По четвергам новозеландский национальный музей «Те Папа» не закрывается до девяти вечера.
Общественное здание «Те Папа Тонгарева» демонстрирует все архитектурное великолепие правительственного комитета. Подкупает и его расположение у самой кромки Веллингтонского залива, около центрального делового района.
Рубен так рассчитал свой визит на выставку художников раннего Ренессанса, чтобы успеть заглянуть в кафе на четвертом этаже до пяти часов, когда туда стекутся офисные работники.
Заплатив за кофе, он уселся в одно из кресел, которые создавали уютную домашнюю обстановку. Он занял столик для двоих, и следил, чтобы в свободное кресло никто не сел. Поджидая, он с тревогой высматривал по углам сменщиков Лорела и Харди.
Рубен подметил, как хаотична выставка, и улыбнулся. Все равно что распродажа вещей пенсионера на дому — груда старья, подслащенная телевизионными программами, фильмами и театральными представлениями, чтобы развлечь детишек и вызвать ностальгию у родителей.
Впереди на постаменте гордо возвышался мотоцикл «Бриттен V-1000» 1992 года, спроектированный для гонок новозеландцем Джоном Бриттеном. Позади красовалось военное каноэ маори и «Те Марае», который музейные служащие описывали как место встречи для укрепления межкультурных отношений маори и других новозеландцев. Рубен не поручился бы, что это на самом деле так.
Даже не заметив никого подозрительного, он все равно дергался. До трагедии в Вайрарапа эта мысль казалась ему хорошей. Теперь он сомневался. Враг становился настойчивее, то есть встреча могла быть рискованной.
Рубен заметил ее краем глаза, когда она подходила к кафе — высокая, светлые волосы, пепельные в тени. Около пятидесяти, в простом элегантном коричневом костюме. Она скользнула по нему взглядом, и Рубен незаметно кивнул, когда она проходила мимо, направляясь к кассе. Рубен заметил, что она закусила губу. Нервничает. Заказав кофе, она притворилась, что оглядывает уже забитое кафе в поисках свободного места.
— Не возражаете, если я здесь присяду? — неловко спросила она.
— Нет, нет, конечно, — с вежливым безразличием откликнулся Рубен. — Присаживайтесь.
Она поблагодарила его и села. Для любого наблюдателя встреча выглядела случайной.
Подобно Анне, которая «ненароком» врезалась в Рубена, якобы заблудившись в университете Доминион, куда ее легально перевели для исследований, профессор Клэр Лабелль из Ванкувера «случайно» присела на одно из свободных мест в кафе, как раз за столик Рубена. Она организовала себе визит в новозеландские архивы Веллингтона, чтобы изучить ранние документы, особенно варианты Договора Вайтанги 1840 года между британской короной и вождями маори.
Клэр смотрела в чашку с кофе и по сторонам, словно напротив сидел незнакомец, с которым она вынуждена делить столик.
— Извините, мне показалось, вы говорите с североамериканским акцентом. Вы канадка? — нарушил молчание Рубен, будто бы завязывая вежливую беседу с нечаянной соседкой.
— Да, угадали. Я из Ванкувера, но выросла в Квебеке.
Лед тронулся. Они познакомились, обменялись любезностями и через несколько минут перешли к серьезному разговору. Рубен сообщил Клэр о судьбе Лорела и Харди и добавил, что предвидит их замену и новые преследования. Рассказал, как Анна решила, что он антисемит, и посоветовала отдать манускрипт израильтянам, чтобы очиститься. Потом спросил Клэр, как дела с мультиспектральным анализом.
— Это уникальная технология, — начала Клэр. — Я обсуждала ее с сотрудниками национальных архивов, ответст венными за ваши колониальные документы.
— Разве никто не удивился, что специалист по древним документам Ближнего Востока интересуется новозеландскими записями XIX века? — не сдержался Рубен.
— Да нет. Я занимаюсь еще и ранними канадскими документами, особенно договорами между поселенцами и туземными индейскими племенами. В этой области работал мой бывший муж.
