Сад принцессы Сульдрун

Глава 13

Шимрод, отпрыск чародея Мургена, рано проявил выдающиеся способности к магии и в свое время приобрел полную независимость от своего создателя, действуя самостоятельно.

Сходство между Мургеном и Шимродом нельзя было назвать очевидным; оба, однако, глубоко проникли в тайны своей профессии и отличались находчивостью, а также некоторой несдержанностью воображения, у Шимрода выражавшейся в причудливом чувстве юмора и время от времени – в заставлявшей его страдать сентиментальности.

Внешне они вовсе не походили друг на друга. Мурген предпочитал являться взорам окружающих в виде альбиноса атлетического телосложения и неопределенного возраста. Шимрод выглядел как юноша с почти бесхитростно-наивным выражением лица. Худощавый и длинноногий, с темно-русыми волосами, удлиненным подбородком и слегка впалыми щеками, Шимрод то и дело кривил широкий рот, словно усмехаясь каким-то ироническим мыслям.

Проведя несколько лет в бесцельных блужданиях, Шимрод поселился в Трильде, усадьбе на лугу Лальи в Тантревальском лесу, ранее служившей обителью Мургену; там он вплотную занялся изучением магии, пользуясь временно предоставленными Мургеном книгами, шаблонами, инструментами и преобразователями.

Трильда оказалась подходящим местом для прилежных занятий. Воздух над лугом полнился ароматом свежей зелени. Дни, как правило, были солнечными, а ночи – звездными или лунными. Одиночество Шимрода почти не нарушалось: мало кто осмеливался забредать так далеко в лес. Усадьбу Шимрода некогда построил Хиларио – не слишком удачливый волшебник, одержимый множеством необычных фантазий. Планировка помещений была беспорядочной, а на луг Лальи выходили окна всевозможных размеров и форм. В дополнение к шести дымовым трубам на крутой крыше усадьбы пестрели многочисленные мансардные окна, ниши, выступы и коньки, а на самом высоком коньке красовался чугунный флюгер в виде петуха, одновременно выполнявший функцию талисмана, отгонявшего призраков и злых духов.

Перегородив ручей плотиной, Мурген устроил заводь с небольшим водопадом, вращавшим колесо, соединенное приводным валом с дюжиной различных механизмов, установленных в рабочем кабинете, – в том числе с токарным станком и мехами, раздувавшими огонь в высокотемпературной печи.

Полулюди время от времени наблюдали из леса за Шимродом, гулявшим по лугу, но не вмешивались в его дела, опасаясь колдовских чар.

Чередовались времена года; за осенью последовала зима. Тихо падающие снежинки окутали луг молчаливым покровом. Поддерживая яркий огонь в камине, Шимрод приступил к внимательному изучению «Аннотаций и выдержек» Балберри – огромного тома, содержавшего сводку магических экзерсисов, методик, формул и закономерностей, запечатленных на мертвых и даже изобретенных языках. Пользуясь большим увеличительным стеклом, изготовленным из глаза оборотня, Шимрод без труда разбирал таинственные символы – так, словно они были повседневно употребляемыми выражениями.

Шимрод завтракал, обедал и ужинал, пользуясь скатертью-самобранкой: стоило только расстелить ее и отвернуться, как на столе появлялись соответствующие времени суток и сезону свежеприготовленные блюда и напитки. Для развлечения он учился играть на лютне – это искусство высоко ценилось феями Топоногой обители на дальнем краю луга Лальи. Эльфы и феи обожали музыку, хотя их вкусы в этом отношении мало напоминали человеческие. Они умели делать превосходные виолы, гитары и тростниковые свирели, но их собственная музыка в лучшем случае производила впечатление беспорядочного набора жалобно-приятных созвучий, подобных далекому перезвону стеклянных подвесок-колокольчиков, колеблемых дуновениями ветра. В худшем случае их музыка становилась бессвязной какофонией напряженных диссонансов – судя по всему, отсутствие гармонии устраивало фей не меньше, чем ее наличие. К тому же более тщеславных созданий невозможно себе представить. Обнаружив, что прохожий случайно услышал их игру, эльфы и феи неизменно приставали к нему и спрашивали, как ему понравилась их музыка, – и горе тому неотесанному чурбану, который говорил им то, что у него было на уме, ибо его заставляли танцевать без перерыва неделю, еще один день, еще один час, еще минуту и еще секунду! Если же слушатель заявлял, что он потрясен и восхищен, торжествующие самолюбивые создания нередко его вознаграждали. Играя на лютне, Шимрод часто видел, как эльфы, большие и маленькие[17], в остроконечных шапках и зеленых камзолах с красными кушаками, залезали на ограду, чтобы его послушать. Если он давал понять, что замечает их присутствие, они рассыпались преувеличенными похвалами и просили сыграть еще. Время от времени эльфы, игравшие на рожках, спрашивали, не могут ли они присоединиться к нему и составить ансамбль; Шимрод каждый раз вежливо отказывался, так как совместное исполнение музыки с эльфами – исключительно опасное занятие. Неосторожный музыкант нередко обнаруживает, что уже не может остановиться – он продолжает играть днем и ночью, танцуя вдоль извилистого ручья, перелетая с одного дерева на другое, кувыркаясь и обдирая кожу среди кустов и колючек, блуждая по горным лугам и по подземным лабиринтам обителей фей[18]. Шимрод знал, что любые сделки с лесными созданиями, даже самые, казалось бы, незначительные, ни в коем случае нельзя заключать на предложенных ими условиях – совершенно необходимо предъявлять свои собственные требования и точно их оговаривать; в противном случае соглашение неизбежно приводит к самым печальным последствиям.

Внимание Шимрода не раз привлекала одна из слушательниц – прекрасная девушка-фея с развевающимися каштановыми волосами. Шимрод пытался заманить ее к себе, предлагая сладости. Однажды она подошла поближе и стояла, глядя на него, – рот ее кривился, глаза проказливо сверкали:

– Почему ты хочешь, чтобы я зашла в твой огромный дом?

– Сказать тебе правду? Я хотел заняться с тобой любовью.

