Секретная карта

Глава сорок пятая

Нирати вздрогнула и проснулась. Ее вырвал из глубокого сна не посторонний звук или движение, не коснулся случайный солнечный луч. Она спала долго, хотя и беспокойно, а теперь каким-то образом поняла, что пора просыпаться.

Она лежала на постели вниз лицом. Мокрая наволочка холодила щеку. Она намокла не от слез, хотя Нирати была уверена, что во сне плакала; она спала с открытым ртом, и на подушку вытекла слюна. Она была настолько изнурена, что даже не смогла перед сном красиво улечься на кровать.

Нирати попыталась медленно приподнять руки, но это оказалось не так-то просто. Все тело ныло, особенно болели плечи и локти. Тупая, ноющая боль казалась знакомой, напоминая переутомление после долгого повторения одного и того же движения. Когда весной и осенью она помогала матери в саду, потом у нее точно так же болели плечи и поясница.

Она осторожно перевернулась на бок и замерла, пытаясь отдышаться. Нирати недоумевала, почему она до такой степени выдохлась, проделав всего одно простое движение. Она чувствовала ужасную слабость. Одеяла казались такими тяжелыми, словно были сделаны из свинца. Ночная рубашка обвилась вокруг ног, и она не могла освободиться, как ни старалась. Почувствовав себя в ловушке она испугалась, но тут же заставила себя успокоиться.

Страх воскресил в ее памяти сны. Нирати принялась вспоминать прошедшую ночь, желая отделить правду от вымысла. Она пыталась найти то, что могло лишить ее сил, хотя понятия не имела, что это может быть, и сомневалась, что сможет вспомнить. Но единственное, что ей оставалось, — думать, и ей была необходима хотя бы видимость действия, чтобы знать, что рано или поздно она сможет подняться с постели.

Вчерашний вечер прошел вполне приятно. Граф Эйриннор повел ее в театр, где шла пьеса по повести Яора Диркси «Меч-перышко». Это была лучшая из его историй, повествующая о девушке, пасущей гусей, которая настолько умело обращалась с гусиным пером, что побеждала всех воинов, которые встречались ей на пути. Постановка была довольно-таки посредственная, но остроты добавляло то, что побежденные воины носили одежды, свидетельствующее об их преданности Дезейриону, а главная героиня была прекрасной наленирской девой, а ее гусиное перо — золотым.

Потом они отправились в городской сад, а оттуда — в дом, который граф снимал с тех пор, как формально разорвал все отношения с семьей Фозель. Они пили вино, занимались любовью, а потом он проводил ее домой. Должен был проводить, — хотя Нирати этого и не помнила, тем не менее, она была дома.

Ее мать знала, что она спит с дворянином из Дезейриона. Разумеется, она боялась, что он разобьет сердце ее дочери. Но Сьятси подошла к делу с трезвой обстоятельностью. Она приготовила настойку когтелапки, которую Нирати приносили каждый день перед вечерней трапезой. Она сказала, что Нирати может смело довериться ей во всем, и даже предложила нанести визит Госпоже Нефрита и Янтаря, чтобы получить дельный совет.

Нирати отвергла последнее предложение. Ее прежний опыт сводился к свиданиям с такими же неопытными любовниками, как и она сама. Она не получала особого удовольствия от этих встреч, разве что ей доставляло радость видеть удовлетворение поклонников и их искреннее обожание. Ей казалось, что ее роль в этом и состоит, поскольку до Джанела не понимала, какое наслаждение может приносить любовное соитие.

Джанел был деликатным и нежным любовником. Он старался в первую очередь доставить удовольствие ей, медленно раздевая, лаская и целуя ее тело. Стоило ему приблизить губы к ее коже, дотронуться кончиками пальцев, тыльной стороной ладони, даже одетой в тонкую кожаную перчатку рукой, — огонь желания охватывал Нирати. Он говорил ей, как она красива и соблазнительна, спрашивал, чего она хочет, и как хочет. Медленнее, быстрее, мягче или жестче, — он делал все так, как хотелось ей, каждый раз открывая все новые глубины страсти.

Нирати полагала, что после такой бурной любви она будет спать вообще без снов или сны будут спокойными, или даже горячими, — но нет же. Тело болело так, словно сны воплощались в явь. Она чувствовала себя беспомощной, ее руки были скручены за спиной, ноги связаны. Она была словно опутана толстыми веревками. Сначала она подумала, что это кожаные ремни, но, присмотревшись, разглядела свернувшуюся кольцами и покрытую шерстью огромную змею. Она слышала ее шипение, чувствовала, как немеет сдавленное тело. Нирати пыталась освободиться, а змея смеялась и говорила, что спасения нет, и никогда не будет. Она попалась навсегда.

Потом пришел дед и разбудил ее. Нирати подумала, что сон продолжается, но, вынув руки из-под одеяла, увидела красные отметины на запястьях и многочисленные синяки. Она действительно боролась, она все еще слышала голос, приказывавший ей молчать.

Она уставилась на Киро.

— Дедушка?

— Да, дитя мое. Да, моя маленькая Нирати. Я должен был придти. — Он смотрел на нее, глаза его пылали. Потом выражение лица смягчилось, он присел на краешек постели и взял ее за руки. — Тебе приснился страшный сон.

— Да, очень страшный. — Она позволила ему помочь ей сесть. — Но как ты сюда попал? Это невозможно.

Киро Антураси покачал головой.

