А вам нужно поговорить.

Я отрицательно покачала головой. Слезы высохли, решимость вытеснила рыдания.

— С инквизитором я ни о чем говорить не буду, — голос прозвучал твердо и жестко. — Прошу, расскажите вы, что произошло.

Она вздохнула, убрала руку.

— Хорошо. Расскажу, — женщина встала, жестом поманила за собой.

Я поднялась, на ногах держалась нетвердо, но показывать слабость не хотела и больше не просила о помощи. Госпожа Нэйга с научным интересом наблюдала, как я, с трудом передвигая ноги, выхожу вслед за ней из комнаты на кухню, хватаясь за высокую спинку кресла или опираясь рукой на комод. Попыток поддержать меня, даже когда от слабости я налетела на косяк и едва не упала, хозяйка не предпринимала. Остановившись в дверном проеме, я переводила дух, как завороженная глядя в открытое окно. Было видно озеро, вода в нем поражала небесной голубизной, казавшейся сказочной. Особенно в окружении высоких белых скал, обрамлявших озеро. Подойдя ближе к окну, вцепившись в подоконник, увидела на берегу огромные искрящие на солнце глыбы льда. На пригорке пестрым ковром цвели крокусы, а у самого дома благоухала сирень.

— Как это возможно? — выдохнула я, коснувшись рукой багряных листьев плюща, окаймлявшего окно.

— Почему, собственно, нет? — чуть удивленно откликнулась госпожа Нэйга. — Ты еще в саду не была.

Я медленно, чтобы не упасть, повернулась к хозяйке. Она снимала пузатый чайник с печи. На большом, застеленном белой скатертью столе уже стояли чашки на блюдцах и нарезанный ломтиками фруктовый хлеб.

— Присаживайся, — она кивком указала на один из стульев срезной спинкой.

Я послушно прошла мимо буфета из светлой древесины, за стеклянными дверцами которого стояла дорогая посуда из тонкого фарфора. Хозяйка, покачав головой, отодвинула мне стул. Я поблагодарила и, тяжело опираясь на обе руки, со стоном села. Живот болел, но лечиться не торопилась. Эта боль не позволяла поддаться усталости, не давала забыть и отказаться от задумки.

— Не знаю, кто из вас упрямей, — госпожа Нэйга усмехнулась. — Но с вами не скучно, это точно.

После этих слов возникло крайне неприятное чувство. Показалось, что за мной очень давно и довольно пристально наблюдали. Не зря ведь она сказала, что я о себе могу ничего и не рассказывать.

Чай пах розами и медом. Первое время я просто наслаждалась вкусом напитка, ароматом и ощущением жизни. Госпожа Нэйга сидела в торце и поглядывала на меня поверх чашки, за которой прятала губы. На руках она не носила украшений. Ни браслетов, ни колец. Мне это напомнило о лицемерном подарке инквизитора — от эльфийского кольца захотелось избавиться. Но сил снять его пока не было. Еле заставляла себя сидеть ровно, не наваливаясь на стол хвататься за живот только одной рукой.

— Госпожа Нэйга, расскажите мне о случившемся, пожалуйста, — попросила я, решительно отказавшись от предложения хозяйки налить еще чаю.

Она вздохнула, поставила тонкую чашку на блюдце, провела по его краешку пальцами. Словно раздумывала, как и что сказать.

— Сегодня ночью Эдвин Миньер привез тебя на волчьей упряжке, — взгляд синих глаз был спокойным, голос — деловым, мимика — скупой. Понять отношение женщины к произошедшему не получалось. — Он умолял помочь. Хотел во что бы то ни стало спасти тебя от родового заклятия.

Вспомнилось северное сияние в виде волка и ощущение, что полностью нахожусь в его власти.

— Эдвин сказал, ты под заклятием уже сутки, — так же сухо продолжала рассказчица. — Жизни в тебе теплилось мало. Сил еще меньше. Большую часть забирал ребенок. Как я уже сказала, спасти я могла только одну жизнь. И я выбрала твою. — Ясно, — кивнула я. Не сдержалась, прихватила рукой больной живот. — Спасибо. Я очень признательна вам.

Она легко улыбнулась и промолчала.

— Где инквизитор? — я постаралась придать голосу твердость. Хозяйка склонила голову набок, пытливо посмотрела на меня.

— Спит в комнате наверху. Хочешь к нему подняться? — Нет, — поспешно и резко ответила я, для убедительности покачав головой.

— Он не знал о беременности, — подчеркнула госпожа Нэйга. В ее голосе послышалось неодобрение.

— Не знал, — подтвердила я.

Вышло очень зло, едко, но меня это не волновало. Сердце разрывалось, в глазах щипало, из-за кома слез дышала с трудом.

Серпинар был прав. Эдвин Миньер, артефактор Ордена, предал меня не только в мелочах. Он предал меня во всем, разрушил, уничтожил то, что между нами было. Тогда я пожалела, что не умерла там, у источника.

— Он не знал о ребенке. Считаете, в другом случае он бы передумал меня убивать? Не воспользовался бы родовым заклятием? Пощадил бы меня? Пожалел бы дочь? — я бросала вопросы, давно сорвалась на крик. — Я нужна была ему только до конца ритуала, только до уничтожения карты! Потом стала обузой! Ребенок — вторая помеха. Я открою вам великую тайну!