– А! Но тебе не следует пробовать такие сладости – что, если ты сойдешь с ума и будешь вечно преследовать меня тщетными мольбами?

– Тщетными? Вечно? И ты всегда будешь мне жестоко отказывать?

– Может быть.

– А если ты обнаружишь, что теплая человеческая любовь приятнее ваших мимолетных птичьих совокуплений? Тогда кто кого будет умолять и вечно преследовать? Какая сохнущая от любви фея будет надоедать мне тщетными жалобами?

Недоумевая, фея скорчила гримасу:

– Такое мне никогда не приходило в голову.

– Заходи – и мы посмотрим, кто кому больше понравится. Сначала я налью тебе гранатового вина, и мы согреемся у пылающего камина.

– А после этого?

– После этого мы проверим, чья любовь теплее.

Молодая фея сложила губы трубочкой, изображая шутливое негодование:

– Мне не подобает заигрывать с незнакомцами.

– Но мы уже знакомы. Уже сейчас, глядя на меня, ты просто таешь от любви!

– Я боюсь! – Фея убежала, сверкая пятками, и Шимрод больше ее не видел.

Наступила весна – снег растаял, луг украсился цветами. Однажды, солнечным утром, Шимрод покинул усадьбу и стал бродить по лугу, наслаждаясь цветами, яркой зеленью и пением птиц. Он нашел в траве тропу, раньше не попадавшуюся ему на глаза; она вела в лес, на север.

Заинтригованный, он направился по тропе и вступил под сень раскидистых толстоствольных дубов – тропа вилась то влево, то вправо, перевалила через пологий холм, спустилась в тенистую лощину, снова поднялась и пересекла поляну, пестрящую голубыми васильками и окруженную, как частоколом, высокими серебристыми березами. Когда тропа заставила его подняться на небольшое обнажение черных скал, Шимрод услышал доносившиеся из леса жалобные вопли, прерывавшиеся глухим стуком. Стараясь производить как можно меньше шума, Шимрод пробрался через чащу туда, откуда исходили странные звуки, – перед ним открылся окаймленный редкими скалами болотистый пруд с зеленовато-черной водой. На берегу пруда длиннобородый тролль с несообразно большой дубиной в руках колотил тощее пушистое существо, висевшее, как тряпка, на веревке, протянутой между двумя деревьями. С каждым ударом существо вскрикивало, умоляя тролля сжалиться:

– Перестань! Больше не надо! Ты ломаешь мне кости! Разве у тебя нет сострадания? Ты обознался, это совершенно очевидно! Меня зовут Грофинет! Не надо! Где твоя логика, где твой разум?

Шимрод шагнул вперед:

– Перестань его бить!

Коренастый тролль, на три головы ниже Шимрода, подпрыгнул от неожиданности, приземлившись лицом к волшебнику. У тролля не было шеи – голова росла из плеч. На нем были грязные штаны и кожаная безрукавка; кожаный гульфик защищал его огромные гениталии.

Шимрод подошел еще на несколько шагов:

– Зачем ты избиваешь бедного Грофинета?

– Зачем, зачем… Чего пристал? – вызывающе проворчал тролль. – Потому что так ему и надо! Потому что каждое дело нужно доводить до конца!

– С последним утверждением трудно спорить, но оно не отвечает на мой вопрос.

– Отвечает или не отвечает, тебе-то какое дело? Ступай своей дорогой. Я хочу сделать отбивную из этого ублюдка, порожденного двумя кошмарами!

– Это ошибка! – возопил Грофинет. – Ее необходимо исправить, пока не поздно! Опустите меня, чтобы мы могли поговорить спокойно, без предубеждения.

Тролль огрел его дубиной:

– Молчать!

Прилагая лихорадочные усилия, Грофинет высвободился из слегка распустившихся от сотрясений пут, спрыгнул на землю и принялся скакать туда-сюда по опушке на длинных ногах с большими ступнями, уворачиваясь от тролля, гонявшегося за ним с дубиной. Шимрод, в какой-то момент оказавшийся между ними, изловчился и столкнул тролля в пруд. На поверхность болотистой заводи поднялось несколько маслянистых пузырей, после чего она разгладилась и больше не возмущалась.

– Вы очень своевременно утопили тролля, сударь, – сказал Грофинет. – Я перед вами в долгу.

– Пустяки, не преувеличивай, – скромно отозвался Шимрод.

– Сожалею, но наши мнения на этот счет расходятся, – возразило пушистое существо.

– Действительно, – поднял брови Шимрод. – Я поторопился ответить, не подумав. А теперь мне пора, желаю тебе всего наилучшего.

– Одну минуту, сударь! Могу ли я узнать, кому я обязан своим избавлением?

– Меня зовут Шимрод – я живу в Трильде, примерно в миле отсюда, если идти по лесной тропе.

– Удивительно! В этих местах люди редко бродят в одиночку.

– Я немного разбираюсь в магии, – пояснил Шимрод. – Полулюди меня избегают. – Смерив Грофинета взглядом с головы до ног, он заметил: – Должен сказать, что никогда не видел подобных тебе созданий. Какого ты происхождения?

Грофинет высокомерно выпрямился:

– В благородном обществе такие вопросы редко обсуждаются.

– Прошу прощения! Впредь я постараюсь сдерживать свою невоспитанность. Что ж, всего хорошего, до свидания.

– Я провожу вас в Трильду, – вызвался Грофинет. – Здесь можно запросто угодить в опасную ловушку. У меня нет другого способа вас отблагодарить.

– Как тебе угодно.

Они вернулись вдвоем на луг Лальи, где Шимрод остановился:

– Меня больше не нужно провожать. Трильда уже в нескольких шагах.

– Пока мы шли, – сообщил ему Грофинет, – я размышлял. И мне пришло в голову, что вы мне оказали чрезвычайно большое одолжение.

– Довольно благодарностей! – решительно заявил Шимрод. – Возможность оказать тебе помощь доставила мне удовольствие.

