Секретная карта

Глава пятнадцатая

Нирати поежилась, подходя к громаде Ксингнакана. Крепость возвышалась над северо-восточной частью города и когда-то представляла собой огромный открытый амфитеатр. Уже долгое время он был закрыт сверху куполом на восьми полукруглых опорах, сходившихся в центре. Купол венчал высокий шпиль; на верхушке виднелось голубое сияние магического света, поддерживаемого джианри. Днем сияние было не слишком заметно, но ночью слабо освещало все девять городских мостов. Большинство горожан хватались за амулеты, ловя на себе отблески магического света.

Дрожь Нирати не имела никакого отношения к страху, — уже рассвело, и наступил теплый, солнечный день. Причина была в другом. Ранним утром она вышла из ворот Антурасикана и отправилась по улицам города. Улицы наводняли празднующие, но при виде Нирати люди расступались и освобождали дорогу. Некоторые сжимали в руках амулеты, другие наскоро очерчивали вокруг себя небольшие круги в дорожной пыли. Те же немногие, кто знал Нирати лично, смотрели мимо, делая вид, что не замечают ее.

При других обстоятельствах она бы обиделась. Но теперь Нирати почти что радовалась, что друзья отворачивались от нее. Могло быть и хуже. Сейчас любые круги, даже зрачки устремленных на нее глаз, могли помешать ей. Кроме того, я не вынесла бы жалости в их глазах.

Было нетрудно догадаться, что Нирати и прочие рядом с ней направлялись в сторону Башни Магии для участия в исцелении. Так как любое подобие круга могло помешать действию магии, на путниках была одежда из необработанного холста с торчащими нитками и узелками; пояса отсутствовали, петли тоже, короткие завязки обматывали пуговицы квадратной формы или грубые узлы. Рукава были разрезаны по всей длине. Ни на ком из идущих в сторону Башни не было украшений. Кольца, браслеты, ожерелья имели форму круга и были неуместны.

Еще более примечательны были попытки избавиться от кругов на лице. Через глаза Нирати наискось были проведены две черные полосы, красной краской перечеркнут рот. Некоторые зажимали ноздри и закрывали ушные отверстия кусочками ткани; но Нирати считала, что это уже излишняя предосторожность.

Приближаясь в башне, она вошла на базарчик, где в небольших палатках и прямо с повозок торговцы продавали разные причудливые вещицы. Везде были круги самых разнообразных размеров: от обычных небольших амулетов до обручей в обхват талии. Один из торговцев предлагал прозрачные кружки, сквозь которые можно было безбоязненно наблюдать за любыми событиями. Прочие расхваливали свои мази и снадобья, позволяющие обойтись без магии или же предохраняющие от ее действия. Один человек предлагал направляющимся в сторону башни оставить ему на хранение кошельки, наполненные круглыми монетами. Нирати сомневалась, что после церемонии его повозка все еще будет стоять на месте; такие находчивость и бесстыдство ее восхитили. Однако сосед портил ему все дело; орудуя молотком на небольшой наковальне, за небольшую мзду он просто-напросто изготавливал из круглых монет квадратные.

Здесь и там виднелись кучки крепких здоровяков, хихикающих и показывающих пальцами на толпу немощных и покалеченных, тянувшуюся в Ксингнакан.

— Удачи, одноногий сморчок! — выкрикивали они, разражаясь смехом. — Тебя и вся магия мира не исцелит!

Один из обидчиков, издеваясь, стал подражать походке ковылявшего мимо на костылях хромого. Нирати искренне понадеялась, что хромой излечится и на обратной дороге как следует поколотит мучителя.

Знакомые Нирати, увидев ее, должно быть, недоумевали — неужели она нуждается в исцелении? Ее беда была незаметна снаружи, но исцелить ее, пожалуй, было труднее всего. Нирати была бесталанна; окружающие убеждали ее, что она еще откроет в себе дар к какому-либо искусству, но сама она давно уже в это не верила. Даже у Маджиаты был талант; и Нирати раздражало, что та разбазаривает его попусту. Маджиата недостаточно хорошо знала травы, но даже ее невеликое мастерство помогло бы Келесу больше, чем все старания Нирати.

