Если Бог есть, то как вы себе представляете его существование? Как существование спичечного коробка или числа? — спросил у первокурсников Рубен в качестве прелюдии к онтологическому доказательству существования Бога. Но сердце его не лежало к работе. Он скверно себя чувствовал.
Прошел день после похищения Донны, и Рубен предпочел пойти в университет, чем слоняться по дому злым, беспомощным и подавленным.
Студенты сочувствовали его горю и терпеливо ждали ответа на риторический, по их мнению, вопрос.
Вы уверены в существовании спичечного коробка, потому что так вам подсказывают органы чувств.
Рубен на миг вспомнил, как поймал Донну за игрой со спичками много лет назад. Заставил себя вернуться к теме лекции.
Такова ли сущность Бога? Благочестивые верующие утверждают, что лично общаются с Творцом. Но значит ли это, что Бог, действительно существует? Если вы видите спичечный коробок, а остальные не видят, для всех вы заблуждаетесь. А как же миллиарды верующих? Они тоже заблуждаются? Или те, кто не знает Бога, похожи на дальтоников, которые не различают цвета? Цвет существует, просто дальтоники страдают дефектом восприятия. Спорить можно долго. Но не сегодня. Сегодня представим Бога числом.
Рубен написал «11» на белой доске и тут же вспомнил, как Донна хвасталась на вечеринке в честь своего одиннадцатого дня рождения, что всего через два года станет подростком. Он сосредоточился.
— Число не похоже на спичечный коробок. Конечно, мы можем подтвердить его символами на доске или бумаге. Можем посчитать одиннадцать апельсинов, — в голове возник образ Джейн, которая учила Донну считать фрукты. — Так мы и узнаем о числе одиннадцать. Но это не само число. Одиннадцать есть, потому что мы определяем его существование. — Рубен замолчал, высморкался и промокнул глаза. — Одиннадцать — простое число между десятью и двенадцатью. Оно существует, как пешки, короли и другие шахматные фигуры, потому что мы определяем существование игры и ее правил, и вот они уже влияют на нашу жизнь. В Средние века шахматы считались моделью государственного управления. Конечно, вы знаете, что они господствуют в жизни многих людей и по сей день.
Рубен вспомнил, как учил Донну играть в шахматы, а через год она выигрывала у него почти каждую партию.
— Математика — тоже популярная игра, которую можно использовать в торговле, науке и технике, — он заново нашел нить повествования. — Может, существование Бога именно таково.
Студенты сидели тихо, пока он сморкался во второй раз.
— Вопрос не в том, чтобы доказать Бога через коллективный опыт и сравнение иллюзий с реальностью. Возможно, Бог существует, как существует число одиннадцать или шахматный король, а мы выводим правила восприятия божественных деяний и нашей реакции на них с помощью определения творца. То есть люди не молятся одному Богу под разными именами, но определяют существование отдельных богов, где-то похожих, где-то нет — как у шахматных короля и королевы есть сходства и различия…
Когда он закончил, несколько студентов признались, что не забудут эту лекцию. Они восхищались смелостью Рубена, который смог выйти на работу и провести занятие. Кто-то пожелал ему удачи, а кто-то обещал молиться за него и Донну.
Ощущение изоляции от черствого мира развеялось тем же утром, когда Рубен обнаружил на пороге дома коробки с едой и записками от доброжелателей. Друзья звонили, писали и всеми силами поддерживали, что радовало и умиротворяло. Однако Рубен следил за словами, когда отвечал им, зная, что его слушают наблюдатели Анны и полиция.
Один из сочувствующих студентов протянул Рубену запечатанный конверт с его именем.
— Я нашел его на столе, за который сел, опоздав на занятие. Не хотел прерывать лекцию, чтобы отдать вам.
Вернувшись к себе, Рубен открыл конверт. Стандартная гарнитура «Тайме», без подписи и обратного адреса.
В доказательство того, что Донну похитили мы — в первый раз мы связались с вами через ее телефон. В сообщении говорилось: «Меня похитили. Обменяют на манускрипт. Инструкции далее. Ответить не могу». Донна жива и здорова, но скучает по отцу, друзьям и школе. В ваших силах ей помочь. Наше первое требование: в ближайшие двадцать четыре часа достаньте манускрипт и положите его в студенческий рюкзак. Дальнейшие инструкции последуют. На сей раз никакого общения с прессой. Вы только навредите Донне.