Инквизиторы быстро избавляются от ненужных людей!

Я разрыдалась, обеими руками прижимая болящий живот. Согнувшись, почти касалась лбом стола и не скрывала больше ни боли, ни слез. Меня трясло от пережитого, от плача, от безысходности, от гнева. Я была безумно зла на проклятого небесами Миньера.

Постепенно успокоилась, истерика сошла на нет. Я сожалела о ней, потому что отдала слезам последние силы. А они были еще нужны. Оставаться в одном доме с инквизитором не собиралась.

— Он в любом случае использовал бы родовую магию, — тихо и бесстрастно произнесла хозяйка. — Это был единственный шанс выжить. Его резерв, как и твой, был совершенно пуст. Родовое заклятие Волка не требует вообще никаких магических сил.

Это последнее оружие, когда все остальное исчерпано.

Я не рискнула возразить. Слишком твердым был взгляд ярко-синих глаз, слишком уверенной в своей правоте была собеседница.

— Вам нужно поговорить, — значительно мягче добавила она.

Теперь хозяйка не убеждала, она уговаривала.

Я отрицательно покачала головой.

— Бесполезно. Мы разговаривали достаточное число раз. Но теперь все кончено.

Голос отразил лишь толику затопившей меня обреченности, но слова казались пугающе мертвыми и бессильными. Как и блеск эльфийского кольца, которое я сняла и положила на стол. Как и матовые отсветы каплевидных опалов скрывающего дар амулета, лежащего там же.

— Я благодарю вас за помощь, госпожа Нэйга. За приют. Но я хочу уйти.

Бесцветные фразы, тихий, но удивительно твердый голос, намерение и решимость, поразившие хозяйку.

— Куда? — заглядывая мне в лицо, она недоуменно хмурилась. — Иногда важней вопрос "Откуда?", — бесстрастно поправила я. — Отсюда. От него. Подальше.

— Почему? — вопрос не был праздным, и ответ требовался развернутый. Я чувствовала, что без него хозяйка не могла принять решение.

— Давно нужно было, — вздохнула я. — Но все откладывала. Верила, что мы выдержим. Надеялась починить. Теперь поняла, что никаких "мы" не было. А после заклятия Волка исправлять нечего.

— Это лечится беседой, откровенностью, — резонно возразила она.

— В других случаях — возможно. В этом — нет, — мой голос звучал сухо, будто мы говорили о документах, а не о жизнях. Хотя мое самообладание уже дало трещину. Руки дрожали, и я спрятала их на коленях. — Он меня не любит. Он мне не доверяет. Да, он раскаялся в содеянном. Поэтому привез меня сюда. Но на самом деле я для него ничего не значу. Я ему не дорога нисколько. Будь иначе, родовое заклятие не ударило бы меня.

— Поговори с ним!

В третий раз совет прозвучал, как приказ. Но я ему подчиняться не собиралась.

— Нет смысла, — ответ прозвучал твердо и зло. — Я слишком слаба даже для того, чтобы влепить ему пощечину.

— Упрямство хорошо, если не себе во вред, — госпожа Нэйга склонилась ко мне, заглянула в глаза.

— Это не упрямство. Это здравый смысл и опыт близкого общения с ним. Больше всего на свете я хотела бы забыть этого человека! — выпалила я.

Госпожа Нэйга отстранилась, задумалась. Молчание длилось бесконечно. Наконец, она привстала, сняла с чайника вязаную бабу. Безмолвно предложила мне чая, но я отрицательно покачала головой. Хозяйка наполнила свою чашку и медленно, не торопясь пила, рассматривая лежащие на столе украшения. Чем дольше она размышляла, тем отчетливей я понимала, что без ее разрешения с острова не уйти. А без ее помощи не только не выйду из дома, а даже не доползу до постели. Решительность, напористость уходили, уступая место слабости. Она накатывала волнами. Клонило в сон. Хоть боль внизу живота отступала, и поясницу ломило меньше.

— Хорошо, — наконец, ответила хозяйка. — Я помогу.

Она встала, подошла к печи, потянулась к висящему на стене половнику. Открыв крышку кастрюли, помешала наваристый суп. Он восхитительно пах крепким бульоном и овощами.

Через минуту передо мной стояла полная тарелка.

— Поешь вначале, — устало посоветовала госпожа Нэйга. — На пустой желудок, чудом выжив после смертельного заклятия, не сбегают.

Суп был чудесный. Сытость и тепло окончательно меня сморили. Кажется, заснула еще по дороге к кровати.

Проспала до вечера и чувствовала себя удивительно хорошо. Чуть побаливал живот, немного тянуло поясницу, резерв восстановился больше, чем наполовину. Здоровый аппетит и жажда деятельности. Мое желание поскорей уйти из этого дома, выбросить из своей жизни инквизитора никуда не делось.

Госпожа Нэйга сидела в кресле у камина и читала. Книга была большой, старой, на черном переплете тускло поблескивали истершимся золотом руны. Такие же появлялись на эльфийском камне, такие же я видела во время ритуала с полным единением даров.