Нирати встряхнулась, мысленно запретив себе погрузиться в пучину жалости к себе. Она сделала все, что было в ее силах. Она сидела возле постели Келеса и, пока он спал, тихо читала вслух воспоминания Амениса Дукао. Они очень нравились Келесу в детстве, — да и Нирати с Джоримом их обожали, — и он лучше спал, когда она читала. Она сменяла мать возле постели брата, и та могла отдохнуть и поспать, что тоже хорошо. Однако Нирати с радостью дала бы отрезать себе руку, только бы иметь возможность сделать для Келеса больше.

Возле крепости она увидела мальчика с иссохшей рукой, и краска стыда залила ее щеки. По крайней мере, мне есть чем жертвовать!

К мальчику наклонился мужчина, — его отец, подумала Нирати. Не заходя за камни первого охранного круга вокруг башни, он взъерошил волосы на голове у сына и ободряюще произнес:

— Данос, ты знаешь, что я не могу пойти с тобой. Но я буду ждать тебя здесь. Ничего не бойся!

— Я и не боюсь, отец. — Но дрожь в голосе мальчика выдавала его.

Нирати подошла к ним и поклонилась.

— Счастливого Празднества вам обоим. Могу ли я попросить об одолжении?

Мужчина выпрямился и ответил на поклон, мальчик присоединился к отцу.

— И вам всяческой благодати, госпожа. Чем мы можем вам помочь?

— До Ксингнакана еще далеко, и я опасаюсь идти одна, без спутника. Не согласится ли ваш сын сопровождать меня?

Мужчина кивнул. Вытер темный подтек на щеке сына.

— Данос с удовольствием проводит вас.

Мальчик кивнул. Нирати взяла его за руку.

— Благодарю вас. Мы вместе вернемся сюда. Меня зовут Нирати.

— Это Данос, а я — Элайт. Я буду ждать вас. Спасибо вам.

— Пока, отец!

Нирати под руку с мальчиком двинулись через огромный замощенный двор. Через каждую сотню ярдов им приходилось пересекать круги из гранита, вначале черные, а затем серые и белые. Круги предупреждали, что необходимо держаться подальше от крепости. Прочие улицы и площади столицы в это время были наводнены людьми. Двор Ксингнакана был пуст, если не считать больных и увечных, вереницей тянувшихся ко входу. В городе царило веселье, местные жители и гости радостно отдавались Празднеству; здесь же собрались потерявшие надежду, отчаявшиеся люди.

Данос поднял голову и посмотрел на Нирати.

— Зачем вы идете на исцеление, госпожа? Вроде бы у вас все в порядке.

— Некоторые увечья не увидишь с первого взгляда.

— Вы имеете в виду «женские дела»? Мама так говорит, а потом велит мне оставить ее в покое и идти помогать отцу.

Нирати улыбнулась.

— Возможно. Хотелось бы мне так же достойно справляться со своим несчастьем, как ты справляешься со своим.

Данос кивнул и вытянул, насколько мог, изувеченную руку.

— Когда я выздоровею, буду учиться, чтобы стать воином.

— Прекрасное решение!

Рука Даноса задрожала. Он опустил ее.

— Вы когда-нибудь видели Кайринуса?

Нирати покачала головой.

— Его можно увидеть лишь раз в жизни, Данос.

Она уже многократно слышала, что в этом году обстоятельства более чем когда-либо, благоприятствовали исцелению. Об этом говорили предзнаменования, к тому же год был одним из тех, когда магия необычайно сильна. Говорили, что в этот раз Кайринус исцелил бы и мертвого, если бы тот мог прийти в Ксингнакан.

— А почему ты спрашиваешь, Данос?

Мальчик пожал плечами.

— Ну… это вовсе не оттого, что я боюсь, честное слово, но ведь рассказывают всякое… Он был вместе с Правителем Нелесквином в Иксилле. Он — последний из ваньешей. Он пережил Катаклизм. Он очень стар, и он — настоящее чудище.

