Сад принцессы Сульдрун

Глава 32

Ранней весной посланники Казмира прибыли в Миральдру и потребовали аудиенции у короля Эйласа.

Герольд объявил их имена:

– С благоволения его величества имею честь представить сэра Нонуса-Римского, племянника короля Казмира, а также Альдрудина, герцога Творсбейнского, а также Рубарта, герцога Джонгского, а также графа Фаниша из замка Странлип!

Эйлас спустился с трона и выступил вперед:

– Господа, приветствую вас в Миральдре.

– Мы исключительно благодарны вашему величеству за то, что вы согласились нас принять, – сказал Нонус-Римский. – Я привез собственноручное послание его величества короля Казмира. С вашего разрешения я хотел бы его огласить.

– Читайте.

Оруженосец подал послу продолговатый трубчатый футляр, вырезанный из слонового бивня. Сэр Нонус-Римский вынул из футляра пергаментный свиток. Оруженосец тотчас же подхватил свиток из рук посла. Сэр Нонус-Римский обратился к Эйласу:

– Ваше величество! Слова Казмира, короля Лионесса!

Оруженосец стал читать, звучно и отчетливо:

Вернувшись в Лионесс, сэр Нонус-Римский доставил следующий ответ короля Эйласа:

По случаю перемирия короли Тройсинета и Лионесса согласились обменяться церемониальными визитами. Казмир первым прибыл в Миральдру.

Встретившись с Эйласом лицом к лицу, Казмир улыбнулся, но тут же нахмурился и спросил в некотором замешательстве:

– Когда-то я вас уже видел. Я никогда не забываю лица.

Эйлас ответил безразличным пожатием плеч:

– Не стану подвергать сомнению твердость памяти вашего величества. Разрешите вам напомнить, что в юности я посещал Хайдион.

– Да-да, само собой.

На всем протяжении визита лионесского короля, однако, Эйлас часто замечал, что взгляд Казмира останавливался на его лице – пристальный, задумчивый взгляд.

Пересекая Лир под парусами, чтобы нанести ответный визит, Эйлас и Друн стояли на носу корабля. Впереди уже виднелся Лионесс – неровная темная полоса на горизонте.

– Я никогда не рассказывал тебе о твоей матери, – сказал Эйлас. – Возможно, тебе пора узнать, как все это было. – Эйлас посмотрел на запад, на восток, снова на север – и протянул руку: – Где-то там, примерно в десяти или двадцати милях отсюда, не могу сказать точнее, меня столкнул в воды пролива убийца, мой двоюродный брат. Когда течение прибило меня к берегу, я был уже на волоске от смерти. Очнувшись, я подумал, что уже умер и попал в рай. Я оказался в цветущем саду лицом к лицу с прекрасной девушкой – жестокий отец заставил ее жить в полном одиночестве. Ее отцом был король Казмир, а девушку звали Сульдрун, принцесса Сульдрун. Мы полюбили друг друга всем сердцем и собирались сбежать из сада за каменной стеной. Нас предали, и по приказу Казмира меня бросили в глубокое подземелье. Казмир, по-видимому, все еще считает, что я умер в его темнице. Когда Сульдрун тебя родила, тебя унесли, чтобы Казмир тебя не нашел. Потеряв и тебя, и меня, Сульдрун покончила с собой, и за это – за это горе, причиненное существу невинному, как лунный свет! – я ненавижу Казмира. Ненависть к нему пропитала меня до мозга костей, ее не вытравят ни время, ни радость. Вот так.

Друн смотрел в воду:

– Как она выглядела, моя мать?

– Ее трудно описать. Она была не от мира сего, ей даже нравилось одиночество. Для меня она была самым прекрасным существом на свете…

Пока Эйлас ходил по залам и коридорам Хайдиона, его преследовали призраки прошлого – призраки его самого и Сульдрун, настолько живые, настолько близкие, что он слышал отголоски их шепота, шорох их шагов и одежды – взявшись за руки, они пробегали мимо, поглядывая на Эйласа с загадочными улыбками; глаза их лукаво искрились, словно они играли в опасную игру, изображая полную невинность.

