Семь цитаделей

Глава 53

Макса разбудили громкие страдальческие стоны. Он недовольно протер заспанные глаза и выглянул из сарая, заполненного сухой травой и служившего им с Булькой спальней. Пес уже был снаружи, неодобрительно разглядывая человека, нарушившего его мирный сон. Молодой мужчина, судя по одежде из шкур, дикарь, сидел, скорчившись, у стены сарая и непрерывно причитал. Его глаза, полные слез, неотрывно смотрели на Элоас, которая растянулась чуть поодаль, охраняя пленника. Кошка время от времени лениво вскидывала голову и раздраженно подергивала хвостом, словно говоря: "Как же мне надоели твои вопли!"

- Это еще кто? - спросил у нее Макс.

Ответа, конечно, не последовало. Элоас презрительно сощурила свои невозможные глаза и отвернулась. Дикарь же, заметив Макса, что-то залопотал и пополз к нему на коленях, протягивая в умоляющем жесте руки. Булька оскалился и зарычал, явно не одобряя того, что чужак приближается к его хозяину. Сам Макс от неожиданности попятился, не понимая, что происходит, и откуда взялся этот насмерть перепуганный парень. Элоас угрожающе зашипела, и дикарь поспешно отполз назад, не переставая стонать и причитать. Макс, так и не поняв, что, собственно, делает здесь этот человек, и зачем кошка его охраняет, пожал плечами и отправился готовить завтрак для себя и Сайме. Однако за завтраком ему пришлось довольствоваться обществом Бульки: наставница куда-то пропала. Не появилась она и к обеду. Макс, переделав все хозяйственные дела, отправился к роднику за водой. Там он обнаружил новую, еще не изученную им траву, полную чистой и мощной магии, и занялся ею, забыв о наполнившемся кувшине. Булька рыскал где-то неподалеку, обнюхивая кусты и деревья, время от времени выкапывая какие-то корешки и с аппетитом поедая их.

Макс увлеченно исследовал тонкую былинку, придумывая для нее подходящий символ, когда его занятие было прервано появлением Элоас. Кошка подошла к нему, взглянула в глаза, затем повернулась, призывая следовать за ней, и принялась грациозно спускаться к дому. Макс поднялся, взял полный кувшин, ледяной от долгого пребывания в роднике, и пошел за кошкой, мысленно отметив, что солнце уже прячется за горизонт. Сзади раздавалось сопение Бульки.

Сайме по-прежнему нигде не было. Макс отнес в дом кувшин с водой и вышел, оглядываясь в поисках жрицы и с изумлением ловя себя на том, что начинает волноваться. Дикарь тоже куда-то исчез, оставив после себя лишь следы на пыльной земле.

- Ну, и куда они все подевались? - вопросил Макс, чувствуя нарастающую тревогу.

Булька, видимо, уловив беспокойство хозяина, забегал вокруг дома, водя носом по земле в поисках Сайме. Элоас же вела себя весьма безмятежно. Одарив пса насмешливым взглядом, она медленно прошествовала в сторону рощи, время от времени останавливаясь и косясь на Макса.

- Сайме там? - догадался Макс. - Она ждет меня?

Элоас нетерпеливо хлестнула себя длинным гибким хвостом по мускулистым бокам и, совершив мощный прыжок, скрылась за деревьями.

- Пошли, Булька, - сказал Макс и зашагал к роще.

Кошка ждала его на тропе, ведущей к колодцу Донна. Солнце зашло, и лес погрузился в загадочный сумрак. Макс шел за Элоас, время от времени поеживаясь: в мрачной темноте рощи ему было неуютно. Дойдя до колодца Донна, еле различимого во тьме леса, он, морщась от вони, завертел головой, отыскивая Сайме. Но жрицы здесь не было, Элоас же пересекла поляну и двинулась дальше, вглубь рощи. Делать было нечего, Макс послушно пошел за ней. Вскоре из-за деревьев потянуло сыростью, и он различил звук бегущей воды. Кошка привела его к узкой быстрой речке, на берегу которой стояла освещенная пламенем трех воткнутых в землю факелов жрица. У ее ног скорчился коленопреклоненный дикарь, теперь он уже не стонал, а лишь тяжело дышал, дрожа и обхватив голову обеими руками.

- Подойди, мальчик, - произнесла жрица, протягивая Максу руку.

Он подошел ближе, не понимая, что затеяла Сайме, и остановился возле нее.

- Я призвала тебя к реке кровавой Морриган для проведения обряда посвящения, - сказала жрица. - Готов ли ты?

- Готов, - ответил Макс, даже не догадываясь, в чем будет заключаться обряд, но заранее зная, что отказ Сайме не примет.

- Хорошо. Тогда повторяй за мной.