— Я тоже все это слышала. — Она мягко посторонилась, пропуская его вперед в один из узких проходов, ведущих внутрь Башни. Проходы тоже имели форму кругов; чтобы пройти, нужно было перешагнуть через небольшой порожек. Самой ей не доводилось этого видеть, но говорили, что во время церемоний через эти отверстия струилась магическая энергия.

Мальчик миновал порог первым и подал Нирати руку.

— Полагаю, Данос, даже если он и вправду чудовище, то не совсем уж плохое, раз помогает людям исцелиться.

Мальчик кивнул, обернувшись.

— Вам ведь не придется раздеваться догола во время церемонии, или что-нибудь вроде этого, правда?

Нирати улыбнулась.

— Нет.

— Отлично. Мне придется снять одежду, чтобы он увидел мою руку.

— Да.

Они дошли до конца круглого коридорчика и остановились наверху крутой лестницы. Еще со времен Империи места возле восточного круга принадлежали знати. Данос потянул Нирати налево, намереваясь остаться на верхних рядах, где собрались самые бедные, но она покачала головой, удерживая его.

— Мы спустимся вниз и подойдем поближе.

— Но отец сказал…

— Ты ведь сопровождаешь меня, забыл? — Она подмигнула мальчику. — Мы подойдем поближе и наверняка исцелимся.

Они начали спускаться. Нирати предполагала, что они займут места прямо у границы внутреннего круга, но на половине дороге замерла. Ее опередила Маджиата; девушка стояла там с гордо поднятой головой, по плечам рассыпались блестящие черные волосы. Ее платье, хотя и простого покроя, тем не менее, было сшито из шелковой ткани. Нирати не желала разговаривать с Маджиатой, но ей было любопытно посмотреть на нее, и она выбрала место позади девушки, несколькими рядами выше.

Люди все прибывали. Данос осматривался, изумленно распахнув глаза. Вдруг он выпустил руку Нирати и махнул в сторону какого-то мужчины. Нирати посмотрела на вновь прибывшего, недоумевая, зачем он здесь. Человек, на которого указывал Данос, не выглядел увечным — точно так же, как и она сама. Он легко спустился вниз и занял место в ряду перед ними. Данос радостно улыбнулся.

— Зачем вы пришли сюда, Мастер?

— У всех свои раны, Данос.

Мальчик кивнул.

— Это Нирати. Она здесь по поводу женских дел.

Мужчина улыбнулся.

— Моравен. Счастливого Празднества!

— И вам также. — Нирати улыбнулась в ответ, стараясь, чтобы голос звучал потише. При упоминании ее имени Маджиата дернулась и наполовину обернулась. Не обращай на меня внимания, Маджиата, иначе я спущусь и надаю таких тумаков, что тебе и правда понадобится исцеление!

Откуда-то издалека, из глубин крепости, донесся приглушенный барабанный бой. Нирати ощутила, как задрожал воздух, еще до того, как услышала звуки. Толпа смолкла, и эхо барабанной дроби наполнило амфитеатр. Звуки множились, отражаясь от стен, и людьми овладел страх. Некоторые побежали к выходам, вслед за ними устремились соседи, заразившиеся паникой.

Нирати подозревала, что Маджиата струсит, но она ошиблась. Та снова метнула взгляд наверх, и Нирати поняла: Маджиата определилась с правилами игры. Пока я здесь, она не двинется с места. Это не остановило бы Нирати, но если уйдет она, уйдет и Данос. А мальчик нуждается в исцелении больше, чем я.

Она решила остаться, отчаянно борясь сама с собой; со времен Катаклизма и даже ранее считалось крайне рискованным привлекать к себе внимание мага. Кайринус был последним из ваньешей, он прожил невероятно долго и был способен совершать настоящие чудеса. Как говорилось в пословице — боги оставались на небесах, страшась, что Кайринус найдет их и отправит назад.

Сила, подобная той, которой владел Кайринус, когда-то разрушила мир. Из-за этого наступили Времена Черного Льда и погибли миллионы людей. Великие города и маленькие селения были стерты с лица земли; рушились горы. Род людской был близок к исчезновению. Теперь сказками о странствующих ксингнаридинах пугали непослушных детей, и люди перешептывались о них, собираясь вместе. Ксингнакан был построен для того, чтобы сдерживать магию Кайринуса — люди боялись, что она может породить еще один Катаклизм.

