Тридцать шестой день Месяца Летучей Мыши года Собаки.
Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.
Сто шестьдесят второй год Династии Комира.
Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.
Гостиница «Три журавля», Морианд.
Наленир.
Раздался тихий стук в дверь, и Моравен Толо почувствовал, как сердце его забилось быстрее, чем когда-либо во время тяжелого, кровопролитного боя.
— Добро пожаловать.
Щеколда поднялась, и дверь бесшумно отворилась, повернувшись на недавно смазанных петлях. На пороге стоял черноволосый юноша с блестящими голубыми глазами, согнувшись в глубоком поклоне. Моравен поспешил ответить тем же — не для того, чтобы поприветствовать юношу, а чтобы почтить человека, который, тяжело переступая, вошел следом.
Фойн Ятан никогда не отличался высоким ростом. Годы еще больше согнули его, и теперь в нем не было и пяти футов. Поредевшие волосы больше не имело смысла окрашивать. Тонкие седые пряди почти не прикрывали череп, весь в коричневых пятнах, а серое одеяние только подчеркивало изможденную худобу. Шаркающие шаги тяжело опирающегося на сучковатый посох старика казались насмешкой над тем гибким, стремительным воином, которым он когда-то был.
Моравен опустился на одно колено.
— Навестив меня, Мастер, ты оказал мне большую честь.
— И ты оказал мне честь, джесейсерр, совершив по моей просьбе это путешествие. — Голос Ятана с годами почти не изменился.
Моравен выпрямился, не вставая с колена, и указал на невысокую лежанку у стены комнаты. Перед приходом гостя по требованию Моравена ему принесли все подушки, какие только нашлись в гостинице.
— Если бы я предполагал, Мастер, что ты посетишь меня, то остановился бы в более подходящем месте.
Старик, отмахнувшись от извинений Моравена, добрался до лежанки и расположился на ней. Сопровождающий его юноша прикрыл дверь, взял посох старика и опустился на колени по правую руку от Ятана.
— Я просил тебя навестить меня во время Празднества. Оно начинается завтра, но мне хотелось увидеть тебя раньше. Благодарю, что ты прислушался к моему желанию.
Моравен уловил усмешку, засветившуюся во взгляде старика.
— Как ты узнал, что я здесь?
Ятан откинулся на гору подушек.
— Ты спрашиваешь об этом, Моравен? Между прочим, мне нравится это имя. Очень сильное. Подходит тебе больше всех прочих.
— Благодарю, Мастер. — Он преклонил второе колено и устроился на лодыжках. — Но это не ответ на мой вопрос.
Ятан обернулся к юноше.
— Учись, Джейас, перед тобой настоящий Маг — и по наружности, и по сути. Он — лучший пример, чем я.
Моравен взглянул на Джейаса.
— Но мой Учитель — лучший пример того, как можно незаметно ускользать в нужную минуту. Если бы шрамов на его теле было бы столько же, сколько правителей, которых он застал, — то разве что оттого, что на прошлой неделе он по неосторожности позволил кошке поцарапать себя.
Старик рассмеялся.
— Я очень скучал по тебе, Моравен. Как часто любил говорить мой Учитель: «Сметливый воин стоит дороже острого лезвия».
— Тогда, может быть, ты ответишь на мой вопрос, или мне придется стать еще сметливее?
Ятан медленно кивнул.
— Я могу сказать тебе, что четыре дня тому назад почувствовал твое приближение, — когда ты сражался с разбойниками на дороге. Но ведь ты же ответишь, что я просто вспоминал прошлое.
Моравен приподнял бровь, но промолчал.
— Да, я знаю, что ты, единственный из моих учеников, не поверил бы, даже если бы это было правдой. — Старик закашлялся. — Два дня назад мальчик с больной рукой пришел к серрианцам, и в руках он нес накидку Мацила. Он принес ее семье Джейта, и они пожелали, чтобы она хранилась у нас. Мальчик и его семья щедро отблагодарили меня за моего ученика — его имени я, разумеется, не знаю, — и за то, что он спас их от разбойников.