Заметив, что я проснулась, хозяйка жестом предложила мне соседнее кресло. Она казалась хмурой, недовольной. А книга, судя по тому, как госпожа Нэйга обращалась к оглавлению, была справочником.

— Что вы ищете? — осторожно спросила я.

— Оправдание своему решению, — бросила она. — И твоей глупости.

Я сочла разумным промолчать.

Тишину нарушало только потрескивание дров в камине и громкое тиканье часов на кухне. С моего места был виден циферблат. Посчитав прошедшее с чаепития время, обнаружила, что проспала всего шесть часов. А резерв восстановился вполне порядочно. Это очень удивляло.

Вспомнила, как болела больше недели после того, как Эдвин создавал мной артефакты. После неоднократного вычерпывания магии, после сложнейшего ритуала, затяжного боя и заклятия Волка я боялась, что придется накапливать силы не меньше десяти дней. Что это задержит меня, вынудит разговаривать с инквизитором, терпеть его общество. Но чувствовала себя вполне готовой к путешествию.

Через четверть часа госпожа Нэйга раздраженно захлопнула книгу, отложила на невысокий столик. Сплетя пальцы на уровне лица, хозяйка задумчиво смотрела поверх них на огонь. В комнату сквозь окно заползали сумерки, тени у стен стали гуще.

— Ты не хочешь подождать, пока он проснется? Чтобы поговорить с ним. Обо всем, что случилось? — спросила госпожа Нэйга.

— Нет, не хочу, — спокойно ответила я.

Она досадливо поморщилась, отвернулась от меня, снова сосредоточилась на пламени.

— Мне давно пора научиться проигрывать, — пробормотала хозяйка и значительно бодрей добавила: — Что ж, я предлагала даже четырежды. Моя совесть чиста.

Она снова посмотрела на меня. На лице не осталось и тени раздражения, взгляд был спокойным, даже ласковым. Госпожа Нэйга признала за мной право распоряжаться собственной жизнью по своему разумению. Хоть и считала мое решение неверным.

— Пойдем, накормлю тебя.

Она поднялась, щелчком пальцев зажгла светильники на кухне и в комнате. Повинуясь ее воле, огонь в печи разгорелся сильней. Запеченное с луком и сырным соусом мясо было пряным и сочным, картофельное пюре — нежным. Чашка бульона, кусок серого хлеба с хрустящей корочкой… Пусть и не самая изысканная еда, но после нескольких дней в топях и вересковых пустошах она казалась восхитительной. Первое время меня занимал только ужин. Госпожа Нэйга вновь сидела в торце и пила чай.

— Я подумала, как помочь, — начала она, налив мне чая и придвинув тарелку с фруктовым хлебом. — Часть сделаем сейчас, часть завтра утром.

— Я бы не хотела встречаться с инквизитором, — твердо напомнила я.

— Не встретишься, — она покачала головой. — Он проснется завтра в четыре пополудни и через два часа после того, как ты уйдешь. У тебя достанет времени на все.

Я вздохнула с облегчением. Спрашивать, почему собеседница так уверена, не стала. В душе зародилась тревога.

— Он проспит больше суток? — уточнила, мысленно ругая себя за переживания о едва не убившем меня инквизиторе. — Ты просто не представляешь, что он сделал, лишь бы привезти тебя сюда живой, — укорила госпожа Нэйга. — А я не могу рассказать, не нарушив слово. Но ты можешь остаться, подождать, когда он очнется, — она сделала ударение на том, что состояние виконта было плохим и не называлось сном, — и спросить его сама.

— Вы предлагаете мне поговорить с ним уже пятый раз, — ответ прозвучал жестко и неприязненно. Я начинала злиться на себя за слабость, за сочувствие к инквизитору. Даже после предательства, после пронзившей меня молнии, после смерти нерожденной дочери.

— Это так, — спокойно ответила хозяйка, не отводя взгляда неестественно синих глаз. — Если придется к слову, напомню о такой возможности и шестой раз.

— Потому что не любите проигрывать, — ожесточенно напомнила я.

Она недоуменно вскинула бровь, словно не поняла, как я пришла к такому выводу. В усмешке явственно ощущалось легкое разочарование.

— А кто любит? — в мелодичном голосе появилась хрипотца, выдавая усталость хозяйки.

Это показалось удивительным. Поймала себя на мысли, что воспринимала госпожу Нэйгу молодой и полной сил. Теперь она казалась не просто старой, а древней. Настолько древней, будто видела рождение мира.

— Я связана словом и играю честно. В этом суть, — продолжала она. — Поэтому помогу тебе.

— А какова цена помощи? — вдруг вспомнились слова о том, что далеко не все просители оказывались готовы заплатить.

— Ты ее уже заплатила, — заверила собеседница.

Я невольно скользнула рукой на все еще тянущий живот.

Заметив движение, хозяйка кивнула:

— Да, этим. И этим, — она посмотрела на мое правое плечо. На ее взгляд отозвался болью старый шрам от инквизиторских допросов.

— И этим, — пульсирующая боль в левом подреберье, где быле ще один шрам. Обожгло правую ладонь, когда-то порезанную о стекло до кости.

