Глава сорок девятая

Первый день Месяца Волка года Крысы.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Опаслиноти.

Долосан.


Моравен Толо и через неделю пребывания в этом городе-свалке чувствовал себя беспокойно. Он не мог расслабиться, словно в тот первый день, когда они въехали на улицы Опаслиноти. Он понимал, что, несмотря на долгую прожитую жизнь, его опыт ограничивался землями Империи — в основном, Эрумвирином, Налениром и Пятью Княжествами. Он много знал о людях, и опыт часто подсказывал ему, как они поведут себя в определенных обстоятельствах, — но это были обстоятельства, которые могли сложиться в цивилизованных местах.

Уже на подъезде к городу Моравен ощутил растущее беспокойство. Он видел на отполированных камнях свое отражение. Временами он был ребенком, но не узнавал сам себя. Потом он увидел себя в полном боевом убранстве, в алой одежде, — но материал был незнакомый, очень тонкий, он никогда такого не видел. На лице у следующего двойника росла борода с проседью, а потом Моравен увидел собственный окоченевший труп с зияющей раной в спине, — там, где в реальности тянулся шрам.

Он не был уверен, что именно видит, и понятия не имел, как определить, имеет это какое-то значение или нет. Он попытался не обращать внимания, но не мог полностью отделаться от мыслей об отражениях. Со дня исцеления он чувствовал: что-то неуловимо изменилось. Эти видения каким-то образом находили отклик в его душе и усиливали что-то новое.

Возможно, ему необходимо иметь перед глазами что-то обыкновенное, легко объяснимое и привычное, чтобы подавить чувство беспокойства. Но Опаслиноти — не то место, где можно было отдохнуть от странностей. Жившие здесь с восторгом противопоставляли себя благовоспитанному востоку.

Шестеро путников явно выделялись и видом, и поведением. Жители Опаслиноти не имели ничего ни против, ни за. Они вообще не хотели иметь никакого дела с прибывшими. Если бы Боросан не ехал с ними, их просто-напросто выгнали бы обратно в Пустоши, и никому не было бы дела до их дальнейшей судьбы.

Но благодаря присутствию Боросана их терпели. Хотя большинство и считало, что Боросан все же слишком нормальный для того, чтобы быть настоящим охотником за таумстоном, он был джианридином, и его искусство вызывало уважение. По поведению Боросан очень походил на обитателей Опаслиноти, но, по крайней мере, выглядел он не настолько странно, как они, — это признавал даже Моравен.

Друг Боросана Вритив Маос приветил их в своем доме, расположенном на третьем из восьми городских уровней. Девятым уровнем назывался Колодец, но там никто не жил, насколько было известно. Третий уровень был вторым из лучших. Выше жили лишь гости и приезжие, на которых все косились с подозрением. Ниже четвертого уровня обитали либо те постоянные жители, от которых отвернулась удача, либо те, кому было на все наплевать. Они влачили жалкое существование, работая в Колодце или на подсобных производствах, обслуживавших надобности джианридинов.

Средоточием всего был Колодец. Его и почитали, и боялись. Когда из Иксилла налетал магический шторм, магия заполняла провал в центре города. Никто не знал, насколько глубок Колодец; ходили разные истории, — одни утверждали, что внизу находится целая сеть подземных пещер, другие — что там расположен вход в другой мир. Моравену было известно лишь, что Колодец заполняет магия; глубина его мерцала и искрилась фиолетовыми и голубыми огоньками, напоминая о завесе над Иксиллом.

В Опаслиноти было три главных занятия. Старатели работали в рудниках, добывая сырой таумстон; это могли быть куски размером с голову или просто мелкий песок, которым наполняли бадьи. Многие старатели работали прямо в Опаслиноти, прочие — на участках за пределами города. Искатели бродили по окрестностям, разыскивая новые месторождения чистого или уже заряженного таумстона.

