S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I

Глава 4

Ana rūqim alāk, ullil u išḫup, tēmu ša dullu ina abni iṣbat.

В дальний путь ходил, но устал и смирился,Рассказ о трудах на камне высек.

— Эпос о Гильгамеше — Таблица I

Пока Марк шёл к диспетчерской вышке, прилив гормона сражений постепенно отступал. Он проклинал себя за непонятную рассеянность, которой никак не могло быть у военного пилота. Ну как он мог забыть табельное оружие в самолёте, и почему рука даже не дёрнулась к бедру при появлении страшной лапы? Но это были штатные, дежурные мысли военного, а не человека. Марк скорее следил за потоком речи в голове, чем формировал его намеренно.

Может, он так приложился головой, что превратился в дегенерата? Потрогав рукой затылок, он почувствовал, как пальцы ощутили тёплое и липкое желе. Марк побелел от открывшейся правды. Затылочная кость была раздроблена и небольшой фрагмент её верхней части болтался на полоске кожи, словно крышка у банки, всё ещё зажатой в правой руке, а судя по ощущению, это было наименьшим поводом для беспокойства. Выругавшись про себя, Марк осознал, что дела его идут не просто хреново, а ужасно хреново – у него отсутствует часть черепа.

Он не догадался осмотреть себя и носился всё это время не просто с открытым переломом, а с открытым мозгом с насквозь пробитой головой! Немудрено, что она так болела. Но делать было нечего, и путь его по-прежнему лежал к диспетчерской вышке.

Марк добрался до рубки, покрывая расстояние короткими перебежками, когда светило уже клонилось к закату. Больше ему не встретилось ни единой живой души, и как он ни вслушивался монстров или хотя бы ёжиков он не услышал.

— А ведь ёжики топают очень громко, их за сотню метров услышишь, — неожиданно для себя вслух произнёс мужчина. С удивлением он понял, что уже много дней не слышал свой спокойный голос — мягкий шоколадный баритон, который очень ценили в хоре кадетского училища.

— Принял же я как-то ежа за вора... Так, снова эти подарки черепно-мозговой травмы. Какие, к чёрту ежи, когда ты находишься в непойми где?

Поднявшись по лестнице, Марк с удовлетворением обнаружил отлично обставленную квартиру, где, владелец дневников, вероятно, и проводил большую часть времени.

Отметив, что пора бы выяснить степень своих ранений, Марк стянул одежду и, встав напротив зеркала, принялся ощупывать голову. Разглядев запёкшуюся рану, он решил продолжить осмотр в душе. Тёплая вода блаженно стекала вниз, унося за собой грязно-багровые тяготы пережитого дня. Голову он не мочил, но постарался отмыть лицо от копоти и грязи. Марк с удовлетворением заметил, что мелкие царапины уже затянулись младенчески-розовым эпителием. «Ещё одна странность», — подумал он, после чего обтёрся и, переодевшись в чистое, занялся осмотром травмы. Пользуясь карманным и настенным зеркалами, он понял, что рана не загноилась. Наоборот, она выглядела так, словно была тщательно обработана и совсем не источала вонь, как ожидал Марк. Пользуясь набором первой медпомощи, он удалил оторванную часть и замотал голову бинтом. Мозг не чувствовал боли и потому перебинтовка прошла успешно. Было больно касаться лишь краёв разрыва. Однако мигрень охватила его с новой силой.

Как бы ему сейчас ни хотелось отдохнуть, но необходимо заняться делом спасения своей жизни. Может, если он выживет, то сумеет ещё отомстить. А кому? Да мало ли кому. Марк подошёл к окну, оценивая обстановку, да так и замер, увидев на месте Солнца чёрную дыру, втягивающую в глубину бездонного чрева пугливый свет. Это вызвало древний хтонический ужас и окончательно убедило Марка в том, что он попал в другой мир. Но больше испугало то, что за лесом вокруг аэродромного комплекса, куда ни глянь, во все стороны тянулась бесконечная обгорелая земля. Даже определить ландшафт толком не выходило, потому что у чёрной земли было чудовищное светопоглощение.

