28 июля 2512 по ЕГК.
…Первым включилось обоняние и ударило по все еще «дремлющему» сознанию дикой смесью запахов металлической стружки, горелой пластмассы, крови, рвотных масс и, почему-то, свежескошенной травы. Пока выныривал из забытья, заработало зрение и резануло по открывшимся глазам настолько сильной вспышкой боли, что я невольно скрипнул зубами. Слух вернулся еще позже. Одновременно с голодом и кошмарной жаждой. И позволил услышать голос Дайны. Правда, что именно она мне сказала в тот момент, я не разобрал, ибо изо всех сил старался не заорать, тянулся губами к трубочке «поилки» и пытался вывести на линзы МДР «простыню» медблока скафа. Зато после того, как первый глоток холодного энергетика смочил пересохший рот и покатился по пищеводу, получилось выделить часть ресурсов мозга на анализ ситуации и вникнуть в суть следующей фразы БИУС-а:
— … чего особо серьезного: легкое сотрясение, несколько ушибов средней тяжести и что-то отдаленно похожее на последствия синдрома Стасова-Энке. Но ты, наконец, пришел в сознание, динамика восстановления откровенно радует, а значит…
Не услышь я в ее голосе самое настоящее сочувствие, слушал бы дальше. А так сообразил, что эмоциональный блок мог распаковаться не раньше, чем через сорок восемь часов после активации предбоевого режима обновления прошивки, и прохрипел напрашивавшийся вопрос:
— Дайна… сколько… времени… я… провалялся… в отключке?
— Пятьдесят два часа тридцать восемь минут и сорок семь секунд… — донеслось откуда-то издалека, а затем оттуда же послышался тихий смешок: — Или, как выразился бы Цербер, дохрена и больше!
— И нас… конечно же… не подобрали? — проигнорировав уточнение, спросил я.
— Неа. Ибо здесь нас хрен найдешь!
Слово «здесь», выделенное интонацией, заставило подобраться:
— А «здесь» — это где?
— А хрен его знает! — весело хохотнула помощница, почувствовала, что перегибает и с шутками, и с частотой использования любимого слова далеко не самого гуманного офицера Академии, и перестала ерничать: — Насколько я поняла, Шило взорвал «Стакан» точно в момент формирования струны, и ударное разрушение блока развертки гиперпривода вызвало прорыв иной мерности в нашу реальность. Физику процесса, естественно, не объясню — знаю лишь, что наш «Носорог» внезапно переместило на «изнанку», а всего через шесть целых триста восемьдесят две тысячных секунды выбросило со сверхкороткой струны в семидесяти четырех метрах под поверхностью какой-то планеты категории А-плюс!
— Ты издеваешься⁈ — нахмурился я и поморщился от вспышки головной боли.
— Если бы… — совсем по-человечески вздохнула Дайна. — Бот ВОЗНИК почти на самом дне скальной расщелины глубиной от семидесяти одного до восьмидесяти семи метров. Причем с нулевой скоростью относительно стенок и вверх днищем. Увы, эта дыра в земле оказалась чуть уже «Носорога», так что его маршевые движки и сантиметров сорок морды диффундировали в породу. Соответственно, вытащить на поверхность и снова поставить на крыло эту несчастную машину не получится при всем желании.
— Диффундировали — значит, каким-то непонятным образом возникли прямо в скальной породе и смешались с нею так, что стали ее неотъемлемой частью? — зачем-то переспросил я, услышал подтверждение, не без труда уложил в голове новое знание и, наконец, обратил внимание на то, что лежу лицом вниз и на потолке, а не в ложементе. Разблокировать замки, находясь без сознания, у меня бы не получилось, а Дайна не стала бы этого делать без особо веских причин, поэтому я открыл глаза, огляделся и мысленно хмыкнул: «Носорог» переместился на эту планету крайне неудачно, из-за чего моя тушка оказалась висящей вниз головой, что являлось проблемой само по себе. Ну, а сотрясение запросто могло стать следствием неудачного падения с полутора метров. Но страдать из-за такой мелочи было идиотизмом, а выяснять, что за синдром упомянула помощница, я поленился. И, мысленно повторив фразу «планета класса А-плюс», подключился к внешним камерам бота. А после того, как по очереди вгляделся в каждую картинку и убедился в том, что бот действительно застрял в скальной расщелине, а не висит в открытом космосе и, тем более, не болтается на «изнанке», продолжил пытать БИУС: — Как я понимаю, снаружи ночь?