— Это был самый обыкновенный случай, Учитель, но, боюсь, он обрастет легендами.
— Уже — но вышло неплохо. По их словам, лучник был обезоружен при помощи джейдана. — Старик улыбнулся. — Не уверен, что они ошибались, хотя рассказы о сверкавших при этом молниях и гремевшем громе я в расчет не принимал. Ты ведь еще не стал настолько могущественным?
— Если бы имелась возможность вызывать гром с молниями, ты бы это непременно показывал, — хотя, пожалуй, не таким недостойным ученикам, как я.
— Ты никогда не был недостойным, Моравен. — Ятан снова закашлялся. — Ты всегда был умным.
— Нет, Учитель. Был бы умным, не приехал бы по первой твоей просьбе. — Моравен приподнялся и протянул руку к своему кожаному походному мешку. — Мне удалось раздобыть на Западе немного вирлу. Изготовлено в Вирине. Будете?
— Джейас, совершенно необязательно рассказывать об этом маме.
Мальчик кивнул.
Старик улыбнулся и потер руки; тем временем Моравен вытащил бутыль, откупорил ее и разлил янтарную жидкость в две небольшие чашечки.
— Жена Эрона хорошо заботится о нем и о других учениках; но вечно слишком беспокоится из-за меня, — проговорил Ятан.
— Я, кажется, припоминаю и других Хозяек Дома Ятана, которые беспокоились так же. — Моравен протянул старику одну из чашек. — Я не жалуюсь. Если бы обо мне беспокоились не слишком, я бы не выжил.
Ятан вдохнул запах напитка, а затем залпом выпил до дна. На мгновение старик зажмурился, потом тяжело сглотнул и снова закашлялся. На этот раз не так отчаянно.
— Ты недооцениваешь свою живучесть, — проговорил он хриплым шепотом.
— Нет, Учитель, просто я помню о том, что смертен.
Моравен Толо впервые встретился с Фойном Ятаном в Морианде, очнувшись на циновке для сна в имении Сошира, где лежал лицом вниз с перевязанной грудью. Он не помнил, ни кто он, ни откуда пришел. Окружающие предметы казались ему смутно знакомыми, но при этом все равно оставались чужими, словно кто-то разорвал на кусочки сотню картин, написанных на рисовой бумаге, а затем склеил без какого-либо определенного порядка.
Единственное, что он знал о себе — что ему нанесли страшную рану мечом. Меч прошел с левой стороны, не доходя до позвоночника на ширину ладони. Шрам длиной в два дюйма до сих пор был виден на груди Моравена, а второй шрам — с мизинец — на боку. Удар должен был убить его; но он остался жить, недоумевая: ударили ли его в спину, потому что он бежал, как трус, с поля боя, или враги, которых он даже не помнил, намеревались убить его?
Фойн Ятан и его тогдашняя жена, Хириналь, выходили Моравена. Ятан основал школу владения мечом в бывших владениях своего Учителя. Со временем эти места стали частью выросшего Морианда. Скоро стало ясно, что, каково бы ни было прошлое Моравена, в мастерстве владения мечом он не из последних. То, что он мог струсить во время боя, казалось крайне маловероятным. Тем не менее, Моравен усердно тренировался, чтобы подобное обвинение никогда не прозвучало. Именно поэтому восемьдесят один год тому назад на дороге в Морианд были убиты напавшие на путников разбойники; и до них многие пали от меча Моравена по этой же причине.
— Смерть, Моравен, суждена всем нам. — Ятан протянул чашку, ожидая, чтобы ее вновь наполнили. — Как-то я узнал, что сюда приехал человек, называющий себя моим учеником. Я послал своих настоящих учеников, чтобы они разыскали этого славного воина. Известен ли тебе молодой человек, называющий себя Дешейл Толо, якобы твой кузен? Он носит в качестве герба изображение охотящегося леопарда и говорит на южном диалекте.