Под диваном нашлись обёрнутый промасленной власяницей автомат и цинки патронов к нему, кое-какие полезные вещи и боеприпасы. Подумав о пути отхода, Марк понял, что башня - самое неудобное здание для подобных манёвров, но решил остаться в ней на ночь, за которую планировал выяснить как можно больше обстоятельств. На лестницу он поставил простые растяжки на случай проникновения чудовищ. В металлических ящиках обнаружились искомые дневники, пронумерованные от одного до пятидесяти. Выбрав для себя первый, Марк стал читать, и, чем больше перед глазами пробегало страниц, тем тяжелее виделась ему ситуация.

Оказалось, клочок леса вместе с самолётом и Марком обновляется раз в четверть года, и у него есть от пары недель до двух месяцев, чтобы выбраться отсюда, поскольку в ином случае его ждёт неизбежная смерть.

Кусок его родного мира вместе с самолётом переносится сюда, стыкуясь с другим куском, на котором расположен старый аэродром. Ни ангар, ни полосы, ни деревья рядом с ним не обновляются — всё выглядит запущенным. Получалось, что всё то поле, на котором сейчас покоился самолёт, через три месяца сменится на такое же, каким было до момента вчерашнего падения. Сложно такое принять, особенно когда не знаешь природы этих явлений, а этого, как оказалось, не знал никто. Возможно, этот кусок пространства находился во временной петле и спустя три месяца откатывался ко дню падения самолёта, а, возможно, могущественный демиург выполнял на своём демиуржьем компьютере команду «копировать-вставить». Ответа не было, но факт того, что через пару месяцев обломки его любимой Ириши исчезнут, а в воздухе появится её идентичная копия с копией его самого за штурвалом, был очевиден.

Марк №5 упоминал, что поселиться на островке посреди черноты не выйдет. Каждый, кто пытался — обезумел. Пятый Марк нашёл своего обезумевшего предшественника, решившего, видимо, ждать какой-нибудь помощи. Большинство попаданцев сходили с ума через две недели, но если всё же оставались живы, то могли протянуть ещё примерно пару месяцев, однако исход был аналогичным. Почему были именно такие сроки, тоже оставалось загадкой. Все, кто не умирал в попытке перебраться через черноту, сходили с ума, и сменщики находили их шатающимися по комплексу в поисках пищи. Они нападали без раздумий и жаждали свежего мяса, словно зомби. Правда, умирали они, как обычные люди.

Многие версии Марка пытались соорудить аппарат из обломков самолётов, на котором будет возможно уехать из этого проклятого места. Марк №7 даже обнаружил путь к спасению. Взяв бинокль, Марк посмотрел в указанное направление, помеченное на оконном стекле рубки. Вдалеке на краю видимости, можно было различить полоску зелёного леса. По расчётам предшественников, эта земля была гораздо шире их острова. В других сторонах была только чернь, хоть глаз выколи. Именно в тот зелёный край, названный Марком №7 Оазисом, были устремлены усилия предыдущих попаданцев.

Первый Марк сумел приземлить самолёт без повреждений и потому попробовал поднять его в воздух, о чём и написал в своём журнале. Но уже второй Марк описал покрытый чёрной пылью остов самолёта в нескольких десятках метров от начала владений обсидиана. Он провёл серию экспериментов и понял, что причиной неудачи была чёрная крошка. Всё, что покидает границы острова, скоро ломается, превращаясь в ту же однородную пыль.

Его записи показались Марку особо любопытными, поскольку изобиловали экспериментальными подробностями:

«Первым делом я испытал влияние черной крошки на различные материалы. Взял несколько образцов: кусок стали, алюминия, керамическую пластину, деревянную рейку и полимерный контейнер. Оставил их на черном грунте.