Другие занимались тем, что очищали и перемалывали сырую руду, а потом перемешивали с водой и песком, разливали по формам и выставляли на солнце сушиться. В конце концов получались плитки самого разного размера: от небольших, с палец длиной, до вполне приличных пластин, годных для строительства. Но чаще всего, застывая, смесь превращалась в кирпичи длиной в девять дюймов, шириной в три и толщиной в два.

Эти болванки раскладывали на подносах или наполняли ими корзины и при помощи кранов и воротов опускали в Колодец. Моравен в течение двух дней наблюдал за людьми, занятыми на этой работе. Они обращали внимание на температуру воздуха, глубину, на которую опускали таумстон, и бормотали что-то вроде того, что это последняя партия перед сезоном штормов.

Ремесленники изготавливали самые разные устройства, работавшие на таумстоне. Некоторые были простыми, вроде фонарей, напоминавших те, что освещали самые величественные здания в Наленире. Часто попадались жестяные механические зверюшки, раскрашенные в яркие цвета. Почему-то, когда Моравен вместе с Рекарафи проходил по базару, продавцы все время предлагали вируку эти игрушки.

Рекарафи отмахивался когтистой рукой. Только один раз он бросил:

— Вы что, не понимаете, что у вируков больше нет детей, чтобы развлекаться с подобными предметами?

Моравена поразило это замечание. Сам он не помнил своего прошлого, но у него было будущее. Если у вируков больше не появляются дети, у них нет будущего. Он не знал, действительно ли вируки не могут иметь детей, или сознательно приняли такое решение. Если бы мой народ лишился своего былого величия, поступил бы я так же?

Доступность таумстона позволяла широко использовать искусственное освещение. Поэтому жизнь в Опаслиноти бурлила не только на поверхности, но и глубоко под землей. Городская ярмарка, начинавшаяся на поверхности возле одного из укрытий, плавно спускалась вниз до пятого уровня. На подземных террасах располагались места, принадлежавшие местным торговцам; приезжие боролись за места на центральной площади. Многие тратились на сияющие вывески, иногда выполненные с большим мастерством, чтобы привлечь внимание покупателей к своим прилавкам.

Впрочем, часто свет был совершенно ни к чему. Многих жителей Опаслиноти годы, проведенные в местах, где до сих пор буйствовала неуправляемая магия, страшно изуродовали. Редко изменения были незаметными; чаще всего даже свободные одеяния и маски не могли их скрыть. Хуже того, многие и не думали ничего скрывать, словно им нравилась их внешность.

Находились и такие, кто пытался измениться намеренно. Турасиндцы вживляли в свою плоть птичьи перья, и те становились частью их тела; здесь некоторые делали еще более немыслимые вещи. В одной из местных семей у всех было по четыре руки — одна пара позади другой. Рассказывали, что несколько десятилетий назад двое братьев искали таумстон за пределами Опаслиноти. Один из братьев сломал ногу, свалившись с обрыва; второй тащил его домой на себе, но тут их настиг шторм. Братья слились воедино, превратившись в одного человека; с тех пор все их потомки выглядели вот так.

Говорили, что после этого некоторые пришивали руки умерших к груди, надеясь, что магия заставит их прирасти. У них ничего не вышло, но на улицах Опаслиноти попадались люди с шевелящимися усиками насекомых на лбу или обросшие полосатой тигриной шкурой, защищавшей от холода. Значит, у кого-то все же получалось.

Моравену казалось, что намеренные превращения гораздо хуже случайных. Собственные мысли удивили его, — ведь он сам тренировался и упорно работал, чтобы усовершенствовать себя. Он вспомнил слова Кираса о бедствиях, ожидающих людей, если магия станет доступна любому. Увиденное в Опаслиноти свидетельствовало, что Кирас мог быть прав.