Рубен перечитал скупую записку пять раз. Хоть сказали, что Донна жива и здорова — пока. Но доказательств нет — например, фотографии, помимо утренней газеты. Связаться с похитителями тоже нельзя, разве только послать сообщение на телефон Донны, который они выключили.
Что делать? Пробраться ночью в Церковь яркой утренней звезды на озере Таупо и забрать манускрипт? Только этого они и дожидаются. Рубен приведет их прямо к тайнику, там его и ограбят.
Что тогда будет с Донной? Волосы на затылке становились дыбом. И речи быть не может. Нужно знать наверняка, что Донну вернут. Но как это устроить?
Рубен устало побрел домой, ломая голову над дилеммой. Ответный ход так и не родился. Дома он сразу позвонил в полицию, как и обещал в случае контакта с преступниками.
Когда инспектор приехал, Рубен с облегчением узнал, что полицейские не сидели сложа руки и уже наметили схему действий. Инспектор повторил, что они ждали такого поворота событий и отрядили команду в штатском, чтобы проверить записку и поговорить со студентом, который нашел конверт. Затем инспектор посвятил Рубена в план.
Позже вечером Рубен поехал из Веллингтона к деревушке Макара на западном побережье и остановился на выбранном полицией месте, у поля для гольфа. Он то и дело косился на зеркало заднего вида, но ни одной машины на хвосте не заметил. Похитители наверняка умели становиться невидимыми — не хуже полиции, которая следила за тайником с поспешно изготовленным фальшивым свитком в старом портфеле.
Сработает ли план?
Инспектор радостно сообщил Рубену, что сотрудники Новозеландского архива за ночь покрасили и состарили овечью шкуру, а преподаватель с классического факультета Доминион утром нанес греческий текст — отрывки из Евангелия от Марка в стиле первого века. Не в первый раз за день Рубен чувствовал благодарность за внимание и помощь окружающих.
Они устроили искусную ловушку, заявил инспектор. Создавалось впечатление, что Рубен следовал инструкциям похитителей и забирал Q из тайника.
Сердце билось как сумасшедшее, ладони вспотели. Рубен достал портфель со старого сеновала на поле рядом с дорогой. Застыл на месте, прислушиваясь, не собирается ли кто на него прыгнуть. Тихо шелестел ветер, поблизости овцы жевали траву, вдали притормозила машина, сворачивая на главную дорогу, и газанула снова — ничего странного.
Рубен вздохнул свободнее, вернулся к автомобилю, завел мотор и все оглядывался, не едет ли кто-нибудь следом. Нет.
Может, и не надо было прятать фальшивый свиток в укромном месте.
По пути в Келбурн Рубен размышлял, нет ли у бандитов осведомителей в полиции. Во всяком случае, его предупредили только о журналистах. О властях речи не шло.
Похитители много знали и, судя по электронным «жучкам», много умели. Рубен не стал говорить полицейским о «жучках», потому что надеялся на связь с похитителями через Анну, а, кроме того, со скрипом признал он, не хотел сдавать притягательную шпионку и ломать их отношения — по крайней мере, сейчас.
— О черт, черт, черт, — запричитал Рубен, хлопая себя по лбу свободной рукой. Он забыл, что приятели Анны прослушивают его телефон. Они узнали про звонок в полицию и догадались, что его вечерний променад подстроен. Вот почему за ним не последовали.
Дальше полицейские предлагали устроить встречу с похитителями и обменять поддельный манускрипт на Донну. Но что, если бандиты разбираются в древних артефактах и не планируют отпускать Донну, не проверив свиток?
В кино гангстеры обменивали наркотики на деньги в заданном месте в заданное время. Но все равно проверяли, что им подсовывают, вдруг денег не хватает, или товар плохого качества. Конечно, бандиты тоже захотят удостовериться, что Рубен принес им подлинный Q. А зная, что замешана полиция, позаботятся о собственной анонимности. Для Донны это не предвещало ничего хорошего.
Мысли так и роились в голове Рубена, когда он вернулся домой и провел вторую одинокую ночь в страхе за Донну, которую любил так, что и жизнь за нее отдать не жалко — если потребуется.