Сталь стекленеет не сразу — сначала поверхность тускнеет, приобретая характерный матовый оттенок. Затем, через полчаса, металл становится ломким, словно сотканным из сотен слоев слюды. Легкий нажим пальца — и поверхность рассыпается в мелкую пыль, но не исчезает. Остатки остаются на черной земле.

Алюминий разрушается быстрее, буквально за четверть часа. На глазах появляются тонкие волокнистые структуры, после чего они легко размалываются в крошку.

Дерево ведёт себя иначе. Вместо немедленного разрушения оно медленно стеклянеет и трескается изнутри. Как только структура теряет целостность, древесина осыпается трухой и та стекляенеет аналогичным образом.

Полимер оказался более стойким — за полчаса он сначала покрылся толстой мутной пленкой, после чего черный слой стал постепенно проникать внутрь. Но стоило дунуть, как пленка осыпалась, а под ней материал выглядел так, будто стал рыхлым, пористым, похожим на старую резину, однако всё ещё не развалился в чёрную труху.

Следующим, что я хотел проверить, стало влияние обычной земли на саму крошку. Я зачерпнул немного черного крошева рукой и вынес её на обычный участок.

На первый взгляд ничего не изменилось, но через тридцать минут крошка начала исчезать. Достаточно было легкого движения ладони, и остатки улетали в воздух, развеявшись на атомы. Не осталось даже следа.

Даже в герметичном контейнере чёрная крошка, сколько бы я её туда не утромбовал испарялась, словно сон. Он оставался пустым и терял вес, равный весу крошки. Она будто полностью исчезала из нашей реальности.

После этого я попробовал взять щепотку крошки, выйти на свой остров, удержать её несколько секунд, а затем вернуться обратно. Результат удивил — крошка не разрушилась. Она всё еще существовала, как будто ничто не происходило. Значит, процесс разложения обратим. Нужно лишь вернуть крошку на черную землю.

Последним тестом стала проверка влияния экранирующих материалов. Взял несколько пластин — свинцовую, медную, углеродное волокно и простой пластик.

На свинце чернота почти не закреплялась — за полчаса на поверхности остались лишь небольшие матовые пятна. Похоже, плотность атомного ядра играет роль в сопротивлении.

Медь справлялась хуже — на ней образовывался темный осадок, который затем стекленел и крошился. Углеродное волокно повело себя интересней. Сопротивлялось влиянию черноты почти тридцать пять минут без особых изменений, но сразу после разрушилось за минуту.

Пластик же вёл себя, как и на черной земле — мутнел, становился ломким, но не исчезал сразу. Зависимость простая: чем выше атомный номер ядра материала, тем слабее эффект разложения.

Итак, чернота стабильно разлагает незащищенные материалы, но хуже воздействует на плотные металлы, материалы с высокой прочностью, плотностью, твёрдостью, с высоким номером атомного ядра. Однако, возможны индивидуальные реакции, как с точки зрения картины распространения остеклянений, так и с точки зрения динамики сопротивления различных материалов чёрной пустыне. Попадая на обычную землю, она быстро денатурируется, но если вернуть её вовремя — сохраняется.

Что это значит? Эта субстанция не просто уничтожает, она реагирует с окружающей средой по четким законам. Значит, их можно понять. А значит, можно использовать...»

Сам он, шагнув на черноту, чуть не погиб от огромного количества афазий, начинивших его голову, о чём он писал следующим образом:

«Первое, что я испытал, — дезориентацию абсолютного порядка.

Когда ботинок коснулся чёрного грунта и голова пересекла границу территорий, мир сломался. Пространство исчезло. Тело осталось, но утратило систему координат, как и само понятие системы координат.

Горизонта не существовало. Ни верха, ни низа, ни расстояний, ни форм, на размеров. Казалось, если бы я шагнул вперёд, то, возможно, оказался бы позади себя одновременно и в то же время чувствовал, что стоял в том месте вечность.