— Простите, я вас перебил.
Рубен заметил, что Клэр слегка картавит. Акцент выдавал французское прошлое.
— Как вы, наверное, знаете, — продолжила она, — при мультиспектральном анализе документ просвечивают лучами разной длины волны, чтобы увидеть контраст между фоном и записью. Каждый луч, проходя сквозь манускрипт, отражает мельчайшие различия в спектре или свете. Их увеличивают и анализируют на компьютере. Не трогая манускрипт, можно более точно определить, что и как было написано изначально, даже на обугленных и потемневших участках. Проявляются письмена, которые выцвели от времени, стерлись случайно или намеренно. В Средние века монахи иногда отскребали манускрипты и писали на них заново.
— Зачем? — Рубен догадывался, какой будет ответ, но хотел услышать его своими ушами.
— Папирус и пергамент дорого стоили, поэтому их часто использовали повторно. Такая судьба постигла один математический трактат Архимеда.
Клэр совершенно освоилась, перестала закусывать нижнюю губу и заулыбалась, сверкая зубами, радуясь интересу Рубена.
— Сто семьдесят четыре страницы трактата. Монахи в XII веке соскребли записи с манускрипта. Затем скрепили страницы, перевернули их вверх ногами и исписали от края до края своими молитвами. Так называемый палимпсест — в переводе с греческого «очищенный». С помощью мультиспектрального анализа мы точно определили изначальный текст.
— Гм. Занятно. Были еще какие-то эпохальные открытия?
— В 1896 году двое британских археологов обнаружили груду манускриптов — около трехсот тысяч фрагментов — на месте древней свалки папирусов у Оксиринха в Египте. Там описано где-то семьсот лет жизни греков и египтян. Из-за возраста, обугливания, когда свалку жгли, и других воздействий многие надписи невозможно разобрать. До недавнего времени они так и пылились в ящиках Оксфорда. Теперь мультиспектральный анализ позволил нам прочитать отрывки из Софокла, Аристотеля, Еврипида и часть Книги Откровения из Нового Завета.
— А Свитки Мертвого моря? — Рубен не сомневался, что Клэр подводит его к самому важному.
— Ну, как вы можете себе представить, Свитки Мертвого моря тоже подверглись анализу, но должна признать, ученые не выявили ничего особенного, лишь уточнили несколько непонятных слов и букв…
— О, я думал, вы сейчас откроете мне, что Иисус был фанатиком-террористом или был женат и имел десяток детей. Или что нашелся путь к Святому Граалю, — разочарованно протянул Рубен.
— Нет, — рассмеялась Клэр. — Иисус не женился; и вряд ли нарожал десять детей. Террорист? Скорее всего, нет. Что до Святого Грааля, Филон называет Логос носителем Слова Божьего. Так, может, Святой Грааль и есть Логос, путь, которым познается Слово Господне, через его творения и любовь ближних.
— Интересная мысль… Но я увел вас в сторону.
Клэр улыбнулась и продолжила:
— Возьмем Храмовый Свиток с Мертвого моря, самый большой из нетронутых — двадцати восьми футов длиной… извините, сколько это в метрах?
— Чуть больше восьми с половиной.
— Анализ дал лишь восемнадцать новых знаков… ничего ценного. Но мы все же нашли новый стих в псалме другого фрагмента.
Рубен тайком огляделся — вдруг их подслушивают или записывают на диктофон.
— А ваша половина Q? — быстро проговорил он.
— Я думала, вы так и не спросите, — поддразнила Клэр, наклонилась впереди прошептала: —Такого мы не ожидали.
Ее глаза возбужденно сверкали. Рубен заметил, что у нее чистая кожа и почти нет косметики. Он предположил, что долгие канадские зимы уберегли ее от губительного воздействия солнца.
— В самом начале нам попался стих, который я запомнила наизусть: «Евангелие Иисуса Христа, первенца Иосифа, плотника галилейского, и Марии, жены его».