— Этого и очень многого не должно было случиться, — вновь встретив мой взгляд, спокойно пояснила госпожа Нэйга. — Но однажды ко мне пришел один мужчина и изменил свою судьбу. Он заплатил цену и платит ее до сих пор. Вот только вместе со своей судьбой он изменил тысячи.

— У него есть имя?

Голос сел, во рту пересохло, пробрало холодом, я зябко повела плечами.

— Есть, — серьезный прямой взгляд, твердый голос. — Но я не назову. Не имею права. Так же не скажу Эдвину, как именно помогла тебе.

— Можете сказать, — напускное безразличие, небрежный тон, не лишенный твердости. — Я больше не хочу его знать. Не хочу даже вспоминать о нем.

Несмотря на показное равнодушие, на глаза навернулись слезы, а голос к концу фразы дрогнул. Все же инквизитор Миньер, артефактор Ордена слишком долго был мне дорог. Но продлевать свои мучения с предателем я не собиралась. Гордо вздернула подбородок и выдержала испытующий взгляд госпожи Нэйги.

— В тебе говорят боль и обида, — удивительно мягко ответила она. — Их в ваших жизнях было и будет в достатке. Не стоит их искусственно множить.

Госпожа Нэйга решила оставить меня в королевстве.

Несмотря на все просьбы и увещевания, она была непреклонна.

Ни упоминание королевских сыщиков, ни слова об инквизиторах не произвели на нее впечатления. Хозяйка только усмехалась.

— Я скрою твой дар. По нему тебя никто не опознает. Карту даров вы уничтожили. Отследить тебя теперь невозможно, снова и снова повторяла она свои аргументы тоном, которым втолковывают прописные истины.

— А внешность? Меня разыскивает Орден! Ищут королевские сыщики! — ее спокойный тон и неуступчивость усиливали мой страх многократно.

— Я позабочусь о том, чтобы тебе не встретились люди, знающие тебя лично, — заверила хозяйка. — А для остальных ты будешь всего лишь гувернанткой в богатой семье.

— Где хоть? Далеко от столицы? — сцепив руки на коленях, я пыталась смириться с тем, на что не могла повлиять. С волей госпожи Нэйги.

— Далеко, — утешила она. — Провинция Юльмин. И не переживай. Никто тебя не выдаст.

— Хорошо, — отчаянно храбрясь, я, наконец, согласилась. — Пусть будет Юльмин.

Она довольно улыбнулась и пригласила меня в рабочий кабинет.

Небольшое помещение поразило убранством. На светлой, почти белой древесине панелей огромные картины из янтаря казались окнами. Пейзажи, выложенные медовыми, зеленоватыми и коричневыми камнями приковывали взгляд. Я даже не сразу заметила массивный стол у настоящего окна, три кресла с высокими спинками и мягкими подлокотниками. Хозяйка усадила меня напротив картины с березовой рощей у излучины реки.

— Дай мне руку, — голос госпожи Нэйги был глубоким, мягким. В нем появились чарующе прекрасные нотки. Такой голос хотелось слушать часами.

Она говорила на смутно знакомом мне языке. В нем сочетались мягкость и жесткость, певучесть и прерывистость. Я с горечью и болью вспомнила, где и когда слышала подобную речь. В разрушенном храме у источника Эдвин…

инквизитор Миньер на этом языке произносил родовое заклятие.

Я смотрела на березовую рощу, словно наяву чувствовала запах осенней листвы, ощущала под ногами берег, слышала плеск волн. Река вывела к саду у поместья Лантер. Гулять по аллеям, которые не видела больше трех лет, было странно.

Словно оказалась в детстве. С замиранием сердца ждала, что за поворотом вот-вот увижу родителей. Они действительно появились. Разговаривали как ни в чем не бывало. Я предугадывала их реплики, потому что помнила эту беседу о школах Ордена. Но это не смущало. Радость от встречи затмевала щемящее чувство наблюдения за собственным воспоминанием. Образы родителей постепенно побледнели и стали странно замкнутые, будто защищенные. Как гусеница, окутавшая себя коконом. Мне же остались горечь и пустота. Неизвестная сила увлекла меня в особняк, провела по коридорам в тренировочную. Судя по треску мишеней, там упражнялся Анри. Я в детстве частенько наблюдала за тренировками. Училась, подмечала сберегающие резерв особенности волшебства. Но теперь, пожалуй, впервые за все время я смотрела именно на брата. На высокого стройного молодого мага, подтрунивающего надо мной в боях, подзадоривающего, если мы работали в команде. На еще одного родного человека, которого потеряла. Постепенно мысли о нем потускнели, подернулись пеленой.

Не все воспоминания были приятными. Но, вне зависимости от желаний, меня увлекало к разным людям и местам. Картины, впечатления, отклик, след в памяти. Все это было нужно не мне, а госпоже Нэйге. Она творила волшебство. Мной, моими силами, моей магией, моими чувствами и воспоминаниями.

Я постепенно поняла, по какому принципу выбираются события, и позволяла хозяйке заглядывать везде. Дом, суд над родителями, допросы инквизиторов, первое соитие с принцем… Но виконт… Воспоминания о нем были слишком яркими, личными и болезненными. Я не хотела и не могла ими делиться. Не хотела думать о том, что и на них появится отблескивающая перламутром пелена.