— Да. А еще над расщелиной довольно густая растительность. И небо, как назло, затянуто сплошной облачностью. Впрочем, прошлой ночью было ясно, и я поднимала разведдрон, чтобы проанализировать взаимное расположение крупных звезд и созвездий. Но первая «птичка» сдохла. На высоте пятидесяти девяти метров. Попав под какое-то неизвестное деструктивное излучение. Тем не менее, часть неба я все-таки изучила, подняв второй дрон на безопасные пятьдесят семь, и пришла к выводу, что «Носорог» фактически мгновенно переместило в соседний спиральный рукав нашей галактики. Понимаю, что это утверждение звучит бредовее некуда, но я перепроверила расчеты несколько раз и вынуждена заявить, что они верны!
— Мы на планете категории А-плюс в соседнем спиральном рукаве… — убито пробормотал я, покрутил в голове это сумасшедшее словосочетание и… тяпнул боевой коктейль.
Накатывавшее отчаяние как ветром сдуло. Вместе с мыслями о том, что вернуться в Академию, передать последние голосовые сообщения погибших их родичам и вообще выжить будет проблематично. А сознание, полноценно включившееся в работу, потребовало подробностей:
— Еще новости есть?
— Да! Причем не только плохие… — отозвалась личная помощница и не стала терзать меня театральными паузами: — Эта планета с вероятностью в сто процентов терраформирована по стандартам Старой Земли. Кто именно и когда именно этим занимался, естественно, не скажу, но почти уверена, что сюда в уже знакомом нам стиле перенесло один из двенадцати колониальных транспортов эпохи Первого Космического Рывка, пропавших без вести.
— С чего ты это взяла? — на всякий случай спросил я и получил чертовски убедительный ответ:
— Сутки длятся двадцать четыре часа, пятьдесят восемь минут и тридцать девять секунд; в атмосфере семьдесят семь и девяносто четыре сотых процента азота, двадцать целых и девяносто две сотые процента кислорода, девяносто одна сотая процента аргона, четыре сотых — углекислого газа; она и озоновый слой поглощают львиную долю часть излучения светила, а часть, достигающая поверхности планеты, не представляет опасности для человека; у попавших в мои виртуальные лапки образцов местной растительности в далеких предках — земные растения и тэдэ. Кстати, ускорение свободного падения в этом мире тоже комфортнее некуда — порядка девяти целых семидесяти двух сотых метра в секунду за секунду!
Этот монолог чуть-чуть реанимировал убитое настроение и сподобил озвучить самые перспективные выводы:
— Раз эту планету терраформировали выходцы со Старой Земли, значит, тут должна быть хоть какая-то цивилизация. А цивилизация — это спутники, забитый эфир, авиа— …
— Спутников и каких-либо орбитальных сооружений не заметила. Эфир девственно чист. С авиацией тоже засада — я наблюдаю за небом уже порядка сорока четырех часов, однако до сих пор не засекла даже самого завалящего дирижабля. Анализируя состав воздуха, не обнаружила сколь-либо серьезных концентраций диоксида азота, диоксида серы, оксида углерода, аммиака и всей той дряни, которой технологические цивилизации травят свои планеты. Впрочем, не исключено, что нам «повезло» возникнуть на каком-нибудь богом забытом архипелаге или в центре какой-нибудь аномалии. К слову, последнее более чем реально: флора и фауна этой планеты выглядит кошмарнее некуда, а о неизвестном излучении, вызывающим взрывную деградацию электроники, я уже рассказывала…
Желание выяснить, что кошмарного в местной флоре и фауне, умерло, толком не родившись, так как голову пришла на редкость неприятная мысль:
— А как это излучение подействует на тебя?
БИУС «вздохнул» еще человечнее:
— Теоретически не должно, ведь я выращена из клеток твоего мозга и, по сути, являюсь его неотъемлемой частью. Но жизнь — штука непредсказуемая, так что перед тем, как выбираться наружу, тебе надо будет скопировать мое сознание в искин «Носорога». Кстати, скаф и практически вся снаряга откажут с вероятностью в сто процентов. Зато «выживут» игольники и большая часть содержимого «Наруча».