Он пытался понять, была ли какая-то упорядоченность в уродствах, причиняемых магией. Он часто видел людей, неуклюже передвигавшихся на сгибающихся в неправильном направлении ногах или волочивших за собой непомерно длинную руку. В некоторых вообще с трудом можно было признать людей. Самые тяжкие увечья приходились на долю упавших в Колодец или тех, кого шторм заставал вне укрытия. Были и такие, кто пытался совершить самоубийство, бросившись в Колодец намеренно. Мертвые никогда не всплывали на поверхность. Но время от времени Колодец выплевывал выживших; впрочем, после пребывания в его чреве они не были рады спасению и еще больше желали умереть.

Моравен так и не нашел ничего общего между причудливыми уродствами местных жителей. Видимо, это было невозможно. Когда-то он сказал Нирати и Даносу, что для исцеления понадобится время. Здесь время тоже имело значение, а вернее, то мгновение, когда магия касалась своей жертвы. То, что они испытывали при этом, то, что делали и кем были, — вот что могло играть главную роль. Сросшихся братьев, видимо, связывала прочная и искренняя любовь; один пожертвовал собой ради другого, и они остались живы, хотя и изменились. А человек, одна рука которого была длиннее другой? Может быть, он был жадным и скупым?

Моравен задумывался и еще кое о чем. Может ли мастерство владения мечом помочь ему управлять дикой магией и изменениями, которые она с собой приносит? Постоянное ощущение присутствия магии мучило его, не давая покоя. Кожа горела, словно ее опалило жаркое солнце. Ему это совсем не нравилось. Когда это ощущение становилось невыносимым, он пытался забыться. В Опаслиноти для этого существовало множество способов.

Как и в большинстве городов, привычная усталость от тяжелой работы и наличие свободных денег у народа приводили к бурному расцвету увеселительных заведений. Многочисленные таверны располагались под землей. Им недоставало утонченной простоты, свойственной тавернам в Наленире, однако это нисколько не смущало посетителей, наполнявших залы и днем, и ночью. В город поставляли напитки двое пивоваров; бочонки с пивом развозили джианриготы размером с тягловую лошадь. Публичные Дома, похоже, обходились без джианриготов, хотя Моравен не мог бы поручиться наверняка. Он не исследовал эти заведения, но предполагал, что каждое из них обслуживает определенный круг посетителей. В планы Моравена не входило случайно оказаться в месте, пользующемся не той репутацией.

Но самым примечательным в Опаслиноти были арены, где происходили публичные бои. Были и совсем маленькие арены, — просто вырытые в земле круги на заднем дворе таверны, и огромные амфитеатры, где могли разместиться сотни зрителей. Это не удивляло Моравена. Толпе всегда нравилось смотреть на сражения. Когда Кирас услышал об этом, он принялся просить разрешения поучаствовать в поединке и почти убедил Моравена.

Но в Опаслиноти на аренах не гибли люди. Здесь на поле боя допускались лишь джианриготы. Большие и маленькие машины строго разделялись по весу и сражались на радость зрителям. Джианридины со всего города с гордостью выставляли свои творения. Делались ставки, и из рук в руки переходили довольно большие деньги. Создатели победивших в схватке джианриготов получали в качестве награды славу и немного золота.

Казалось, изувеченные магией люди должны были бы драться на аренах, словно дикие звери. Но именно их положение удерживало сражение между собой. Жители Опаслиноти сторонились цивилизации, но не собирались забывать, что они люди. Они приняли решение не убивать друг друга; это сплотило их. Убийцу в качестве наказания выставляли вон из города, в места, где он был беззащитен перед штормом, чтобы магия рассудила — виновен он или нет.

Боросан Грист собрал новый большой танатон и некоторое время изучал городские арены, выбирая место, где мог бы сразиться его джианригот. Моравен, Кирас и Рекарафи отправились вместе с ним к выбранной им арене на третьем уровне. Келес свалился с приступом жесточайшей головной боли, Тайрисса решила остаться, чтобы присмотреть за ним, но оба упрашивали товарищей не обращать на них внимания и пойти как следует развлечься. Четверка заплатила за вход золотом, что, казалось, сильно удивило продававшего билеты; обычная плата составляла девять гранов порошка таумстона.