Воспротивившись влиянию женщины, попыталась не пустить ее к этим воспоминаниям. Она проявила настойчивость, попыталась принудить. Я оказалась не готова уступить и оттолкнула ее.

К моему ужасу и стыду, получилось очень грубо, резко. Я буквально вышвырнула женщину из памяти. Неожиданный обрыв связи был лишь половиной беды. Моя строптивость причинила госпоже Нэйге боль.

Я отчетливо ощущала это и принялась оправдываться, предлагать помощь. Но хозяйка улыбнулась, искоса рассматривая меня, и недоуменно покачала головой. Отмахнувшись от моих извинений, заверила, что ничего страшного не произошло.

— Ты рядом с источником, Софи, — успокоила она. — Нет ничего удивительного в том, что твоя магия сработала жестче, чем ты рассчитывала. Остается радоваться тому, что твоя сила не изменилась до неузнаваемости, и ты никого случайно не убила. Источники извращают любую магию. Поэтому прошу не пользоваться здесь волшебством без моего разрешения. О таких особенностях источников я знала. Виконт и призраки достаточно часто говорили о способах блокирования спонтанного волшебства. Но я не ощущала поблизости никакой особенной силы, поэтому удивилась.

— Источник?

Госпожа Нэйга озорно улыбнулась и показала на себя указательным пальцем.

— Боюсь, не понимаю шутки, — честно призналась я.

Вдруг осознала, что вообще не ощущаю магии собеседницы. Видимо, привыкла к тому, что дар инквизитора, единственного мага в моем окружении, постоянно скрывал амулет. Во взгляде хозяйки прибавилось веселости, она даже показалась моложе на несколько лет. Ловким движением госпожа Нэйга сняла и отложила на стол одну серьгу.

И меня окатило волной чужой силы.

Магия была спокойной, ровной, бесконечной, как океан. Я ловила открытым ртом воздух, мертвой хваткой вцепившись в подлокотники. От мощи скрытого оставшимися сапфировыми украшениями источника неистово колотилось сердце, в голове помутилось, немело лицо.

К счастью, это продолжалось недолго. Несколько мгновений, но чтобы прийти в себя мне понадобилось значительно больше времени.

— Теперь понятно, о каком источнике речь? — едва не смеясь, спросила хозяйка, вновь надевая сережку.

— Вполне, — просипела я, тщетно пытаясь отдышаться.

Она ласково потрепала меня по плечу:

— Думаю, на сегодня мы закончим. Тебе нужно отдохнуть.

Остальное доделаем утром.

Я так и не решилась спросить, кем была на самом деле эта так похожая на Смерть красивая пожилая женщина.

Утро началось с неприятной неожиданности. Меня разбудили голоса. Мужской и женский. Открыв глаза, увидела в дверях кухни стоящего ко мне спиной высокого широкоплечего мужчину в темной одежде. Черные чуть вьющиеся волосы почти доставали до плеч, и я в первый момент приняла его за инквизитора Миньера. Почувствовала себя обманутой, разозлилась на хозяйку. Настаивать на том, чтобы я поговорила с инквизитором, — это ее право. Но подстраивать вот так встречу — подло.

Я не успела даже подумать, как следует себя вести, а мужчина что-то шепотом ответил госпоже Нэйге. И по движению руки сразу стало ясно, что это не Миньер. Вздохнув с облегчением, я встала, привела себя в порядок. Самочувствие было замечательным, эмоциональная встряска и всплеск злости на инквизитора укрепили мою уверенность, на корню задавили сомнения. Я половину ночи проворочалась без сна, размышляя, писать или не писать инквизитору прощальную записку. А если писать, то о чем. Теперь я знала точно, что никаких записок он от меня не дождется.

Незнакомец явно был в этом доме не первый раз. Чувствовал себя вполне свободно, помогал хозяйке накрывать на стол, время от времени отпивая чай. Госпожа Нэйга явно относилась к черноволосому по-особенному. У него даже была своя чашка, не из сервиза.

Хозяйка назвала гостя Редьярдом, смотрителем переходов. Я даже не подозревала, о каких переходах шла речь и в чем заключалась работа нового знакомого, но постеснялась уточнить. Госпожа Нэйга назвала меня опытным и сильным магом. Разрушать впечатление о себе так сразу не хотелось. Редьярд мне понравился. Искренний, открытый, вежливый, обходительный, но без наведенного лоска. От этого гнать воспоминания о галантном инквизиторе, соблюдающем этикет даже наедине со мной, было трудней. К счастью, подмеченное с утра сходство с Миньером цветом и длиной волос ограничивалось.

Новый знакомый был немного старше тридцати. Хоть я и находила черты его лица жесткими, все же считала Редьярда привлекательным. Большие черные глаза, выраженные надбровные дуги и скулы, ровные брови, квадратный подбородок, прямой нос. Бороды или усов Редьярд не носил, а лучшим украшением считал улыбку. Улыбался он много. А когда во время завтрака поворачивался ко мне, замечала на левом виске довольно широкую седую прядь. Это делало облик гостя более интересным и запоминающимся.