Отключился слух.

Исчезло осязание — даже подошвы не чувствовали поверхность. Я сделал попытку сжать пальцы в кулак, но не нащупал руки и не смог вспомнить, что такое пальцы.

Тогда же пропало зрение.

Не в привычном смысле — я не ослеп, просто глазам больше нечего было фиксировать. Не тьма, не свет, не формы. Мир исчез, хотя был обозрим.

Я думаю, что мозг подстроился под жизнь на черноте так как сумел. Чтобы адаптироваться, он просто удалил всё, что перестало работать. Вверх, вниз, расстояния и прочие категория бытия не могли функционировать на черноте, не имели смысла.

Я существовал. Но где, как, зачем и сколько времени? Это длилось очень долго...

Безграничная паника, казалось, затопила весь мой мир.

Я не мог вдохнуть. Лёгкие расширялись, но воздуха не существовало, как не существовало и вдоха.

Тошнота скрутила нутро, будто организм хотел вытолкнуть из себя сам факт моего присутствия.

Больно было так, словно весь окружающий мир пытался забраться мне под череп.

Повезло, что я упал назад, на спину, на зелёную траву.

Сколько я пролежал – не помню, но местное светило клонилось к закату.

И как только я открыл глаза, мир снова вспыхнул.

Звук взорвался в ушах. Воздух ударил в лёгкие. Свет резанул по глазам.

Я сел, судорожно хватая ртом воздух.

Голова гудела, мышцы дрожали будто побывали в мясорубке. Самое страшное было позади.

Вывод один: чернота не просто разрушает. Она стирает саму возможность существовать в привычном человку виде»

И если задержаться там дольше, чем надо — возможно, возвращаться уже будет некому. Моё сознание до сих пор пронзают фантомные боли от чувства, что его не существует»

Фатальных повреждений это не нанесло, но все два месяца Марку №2 снились кошмары, и он так и не решился переступить через черноту, предпочтя работать в пользу следующих поколений. Его эксперименты на чёрной пустоши сильно облегчили жизнь последующим попаданцам.

Некоторые из Марков старались построить транспорт, который сумел бы довезти их до границы с Оазисом, и всякий раз эти попытки заканчивались неудачей. Некоторые долго не думали и просто пускали себе пулю в лоб. Страданий каждый из них перенёс колоссально много, а потому такие случаи были довольно часты. Однако, за это время общими усилиями был создан целый комплекс по разбору, строительству и ремонту разного рода техники, который и был размещён в ангаре.

Решив дать себе отдохнуть, он перевёл на стену впереди себя. Поначалу он не обратил на неё особого внимания, но в свете раскрывшейся информации, мужчина решил приглядеться к нему. Он заметил, что на висящей рядом пробковой доске блестят именные значки. Ровно тридцать два. Их собрат сейчас крепился на его обгорелой форме. Несмотря на то что значки были похожи, на некоторых вместо привычной фразы «Во имя Российской Федерации» было выгравировано «Во имя Русского Доминиона», «Во имя Славянского Архоната», «Во имя Патрициата». Мелких отличий тоже хватало: то символы голубя менялся на ястреба, то на ворона, то вообще исчезал, уступая место треугольнику с глазом. Марк задумался о множественности миров, и в эту догадку поразительно верно складывались все замеченные им странности.

Марк №33 устало потёр глаза, угорев от обилия информации, и прошёлся к окну. Тело и душа требовали отдыха, а потому он воздел очи к небесам, но тут же поразился удивительно чуждой панораме. Звёздный саха полз по космическому полотну, то собираясь в причудливые многообразия, то создавая немыслимые звездовороты. Космос жил, делился и умирал, словно огромная Чашка Петри. Марк отметил, что ему стало легче. Танец тьмы и света оказывал психотерапевтический эффект. Улёгшись на мягкую кровать, Марк даже не заметил, как тревоги отступили и он уснул пустым, но так нужным ему в этот момент сном.