Вечером третьего дня Эйлас и Друн вышли из Хайдиона через оранжерею. Они прошли по сводчатой галерее к покосившейся дощатой двери в стене и спустились по тропе, вьющейся между камней, в старый сад.

Их шаги замедляла тишина – присущая этому месту тишина снов. В руинах виллы они остановились. Друн смотрел вокруг с интересом, граничившим с благоговейным испугом. Воздух наполнял аромат цветущей валерианы – впоследствии всякий раз, когда Друн чувствовал этот запах, сердце его сжималось.

По мере того как солнце садилось в отливающих золотом облаках, отец и сын спустились на берег и долго смотрели на волны прибоя, спокойно набегавшие на гальку. Приближались сумерки – они стали возвращаться. Проходя мимо старого цитруса, Эйлас замедлил шаг и остановился. Когда Друн ушел вперед, Эйлас прошептал:

– Сульдрун! Ты здесь? Сульдрун!

Он прислушался – ему почудилось, что он слышит ответный шепот; может быть, это всего лишь шелестел ветер в листве.

– Сульдрун! – громче позвал Эйлас.

Друн вернулся и потянул его за руку – он успел привязаться к отцу и доверял ему:

– Ты говоришь с моей матерью?

– Я позвал ее. Она не отвечает.

Друн посмотрел вокруг, обернулся к холодному морю:

– Пойдем. Мне здесь не по себе.

– Мне тоже.

Эйлас и Друн ушли из сада – два существа, полные жизненных сил. Даже если что-то пыталось окликнуть их, неразличимый шепот под деревом умолк, и в старом саду на всю ночь воцарилась тишина.

Тройские корабли отчалили.

Казмир вышел на террасу перед Хайдионом и провожал глазами удаляющиеся паруса.

У него за спиной возник брат Умфред:

– Сир, прошу прощения за беспокойство.

Казмир недовольно обернулся. Королева Соллас, чья предрасположенность к религии принимала все более ревностный характер, предложила построить христианский собор с целью поклонения трем божествам, именуемым «Святой Троицей». Казмир подозревал, что ее подговорил брат Умфред.

– Что тебе нужно? – спросил король.

– Вчера вечером я заметил короля Эйласа, когда он входил в пиршественный зал.

– И что же?

– Вам не показалось знакомым его лицо? – На губах Умфреда дрожала многозначительная улыбка.

Казмир неподвижно смотрел на монаха:

– Действительно, при первой встрече мне показалось, что я его где-то раньше видел. Что из этого?

– Вы помните молодого человека, заставившего меня обручить его с принцессой Сульдрун?

Рот Казмира приоткрылся. Пораженный догадкой, он широко раскрыл глаза, уставившись на брата Умфреда, потом резко повернулся к морю:

– Я бросил его в темницу. Он мертв.

– Он сбежал. Он помнит.

Казмир хрюкнул:

– Это невозможно. Принцу Друну уже десять лет.

– А сколько лет, по-вашему, королю Эйласу?

– Двадцать два, может быть, двадцать три года, не больше.

– И что же, он сделал ребенка, когда ему было двенадцать лет?

Казмир принялся расхаживать из стороны в сторону, заложив руки за спину:

– Все может быть. Здесь есть какая-то тайна. – Остановившись, он снова посмотрел в море, где паруса тройских кораблей уже скрылись за горизонтом.

Король подал знак сенешалю, сэру Мунго:

– Вы помните женщину, которую допрашивали в связи с делом принцессы Сульдрун?

– Помню, ваше величество.

– Приведите ее сюда.

Через некоторое время сэр Мунго вернулся к королю:

– Ваше величество, я попытался выполнить ваш приказ, но тщетно. Эйирме, ее супруг и вся ее семья покинули свою ферму. Соседи утверждают, что они уехали в Тройсинет, где им пожаловали поместье и дворянское звание.

Казмир ничего не ответил. Откинувшись на спинку кресла, он приподнял бокал красного вина и стал наблюдать за танцующими на стекле отражениями языков пламени, разгоревшегося в камине. Оставшись в одиночестве, он пробормотал:

– Здесь есть какая-то тайна.