— Гм, интересно. И нет греческого слова «партэнос» — девственница — при упоминании Марии, как в Евангелии от Луки? — задал Рубен очевидный вопрос.
— Нет. Из контекста ясно, что она — замужняя женщина.
— Ого. То есть — поправьте меня, если я ошибаюсь — божественное вмешательство не подтверждается непорочным зачатием или чем-то другим?.. У Иисуса были братья и сестры по матери?.. Или я делаю поспешные выводы, умножаю два на два и получаю пять? — Рубен снова оживился.
— Возможно, это значит лишь то, что Мария приходилась Иисусу матерью, а ее супруг, Иосиф, опекуном. Мы с Дианой думаем, что абзац написали и позже стерли.
— Не так уж и позже, — возразил Рубен. — Кумран пал где-то в 68 году нашей эры.
— Да, стереть могли в тот же день.
Рубен заглянул в ее лукавые глаза и не мог не заметить, что они такие же голубые, как у него самого.
— Конечно, очень важно, что удалили изначальный стих, — заявил он. — Если бы его не стерли, мы бы не обратили особого внимания. Раз запись соскребли, значит, кому-то она не понравилась. Но почему?.. Может, из-за него начался спор? Наверное, по мнению писца, одна лишь мысль, что Иисус появился в результате полового акта обычных супругов, умаляла его божественную суть.
— Мы тоже так решили. Похоже, в самой колыбели христианства разгорелся нешуточный спор об истории рождения Иисуса.
Оба рассмеялись над невольным каламбуром.
Клэр продолжила:
— Как мы знаем, только в двух из четырех Евангелий Нового Завета есть история его рождения. И рассказана она по-разному. У одного пастухи, у другого — мудрецы. Правда, оба автора приводят генеалогическое древо, показывая, что через Иосифа, а не Марию, Иисус связан с царской линией второго иудейского царя, почтенного Давида. В Евангелии от Иоанна упоминается, что недоброжелатели дразнили Иисуса «плодом прелюбодеяния».
— По-моему, мы с вами на одной волне, — ответил Рубен. — Если я правильно понимаю, вы учитываете, что мы живем в эпоху науки и техники, где факты бал правят. Первый век — другое дело. Для ранних христиан был важен теологический смысл, который выражался с помощью притч, символов и сказаний.
— Что-то вроде того, — пробормотала Клэр.
— История о пастухах, которые пришли выразить свое почтение, намекает на будущего пастыря для верующих. Мудрецы — символ того, что Иисус выше человеческого ума. Ну и так далее.
Воодушевленная энтузиазмом Рубена, Клэр улыбнулась.
— Сейчас модно считать, что божественная суть Иисуса — позднее изобретение церкви. Я так не думаю. Из Нового Завета, написанного в первые несколько десятилетий после распятия, мы знаем, что в божественность Иисуса верили свято.
— Итак, фразу о рождении Иисуса у Марии и Иосифа, четы из Назарета, стерли, чтобы не смущать верующих. Представьте, что будет, если переписать Символ Веры: «первенец Марии и плотника Иосифа» вместо «рожденный от непорочного зачатия Девы Марии».
— Не получится. Надпись стерта, церковь заявила, что она и не должна была появиться.
— Точно. Иначе обрушится шквал протестов от тех, кто ходит на церковные службы под Рождество, особенно от родителей, чьих детей лишат «магии рождественской сказки». А если мы добавим, что воскресение следует считать оживлением, да еще добьем вегетарианским стихом, призывами к пацифизму и общинной собственности, нас мало кто воспримет.
— Да. Разногласий возникнет много. Интересно, как оправдают свое занятие военные священники — и христиане, зарабатывающие деньги на фондовой бирже. Кстати, вегетарианство положит конец индейке на День благодарения и Рождество.
— То есть, как только Q попадет в газеты, нам придется плыть против течения, подобно лососю, и лестницы, чтобы перебраться через плотину, нам никто не подставит. — Рубен намеренно ввернул метафору из канадского обихода, потому что знал: Клэр оценит.