Овсяная каша, вареная на молоке, горка творожных кексов, ароматный чай и разговоры о магии. Редьярд был прекрасно осведомлен об Ордене, о Великом магистре, об уничтоженной карте даров. Делал предположения о том, как инквизиторы будут разыскивать детей с магическими способностями. И все же меня не покидало ощущение, что эта суета — не его жизнь, а только тема беседы. Этот человек словно относился к другому миру, и проблемы моего мира Редьярда мало трогали.

Разглядывая гостя, тщетно пыталась почувствовать его магию. Исходя из рассказов, он умел колдовать, но дар этого человека был надежно скрыт. В солнечном луче сверкнула сапфировая сережка госпожи Нэйги, и я отвлеклась от беседы, задумавшись о прячущих дар артефактах. На столе все еще лежал эльфийский амулет. Изящное, полюбившееся, ставшее таким родным украшение с каплевидными опалами соседствовало с древним кольцом из перевитых полосок. Палец без него был пустым, чувствовала себя так, будто потеряла что-то. Это раздражало, злило, отозвалось спазмом внизу живота и тянущей болью в пояснице. Словно напоминание о настоящей потере. Безвозвратной.

Хозяйка и Редьярд увлеклись беседой и на мою задумчивость внимания не обратили. Обсуждали переход, что-то рисовали в тетради. Формулы были незнакомыми, а такие руны я видела на обложке книги в руках госпожи Нэйги. Решив, что это древний эльфийский, не стала приставать с расспросами. Прислушиваясь к разговору, заметила, что Редьярд обращался к хозяйке "госпожа", не называя имени. Как к Смерти.

От этого сравнения пробрало холодом, свежее воспоминание о силе дара госпожи Нэйги раздразнило любопытство. Но проявлять его было не время. Гость и хозяйка занимались расчетами, мешать и отвлекать не хотела. Вскоре Редьярд кивнул и ушел, пообещав сделать все в точности.

— Пойдем, — обратилась ко мне хозяйка, одним движением убрав посуду со стола в большую лохань с водой. — Нужно закончить начатое вчера.

— Вы мне так и не рассказали, в чем суть вашего волшебства, — осторожно напомнила я, когда по указанию женщины села в кресло напротив другой янтарной картины.

— Ты ведь сказала, что хочешь забыть Эдвина, — собеседница с недоуменной улыбкой приподняла брови. — Ты передумала?

— Нет, — ответ прозвучал решительно.

И все же она пропустила его мимо ушей.

— Он очнется через несколько часов. Разговор пойдет вам обоим на пользу.

— Я хочу забыть инквизитора Миньера, госпожа, — твердо встретив взгляд синих глаз, заявила я.

— Тогда не цепляйся за воспоминания о нем так, как делала вчера, — резонно велела хозяйка.

Я знала, что это будет больно и сложно сделать. Но, решившись выбросить инквизитора из памяти, должна была пройти до конца. Кивнув хозяйке, вложила руку в ее протянутую ладонь.

Череда картин, перламутровая пелена, притупленная боль. Казалось, госпожа Нэйга колдовала вечность. Поэтому стрелки кухонных часов удивили — хозяйка справилась всего за три часа. Помня ее слова о том, что я уйду около двух пополудни, не удержалась от замечания.

— Уже двенадцать, — голос прозвучал робко и неуверенно. Я боялась, что госпожа Нэйга воспримет это как попытку поторопить. Но, к счастью, этого не произошло.

— Редьярду понадобится еще время, чтобы закончить работу с переходом, — даже не глянув на часы, сказала хозяйка. В ее голосе не слышался и намек на беспокойство. — Если хочешь, выйди в сад. Тебя заинтересует его волшебство. Он единственный в этом мире умеет подобное.

Последняя фраза как-то не укладывалась в голове. Сила магии этой женщины была невероятной. Предположение, что маг с таким резервом может хоть что-то не уметь, казалась кощунственной и безумной.

— Вы позвали его помочь вам? — выдохнула я, глядя на собеседницу широко распахнутыми глазами.

Мое удивление ее позабавило. Госпожа Нэйга усмехнулась, легко покачала головой.

— Я позвала его, чтобы он исполнил свой долг, — ласково, словно объясняя простые вещи любимой внучке, ответила хозяйка. — Магия переходов подчиняется только родовым заклятиям воронов. Ты в жизни никогда больше не увидишь подобного. Поэтому сходи в сад, посмотри, пока не надела вот это.

Она показала крупную жемчужину на булавке.

— Что это?

— Это все твои воспоминания. Твоя прошедшая жизнь. Все — от рождения до момента перехода — будет храниться в ней. Надев эту вещь, ты станешь Софи Трези, гувернанткой, уже несколько лет работающей в столице провинции Юльмин. Ты ничего не будешь помнить из прошлой жизни, окружающие будут уверены, что ты та, за кого себя выдаешь.

Она говорила спокойно, уверенно. И я ни мгновения не сомневалась, что все будет так, как сказала госпожа Нэйга. Хотя от мыслей, сколько ей пришлось изменить, скольким людям внушить нужные воспоминания, голова шла кругом. — Жемчужина скроет твой дар от инквизиторов и будет твоей защитой. Долго. Но придет время, и ты разобьешь ее. Чтобы вспомнить.