– С вашей точки зрения, все очень просто, но меня теперь обременяет стыд, моя гордость уязвлена! Вынужден заявить, что отныне я у вас в услужении – до тех пор пока не будет выплачен мой долг. Не отказывайтесь, я принял бесповоротное решение! От вас потребуется только предоставить мне кров и пищу, а я возьму на себя ответственность за все повседневные заботы, отвлекающие вас от серьезных занятий. Кроме того, я могу оказывать некоторое содействие в подготовке к заклинаниям.

– Даже так? Ты чародей?

– Любитель, не более того. Если вас это не слишком затруднит, вы могли бы помочь мне совершенствоваться. В конце концов, два ученых ума лучше одного. И никогда не забывайте о безопасности! Тот, кто внимательно смотрит вперед, не замечает, как к нему подкрадываются сзади!

Шимрод не смог переубедить Грофинета, и тот стал постоянным обитателем его усадьбы.

Сначала Грофинет и его болтовня мешали Шимроду – на протяжении первой недели он неоднократно собирался выгнать его в шею, но каждый раз сдерживался перед лицом неоспоримых достоинств нового помощника. Грофинет не нарушал установленные правила и не трогал имущество Шимрода без разрешения. Он был на удивление аккуратен и постоянно сохранял бодрое расположение духа – по сути дела, именно чрезмерный энтузиазм Грофинета отвлекал Шимрода от занятий. Плодотворное воображение пушистого лесного выходца заставляло его увлеченно обсуждать одну идею за другой. Первые несколько дней Грофинет вел себя преувеличенно робко. Тем не менее, пока Шимрод старался выучить наизусть бесконечные, но полезнейшие перечни из «Порядка изменчивостей», Грофинет шлялся по дому, разговаривая с воображаемыми – или по меньшей мере невидимыми – собеседниками.

В конце концов поведение Грофинета стало скорее забавлять, нежели раздражать Шимрода, и он обнаружил, что с любопытством ожидает следующего словесного извержения. Однажды Шимрод отмахнулся от мухи, назойливо садившейся на его письменный стол; Грофинет тут же превратился в бдительного гонителя мух, мотыльков, пчел и прочих крылатых насекомых, не оставляя их в покое ни на минуту. Будучи неспособен их поймать, он широко открывал входную дверь и пытался прогнать вызвавшее его гнев насекомое, в то время как в распахнутую дверь залетала дюжина других. Шимрод заметил, что отсутствие успеха в этом предприятии заметно удручало Грофинета, и потихоньку заворожил Трильду второстепенным заклятием, заставившим всех насекомых в ужасе наперегонки покинуть усадьбу. Грофинет остался чрезвычайно доволен результатами своих трудов.

Наконец похвальба победой над насекомыми наскучила ему, и Грофинет придумал новую причуду. Несколько дней он мастерил крылья из ивовых прутьев и желтого шелка, после чего привязал их ремешками к предплечьям и своему длинному тощему торсу. Глядя из окна, Шимрод наблюдал за тем, как он бегал по лугу Лальи, размахивая желтыми крыльями и подпрыгивая в воздух в надежде взлететь подобно птице. Шимрод чуть не поддался искушению помочь Грофинету волшебными чарами и отправить его порхать под облака – но это было бы опасно; Грофинет мог возомнить о себе невесть что и в следующий раз сломать себе шею, спрыгнув с крыши. Ближе к вечеру Грофинет разбежался, прыгнул слишком высоко и слишком далеко – и шлепнулся в пруд Лальи. Эльфы и феи из Топоногой обители чуть не умерли от смеха, катаясь и кувыркаясь в траве и дрыгая ногами в воздухе. Мокрый Грофинет с досадой выбросил крылья в пруд и приплелся обратно в Трильду.

По прошествии некоторого времени Грофинет увлекся изучением египетских пирамид.

– Исключительно правильной формы монументы, делающие честь фараонам! – заявил пушистый помощник волшебника.

– Разумеется, – рассеянно согласился Шимрод.

На следующее утро Грофинет поделился дальнейшими соображениями по этому вопросу:

– Изумляющие своей простотой величественные строения!

– Да, конечно.

– Каковы их размеры, хотел бы я знать?

Шимрод пожал плечами:

– Насколько мне известно, длина каждой стороны основания составляет примерно сто ярдов.

Позднее Шимрод заметил, что Грофинет отмеряет и отмечает какие-то расстояния на лугу Лальи.

– Чем ты занимаешься? – поинтересовался волшебник.

– Ничем особенным, просто развлекаюсь.

– Надеюсь, ты не задумал возвести пирамиду? Она загородила бы нам солнечный свет!

Грофинет застыл, согнув в колене уже приподнятую длинную ногу:

– Возможно, вы правы.

Он неохотно отказался от осуществления столь грандиозных планов, но тут же обнаружил новое увлечение. Вечером Шимрод зашел в гостиную, чтобы зажечь светильники. Грофинет выступил ему навстречу из теней:

– Так что же, господин Шимрод, вы меня заметили, когда проходили мимо?

Мысли Шимрода были заняты чем-то другим; кроме того, темный угол, где стоял Грофинет, оказался вне поля зрения волшебника.

– Что правда, то правда! – признал Шимрод. – Я совершенно тебя не заметил.

– А это значит, – с волнением, таинственным тоном сказал Грофинет, – что я научился становиться невидимым!

– Чудесно! И в чем заключается твой секрет?

– Залог успеха – просто-напросто достаточное умственное усилие, – охотно объяснил Грофинет, но тут же предупредил: – Но если у вас сразу не получится, не отчаивайтесь. Это очень трудно.

– Посмотрим!

На следующий день Грофинет отрабатывал новый трюк. Шимрод звал его:

– Грофинет! Ты где? Ты снова стал невидимкой? – После чего Грофинет торжествующе выходил из угла.

Однажды Грофинет подвесил себя на потолочных балках рабочего кабинета, лежа, как в гамаке, на паре подвязанных ремешков. Заходя в кабинет, Шимрод мог бы и не заметить его, если бы Грофинет не забыл поднять длинный хвост с пучком рыжеватой шерсти на конце, покачивавшийся посреди комнаты.