Она улыбнулась, потом нахмурилась.
— Тут я сочувствую Ричарду, он уже с этим столкнулся. Но я не согласна с его заявлениями. По-моему, он ступил на тонкий лед.
— Похоже, мы скоро к нему присоединимся… Наверное, стоит выпить чего-нибудь покрепче. Что будете? — спросил Рубен.
За бокалом «Совиньон Блан» они обсудили главную причину своей встречи — как объединить две половины, и что делать с Q теперь, когда они уверены в его подлинности.
Поразмыслив, отчего Диабы поручили каждому из них по фрагменту свитка, они решили, что палестинцев беспокоили волнения в Израиле 1973 года и судьба Свитков Мертвого моря.
— Сегодня некоторые кумранские манускрипты доступны широкой публике, — повторила Клэр то, о чем Рубен уже знал. — Однако, в общем и целом, разрешение Израильского департамента древностей и музеев получили только те ученые, кто входил в изначальную группу, назначенную иорданцами. В то время за свитки отвечали правительственные структуры.
— Сейчас его, кажется, называют Израильским управлением по делам древностей? — вспомнил Рубен.
— Да, название сменили в 1990 году. Как бы то ни было, в восьмидесятых годах резкая критика остальных ученых, желающих исследовать манускрипты, вынудила израильтян открыть свитки для более широкого круга. И все равно израильские власти медлили, сколько могли, обращаясь со свитками как с национальным, а не международным сокровищем. Официально полная коллекция стала доступна в 2001 году.
— Через пятьдесят четыре года после того, как нашли первые манускрипты, — подсчитал Рубен.
— Я знаю. Это нелепо. Вряд ли Управление по делам древностей будет вести себя точно так же, отдай мы им Q. Кроме всего прочего, у нас есть цифровые фотографии и результаты предварительного исследования, которые мы опубликуем и без их благословения.
— Если только, завладев манускриптом, они не присвоят себе исключительные права на публикацию и не обратятся в суд. У нас есть неплохой шанс выиграть дело, но придется нанимать адвоката, а их услуги стоят недешево, — воскликнул Рубен.
— Верно. Но мы можем заработать кучу денег на книгах o Q.
— Я и не подумал о доходах с книг и футболок, только от самого манускрипта.
— А стоит. Некоторые журналисты и писатели выручали громадные суммы, разжигая воображение читателей своими конспирологическими теориями и размышлениями о тексте Свитков Мертвого моря до восьмидесятых годов. Несколько незаконных фотокопий, вывезенных из Израиля контрабандой, обрушили лавину домыслов.
— Израильтяне поймали и наказали виновных?
— Нет. Возможно, потому, что иначе привлекли бы внимание журналистов и всего мира к собственническом отношению Израиля к свиткам, — предположила Клэр.
— Кстати о деньгах — вы подумали о финансовой компенсации? — поинтересовался Рубен.
— Вы имеете в виду деньги, корень всякого зла?
— Именно. Как глубоко вы намерены его пустить?
Они рассмеялись, и Клэр ответила.
— Присоединяюсь, — согласился Рубен. — Тогда остается вопрос, что делать с двумя половинами.
— Думаю, мы оба понимаем, что их надо свести в единый документ.
— Еще мы, кажется, выяснили, что нельзя отдавать Q Управлению по делам древностей. Даже если они продолжат запугивать меня… или вас, если узнают, что к вам попала вторая половина. Итак, где же осядет Q — в Канаде, Новой Зеландии, там и там по очереди — или в другой точке земного шара?
— Да, придется что-то выбрать, — согласилась Клэр.
— Новозеландские власти уже попросили меня вернуть манускрипт Израилю. Конечно, МИД действовал по указке израильтян, но все равно боюсь представить, как наше правительство может надавить.
— Разве они не понимают, что речь идет о бесценном артефакте? — с явным недоумением спросила Клэр.