Они пробирались по верхнему ярусу, пока наконец не отыскали свободные места. Внизу, на красном песке арены, медленно описывал круги джианригот, больше всего напоминавший скорпиона. Шесть небольших ног поддерживали тело на расстоянии около ярда от поверхности арены. Две более массивные передние ноги оканчивались крупными клешнями с зазубренными внутренними краями. Изогнутый хвост, загнутый вверх, венчало устрашающе острое жало.

Против него выступил джианригот поменьше, имевший форму купола, края которого бороздили песок при движении. Он оставлял следы, свидетельствовавшие о наличии колес; однако двигался он довольно медленно. Купол усеивали шипы, некоторые оканчивались непрерывно вращающимися коническими головками. Посредством какого-то механизма джианригот был способен резко высвобождать некоторые из шипов, так что они пронзали противника, если тот подходил слишком близко. Частично шипы уже были обломаны, — скорее всего, клешнями скорпиона.

Боросан тихо произнес:

— Оба соперника предназначены для битвы на близком расстоянии. А вы ведь видели мой танатон. Он достаточно проворен, чтобы держаться за пределами досягаемости, и может поразить противника даже издалека. И он стреляет метко. Это значит, что я должен победить.

Моравен кивнул.

— Вы ведь уже присмотрелись к этим бойцам?

— Совершенно верно. Скорпион, скорее всего, победит. Его будет труднее убить, чем Дикобраза, но, полагаю, мы справимся.

Кирас постарался, чтобы в его голосе не звучало презрение.

— Забавные имена. А как вы назовете свой танатон?

Джианридин поморгал, словно не понял вопроса.

— Как назову?

— Мы ведь поставим на него, Мастер Грист.

— Поставите?

Моравен положил руку на плечо Кираса.

— Может быть, назовете его Змееловом?

— Я… э-э… ну, может быть… Вообще-то я называл его танатон номер Четыре… Конечно, на самом-то деле это третий танатон, лишь с небольшими изменениями, но, с другой стороны, я подумал, что этого вполне достаточно, чтобы считать его новым джианриготом…

Вирук положил ладони на плечи Гриста.

— Окажите мне честь. Назовите его Несреарк.

Боросан улыбнулся.

— Это по-вирукиански «Змеелов»?

— Что-то вроде того. И это имя очень ему подходит.

— Что ж, пусть будет Несреарк. — Боросан махнул рукой в сторону арены. — Мне пора идти. Танатон уже там. Я должен еще кое-что подправить перед боем, чтобы он одержал верх над победителем.

После того, как он ушел, Моравен взглянул на вирука и произнес:

— Простите, Рекарафи, но я уже слышал от вас это слово, и мне показалось, что оно бранное. Я ошибся? Вы ведь называли так те вещи, которые предлагали вам торговцы на ярмарке.

Смех вирука напоминал треск ломающихся костей.

— Простите мне этот розыгрыш. Несреарк означает «плохая игрушка».

Кирас фыркнул.

Моравен следил взглядом за Скорпионом, который сделал ложный выпад влево, потом дернулся вправо и достал Дикобраза клешней; быстро нагнувшись вперед, он рванул клешню наверх. Второй джианригот опрокинулся, взметнув тучу песка, и тяжело приземлился на спину. Шипы воткнулись в землю; маленькие колесики бешено вращались.

Скорпион обогнул Дикобраза и без всякой жалости принялся вырывать колесики. Его хвост задрожал, и все присутствовавшие затаили дыхание, ожидая, что он вонзит жало в беззащитное брюхо Дикобраза. Но тут на песок арены с бряцаньем шлепнулся кусок металлической цепи, ударил колокол, и Скорпион отбежал от поверженного противника и замер в дальнем углу арены.