— А как я узнаю, что время пришло?

— Ты почувствуешь, не волнуйся, — пообещала она. — А теперь иди, посмотри на магию Редьярда.

Сад был огромным и поражал великолепием цветов. Синие анемоны соседствовали с цветущими розовыми кустами, у обильно плодоносивших яблонь и груш коврами росли пролески и ландыши. Деловитые пчелы копошились в лепестках мальв и пионов, а удивительно однотонные белые и черные бабочки бросались в глаза среди многоцветия гладиолусов. Воздух благоухал, выложенные белой плиткой дорожки паутиной раскинулись между клумбами. Вдалеке виднелась беседка. Госпожа Нэйга сказала, что я найду

Редьярда там, на противоположной дому оконечности острова. Я шла долго, не меньше получаса, и издалека чувствовала творимое волшебство. Судя по тому, как из-за отголосков заклинаний трепетало сердце, Редьярд был сильным магом. Тем больше удивляло то, что я по-прежнему не чувствовала его дара. Обойдя закрывающие беседку ивы, наконец, увидела черноволосого гостя и его волшебство.

Между двумя высокими березами, доверительно склонившими друг к другу верхушки, выстраивалось кристальное окно. Сквозь него виделся богатый город.

Множество каменных домов с черепичными крышами, большая площадь с красивым фонтаном. Величественный храм, а рядом здание с эмблемой Ордена. В сравнении с высоким и щедро украшенным соседом оно казалось приземистым. На другой стороне мощеной площади стояла ратуша. Стрельчатые окна, витражи, вычурные флюгеры на башенках. Вокруг фонтана разместились торговцы. Немного, видимо, день был не базарный.

Я с интересом рассматривала людей и здания. Они казались одновременно и настоящими, и искусственными из-за подрагивая незаконченного волшебства. Но куда больше меня привлекала магия Редьярда, тихий голос, выводивший напевные слова на древнеэльфийском.

Маг направлял потоки энергии с помощью двух колец. Крупный сапфир в золоте на правой руке и кроваво-красный рубин на левой излучали каждый свое сияние. Редьярд работал с ними, как с нитями, переплетая, связывая, создавая петли и узоры. Из-под рук выходили кристальные шестигранники, напоминающие соты. Они вставали на свои места в общей картине, как мозаика. Вскоре все пустоты заполнились, а завершающие заклинания превратили фрагменты в монолит. Редьярд тяжело вздохнул, опустил руки и отступил на шаг. И только тогда заметил меня.

— О, Софи, — улыбнулся он, тыльной стороной ладони утерев испарину со лба. — Принимайте работу.

— Это великолепно, — признала я, рассматривая поразительно настоящий город с живыми обитателями. Люди шли по своим делам, торговцы зазывали покупателей, а ветер поворачивал флюгера.

— Это Алоди, столица провинции Юльмин, — усмехнулся Редьярд. — Если не передумаете все изменить, пройдете через переход в новую жизнь.

— Как вы это сделали? — приблизившись к манящему окну между березами, спросила я. Сияющая волшебством картина покоряла живой красотой, ее хотелось коснуться, проверить, какова эта магия на ощупь.

Он мягко остановил мою руку.

— Это родовое волшебство. Очень древнее, — Редьярд увлек меня к ивам и повел к дому. — Здесь у старых эльфийских родов тоже есть нечто подобное. Хотя их магия значительно слабей и больше подвержена влиянию извне. Их заклинания в определенных условиях могут сломаться, сработать неправильно. Магия смотрителей переходов в разы стабильней, надежней. Потому что произрастает сразу из нескольких миров.

— Как это? — опешила я от такого неожиданного объяснения. — Не знаю, — пожал плечами Редьярд. — Когда-нибудь найду ответы и на такие вопросы. Но пока просто стараюсь выполнять свой долг.

— Спасибо. Вы мне очень помогаете.

Он не ждал благодарностей, удивился. Улыбка в который раз преобразила жесткие черты, смягчила их. Он вновь показался даже красивым.

— Это моя работа, Софи.

Госпожа Нэйга встретила нас чаем и яблочным пирогом. — Нужно восстановить резервы перед переходом, — пояснила она. — Хотя для тебя, Софи, магия будет потеряна. Но гувернантке она ни к чему.

Ее слова меня напугали. Волшебство многие годы было моей частью, защитой, опорой. Лишить меня возможности колдовать не менее жестоко, чем отрезать ногу.

— Я думала, вы просто скроете мой дар!

— Ото всех. И от тебя, — мой страх ее удивил, брови недоуменно приподнялись. — Ты на долгое время станешь совершенно другим человеком. Ты даже не вспомнишь, что у тебя когда-то был дар, — заверила она.

Подобное заявление показалось насмешкой. Мыслимое дело, забыть о магии. Видимо, скепсис в полной мере отразился на моем лице, потому что госпожа Нэйга лукаво улыбнулась.

— Ты все еще можешь отказаться от перехода, от жемчужины, — она кивком указала на эльфийское кольцо, по-прежнему лежащее на столе. — Он этому обрадуется.