— Кто их знает. Когда израильтяне предложили музею Окленда выставить двенадцать Свитков Мертвого моря, им отказали, потому что манускрипты — якобы слишком эзотерический экспонат для новозеландской публики. «Те Папа» тоже не согласился. Вроде бы в музее не оказалось места для экспозиции.
— В таком громадном здании? — удивилась Клэр, оглядываясь.
— Да, зато нашлось место для шоу боди-арта: татуировок, пирсинга и безобразных украшений, которые они посчитали более интересными.
— Вы серьезно?
— Да. Хотя могли быть и скрытые причины, например выставка свитков слишком дорого стоила и делала рекламу Израилю.
— Это логичнее. Но все равно получается, что ответственные за экспозиции в ваших музеях не слишком высокого мнения об интеллектуальных и духовных потребностях новозеландской публики. Теперь я понимаю, отчего Ричард Фидел так рвется заполучить финансирование от особого неправительственного учреждения — если предположить, что Q остается в Новой Зеландии, — съязвила Клэр.
Оба усмехнулись. Клэр придавала Рубену уверенность и избавляла от страхов. Восхитительная союзница.
— Прежде чем мы начнем обсуждать варианты и планы, разрешите мне на минутку удалиться. Схожу в уборную и заодно разведаю, не подслушивают ли нас, — прошептал Рубен, прикрыв рот ладонью, будто бы закашлялся. Поднялся и ушел.
Пока Рубена не было, Клэр разглядывала кафе и похожий на пещеру музей. Ей не хотелось испытать на своей шкуре злоключения Рубена. Она не стала говорить, что видела в воскресной газете статью о взрыве, которая усилила впечатление от его рассказа.
В уборной Рубена вдруг осенило, что Анна или один из ее помощников могли прицепить «жучка» ему на одежду. Встревожившись, он нырнул в одну из кабинок и быстро разделся до трусов, проверил каждую пуговицу и шов, даже ботинки. Потом очки. Ничего. Часы и телефон Рубен сознательно оставил дома на случай, если в их электронные внутренности встроили хитроумные подслушивающие или отслеживающие устройства. Он знал, что при включении сотового посылается сигнал, который уведомит специалистов с нужным оборудованием о местонахождении телефона.
Рубен вернулся на место, заказал себе и Клэр по бокалу вина. Они целый час решали, что делать с Q, и обдумывали план, который бы учитывал любые возможные сценарии и непредвиденные случаи.
Без двадцати девять они покинули музей. Пожав на выходе руку Клэр, Рубен пожелал ей удачи в Новой Зеландии. Для окружающих они выглядели как незнакомцы, которые приятно провели несколько часов вместе, подобно пассажирам на соседних креслах в самолете.
По пути домой Рубен удивлялся, как хорошо они поладили с Клэр. Он машинально сравнил Клэр с Анной. Анна не такая, как Рубен. Она обезоруживает искренней несхожестью ценностей и убеждений, возбуждает и интригует. Клэр разделяет идеи и профессиональные интересы Рубена. Это делает ее уютно предсказуемой.
«Вот почему она мила, но не возбуждает, — размышлял Рубен. — Она как Джейн, зеркальное отражение меня во многих смыслах. О Господи…»
До Рубена вдруг дошло: ему нравилось притягивать непохожих на него людей, но когда речь шла о серьезных отношениях, он интуитивно понимал, что у родственных душ больше шансов. Например, у них с Клэр.
Рубену хотелось увидеться с Клэр еще раз, пока она не вернулась в Ванкувер, но так он мог выдать ее своим преследователям. Лучше сосредоточиться на встрече, при которой они передадут две половинки Q выбранному учреждению.
Представляя себе эту самую встречу, Рубен четко осознал, какую ответственность они с Клэр взвалили на себя, решив показать миру христианское Евангелие Q. Представив, что их план может провалиться, Рубен внутренне содрогнулся и беззвучно помолился об удаче.