— Нет, я его не знаю, но недавно в Эрумвирине произошла одна история, из-за которой, возможно, он решил так назваться. — Моравен налил еще немного напитка из зерен в протянутую Учителем чашку. — Он оказал мне честь, или придется силой отобрать у него это имя?
— Эрон наводит справки. — На этот раз старик отхлебнул из чашки лишь маленький глоток. — Мальчик, которого ты прислал, рассказал мне свою историю.
— Я никого не присылал.
— Прошу тебя, Моравен! — Старик покачал головой. — Мой Учитель, помнится, как-то рассказал, как он охотился с соколом на лесных голубей. Его сокол устремился вниз с высоты и сбил голубя в воздухе. Голубь упал прямо в котелок, в котором крестьянин варил свою жидкую похлебку, и почти вся она пролилась в огонь. Крестьянин потребовал вознаграждения за пропавший ужин, ведь все началось с сокола, принадлежавшего Мастеру Вирискену. Точно так же ты отправил мальчика к семье Мацила, и это стало первым звеном в цепи событий.
Моравен нахмурился и выпил содержимое своей чашки до дна, ощущая, как обжигающая жидкость струится по горлу.
— Насколько я помню, Мастер, твой учитель заплатил крестьянину, а потом потребовал деньги назад в качестве уплаты за голубя, которого крестьянская семья к тому времени уже поджаривала. Когда крестьянин ответил, что голубя послали им боги и отказался платить, Мастер Вирискен убил его за богохульство.
— Верно, верно! Но тогда Империя еще не была разделена на Девять Княжеств, и все было иначе. А твоя попытка уйти от вопроса была достойной, но безуспешной.
— Рассказывать почти нечего. Они пришли с юга, из местечка в одном дне пути от Эрумвирина. Это семья мельников. Мальчик как-то пробирался вверх по мельничному ручью и нашел место, где берег реки был сильно изрезан. Там образовалось подобие норы, и мальчик прополз внутрь. В глубине что-то мерцало голубым светом, и он попытался достать это левой рукой. — Моравен пожал плечами. — Больше он ничего не помнит. Отец увидел его, бездыханного, в волнах реки и подумал, что он мертв, но пострадала только рука.
Брови старика сдвинулись.
— Они подозревают, как это могло изменить его?
— Полагаю, они не заметили ничего, помимо высохшей руки. Они говорят, что пытались разыскать место, где это произошло, но пошли дожди, река переполнилась и уничтожила все следы. Нора находилась примерно в миле выше по течению, и они приписывают богам то, что мальчик чудесным образом спасся и не утонул в реке. Они очень неохотно обсуждали эту тему и рассказали мне, что случилось с рукой мальчика, только после того, как узнали, кто я такой.
— Да, память о Временах Черного Льда еще жива даже в сердцах тех, кто не застал тех лет. — Ятан жестом попросил налить ему еще вирлу, и Моравен вновь наполнил чашку, дрогнувшую в руке старика. — В некотором смысле я заслуживаю гнева моего Учителя. Он вместе со своими лучшими воинами отправился в путь, чтобы присоединиться к Императрице Кирсе во время похода на Турасинд. Это была именно его идея — захватить самое ценное, что было у Наленира, и поехать на северо-запад по Пути Пряностей, чтобы изгнать варваров из цивилизованных земель. Он и его воины отправились на смерть, но меня он не взял с собой, а оставил защищать Наленир. Думаю, он не знал, какие силы вырвутся на волю.
Моравен медленно кивнул. Лучшие, воины отправились с Императрицей, чтобы спасти Империю от варваров пустыни Тарка. Воины, обладающие достаточным мастерством — как он, Мастер Ятан или Вирискен Сошир — могли достичь состояния джейданто. Мастерство соединяло их с джейданом — магией, пронизывающей все существующее в этом мире. Когда такие воины вступали в сражение, особенно с такими же джейкаи, излишки магии словно выплескивались вовне. За пределами селений во множестве встречались очерченные круги, во время поединков удерживавшие внутри магию, и в этих местах происходили странные вещи. Землю мог покрывать снег, несмотря на летний зной. Могли всегда идти дожди, даже тогда, когда на небе не было ни облачка. Считалось, что при вязке лошадей или собак в таких кругах под действием магии в потомстве могут появляться животные необыкновенных качеств; однако этим местные жители всегда занимались глубокой ночью, — чтобы соседи, чего доброго, не узнали об их играх с магией.