Серый туман заклубился возле круглого выхода на арену. Сквозь него пробивались вспышки яркого голубого света — то ли пламени, то ли небольших молний, при этом раздавался резкий треск. Нирати почувствовала покалывание во всем теле. Туман сгущался, заполнив выход, голубой огонь вспыхивал все чаще, мелькали трезубцы молний.

Вокруг нее все выставили напоказ свои увечья. Данос безуспешно сражался с пуговицами на рубахе. Нирати наклонилась, чтобы помочь ему, и увидела, как на его коже пляшут голубые блики, высвечивая вены на теле мальчика. В следующем ряду Моравен стащил свое одеяние, обнажив ужасный шрам на левой половине груди. Нирати и Данос оба уставились на него, не в силах отвести глаз от шрама. Она мельком удивилась, что человек, сумевший пережить такое, счел нужным придти на исцеление.

В первом ряду Маджиата расстегнула платье и обнажила плечи и верхнюю часть спины. Она перехватила ткань, чтобы прикрыть грудь. Нирати покачала головой. Это же круг, глупая девчонка… Будь на месте Маджиаты кто-то другой, Нирати бы предупредила об оплошности. Омерзительный шрам на ее лопатке напоминал красного червя. Но причиной его появления была глупость Маджиаты; что ж, ее же глупость приведет к тому, что шрам останется на ее теле навсегда.

По толпе пронесся вздох. Из глубины прохода на арену вышел Кайринус. На нем было пурпурное одеяние безо всяких украшений, с высоким воротником, наполовину скрывавшим его голову. Лицо было спрятано под капюшоном, но глаза все равно были видны, — глаза, излучавшие яркий голубой свет. По мантии сверху вниз струились лазурно-голубые молнии.

Нирати сразу же осознала две подробности, связанные с Кайринсом, и у нее засосало под ложечкой.

Во-первых, она четко видела, что он не нагибался, перемещаясь по проходу. В то же время фигура, стоявшая на арене, достигала по меньшей мере десяти футов роста. Нирати была уверена, что проход недостаточно широк для Кайринуса; он неизбежно должен был бы упереться плечами в боковые стенки. Подумав об этом, Нирати с ужасом увидела, что Кайринус словно бы еще вырос; теперь и Вирук из касты воинов показался бы рядом с ним карликом.

Второе открытие было еще более пугающим. Кайринус перемещался мягко и очень медленно, но на самом деле он как будто не двигался! Не шелохнулась ни одна складка одежды. Он плыл вперед в сером тумане, словно носовая фигура корабля по спокойным водам Золотой реки.

Неожиданно — в самой середине восточного круга — он остановился. Остановилось и окружавшее его облако тумана. Он помедлил не дольше мгновения, а затем начал поворачиваться. Некоторые падали замертво, встретившись с ним взглядом. Другие просто теряли сознание. Данос схватил Нирати за руку и сжал ее; даже Моравен зябко повел плечами. Встретившись глазами с магом, Нирати мельком испытала какое-то знакомое чувство. Словно надзиратель, проверяющий поголовье скота, ничего больше.

Смолкла барабанная дробь. Молнии больше не разрывали серый туман, окутывающий мага. Голубой огонь в его глазах сменился красным, и языки адского пламени, мелькавшие вокруг него, тоже сменили цвет. Нирати услышала слова, которые он произносил. Или не произносил? Она осознала, что на самом деле ничего не слышит, и над ареной царит молчание.

Так вот как братья мысленно разговаривают с дедом?

В ее сознании мелькали образы. Она увидела, как мальчик тянется к магическому кристаллу. Почувствовала, как кожу на ее спине рассекает плеть. Обжигающая боль пронзила ее грудь, отозвавшись в ребрах. Нирати поняла, что это прошлое Даноса, Маджиаты и Моравена; все прочие ощущения относились к другим людям. Но все это перекрывал несшийся над толпой вопль, не то человеческий, не то звериный, — крик боли, невероятной боли.