— Правитель думает, что надежно запер меня, но есть пути и тропинки, о которых ему не известно. Я знаю их все. Мне нетрудно было попасть сюда. То, что ты во мне нуждалась, стоило риска.

Нирати сжала его руки.

— Что-то не так, дедушка?

Старик гордо выпрямился, а потом тяжело вздохнул.

— По-правде говоря, Нирати, я тоже плохо сплю. И меня во сне преследуют демоны и чудовища.

Она тихо спросила:

— Ты что-то утаил от меня? Что с моими братьями? Они в опасности?

— С твоими братьями все в порядке, — настолько, насколько вообще может быть. Они связываются со мной, как и предполагалось. Джорим изо всех старается сосредоточиться. Келес и так всегда это умел. Я узнал от них много нового, и это пойдет на пользу всем нам.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Киро едва заметно улыбнулся.

— Верно. Они оба стараются кое-что скрыть от меня. Не для того, чтобы мне досадить; я бы почувствовал. Нет, они скрывают это от меня, чтобы я не рассказал тебе и твоей матери. Но я знаю, в чем дело. Келес болен, — не серьезно, дитя мое, не бойся. Но он плохо спит. Иногда он открывается, и тогда я вижу разные вещи. Пустоши необычнее, чем я помню. Для Келеса это настоящее испытание.

Что касается второго твоего брата, Джорима, он сильно увлечен путешествием, но все идет не совсем так, как было задумано. Он сделал замечательные открытия, однако многие тайны пока не раскрыты. Он ищет ответы на вопросы, которые, возможно, не имеют ответов.

Нирати пробрала дрожь.

— Ведь ты бы узнал, если бы случилось что-то ужасное, правда?

— Да, дитя мое, узнал бы. — Он посмотрел ей в лицо. — Не бойся. Я не позволю никому и ничему нанести вред моим внукам, покуда это в моих силах. Они способны на большее, чем сами предполагают. С ними все будет в порядке.

Она снова пожала его руки, не зная, что сказать. Он говорил о них с такой теплотой во взгляде и голосе, какой она никогда не слышала, когда Келес и Джорим находились поблизости.

— Ты их очень любишь, верно?

Киро нервно вздрогнул, взгляд его снова обрел ясность и четкость.

— Разумеется. Я суров с ними, потому что люблю их. — Он повысил голос, слова зазвучали резче. — Мир жесток, холоден и несправедлив. Антураси должны попытаться изучить его, укротить и приручить. Он сопротивляется, но будет побежден. То, что делают твои братья, поможет осуществлению нашей цели.

Он сжал ее ладони в последний раз, затем отпустил. Руки Нирати упали поверх одеяла. Киро встал.

— Но сейчас меня больше всего заботишь ты, моя малышка. Я не позволю нарушать твой сон. Помнишь нашу старинную игру?

Нирати невольно широко улыбнулась.

— О, конечно! Как я могу забыть!

В детстве она очень переживала, что не имеет таланта к составлению карт. И в то время как Келес и Джорим выполняли несложные задания Киро, он сидел и рисовал карты для Нирати. Вместе они создали чудесную страну Кунджикви; она описывала ее, Киро составлял подробную карту сотворенного ей мира.

Киро протянул руку. Нирати соскользнула с постели. Он подвел ее к стене и прикоснулся к камню. Часть стены плавно ушла вперед, открывая темный коридор.

— Я нашел путь в Кунджикви для тебя, Нирати. Идем. Я покажу тебе место, где тебе будет нечего бояться.

Она последовала за ним по коридору и вскоре вышла на залитый солнечным светом луг, который не мог существовать в действительности, — трава была шелковой, на деревьях пели искусно вышитые птицы. Ветви сгибались под тяжестью невиданных плодов, спелых и сочных. Нирати улыбнулась, увидев грушу в кожуре лимона. Она знала, что внутри скрывается сочная мякоть со вкусом того и другого одновременно.

Киро выпустил ее руку и позволил бродить по местам, которые они создали вместе.

— Ты стала старше, так что можешь пожелать чего-то еще. Сладкий чай, текущий по руслам здешних рек, может превратиться в вино. Звезды будут танцевать для тебя, стоит только захотеть. Плоды на деревьях придутся тебе по вкусу. Ветер будет теплым и приветливым, дождь — освежающим. В Кунджикви так будет всегда.

Его голос звучал все тише. Нирати обернулась и увидела, что Киро исчез, словно призрак. Это удивило ее, но не испугало, — здесь, в стране, созданной ее воображением, она чувствовала себя в безопасности. Нирати опустилась на шелковую траву и положила голову на землю, прислушиваясь к сладкому пению птиц.

Она заснула.

Проснувшись, Нирати собралась с силами и отбросила одеяло. Подойдя к стене, она прикоснулась к холодным камням, наполовину веря, что они подадутся назад. Разумеется, ничего не произошло. Эта стена не была внешней; кроме того, комната находилась на третьем этаже. Мне все это приснилось. Мне приснилось, что дед был здесь. Мне приснилось путешествие в Кунджикви.

Она бросила взгляд на свои руки. Красные отметины не исчезли, и синяки тоже. Она не смогла бы объяснить, откуда они появились. Нирати начала дрожать. Повернувшись, она прижалась спиной к каменной стене и медленно сползла на пол.

Что-то было не так, очень и очень не так. Но она не могла понять, в чем дело. Она знала только, что единственное место, где ей удастся обрести успокоение, — воображаемая страна, придуманная маленькой девочкой.

— Надеюсь, этого будет достаточно… — еле слышно выдохнула она.