Жителей Турасинда, населявших пустынные места на севере, мало беспокоили последствия магии. Она вряд ли могла причинить какой-либо вред их бесплодным землям. Часто случалось так, что магия только помогала им — стада лучше плодились, урожай оказывался обильнее. Когда турасиндцев стало чересчур много, шаман собрал все племена, и они вторглись в земли Империи. Императрица заманила их на северо-запад, подальше от центральных областей Империи. И тогда произошла великая битва, подобной которой мир не видел ни до, ни после того.
— Все небо затянули чудовищные облака, скрыв солнце. Пошел снег — невероятный, ужасающий черный снег. Свирепые ветры принесли с собой черные метели, — ветры, способные заживо сорвать плоть с костей. Но даже такая смерть во время бури была все же лучше прикосновения магии. — Взгляд Ятана был устремлен вдаль. — Мальчик заплатил всего лишь больной рукой за способность дышать водой, или не дышать вовсе, потому что магия теперь очень слаба.
Он бросил взгляд на Джейаса и продолжил:
— Селения были погребены под снежными завалами. Ледники ободрали землю до голых камней. В горах все еще можно найти ледяные деревни — дома, люди, повозки, животные, все так и остались, навечно заледеневшие, на тех самых местах, где их застала буря.
Моравен кивнул.
— Я видел это, Учитель, хотя теперь почти все растаяло. Дикая магия и сейчас иногда проявляется и действует, но редко на землях Девяти. Только в Пустошах — Долосане и Иксилле. По крайней мере, мне так говорили.
— Но страх остался — вот почему, Джейас, тебе приходится так много учиться. — Ятан снова кашлянул, но не стал пить. — Когда Империя была восстановлена, люди постепенно становились все неосторожнее. Мы изучали искусство владения мечом для достижения джейдана, но прочие хотели заполучить магическую силу побыстрее. Правитель Нелесвин и его ваньеши изучали ксингна, чтобы достичь джейдана. Когда в их распоряжении оказалась магия, они использовали ее для увеличения степени своего мастерства. Они искали самый легкий путь, и их глупость стала причиной Катаклизма.
Моравен кивнул — больше из уважения к своему Учителю. Мастер Ятан был одним из немногих джейкаи, оставшихся на землях Девяти Княжеств, на которые Кирса разделила Империю для безопасности государства. Он пытался убедить Правителя Наленира, что ваньеши должны быть уничтожены. Более того, он считал что изучение магии должно быть ограничено. По его мнению, воины Империи могли держать в узде свои магические способности, а неумелые ваньеши — нет.
Но это оттого, что Правитель Нелесвин и твой Учитель ненавидели друг друга. Ты — мой Учитель, но я вижу, что их ненависть заразила и тебя.
После наступления Катаклизма, когда на земле свирепствовали магические бури, долгие годы не приходило лето, и люди умирали от голода или еще худших напастей, все большее значение приобретали школы, где обучали различным умениям. Простые люди не особенно верили в магию, зато были убеждены, что вполне можно верить в сверхспособности человека, достигшего определенного уровня совершенства. В самом деле, такого мастерства достигали немногие. Даже теперь, когда население выросло и вновь стало таким же, как до Катаклизма, положение не изменилось. И до сих пор люди боялись; так что, если бы не Данос и его семья, последние два дня пути Моравен провел бы в одиночестве.