Нирати поняла, что и она сама кричит в голос. Кричали все; под куполом металось эхо, многократно умножая чудовищный звук; он пронизывал насквозь, до самых костей. С барабанами это не шло ни в какое сравнение. Их Нирати просто слышала, а этот вопль пробирал изнутри, пробуждая в ней ее собственную затаенную боль, ее тайные страхи. До начала крика она отличалась от остальных — была вполне здорова, просто бесталанна — а теперь ее, как и прочих, разрывало на части, и, как и прочие, она понятия не имела, сумеет ли оправиться.

Туман вокруг Кайринуса начал вытягиваться толстыми искрящимися плетьми. Одна из плетей хлестнула сгорбленную старуху, сбив ее с ног. Вокруг ее бедер обвились багровые молнии, вытягивая их. Голова старухи откинулась назад. Уродливый горб исчезал на глазах, спина выпрямлялась. Она пронзительно закричала и обмякла. Туман вокруг нее рассеялся.

Снова и снова закручивающиеся посолонь щупальца тумана хлестали толпу. Туман все расползался, он уже заполнил арену целиком. Кайринус поднимался все выше в серых клубах, щупальца со свистом рассекали воздух, и клочья тумана разлетались за пределы арены. Серая волна накрыла Маджиату. Шрам на ее спине вспыхнул нестерпимым багрянцем; Нирати было больно смотреть на него. Маджиата закричала и отпустила платье; почти согнувшись пополам, она опасно наклонилась вперед. Нирати испугалась, что Маджиата сейчас бросится вниз головой в клубящуюся тьму, но та уцепилась за кромку круга и осела. Платье соскользнуло с ее груди, Маджиата лежала, обнаженная до пояса. Глаза ее смотрели в пустоту. В зрачках плясали багровые отблески. Маджиата выглядела так, словно была пьяна, — или так, словно на нее напала орда турасиндских кочевников.

Нирати всего мгновение наблюдала за происходящим, а потом ее саму накрыло с головой. Туман ворвался внутрь ее существа; Нирати почувствовала, что стоит обнаженная под дождем из стальных иголок. Она взглянула вниз, ожидая увидеть собственную кровоточащую плоть, но в ту же минуту потеряла последнюю нить, связывавшую ее с окружающей действительностью.

Она снова была маленькой девочкой, видела происходящее одновременно и своими глазами, и со стороны. Она шла по саду в Антурасикане, держась за руку деда. Светило солнце, но не обжигало, а приятно грело их лица.

Она почти забыла этот случай, но теперь произошедшее явилось перед ее внутренним взором, словно Сот, выбравшийся из своего кокона. Киро отпустил руку Нирати и обернулся к подошедшему Улану. Ее дядя был моложе, гораздо моложе, чем сейчас, а дед выглядел точно так же — высокий, седовласый, явно облеченный большим могуществом. Улан приблизился к ним и развернул принесенную карту, чтобы Киро оценил работу. Но, прежде чем Нирати успела разглядеть хотя бы очертания на карте, на Улана обрушилась свирепая ругань.

Нирати не слышала слов, она видела острые стрелы, пронзающие тело ее дяди. Брызнула кровь. Одна из стрел изуродовала череп Улана, другая выбила левый глаз. Отточенный дротик пригвоздил его язык к нижней челюсти, второй кастрировал его. Улан скрючился, смялся, словно карта в руках Киро.

Она взглянула на деда полными слез глазами. Наклонилась, чтобы поднять карту, хотела разгладить ее, но Киро забрал свиток из ее рук и отшвырнул прочь. Он улыбнулся внучке, уводя ее от Улана в глубину сада. С его уст сыпались цветы, хотя и не столь прекрасные, как те, что благоухали вокруг.

И тогда она почувствовала, как сердце ее оделось железным панцирем. Она ничего не сказала деду, потому что была слишком мала и не нашла подходящих слов. Но теперь она знала. Именно тогда я решила, что никогда не позволю ему причинить мне такую же боль, какую он причинил Улану. Я не бесталанна. Я прячусь от собственного таланта.

Осознание взорвалось внутри Нирати, наполнив ее мысли. Все, что она делала раньше, было ошибкой. Она усердно работала, но ничего не добивалась. Я сама не позволяла себе чего-либо добиться. Я не хотела, чтобы меня осудили, скрутили и переломали. Возможно, мне и не нужно было исцеление.