Мало-помалу Грофинет решил покончить с воображаемыми амбициями и всерьез заняться изучением чародейства. С этой целью он часто оставался в кабинете Шимрода и наблюдал за тем, как тот манипулировал приборами. Тем не менее Грофинет страшно боялся огня; каждый раз, когда аппаратура Шимрода по той или иной причине испускала язык пламени, Грофинет панически выскакивал из комнаты – и в конце концов распрощался с надеждой стать волшебником.

Приближался канун летнего солнцестояния. Шимрод стал плохо спать, а когда все же засыпал, ему снились исключительно яркие сны. Во сне он постоянно видел один и тот же пейзаж: террасу из белого камня над пляжем из белого песка, а дальше – спокойное синее море. Террасу отделяла мраморная балюстрада; равномерно набегавшие волны разливались пеной по песку.

В первом сне Шимрод стоял, облокотившись на балюстраду и праздно глядя в море. По пляжу к нему шла темноволосая дева с гибким и тонким станом, в свободном платье без рукавов из мягкой серовато-бежевой ткани. Когда незнакомка приблизилась, Шимрод заметил, что она немного выше среднего роста. Ее темные волосы, перевязанные темно-красным шнурком, спускались почти до плеч. Ее обнаженные руки и ноги были изящны, кожа отличалась бледно-оливковым оттенком. Шимрод находил ее невыразимо прекрасной – кроме того, в ней и во всем ее существовании как таковом скрывалось нечто таинственное и провоцирующее. Проходя мимо, она обернулась к Шимроду с невеселой полуулыбкой, не приглашающей, но и не запрещающей, после чего удалилась по пляжу и скрылась из виду. Шимрод встрепенулся в постели и проснулся.

Второй сон был таким же, с той разницей, что на этот раз Шимрод позвал прекрасную деву и предложил ей взойти на террасу; она чуть задержалась, с улыбкой покачала головой и ушла.

Третьей ночью она остановилась и спросила:

– Почему ты зовешь меня, Шимрод?

– Хочу, чтобы ты хотя бы поговорила со мной.

Незнакомка потупила глаза:

– Нам лучше не говорить. Я плохо знаю мужчин и боюсь тебя, потому что чувствую какое-то странное влечение, когда прохожу мимо.

На четвертую ночь дева из его снов снова задержалась и, поколебавшись, медленно подошла к террасе. Шимрод спустился по ступеням навстречу, но она остановилась – и Шимрод обнаружил, что не может к ней приблизиться; во сне это не показалось ему необычным. Он спросил:

– Сегодня ты будешь со мной говорить?

– Не знаю, что тебе сказать.

– Почему ты гуляешь по пляжу?

– Потому что мне так нравится.

– Откуда ты? Куда ты идешь?

– Я сновидение; я появляюсь, порожденная мыслями, а потом исчезаю.

– Даже если ты порождение сна, подойди ближе и останься со мной. Ведь это мой сон, и ты должна мне подчиняться.

– Ты неправильно понимаешь природу снов. – Уходя, она обернулась через плечо, и Шимрод, когда он наконец проснулся, точно помнил выражение ее лица. Его пытались околдовать! Но с какой целью?

Шимрод вышел погулять на луг, анализируя каждый доступный истолкованию аспект возникшей ситуации. Кто-то пытался ненавязчиво заворожить его образом таинственной красавицы – что в конечном счете, несомненно, должно было нанести ему ущерб. Кто мог напустить такую порчу? Шимрод перебирал в уме известных ему чародеев, но ни у кого из них не было повода морочить ему голову призраком странной прекрасной девы.

Шимрод вернулся в лабораторию и попытался вызвать знамение, но ему не хватило необходимой для этого бесстрастности, и знамение рассыпалось режущим глаз калейдоскопом слишком ярких цветов.

Вечером того же дня он допоздна засиделся в кабинете, слушая, как прохладный ветер вздыхает в кронах деревьев за усадьбой. Неизбежная перспектива сна вызывала у него недобрые предчувствия – и в то же время какую-то виноватую надежду, которую он тщетно пытался подавить.

– Ну хорошо! – набравшись храбрости, решил подбодрить себя Шимрод. – Займемся этим вопросом вплотную и разведаем, куда нас хотят заманить.

Шимрод лег на койку и закрыл глаза. Сон долго не приходил; часами Шимрод ворочался в болезненной полудреме, нервно реагируя на каждую фантазию, возникавшую в уме. Наконец он уснул.

Сновидение не заставило себя ждать. Шимрод стоял на террасе; по пляжу к нему, не торопясь, шла дева с обнаженными руками, босая, с черными волосами, развевающимися на морском ветру. Шимрод ждал, облокотившись на балюстраду и сдерживая волнение. Позволить противнику заметить свое нетерпение – плохая стратегия даже во сне. Дева подошла ближе – Шимрод спустился к ней по широким мраморным ступеням.

Ветер стих, не было слышно даже прибоя; темноволосая дева остановилась и ждала. Шимрод приблизился еще на несколько шагов и уловил в воздухе ее тонкий аромат – аромат фиалок. Их разделяло расстояние не больше вытянутой руки – Шимрод, казалось, мог бы прикоснуться к ней.

Она заглянула ему в лицо, улыбаясь своей задумчивой полуулыбкой, и сказала:

– Шимрод, мне больше нельзя к тебе приходить.

– Почему?

– У меня не осталось времени. Мне суждено удалиться на планету звезды Ахернар.

– И ты покинешь меня по своей воле?

– Я зачарована.

– Скажи, как рассеять эти чары.

Его собеседницу, судя по всему, одолевали сомнения:

– Не здесь.

– Где же?

– Я приеду на Ярмарку Гоблинов. Ты можешь встретиться со мной на ярмарке?

– Могу! Расскажи, какие чары тебя околдовали, чтобы я мог подготовить заклинание и рассеять их.

Дева медленно отвернулась.

– На Ярмарке Гоблинов. – Бросив еще один взгляд через плечо, она удалилась.