— Так, стоп! — воскликнул я, запоздало сообразив, что в моих расспросах нет самого главного — системности — и решил исправить это упущение: — Я все еще не в себе и туплю. Поэтому изложи результаты своих изысканий в режиме доклада, а уточняющие вопросы я начну задавать только после того, как увижу общую картину…
…Общую картину я изучал добросовестнее некуда. Внимательнейшим образом выслушал развернутый доклад Дайны, ознакомился с результатами всех проведенных ею анализов, исследований и расчетов, задал добрую сотню уточняющих вопросов, провел тщательную виртуальную ревизию состояния «Носорога» и имеющихся запасов НЗ, осмотрел чуть ли не каждый сантиметр трехмерной модели расщелины,
созданной при помощи разведдронов, все так же виртуально познакомился с местной флорой и шестью представителями фауны, «полюбовался» небом и так далее. В процессе целенаправленно искал в случившемся положительные стороны, заострял на них внимание и убеждал себя в том, что альтернатива — долгий дрейф в области Махотина-Зеехофера и последующая смерть или, к примеру, гибель при подрыве минного кластера — обрадовали бы значительно меньше.
Да, получалось, мягко выражаясь, неважно, но от ни разу не радужных мыслей о будущем я все-таки отвлекался. Причем два раза — во время завтрака, напрочь отключившего мозги, и сверки списка позиций НЗ, которые в теории должны были храниться в специальном отсеке бота, с реальными запасами. К слову, за двадцать с лишним минут, выделенным на это дело, я практически без остановки поминал добрым словом командира «Ярого» и тыловиков этого рейдера. Почему? Да потому, что на этом корабле неприкосновенный запас не разворовывали, не комплектовали чем-попало и регулярно обновляли. Так что за каждой отдельной строчкой в виртуальном списке стояло именно то, что могло спасти жизнь в экстремальной ситуации!
Нет, на учебных кораблях и орбитальных комплексах АПД НЗ тоже был не так уж и плох. Но там за аббревиатурой ИРП-У прятался самый дешевый усиленный индивидуальный рацион питания на рынке, а в загашниках бота — рацион, разработанный для питания высокопоставленных офицеров Службы Дальней Разведки, выполняющих специальные задания в Дальнем Космосе. Там за фразой «боекомплект для штурмовых игольников» можно было найти разве что обыкновенные иглы, а тут, в «Носороге», их не было вообще. Зато специальные — от парализующих до бронебойно-зажигательных — имелись на любой, даже самый взыскательный вкус! В общем, осмотрев это великолепие, я от всей души пожелал Николаю Иосифовичу самого лучшего посмертия из всех гипотетически возможных, нашел офицерское флотское белье, комбез, носки и ботинки своего размера, добавил к этой стопке полотенце и мыльно-рыльные принадлежности, пополнил запас игл, задвинул на штатное место фальшь-панель и подошел к десантному люку, оказавшемуся под ногами.
Пока я развлекался с ревизиями, Дайна готовила периметр. Хотя нет, не так: почву под нашим ботом и два участка стены она запекла до стекловидного состояния еще во время моего беспамятства. Само собой, не сама, а с помощью систем вооружения одного из ударных дронов «Носорога». А где-то за час до моего возвращения в сознание выгнала на более-менее остывшую площадку оба универсальных дроида «Паук-СД», вбила в будущий пол и стены «чистой зоны» необходимые крепежи, растянула трехслойную маскировочную сеть с эффектом мимикрии, подключила ее к бортовой сети и так далее. Так что в тот момент, когда я приказал открыть люк, всего-навсего врубила насосы, создала область повышенного давления, вывесила наружу эвакуационную «стрелу» и прокатила меня на «люльке».
Стараниями личной помощницы ни насекомыми, ни живностью в этой «комнатке» не пахло, но я разгерметизировал и снял шлем только после того, как «Пауки» дотянули тоненькие, но чрезвычайно прочные и «вечные» трубы из специального пластика к точке подключения, подсоединили к внешнему отверстию фильтра, юркнули в «чистую зону» и вернули на место защитный полог.