Кирас взглянул на учителя.

— Учитель, посмотрите, — ведь эти машины насмехаются над жизнью. Танатон Мастера Гриста приносит пользу, не спорю, и мышелов помогал нашему исследованию. Но вот это неправильно.

Кирас махнул рукой в сторону арены.

— Разве вы не видите? Это насмешка над нашим с вами предназначением. Взгляните туда. Двое бойцов внутри круга. Они сражаются, но ради чего? Ради услаждения черни и нескольких унций магической пыли?

— Иногда, Кирас, и люди сражаются ради удовольствия. — Моравен усмехнулся. — Это достаточно распространенное развлечение, хотя иногда оно и заканчивается смертью бойца.

— Но, Учитель, ведь мы сражаемся, чтобы совершенствовать свое искусство. В случае победы мы приобретаем большее мастерство. А эти? После удачного боя вмятины на их поверхности выпрямляют, и они возвращаются на арену, чтобы снова бессмысленно драться.

Вирук нагнулся к Кирасу.

— Не хотите ли вы сказать, Мастер Дейот, что лучше, когда на аренах проливают кровь и умирают люди? Проще выпрямить искореженный металл, чем оживить мертвых. Разве битвы между такими джианриготами во время войн не были бы предпочтительнее той, которая привела к Катаклизму?

— А что, если они будут воевать против людей? — Кирас пошил голос. — Мы знаем, что за люди рыскали поблизости, и знаем что они теперь в Опаслиноти. Они наверняка видели эти поединки и поняли, какие возможности это дает. Если таумстона достаточно, можно создать Скорпиона большего размера, не так ли? На нем можно будет ездить верхом, а его клешни могут убивать и лошадей, и скот, и людей. Если мы хотим спасти наш мир, мы должны уничтожить джианридинов всех до одного.

Вирук нагнулся, перенеся вес тела на руки.

— У нас есть пословица: «Вода океана не может вновь подняться на горы». Джианри существует, и бесполезно пытаться его уничтожить. Более того, полагаю, вы должны радоваться его появлению.

Кирас широко раскрыл глаза.

— Как вы можете такое говорить?

— Вы негодуете, что эти машины не могут, подобно вам, принимать решения сами. В этом их слабость. Как и к любому другому сопернику, к ним нужно хорошенько присмотреться и использовать эту слабость.

Снова ударил колокол, приковав внимание зрителей к арене. Человек в красном одеянии вышел на середину круга и громко, так, чтобы слышали все, объявил:

— В следующем поединке участвует гость из далекого Наленира. Боросан Грист и его Несреарк Змеелов!

Зал разразился рукоплесканиями. Моравена это не удивило. Несреарк неподвижно лежал на песке, словно обычный шар. Моравен мог бы подумать, что Боросан намеренно не хочет раньше времени раскрывать все возможности своего танатона перед противником, но на Боросана это было не похоже. Просто он совершенно не умел себя преподносить.

А вот хозяин Скорпиона прекрасно знал, что для этого надо делать. Ведущий приветствовал победителя прошлых боев, и джианригот стремительно выбежал на середину арены. Устрашающего вида клешни громко лязгнули. Потом он медленно отступил к краю круга; хвост и клешни по-прежнему были задраны наверх. Толпа начала повторять:

— Скорпион! Скорпион!

Ведущий удалился, нырнув в дверь в деревянной стене, и колокол зазвонил, возвещая начало боя. Скорпион снова бросился на середину арены. Моравен уже начал опасаться, что Несреарк неисправен, — сфера продолжала неподвижно лежать на песке. Но тут панели отъехали, джианригот встал на ноги. Сверху показался зазубренный гарпун. Танатон прицелился. Прежде чем Скорпион успел что-либо сделать, гарпун вылетел из гнезда и проткнул его голову насквозь, выйдя наружу над первой парой ног.