Шимрод задумчиво смотрел вслед ее удаляющейся фигуре… У него за спиной раздался оглушительный рев – словно десятки голосов одновременно возопили в дикой ярости. Песок задрожал под тяжелыми шагами, но Шимрод стоял как парализованный, не в силах обернуться и увидеть, что ему грозило.

Он проснулся на койке в Трильде; сердце его часто билось, дыхание перехватило. Наступило самое темное время ночи, еще не было даже намека на рассвет. Угли в камине еле теплились; Грофинет тихо сопел в своей глубокой подушке – с койки было видно только его большую ступню и длинный тонкий хвост.

Шимрод развел огонь поярче и вернулся на койку. Он лежал, прислушиваясь к звукам ночи. Откуда-то с луга донесся печальный мелодичный свист; проснулась какая-то птица – может быть, разбуженная филином.

Шимрод сомкнул веки и спокойно проспал до утра.

Ярмарка Гоблинов должна была скоро начаться. Шимрод запаковал свои магические инструменты, книги, либрамы, фильтры и преобразователи в сундук, после чего произнес над сундуком «заклятие искажения видимости»: сундук съежился, потом вывернулся наизнанку семь раз в точной последовательности магических превращений и в конечном счете стал чем-то вроде тяжелого черного кирпича, который Шимрод спрятал под очагом.

Грофинет, стоявший у двери, наблюдал за его махинациями в замешательстве:

– Зачем вы это делаете?

– Мне нужно ненадолго покинуть Трильду – а воры не могут украсть то, чего не найдут.

Ответ Шимрода погрузил Грофинета в глубокое размышление – он застыл, и только кончик его хвоста подергивался в такт мыслям – то направо, то налево.

– Это, конечно, весьма предусмотрительно. Тем не менее, пока я здесь и охраняю ваши вещи, никакой вор не посмеет сюда заглянуть.

– Не сомневаюсь! – заверил его Шимрод. – Но дополнительные меры предосторожности в отношении ценного имущества никогда не мешают.

Грофинету нечего было на это сказать, и он вышел прогуляться на лугу. Шимрод воспользовался его отсутствием, чтобы принять третью меру предосторожности – высоко в тени, под потолком, он установил Домашнее Око; теперь ни одно событие, происходившее в его отсутствие, не могло остаться незамеченным.

Собрав все необходимое в небольшой заплечный мешок, Шимрод направился к дремавшему на солнце Грофинету, чтобы дать последние указания:

– Грофинет, еще несколько слов!

Грофинет поднял голову:

– Говорите, я слушаю.

– Я отправляюсь на Ярмарку Гоблинов. Усадьба остается под твоим присмотром – охраняй ее и наводи порядок. Не приглашай никаких диких тварей, никаких других существ. Не поддавайся на лесть и уговоры. Сообщай всем и каждому, что заходить в Трильду никому, кроме тебя, не разрешено.

– Все ясно, во всех подробностях! – заявил Грофинет. – Я никогда не теряю бдительности и отважен как лев. Даже блоха не проникнет в вашу усадьбу.

– Очень хорошо. Мне пора идти.

– Счастливого пути, Шимрод! Под моей защитой Трильда в полной безопасности!

Шимрод углубился в лес. Оказавшись там, где Грофинет больше не мог его видеть, волшебник вынул из поясной сумки четыре белых пера, прикрепил их к сапогам и нараспев произнес:

– Оперенные сапоги, несите меня по моему хотению туда, куда глядят мои глаза!

Перья задрожали и приподняли Шимрода над землей – он заскользил по воздуху под кронами дубов, пронзенными солнечными лучами. В тени росли душистые чистотелы, фиалки и колокольчики; поляны украсились лютиками, первоцветами и красными маками.

Миля пролетала за милей. Шимрод миновал несколько обителей эльфов: Чернозвездную, Омутнежную, Хороводяную, а за ними и Тлеющую Сень, где правил Родион, король всего лесного народца. По дороге Шимрод заметил несколько хижин гоблинов под толстыми корнями дубов, а также руины, где некогда обитал огр Файдох. Когда Шимрод задержался, чтобы выпить воды из родника, тихий голос позвал его из-за дерева:

– Шимрод, Шимрод, куда тебя несет?

– Над тропой и дальше, – кратко ответил Шимрод и полетел своим путем. Тихий голос продолжал звучать вслед:

– На свою беду, Шимрод, ты не подождал хоть мгновение – ведь ты мог изменить свою судьбу!

Шимрод ничего не отвечал и не оглядывался – из того соображения, что за любую услугу в Тантревальском лесу пришлось бы заплатить непомерную цену. Голос превратился в неразборчивый полушепот и растворился вдали.

Вскоре Шимрод уже летел над Великой Северной дорогой – по сути дела, над тропой немногим шире первой, – направляясь на север со всей возможной скоростью.

Он снова остановился, чтобы выпить воды, – там, где у дороги возвышалось обнажение серых скал и в тени искривленных черных кипарисов, укоренившихся в расщелинах, зеленел низкорослый кустарник, усыпанный темно-красными ягодами; феи называли эти кусты «загадочником» и делали вино из сока его ягод. Шимрод протянул было руку, чтобы сорвать ягоду, но, заметив краем глаза порхающий край полупрозрачной ткани, не осмелился трогать имущество эльфов и отвернулся – за что был наказан градом ягод, посыпавшихся на спину. Волшебник проигнорировал эту дерзость, а также последовавшие за ней издевательские трели и хихиканье.

Солнце уже низко опустилось, и Шимрод оказался в стране пологих каменистых холмов и разбросанных скал, где росли деревья с искореженными сучковатыми стволами; солнечный свет, казалось, приобрел оттенок разбавленной крови, а тени стали размытыми иссиня-черными мазками. Ничто не шевелилось, даже листья не дрожали; эта странная местность была несомненно опасна, и ее следовало миновать до наступления темноты – Шимрод ускорил шаги и почти побежал по воздуху на север в сапогах-скороходах.