Она вновь обрела способность видеть. Кругом бушевало сплошное серое море, а в самом центре полыхало багряное пламя. Кайринус поднялся достаточно высоко, чтобы туман заполнил башню целиком и коснулся всех присутствовавших. Что случилось? Мне не нужно было исцеление или это все-таки произошло?

Нирати чувствовала, что Кайринус видит ее, но не получила ответа на свой безмолвный вопрос. Нирати оглядела себя. В тумане она различала призрачные фигуры — Даноса, Моравена, Маджиаты. Прочие расплывались смутными тенями. Когда Нирати вновь подняла голову, Кайринус превратился в черную жемчужину, светившуюся изнутри багровым пламенем. Он вращался, словно окруженный огненным венцом огромный глаз с чудовищным багровым зрачком. Он смотрел на Нирати. Он видел ее. И она видела себя на темной поверхности, свое зыбкое, искаженное отражение.

Она вытянула руку и дотронулась до сферы. Она чувствовала, что там, внутри, заключено нечто древнее и опасное; ей следовало бы бояться, но она не боялась. Она снова прикоснулась к шару, и ощущение гладкой, твердой поверхности пропало. В ее плоть вонзились тысячи мелких стеклянных зубьев, в нее ударила молния. Нирати закричала от боли и отдернула руку.

Открыв глаза, она увидела склонившихся над ней Моравена и Даноса. Нирати задрожала и прикусила нижнюю губу.

— Ч-что это было?

Моравен невесело улыбнулся.

— Думаю, для каждого это было что-то свое. Нами всеми владела магия — лишь одно мгновение. Потом все исчезло вместе с Кайринусом.

С их помощью Нирати приподнялась и села. Она взглянула туда, где лежала Маджиата.

— Что случилось с той женщиной?

— Она ушла, совершенно оглушенная.

Данос кивнул и протянул вперед руку, через которую было перекинуто шелковое платье.

— Она забыла вот это.

Нирати улыбнулась, но осеклась, увидев левую руку Даноса. Она по-прежнему висела безжизненной плетью. Она бросила взгляд на Моравена и увидела край шрама.

— Мне так жаль…

— Жаль чего, госпожа?

— У вас остался шрам, а Данос…

Мальчик помрачнел. Глаза его заблестели, но ни одна слезинка не скатилась по щеке.

— Со мной все в порядке.

Моравен перегнулся через Нирати и бережно взял больную руку Даноса в свои руки.

— Помнишь, что я сказал тебе по дороге в Морианд, Данос?

— Вы сказали, что я исцелюсь. — У мальчика задрожала нижняя губа. — Но ведь и вы можете когда-то ошибиться, Мастер.

— Я не ошибался, Данос. — Моравен говорил тихо, но уверенно. — Магия Кайринуса может исцелить, а не дать каждому то, о чем он мечтал.

— Я хотел стать воином.

— Кто говорит, что ты не сможешь им стать? — Моравен улыбнулся и погладил мальчика по голове. — Сначала ты должен понять, в чем заключалось твое исцеление. Лишь тогда ты сможешь найти свою судьбу.

— Да, Мастер. Спасибо.

Нирати посмотрела на Моравена.

— А вы получили то, в чем нуждались?

Он пожал плечами.

— Может быть.

— Звучит не слишком убедительно.

Моравен улыбнулся, встал и помог Нирати подняться.

— Исцеление — дело долгое, неважно, замешана в этом магия или нет. Мне потребуется время, чтобы понять, что во мне изменилось. И Даносу нужно время. А вы, госпожа, уже знаете, или вам также предстоит это выяснить?

— Полагаю, мне уж точно потребуется время.

Нирати помолчала и, кивнув, добавила:

— Время, чтобы исцелиться, и время, чтобы понять, что с этим делать дальше…

— Удачи вам в этом, госпожа. — Моравен натянул одежду. — Вы в начале пути, на который многие и не помышляют вступить. Если сегодня вы получили возможность это понять — что ж, тогда вам повезло больше, чем нам всем!