Скорпион отшатнулся. Потом его ноги подогнулись, и он упал на песок с громким лязгом. Его окутало облако красной пыли. Клешни беспорядочно мотались в воздухе, хвост безжизненно повис. Левая клешня сомкнулась на древке гарпуна, но все попытки вытащить ее были безуспешны.

Несреарк дважды обошел Скорпиона кругом, держась к нему боком. Он готовился выстрелить второй раз. Второй снаряд — заточенный болт — был гораздо меньше первого. Клешни Скорпиона скрежетали, терзая гарпун, но при этом он, казалось, совершенно не замечал действий своего соперника. Его ноги подергивались, но больше всего это напоминало судороги.

Несреарк сделал еще один круг, а потом выстрелил. Панель, скрывавшая арбалет, встала на место. Раздался звонкий щелчок, потом еще один. Моравен подумал было, что это эхо, но затем увидел, что Скорпиону наконец удалось отломать древко остроги.

Он проворно поднялся на ноги. Ринувшись вперед, он почти без усилий ухватил Несреарка за ноги. Словно бхоткаи, подрезающий дерево, он отщипнул клешнями обе конечности танатона. Несреарк завалился на правый бок.

Но, даже будучи серьезно поврежден, Несреарк не собирался сдаваться. Он отполз назад, пытаясь избежать нового нападения. Но Скорпион двигался слишком быстро; он догнал танатон, все еще держа в правой клешне его оторванные конечности. Панели на спине Несреарка снова разошлись, арбалет выстрелил; все ожидали, что стрела проткнет Скорпиона насквозь. Единственная неприятность — заточенный болт, выскочив из недр джианригота, ложился в гнездо под действием силы тяжести; так что теперь, хотя механизм и сработал, болт просто выскользнул и упал на песок.

Скорпион взмахнул левой клешней и вонзил ее в брюхо Несреарка. Его ноги судорожно вытянулись и поджались. Звякнула цепь, упав на песок невдалеке от того места, где стоял Боросан. Ее метнул кто-то другой, — Боросан был слишком потрясен, и на лице отражались все его чувства.

Моравен тронул за плечо Кираса.

— Иди, помоги ему. Забери танатон и проводи Боросана к нам домой.

— Как скажете, Учитель.

Над ареной гремели рукоплескания; Скорпион разок пробежал по кругу, в то время как служители собрали разбросанные части Несреарка и унесли их с поля боя. Скорпион вернулся к месту, где стояли его хозяева. Они вытащили из него гарпун — раздался скрежет металла, — и швырнули в толпу. Кто-то поймал гарпун и, стиснув в руке, торжествующе поднял высоко над головой.

Ведущий вернулся на арену.

— Дамы и господа, уверен, Скорпион все еще полон сил, но сегодня больше нет желающих сразиться. Если кто-то хочет потягаться с нашим чемпионом, прошу, откликнитесь сейчас. Если нет, мы перейдем к более маленьким джианриготам.

Рекарафи встал во весь рост.

— Я хочу потягаться со Скорпионом.

Низкий голос вирука легко перекрыл бормотание, и все головы повернулись в их сторону. Люди отодвигались, чтобы ведущий смог ясно разглядеть стоящего в верхнем ряду.

— Давненько вирук не участвовал в битвах на этой арене. Что же, приведите свой джианригот, и мы…

— У меня нет реарка. Я буду драться сам.

Ведущий нерешительно произнес:

— Но мы не позволяем людям сражаться…

— Я не человек.

Над ареной пронесся клич — «Умри, вирук!». Его подхватывало все больше зрителей. Ведущий посмотрел на хозяев Скорпиона. Они твердо кивнули. Одетый в красное человек махнул рукой.

— Спускайся, вирук!

Моравен поймал Рекарафи за руку.

— Но зачем?!

Вирук расхохотался.