Вдохнув воздух нового мира, пахнущий сыростью, лесом и чем-то пряным, я хмуро полюбовался внутренней поверхностью линзы, заляпанной давно подсохшей кровью и блевотиной, представил, как выглядит лицо, волевым усилием задвинул куда подальше вернувшийся страх перед будущим, стянул скаф, комбез и белье, вручил «услужливому» дроиду, поежился от прохлады и шагнул к импровизированной душевой. Да, терминала управления в ней не было. Зато за мной присматривал БИУС, за три с лишним года вынужденного сотрудничества успевший изучить мои вкусы от и до. В общем, как только я оказался под лейкой, позаимствованной из бортового комплекта выживания, из нее хлынул аналог любимого «Ливня». Причем не холодный, а подогретый до температуры в сорок два градуса по Цельсию!
— Ка-а-айф… — сладострастно простонал я, закрыл глаза и растворился в состоянии абсолютного безмыслия. К сожалению, совсем ненадолго — в какой-то момент откуда-то сверху послышался чей-то низкий и очень грозный рык, а это мгновенно переключило меня в боевой режим и кинуло к штурмовому игольнику, предусмотрительно оставленному в шаговой доступности.
Да, с учетом того, что Дайна плотно сидела на системах вооружения бота и ударных дронов, это было глупо. Но рефлексы, наработанные за время учебы в АПД, включались независимо от желания, поэтому я пару минут потупил. Голым, но с оружием наизготовку. Затем вернул его на место, добросовестно помылся, оделся и нехотя вернулся в десантный салон. Почему нехотя? Да потому, что безделье позволяло думать о далеко не самом приятном будущем. А в моем состоянии сколь-либо серьезные нагрузки были противопоказаны. Как минимум в течение двух суток. Слава богу, Дайна это понимала ничуть не хуже меня, поэтому после того, как я проверил статус своего скафа, висящего в «пенале», и улегся на лист вспененной резины, заботливо постеленной на бывший потолок все тем же БИУС-ом, загрузила мои мозги чертовски важным вопросом:
— Водоносный пласт, до которого добурились «Пауки», перекроет любые возможные потребности. А вот с запасами еды все намного хуже — даже при самой жесткой экономии ее тебе хватит максимум на полтора месяца. Тянуть время, откладывая момент перехода на дары местной флоры и фауны, на мой взгляд, абсолютно бессмысленно. Куда рациональнее приступить к охоте и сбору образцов полным сил. Дабы, в случае чего, восстанавливаться, питаясь ИРП-ками, а не листвой, травой и особо аппетитными червями.
— Для начала надо разобраться с излучением… — хмуро пробормотал я. — Если оно смертельно опасно, то…
— Будь наверху мертвая пустыня, я бы тебя поняла… — фыркнула личная помощница. — А там — буйный широколиственный лес, полный жизни, значит, единственная проблема, о которой стоит задумываться — это длительность и сложность адаптации.
Тут я чуть не сорвался:
— Дайна, я хоть и дуролом с факультета универсалов, но элементарными знаниями по биологии все-таки обла— …
— Я сказала «стоит задумываться»! — перебила меня она и погасила злость всего тремя предложениями: — Да, это зверье могло мутировать десятилетиями. Но вас, универсалов, учили выживать в любых условиях. Ну, и что тебе мешает попробовать?
Меня бросило в жар, а память услужливо напомнила один из монологов Цербера:
«Хватит трястись, херои: трусость парализует и отключает мозги, а вы, универсалы, обязаны выжить сами и спасти тех, кто вам доверился!»
— Ты права: мое дело — выжить! — твердо сказал я и добавил: — Значит, все страдания — побоку.
— Правильное решение… — проворковал БИУС и, как ни в чем не бывало, вернулся к прерванной теме: — Поэтому я уже отправила «Пауки» вывешивать лесенку до границы условно безопасной зоны. Так что послезавтра утром ты придешь на готовенькое. Вернее, продолжишь уже начатые работы. И да: я только что убедилась в том, что граница условно безопасной зоны постепенно понижается, и пришла к выводу, что ее отодвинуло каким-то воздействием струны.
— Ты хочешь сказать, что фиксируешь какие-то остаточные флуктуации, и что в тот момент, когда они исчезнут, нас накроет по полной программе⁈
— Ага… — спокойно подтвердила Дайна, заметила, что я привстаю, и добавила в голос закаленной стали: — Но ближайшие двое суток шевелиться буду только я…