Солнце скрылось за горизонтом; небо раскрасилось скорбными цветами. Шимрод взобрался на плоскую каменистую гряду, достал из сумы маленький ларец и положил его на землю. Ларец стал расширяться и расти, превратившись в хижину. Шимрод зашел в хижину, закрыл за собой дверь на засов, подкрепился провизией из кладовки, улегся на кушетку и заснул. Посреди ночи он проснулся, встал и полчаса наблюдал в окно за процессиями красноватых и голубых огоньков, мерцавших над лесной подстилкой, после чего снова прилег.

Еще через час его покой нарушило осторожное скребущее шуршание то ли пальцев, то ли когтей – сначала вдоль стены, потом у двери; кто-то проверил надежность засова, после чего попробовал открыть створку окна. С глухим стуком, заставившим вздрогнуть всю хижину, незваный ночной гость вскочил на крышу.

Шимрод зажег светильник, вынул шпагу из ножен и приготовился.

Прошло несколько секунд.

Из дымовой трубы вниз протянулась длинная бледная рука. Пальцы с подушечками на концах, как у лягушки, ощупывали воздух в поиске опоры. Размахнувшись, Шимрод перерубил шпагой кисть этой руки. Из обрубка стала сочиться вязкая зеленовато-черная кровь; с крыши послышался унылый мучительный стон. Существо свалилось на землю, после чего снова наступила тишина.

Шимрод изучил отсеченную конечность. На четырех пальцах сверкали кольца, причем особого внимания заслуживало массивное серебряное кольцо на большом пальце, со вставленным в серебро куском бирюзы. На камне можно было различить кольцевую надпись, вырезанную непонятными Шимроду символами. Талисман? Какова бы ни была природа этой надписи, камень не смог защитить владельца этой руки.

Отрубив пальцы, Шимрод снял кольца, хорошенько их промыл, засунул в поясную сумку и снова улегся спать.

Утром Шимрод превратил хижину в переносной ларец и возобновил полет над тропой, через некоторое время оборвавшейся на крутом берегу реки Твай. Шимрод перескочил реку одним прыжком. Тропа продолжалась вдоль другого берега. Река время от времени растекалась, образуя мирные запруды, окаймленные смотрящимися в зеркальную воду ивами и тростником. Затем река повернула на юг, а тропа – опять на север.

Примерно в два часа пополудни Шимрод прибыл к отмеченному железным колом перекрестку Твиттена. Неподалеку находилось длинное приземистое строение из неотесанных бревен – постоялый двор «Смеющееся Солнце и плачущая Луна» с вывеской у входа в таверну, изображавшей соответствующие светила.

Открыв тяжелую дощатую дверь, скрепленную чугунными скобами, Шимрод увидел слева столы со скамьями, а справа – прилавок. За прилавком корпел над какими-то записями высокий белокурый молодой человек с продолговатой физиономией и отливавшими серебром глазами; Шимрод сразу почувствовал, что в жилах этого юнца течет не только человеческая кровь.

Когда Шимрод приблизился к прилавку, молодой человек отвлекся от своих занятий и приветствовал его легким поклоном:

– Чем могу служить?

– Я хотел бы снять комнату – если у вас есть свободное помещение.

– Насколько я знаю, в связи с ярмаркой свободных мест не осталось. Но лучше спросить у Посоха – он тут хозяин, я только прислуживаю в трактире.

– Тогда, будьте любезны, позовите Посоха.

За спиной Шимрода раздался голос:

– Кто здесь поминает Посоха?

Из кухни появился широкоплечий коротконогий субъект, по-видимому полностью лишенный шеи. Его большую круглую голову увенчивала густая шевелюра, расцветкой и растрепанностью напоминавшая старую соломенную крышу; опять же, золотистые глаза и остроконечные уши свидетельствовали о получеловеческом происхождении.

– Я позволил себе такую смелость, – вежливо ответил Шимрод. – Я рассчитывал, что вы могли бы предоставить мне кров и пищу, но мне уже объяснили, что все подходящие помещения, скорее всего, заняты.

– Так оно и есть, в общем и в целом. Как правило, я могу предложить самые различные удобства, в зависимости от того, сколько готов заплатить постоялец. Но сегодня выбор невелик. Какое помещение вас устроит?

– Меня устроила бы чистая, хорошо проветренная комната с удобной кроватью, не посещаемая насекомыми, – если цена не превысит мои возможности. Кроме того, не откажусь от сытного ужина.

Посох почесал в затылке:

– Сегодня утром одного постояльца ужалила меднорогая натрида. Он устроил скандал и сбежал по Западной дороге, не расплатившись. Могу предложить вам его номер – а также добротный ужин – за умеренную плату. Ночевка на охапке сена в конюшне, конечно, обойдется дешевле, но там водятся натриды.

– Предпочитаю комнату, – отозвался Шимрод.

– Всецело одобряю ваш выбор, – кивнул Посох. – Что ж, следуйте за мной. Трактирщик провел Шимрода в помещение, вполне оправдавшее ожидания последнего.

– Вы умеете складно говорить и держитесь как человек благородного происхождения, – оказавшись наедине с постояльцем, заметил Посох. – Тем не менее, если не ошибаюсь, вас окружает ореол волшебства.

– Надо полагать, он исходит от этих колец, – Шимрод продемонстрировал хозяину свою ночную добычу.

– Любопытно! – заявил Посох. – За такие кольца я отдал бы норовистого черного единорога. Праздные языки поговаривают, что только девственница может оседлать черного единорога – чего только не придумают! Какое дело единорогу до девственности? И даже если бы единорог был настолько разборчив, каким образом он мог бы убедиться в соблюдении такого требования? Стали бы наездницы предъявлять ему доказательства своей девственности перед тем, как садиться ему на спину? Не думаю. Забавная выдумка, не более того.

– Как бы то ни было, мне не потребуется единорог, – заметил Шимрод.

Разочарованный трактирщик удалился.