Жрица нараспев затянула странную грозную песнь, время от времени останавливаясь для того, чтобы Макс мог повторить. Он старательно копировал то журчащие, как ручеек, то шелестящие, как сухие листья, то гортанные, как крики птицы, слова. Некоторые из них были ему знакомы, они означали названия растений и огамических деревьев. Но значения большей части слов Макс не понимал. Сайме пела все громче и громче, торжественно простирая руки к воде, дикарь у ее ног дрожал все сильнее, уставившись на реку полными животного ужаса глазами. Наконец, песня жрицы оборвалась на высокой ноте, тоскливо зазвеневшей в ночном воздухе. Сайме склонилась к дикарю и что-то тихо прошептала ему, проведя ладонью перед его глазами. Тот поднялся и покорно, видимо, не понимая, что делает, двинулся к воде. Зайдя в реку по грудь, он остановился, всем своим видом напоминая животное, приготовленное для заклания. В руке жрицы что-то сверкнуло, и Макс, не веря своим глазам, увидел, что Сайме держит острый, с узким лезвием, нож. Она резко протянула оружие ему, Макс машинально принял его. Сайме повелительным жестом правой руки указала на дикаря, одновременно проведя себе по горлу ребром левой ладони. Макс отшатнулся, только сейчас поняв, в чем состоит обряд посвящения. Глаза жрицы загорелись гневом, она снова запела, не отводя от Макса сверкающего взгляда. Медленно ступая на негнущихся ногах, чувствуя себя так, словно оказался в страшном сне, он пошел к воде. На него нашло странное отупение, переплетающееся с ощущением нереальности происходящего. Максу казалось, что он как будто наблюдает за всем этим со стороны. Будто не он идет сейчас, сжимая в пальцах нож, чтобы убить беззащитное человеческое существо, покорно ждущее своей участи. Чем громче звучала песня Сайме, тем сильнее становилось наваждение. Макс уже не чувствовал себя, он словно находился под гипнозом, под воздействием воли жрицы, а его собственная душа была где-то очень далеко отсюда. Он вошел в воду и, вздрогнув от ее обжигающего холода, вплотную придвинулся к дикарю. Тот стоял, не издавая ни звука, и, когда Макс потянул его за густые курчавые волосы, послушно откинул голову назад, открыв беззащитное, с острым кадыком, горло. Голос Сайме, выкрикивающей странные слова то ли песни, то ли заклинания, стал пронзительным, он требовал, приказывал, повелевал… Макс резко, отрывистым решительным движением, полоснул лезвием по судорожно дернувшейся в последний момент шее. Нож глубоко рассек человеческую плоть, и из разверстой раны хлынул поток крови, казавшейся черной под светом факелов. Вода реки тут же потемнела. Агонизирующее тело дикаря с плеском упало на поверхность воды, несколько раз дернулось и замерло лицом вниз, покачиваемое течением. Булька, с берега наблюдавший за своим хозяином, жалобно и горестно завыл. Макс, только сейчас в полной мере осознавший весь ужас произошедшего, стоял, не в силах пошевелиться. Вдруг тело несчастного поплыло поперек течения к берегу, словно кто-то невидимый тащил его за собой.

- Подойди сюда, мальчик, - позвала Макса жрица.

Не чувствуя ног, он медленно пошел следом за плывущим телом.

- Поклонись кровавой Морриган, - произнесла Сайме, когда Макс вышел из воды и, дрожа от холода и отвращения, остановился перед ней.

Он обернулся туда, куда указывала рука жрицы, и остолбенел: труп дикаря лежал около берега, а над ним склонялась неизвестно откуда взявшаяся женщина в белой одежде - молодая, красивая, с распущенными длинными волосами. Она ласково и бережно, почти любовно, обмывала чудовищную рану на шее жертвы, не обращая на присутствующих ни малейшего внимания. Почувствовав на своем плече руку Сайме, Макс согнулся в почтительном поклоне. На одно мгновение Морриган подняла голову и взглянула на него абсолютно белыми, словно затянутыми бельмами, глазами. Пальцы Сайме с силой впились в его плечо, и Макс сдержал рвущийся наружу испуганный крик. Богиня ответила на его поклон едва заметным кивком и исчезла так же внезапно, как появилась.

- Кровавая Морриган приняла тебя, мальчик, - одобрительно произнесла Сайме. - Теперь ты должен идти к Донну. Возьми жертву.

Подняв на руки обескровленное тело дикаря, Макс пошел следом за жрицей по тропе. Дойдя до поляны, на которой находился колодец Донна, Сайме приказала:

- Сделай подарок богу.

Жрица отрывисто произнесла короткое заклинание, и Макс, повинуясь ее жесту, подошел к колодцу и кинул в его темное нутро холодный труп. Раздался звук, напоминающий чавканье, и из глубины колодца поднялась сокрушительная волна зловония. Макс не ощущал уже ни страха, ни угрызений совести, ни жалости к жертве - ничего, кроме одного желания: пусть это поскорее закончится. Он зажал нос и попятился назад.

- Еще рано! - остановила его жрица и затянула новое заклинание.

К небу устремился мощный столб багрового света, в котором бились плененные души.

- Приветствуй великого Донна, мальчик! - выкрикнула Сайме. - Прими от него свое имя, Истинный!

Не понимая, что делает, но интуитивно ощущая смутную потребность поступить именно так, Макс широко раскинул руки, будто стремясь обнять кровавый свет с трепещущими в нем душами. И свет ответил ему, устремляясь навстречу, сливаясь с ним, охватывая все тело. Макс очутился внутри багрового кокона, чувствуя странное, порочное и болезненное наслаждение. Все его существо наливалось тугой силой, в этот миг он чувствовал себя почти всемогущим. Плененные души отдавали ему свою энергию, наполняя мощью и нечеловеческими способностями. Насыщаясь их жизнью, выпивая ее, как вампир пьет кровь, в какой-то момент Макс увидел в багряном сиянии лик Донна - бесстрастный, уродливый и одновременно божественно прекрасный в этом уродстве. Холодный и далекий, загадочный бог взирал на него из невозможной дали, и взгляд его даровал Максу больше, чем счастье, больше, чем сама жизнь. Он открывал Истинное имя. Смеясь от радости, торжествуя, упиваясь своим открытием, Макс прокричал в темное небо:

- Ордан! Меня зовут Ордан!