— Твой ученик боится игрушек. Я — нет.

Он повернулся и понесся вниз по узкой лестнице на всех четырех конечностях. Перепрыгнув через девятифутовую стену, он приземлился на корточки; красная пыль заклубилась у его ног. Рекарафи вытянул руку и поманил Скорпиона пальцем.

Ведущий поспешно покинул круг. Победивший джианригот начал приближаться к вируку — медленно и осторожно. Рекарафи определенно отличался от его обычных соперников. То, что машина все же собиралась напасть на него, подтверждало предположение Кираса. Джианриготы могли сражаться против людей, и, скорее всего, их действительно будут использовать для этого.

Кирас наклонился к его левому плечу.

— Что он делает?

— Доказывает тебе свои слова. Он нашел слабое место Скорпиона и собирается его использовать.

— Что, если он ошибся?

— Тогда ты увидишь, какого цвета кровь у вируков.

Рекарафи, оставаясь на корточках, поворачивал то вправо, то влево. Он позволил Скорпиону расположиться в середине арены, что, видимо, было для джианригота привычным. Рекарафи выкинул вперед правую руку, потом левую, наблюдая, как в ответ дергаются клешни. Он быстро подался влево, словно пытаясь использовать в качестве преимущества слепой глаз Скорпиона. Машина мгновенно последовала его примеру, так что вирук по-прежнему находился точно на прямой линии между клешнями.

Он убрал руки, положив их на колени, сгорбился и приподнял поясницу, подавшись вперед; потом раскрыл челюсти и захлопнул их с громким лязгом. Скорпион ответил тем же и точно так же немного подался вперед. Затем он бросился в атаку, — так молниеносно, что очертания смазались.

Рекарафи прыгнул вверх и вперед, оттолкнувшись от земли мощными ногами. Он оказался достаточно высоко, чтобы избежать клешней джианригота — они сомкнулись в пустоте, — и даже выше его загнутого хвоста с острым жалом. Потом вирук начал падать. Выбросив вперед правую ногу, он перевернулся в воздухе.

Левую руку Рекарафи быстро завел за спину и, извернувшись, ухватил Скорпиона за хвост, точно под утолщением, где начиналось жало. Резким движением он опрокинул джианригот на спину. Полностью развернувшись, Рекарафи коснулся левой ногой земли. Его пальцы снова сомкнулись на хвосте Скорпиона. Правой ногой вирук нанес сокрушительный удар по основанию хвоста и оторвал его.

Безо всякого сожаления он размахнулся и сокрушил оторванный хвост о безжизненное туловище джианригота.

— За Несреарк!

Зал встретил его победу полнейшей тишиной, но Рекарафи, казалось было совершенно все равно. Он подошел к стене, окружавшей арену, и перемахнул через нее с той же легкостью, с какой одолел Скорпиона. Зрители испуганно отшатывались, когда он проходил мимо, смеясь почти что весело.

Кирас недоуменно нахмурился.

— Как он… что он… я не понимаю…

Моравен улыбнулся.

— Он нашел слабое место. Джианригот был похож на Скорпиона, и Боросан считал, что целиться нужно в голову. Поэтому выстрел танатона и пришелся туда. Ничего не вышло. Так что средоточие жизненных сил Скорпиона находилось где-то в другом месте. А вот на утолщение на хвосте никто не обращал внимания; при этом, заметь, Скорпион ни разу не использовал хвост по назначению.

— Теперь я понял, Учитель.

— Тогда ты должен был понять и еще кое-что, лирсеррдин Дейот. — Моравен указал на джианригот, остатки которого оттаскивали с арены служители. — Раздражение и попытки отвернуться от существующего положения вещей мешают тебе разобраться, с кем ты имеешь дело, Кирас. Возможно, тебе никогда не придется сражаться с джианриготами, но если ты поймешь, где пределы их возможностей, то сможешь быть уверен — им тебя не победить.

Загрузка...