Шимрод вскоре вернулся в таверну и неторопливо поужинал, наблюдая за окружающими. Другие посетители Ярмарки Гоблинов, собравшись небольшими группами, обсуждали свои товары и покупки; некоторые торговались и заключали сделки, не выходя из трактира. Бросалось в глаза отсутствие склонности к веселью – никто не опустошал залпом пивные кружки, энергично опуская их на стол, не обменивался громкими шутками. Пригнувшись над столами, постояльцы с подозрением озирались по сторонам, бормоча и перешептываясь. О возмущении покупателя непомерной ценой можно было судить только по тому, как он откидывал голову, поднимая глаза к потолку. Руки сжимались в дрожащие кулаки, то и дело доносились характерные резкие вздохи и приглушенные восклицания. Таверна явно служила излюбленным местом пребывания дельцов, торговавших амулетами, талисманами, приносящими удачу и наводящими порчу фетишами, редкостями и древностями – причем о действительной ценности и подлинности этого антиквариата человеку несведущему судить было трудно. На двух торговцах были мавританские халаты, синие в белую полоску; другой носил ирландскую тунику из жесткой шерсти. В произношении нескольких постояльцев угадывался торопливый армориканский акцент, а сидевший неподалеку от Шимрода голубоглазый блондин с грубыми чертами лица мог быть уроженцем Ломбардии или восточным готом. Как среди торговцев, так и в числе покупателей попадались субъекты, отличавшиеся явными признаками примеси нечеловеческой крови: остроконечными ушами, необычным цветом глаз, шестипалостью. Женщин в таверне было мало, и ни одна не напоминала прекрасную деву, на свидание с которой прибыл Шимрод.

Покончив с ужином, Шимрод отправился к себе в номер, где его больше никто не потревожил – он спокойно проспал до самого утра.

Позавтракав хлебом с беконом и горсткой урюка, Шимрод не спеша направился на луг за постоялым двором, где уже выстроилось кольцо торговых палаток и фургонов.

Не меньше часа Шимрод прогуливался туда-сюда, разглядывая всевозможные диковины, после чего присел на скамью между фургоном торговца любовными напитками и клеткой, содержавшей пару забавных зеленых чертят.

День прошел без особых событий; Шимрод вернулся на постоялый двор.

Следующий день он провел столь же безрезультатно, хотя ярмарка была уже в разгаре. Шимрод сдерживал нетерпение; как и следовало ожидать в таких случаях, соблазнительница не спешила появиться, пока беспокойство и возбуждение не заставили бы его поступиться предусмотрительностью – если она вообще собиралась выполнить обещание.

На третий день, после полудня, Шимрод увидел на лугу деву своих снов. На ней был длинный черный плащ, свободно развевавшийся на ветру поверх бледно-бежевого облегающего платья. Она откинула капюшон, открыв венок из белых и пурпурных фиалок, украшавший черные волосы. Чуть нахмурившись, она задумчиво оглядывалась по сторонам, словно не понимая, зачем она здесь оказалась. Скользнув взглядом по лицу Шимрода, она сначала рассеянно прошла мимо, но затем все-таки задержалась и с сомнением обернулась.

Шимрод поднялся со скамьи, подошел к ней и тихо сказал:

– Я здесь, моя мечта!

Улыбаясь своей загадочной полуулыбкой, она искоса, через плечо, следила за его приближением и медленно, будто нехотя, повернулась к нему лицом. Шимрод подумал, что здесь, на ярмарочном лугу, она выглядела более самоуверенно – без всякого сомнения, теперь перед ним было создание из плоти и крови, а не абстрактное обворожительное сновидение. Незнакомка мелодично произнесла:

– Я тоже пришла – как обещала.

Утомленный длительным ожиданием, Шимрод не удержался от суховатого замечания:

– Ты не торопилась на свидание.

Красавицу его жалоба только позабавила:

– Я знала, что ты дождешься.

– Если ты пришла только для того, чтобы надо мной посмеяться, мне это не доставит удовольствия.

– Так или иначе, я здесь.

Шимрод разглядывал ее с аналитической бесстрастностью, по-видимому слегка ее раздражавшей.

– Почему ты так на меня смотришь? – спросила она.

– Хотел бы знать, чего ты от меня хочешь.

Она печально покачала головой:

– Ты настороже. Ты мне не доверяешь.

– Если бы было не так, ты сочла бы меня глупцом.

Она рассмеялась:

– Галантным и безрассудным глупцом, однако!

– Увы, с моей стороны было галантно – и даже безрассудно – согласиться на такое свидание.

– Во сне ты был доверчивее.

– Значит, тебе тоже снилось, что ты шла мимо меня по песку?

– Как я могла бы явиться тебе во сне, если бы ты тоже не являлся мне во сне? Зачем все эти вопросы? Ты – Шимрод, я – Меланкте. Теперь мы вместе, что еще нам нужно в этом мире?

Шимрод взял ее за руки и привлек к себе почти вплотную; воздух между ними наполнился ароматом фиалок.

– Каждый раз, когда ты говоришь, обнаруживается новый парадокс. Откуда ты знаешь, что меня зовут Шимрод? Во снах я не называл имен.

Меланкте рассмеялась:

– Глупости, Шимрод! Разве я могла бы забрести в чей-то сон, если бы не знала имени того, кому я снилась? Это противоречило бы любым представлениям о приличии и пристойности.

– Достойная удивления, неожиданная точка зрения! – заметил Шимрод. – Трудно понять, каким образом ты вообще позволила себе такую смелость. Во снах, знаешь ли, пристойностью и правилами приличия часто пренебрегают.

Наклонив голову, Меланкте поморщилась и подернула плечами, как шаловливая девчонка:

– Я как-нибудь позаботилась бы о том, чтобы не появляться в непристойных снах!

Шимрод отвел ее к скамье, стоявшей поодаль от ярмарочной толпы. Они сели, повернувшись друг к другу и почти соприкасаясь коленями.

– Я должен знать правду, всю правду! – заявил Шимрод.

– Почему, Шимрод? Зачем тебе правда?

– Если я не буду спрашивать, точнее, если ты не станешь отвечать на мои вопросы – как я смогу избавиться от опасений? Как я смогу тебе доверять?

Она чуть наклонилась к нему – и снова он уловил пьянящий аромат фиалок.