— Нет, — я тряхнула головой, пытаясь так отогнать образ инквизитора. — Нет. Я не останусь здесь. Без дара, значит, без дара. Проживу.

Госпожа Нэйга снова покачала головой, словно поражаясь моей неуступчивости. Редьярд молчал, не вмешивался в беседу, но его небольшое внешнее сходство с инквизитором в тот момент казалось укором. Это меня раздражало и добавляло решимости.

Прощание у перехода было коротким и деловым. Обмен благодарностями и пожеланиями удачи, напутственные слова. — Никогда не расставайся с жемчужиной, — велела госпожа Нэйга. — Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Когда придет время, ты разобьешь ее. Тогда вновь наденешь этот амулет. Она передала мне эльфийский артефакт с каплевидными опалами.

— Он станет твоей единственной защитой от магов Ордена.

Все поняла? — строго спросила хозяйка.

— Да, — кивнула я в ответ, пряча украшение в мешочек на поясе.

— Ты все еще уверена? Не хочешь остаться?

Она знала, что услышит отказ. Мне казалось, она спросила только из нелюбви к проигрышам. Я отрицательно покачала головой, не сводя глаз с жемчужины в руках госпожи Нэйги. — Тогда иди, — положив жемчужину мне на ладонь, сказала женщина. — Тебя ждет новая жизнь.

Я поклонилась госпоже, поблагодарила Редьярда и шагнула в кристальное окно.

Мое отражение в зеркале казалось бледным и болезненным. Даже теплые лучи закатного солнца не скрывали теней у глаз, их красноты и лихорадочного блеска. На лбу появилась испарина. Кажется, я все же простыла на том злосчастном празднике в ратуше. Вспомнила о пряном вине Марты. За пять лет жизни в Алоди я нигде больше не пробовала такого вкусного напитка. Усталость и простуду он излечивал почти мгновенно.

Идти к поварихе с просьбой, не взяв с собой подарок, было неловко. Потянувшись к шкатулке, в которой хранила гребни и ленты, с удивлением обнаружила, что сжимаю в левой ладони жемчужину. Это казалось странным. Я носила ее приколотой с внутренней стороны одежды и не помнила, чтобы снимала ее в тот вечер. Списав рассеянность на начинающийся жар, расстегнула блузу и вернула жемчужину на место.

Марта обрадовалась ленте, посочувствовала моей простуде, поругала сквозняки и, рассуждая о торговце пряностями, стала готовить мне вино. Разговор о торговце затянулся. Не похвастать тем, что всегда, даже на самые дорогие товары, получает в той лавке скидку, повариха не могла.

Поначалу я удивлялась, что неглупая, привлекательная, но не избалованная вниманием мужчин Марта никак не реагирует на ненавязчивые ухаживания торговца. Потом поняла, что неиспорченность трудолюбивой девушки сыграла с ней злую шутку. Марта просто не видела интереса мужчины.

Мы с ней не дружили, нас с натяжкой можно было назвать приятельницами. Даже прожив в одном доме без малого пять лет, мы редко встречались. И до того момента я считала себя не вправе вмешиваться и что-то говорить. Но для меня этот вечер был едва ли не последним в Алоди. Уже на следующей неделе я переезжала в Кьеш.

Разъяснение причины, по которой Марта всегда получала скидки у нового владельца лавки пряностей, девушку ошеломило. Она слушала, распахнув глаза, и становилось очевидно, что такое простое объяснение ей в голову не приходило. Теперь, посмотрев на ситуацию с другой стороны, Марта задумалась. А я, поблагодарив за вино, ушла к себе. Складывать вещи, как собиралась, не стала. Чувствовала себя скверно и легла спать раньше.

Очнулась в предрассветных сумерках, огляделась. Шелковая картина с павлином, громоздкий шкаф напротив кровати, ажурный кованый подсвечник на стене. Комод, служивший мне туалетным столиком, небольшое зеркало, светлые портьеры с осенними листьями. Моя комната в доме судьи. Осознав, где нахожусь, первым делом бросилась к шкатулке с украшениями. Эльфийский амулет, самую важную драгоценность, я хранила бережно в мягком двойном мешочке, чтобы не поцарапать и не погнуть. Теперь, когда жемчужины не стало, он вновь пригодился. Надев его и спрятав под блузкой, села на кровать и попыталась думать. Мыслей в голове роилось такое множество, что сосредоточиться ни на чем не получалось.

Наведенные воспоминания о моей личности постепенно стирались. Зная место и время, в которое перенесла меня магия госпожи Нэйги и Редьярда, я четко могла разграничить настоящую историю и вымысел.

Все становилось на свои места. И страху перед инквизиторами, и моим знаниям о волшебстве, и способности чувствовать дары других магов нашлось объяснение.

Софи Лантер, баронесса, преступница и беглянка, медленно, но неотвратимо вытесняла простую гувернантку Софи Трези. Жаль было расставаться с этой счастливой в своем неведении девушкой, но спокойные годы, когда можно было быть ею, прошли.

В клетке в зверинце магистра Талира сидел Эдвин Миньер, бывший инквизитор и артефактор Ордена, преступник и беглец.

Как бы я ни относилась к этому человеку, как бы он меня ни обидел, оставлять его там я не имела никакого права.