Школы воинского искусства также положили начало традиции ксидантцу. Лучшие воины должны были путешествовать по землям Девяти и даже за их пределами, сражаясь с несправедливостью и жестокостью, не обращая внимания на национальности и соображения государственной политики. Никто не имел права повелевать ими, и, несмотря на то, что многие талантливые ученики поступали на гарнизонную службу или в охрану, самые лучшие высоко ценили свою свободу. Появление ксидантцу означало, что ни одному властителю не удастся больше собрать войско, подобное армии Кирсы; а значит, стало почти невозможным повторение битвы, достаточной для еще одного Катаклизма.
— И воспоминание об этой глупости, Моравен, заставило меня просить тебя об этой встрече.
— Да, Учитель?
— То, что случилось с мальчиком, может произойти и с Девятью. — Ятан подался вперед, и подушка за его спиной соскользнула вниз. — Как ты сказал, магия почти исчезла. И, отчасти, исчез страх, который она вызывала. Находятся те, кто отправляется в Пустоши. В поисках древнего оружия они разоряют захоронения — новые и древние, надеясь найти нечто, что поможет им создать непобедимую армию.
Моравен нахмурился. Оружие и вещи тех, кто обладал мастерством, не могли прибавить умения другим, но были пропитаны магией, которую в свое время применяли их обладатели. Как бы там ни было, оружие мастеров могло сделать более успешными тренировки. Он задал разбойнице вопрос о мече Мацила, поскольку знал, что клинок принадлежал его семье на протяжении многих поколений и был очень могущественным. Мацил упорно трудился, чтобы достичь мастерства, и не позволял мечу помогать себе, но такие, как он, были редкостью.
— Учитель, ты видел что-то подобное в Морианде?
— Немного, они продавались как старинные безделушки, но это были прекрасные образчики. Один-два явно побывали в свое время в Турасиндском походе. — Глаза Ятана сузились. — Где-то, далеко за пределами Девяти, в Иксилле, расположено древнее поле битвы, где пало великое множество воинов. Оружие, погребенное там, пропитано магией, и кое-кто вполне может возомнить, что с его помощью он может стать Императором.
Моравен поднял бровь.
— Не Правитель Кирон. Его старший брат, возможно, стремился к этому, но у богов оказались другие планы относительно него. Правитель Пируст?
— Пируст? Разумеется. Дезейрион хочет закрепить завоевание Гелосунда, а затем захватить Наленир. Хотя есть и другие, кто, возможно, не возражал бы против появления в Морианде новой правящей династии. — Ятан пожал плечами. — Что до меня, то единственное, чего я хочу — чтобы никто не потревожил могилы моих товарищей и моего Учителя. Но я слишком стар для путешествия в Пустоши, чтобы самому проследить за их могилами. Поэтому я хочу, чтобы ты сделал это вместо меня.
— Отправился в Иксилл? — Моравен ощутил волну ужаса. Земли далекого Иксилла были изуродованы вырвавшейся на волю неуправляемой магией. Он не верил ничему из того, что слышал о начале Катаклизма и его причинах, однако прилагал достаточно усилий, чтобы даже не слушать. Если в голову приходили непрошеные мысли, Моравен старался отогнать их подальше, и это ему вполне успешно удавалось.
— Ты сделаешь это для меня, Моравен Толо?
— Учитель, ради тебя я пошел бы приступом на Девять Кругов Ада. Я отправлюсь немедленно.
Ятан поднял руку, а затем снова протянул пустую чашку.
— Если ты уедешь сейчас, мы не увидимся во время Празднества. И не успеем допить эту бутылку прекрасного вирлу. Дело, которое я тебе поручаю, очень серьезно, но даже те, с кем оно связано, будут участвовать в Празднестве. Останься и ты.
— Доброта моего Учителя не имеет границ.
— Нет, Моравен. Это не так, далеко не так. — Он поднял чашку и сделал маленький глоток. — Я посылаю тебя спасти мир. Наслаждайся Празднеством и запомни мир с его лучшей стороны. Это не сделает твою работу труднее, но, может быть, подбодрит, когда тяжесть задачи станет непосильной.