– Ты пришел по своей воле, чтобы встретиться со сновидением. Разве это не говорит о доверии само по себе?

– В какой-то степени. Ты обворожила меня. Я охотно подчинился твоим чарам. Во сне я чувствовал мучительное желание завладеть твоей красотой и твоим сознанием – это желание не покинуло меня и наяву. Явившись на свидание, мы тем самым связали себя молчаливым обетом, обетом любви.

– Я ничего не обещала.

– Я тоже ни в чем не клялся. Но отныне мы должны провозгласить обет любви, чтобы все предстало в истинном свете.

Меланкте неловко рассмеялась и слегка отодвинулась:

– Не нахожу слов. Что-то не позволяет мне их произнести.

– Целомудрие?

– Можно назвать это и так.

Шимрод снова взял ее за руки:

– Если нам суждено стать любовниками, о целомудрии придется забыть.

– Дело не только в этом. Мне страшно.

– Чего ты боишься?

– Мне трудно об этом говорить.

– В любви нет места страху. Тебе нужно избавиться от опасений.

– Ты взял меня за руки, – тихо сказала Меланкте.

– Да.

– Меня никто раньше не брал за руки.

Шимрод заглянул ей в лицо. Розово-красный рот на ее бледно-оливковом лице завораживал своей подвижностью. Он наклонился и поцеловал ее – хотя она могла бы и отвернуться, чтобы избежать поцелуя. Ему показалось, что он почувствовал, как задрожали ее губы.

Она отстранилась:

– Это ничего не значит!

– Это значит только то, что мы поцеловались, – так делают все любовники.

– На самом деле ничего не случилось!

Шимрод недоуменно покачал головой:

– Кто кого соблазняет? Если мы стремимся к одному и тому же, зачем столько недоразумений?

Меланкте пыталась ответить, но не могла. Шимрод снова привлек ее к себе и снова поцеловал бы, но она отвернулась:

– Сперва ты должен оказать мне услугу.

– Какую?

– Это очень просто. Недалеко, в лесу, открывается дверь в иной мир – он называется Айрерли. Один из нас должен войти туда и вернуться с тринадцатью разноцветными бриллиантами, пока другой сторожит вход.

– Похоже, что это опасная затея. По меньшей мере для того, кто войдет в иной мир.

– Поэтому я к тебе и пришла. – Меланкте поднялась на ноги: – Пойдем, я покажу.

– Сейчас же?

– Почему нет? Вход недалеко, в лесу.

– Что ж, пойдем!

Меланкте нерешительно медлила, с сомнением глядя на Шимрода. Он слишком легко подчинился ее требованию. Она ожидала, что он станет умолять, протестовать, ставить условия, навязывать ей обязательства, от которых, по ее мнению, ей до сих пор удавалось уклониться.

– Следуй за мной, – сказала она в конце концов.

По едва заметной тропе она повела его в рассеянную лесную тень. Шимрод шел по извилистой тропе за воплощенным сновидением, перешагивая через трухлявые бревна, обросшие многоярусными бородатыми грибами, минуя душистые поросли чистотела, анемонов, аконита и колокольчиков. Звуки ярмарки становились все тише и смолкли – они остались вдвоем.

Вскоре они оказались на небольшой тенистой поляне, окруженной высокими березами, ольхой и дубами. Здесь, среди десятков белых лилий-амариллисов, начиналось обнажение черного крупнозернистого камня с блестками кварца, постепенно возвышавшееся, пока оно не становилось невысокой скалой. Скала кончалась отвесным обрывом – стеной черного камня, и в эту стену была вделана окованная железом дверь.

Шимрод прислушался, присмотрелся к деревьям, окружавшим поляну, взглянул на небо – но не заметил ничего подозрительного.

Меланкте подошла к двери и отодвинула тяжелый засов. Дверь распахнулась – за ней оказалась глухая каменная стена.

Остановившись поодаль, Шимрод наблюдал за происходящим с вежливым любопытством, не проявляя никакой инициативы.

Меланкте следила за ним краем глаза. Ее явно озадачивало невозмутимое спокойствие спутника. Меланкте вынула из-под плаща шестиугольную пластинку с загадочным орнаментом и приложила ее к каменной поверхности в центре дверного проема. Через несколько мгновений черный камень растворился, превратившись в светящийся туман. Меланкте отступила на шаг и повернулась к Шимроду:

– Вход в Айрерли открылся.

– Интересный вход. Для того чтобы надлежащим образом его охранять, мне потребуется предварительно узнать несколько вещей. Прежде всего – сколько придется тебя ждать? Проведя всю ночь на этой поляне, того и гляди можно и простудиться.

Меланкте подошла к Шимроду и положила руки ему на плечи. В воздухе повеяло сладким ароматом фиалок.

– Шимрод, ты меня любишь?

– Я обворожен и одержим! – Шимрод обнял ее за талию и привлек к себе. – Начинает смеркаться. Сегодня уже поздно отправляться в мир иной. Вернемся на постоялый двор! Раздели со мной уютный номер – и многое другое.

Чуть откинув голову, Меланкте тихо спросила:

– Ты в самом деле хочешь познать чары моей любви?

– Только об этом и думаю! Пойдем! Айрерли подождет.

– Шимрод, выполни мою просьбу. Войди в Айрерли и принеси тринадцать сверкающих разноцветных бриллиантов – а я буду стоять у входа.

– И что дальше?

– Увидишь.

Шимрод попытался склонить ее на траву:

– Сначала…

– Нет, Шимрод! После!

Они застыли, глядя друг другу в глаза.

«Чрезмерная настойчивость только повредит делу, – подумал Шимрод. – И так мне уже удалось вырвать из нее обещание».

Сжимая кончиками пальцев талисман, он процедил сквозь зубы немногословное заклинание, давно уже готовое сорваться с языка, и время разделилось на семь прядей. Одна прядь стала удлиняться, петляя прямоугольными витками многомерного меандра и создавая разрыв во времени. Вдоль этой пряди и удалился Шимрод – а Меланкте, поляна в лесу и весь мир вокруг нее застыли в неподвижности.