S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I

Глава 18

Bēltu āli Anunnakīšu iddūšu.

Жилище Ануннаков тайное открыл он.

— Эпос о Гильгамеше — Таблица V

Резкая разгерметизация трубопровода привела к мгновенному расширению углекислоты, находившейся под высоченным давлением. Обратившись в пар в тесном помещении, она тут же начала конденсироваться, заволакивая всё вокруг плотным туманом. Это критически снизило видимость, и всё же являлось меньшей из проблем. В трубе всё равно не было освещения.

Температура мгновенно обрушилась до минус восьмидесяти. Иней сразу взял в белый плен стены туннеля, пол и потолок. Рассыпчатой корочкой покрылся автомобильный тоннель вместе с остовами машин, мусором и первыми заражёнными. Также стало затягивать порошей прочные стенки металлической трубы и верхнюю одежду троицы маленьких людей, спасавшихся от «кошки» во рту «собаки».

Марк почувствовал, как его пальцы, ещё несколько секунд назад подвижные и цепкие, начали деревенеть. Это была не привычная зимняя дрожь, а болезненный, до костей пробирающий холод, словно под ногтями возникали локальные северные полюса. Он поднял руку к лицу, но защитные очки, защищавшие глаза от холодного ожога, покрылись плотным морозным узором, замороженные так, что через них можно было видеть лишь размытые тени.

Одежда, пропитанная термостойкими покрытиями, хорошо сопротивлялась адским морозам, но, к сожалению, имела бреши: запястья, шея, лицо не были защищены герметично. Ледяной пар наждачной бумагой обтирал кожу, высушивая лоб и щёки. Марк чувствовал, как холод буквально выдавливает тепло из тела, а мышцы начинают терять гибкость.

Они шли, держась за руки, пробираясь через белёсый туман, окутывавший всё вокруг. Ледяной мороз проявлял себя в каждом шаге: он сковывал движения, стягивал одежду, проникая в самые мелкие зазоры, оставляя жгучие покалывания. Оскар с Марком, уже привыкшие к постоянной угрозе, и теперь полностью полагались на Горгона, который вёл их вперёд сквозь непроглядный ледяной мрак.

Внезапно тьму распорол мощный луч фонаря. Горгон взял его ещё давно, словно вечность назад, у спелеотуристов, погибших в кластере с каменоломней. Широкий фонарь на сто тысяч люмен выдавал ослепительно яркий свет, который прорезал непроглядную темень, и густой туман, как холод космоса пронзает солнечный протуберанец. Однако даже этот свет терял свою силу уже через несколько метров, утопая в плотной завесе, превращаясь в размытые обводы.

Марк двигался осторожно, сканируя пространство перед собой. Видеть в тумане оказалось ничем не проще, чем в абсолютной темноте. Особенно через заиндевевшие стёкла очков. Луч фонаря лишь добавлял призрачные блики на стены, создавая обманчивые переливы тьмы и света. Однако это всё же было лучше, чем ориентироваться исключительно на звук шагов, который гулко отдавался от стен, эхом заполняя пространство. Фонарный свет, по крайней мере, указывал, в каком направлении держать путь.

Марку и Оскару приходилось полагаться на этот луч, как на единственную нить, связывающую их с реальностью. Они шли плотной кучкой, как стая ослепших пингвинов, боясь отстать от старой арктической птицы, знавшей правильный маршрут, а свет фонаря расплывался и угасал в тумане, превращая окружающее в зыбкую, бесформенную пустоту.

Каждый вдох чистого кислорода казался тяжёлым и каким-то неправильным. Сжатие в груди становилось сильнее, и ощущение недостатка воздуха вызывало покалывание и мелкую дрожь. Марк чувствовал, как голова начинала кружиться, словно кислород, спасавший от углекислого газа, теперь сам становился врагом. Его дыхание стало резким и зыбким. Оскар шёл рядом, шипя и отрывисто дыша через трубку, выглядел так, словно боролся за каждую порцию воздуха, который попадал в его лёгкие, но не мог заполнить их до конца.

Мороз не просто витал рядом — он был везде, как живая всеразрушающая сила, забирался в ткани одежды, делая их несгибаемо жёсткими, пронизывал перчатки, превращая пальцы в онемевшие куски льда. Ремни кислородного оборудования замерзали, покрываясь инеем, и при каждом движении издавали хруст, будто вот-вот разорвутся. Туман пытался пробиться через волю людей, и только тонкий шипящий звук баллона оставался упрямым напоминанием о том, что у них есть ещё немного времени, прежде чем это белое безмолвие окончательно поглотит их.

Так, они шли несколько минут, пока не упёрлись в очередную замороженную стену. Марк сразу понял, что это — конец кластера.

Горгон использовал инсоматоз и продавил биогель наружу. Один за другим люди пробрались через проход, оказавшись в просторном помещении.

Фонарь Горгона осветил пространство: множество хороших автомобилей, ровными рядами стоявших повсюду, шлагбаумы, перила, знаки, — всё напоминало подземную парковку. Скорее всего, второй или третий подпольный этаж, потому что снаружи не проникало света.

Горгон хотел выплюнуть трубку с кислородом на пол, но шланг примёрз к замороженным губам. С хрустом осыпающихся на осколки перчаток, Горгон сжал и разжал руки. Потом поднёс их ко рту и аккуратно разомкнул губы. Остальные последовали его примеру и стали скидывать с себя ломающуюся при касании одежду. По сравнению с трубопроводом стылый воздух парковки казался тропическим раем.

Углекислый газ, конечно, продолжал стелиться из газопровода, но поток был незначителен. Обычные, медленно растекающиеся по полу клубы холода. Если не вдыхать и отойти подальше, то всё будет хорошо. Наибольшая часть содержимого вышла при вскрытии автомобильного тоннеля. Опасности труба больше не представляла, и можно было сосредоточиться на обогреве и потенциальных угроз неизведанной территории.

— Заражённых здесь быть не должно, — первым начал свою речь Горгон, и давалась она ему с великим трудом. — Все, кто был на этом кластере, либо выбежали, либо толпятся где-то наверху. Нам надо спуститься на этаж ниже и снова пробить стену. Не издаём ни звука. Будем осторожны, глядишь, Стикс убережёт.

Марк и Оскар остались в одних шапках и кофтах, напоминая трупы исследователей Эвереста, которых альпинисты встречают при подъёме на вершину мира. Мужчины стояли, глубоко дыша настоящим воздухом, их движения были скованными и осторожными, как у людей на грани истощения.

Марк медленно стягивал зубами перчатку, наблюдая за тем, как замёрзшая ткань с трудом отлипает от его кожи. Пальцы были обездвижены, словно чужие. Их поверхность, некогда покрытая тонкими живыми узорчатыми линиями, теперь выглядела как безжизненная керамика: белёсая, блестящая, сухая. На некоторых участках ногти уже начали отслаиваться, а кожа у основания фаланг вздулась небольшими пузырями, наполненными мутной жидкостью. «Гипотермические буллы», — подумал он, вспомнив, как в больницу к его матери в Новогоднюю Ночь привозили десятки «подснежников» — бездомных пьяниц с критическим обморожением.

Рана от отсутствия мизинца на правой руке уже почти затянулась, с ней было всё в порядке. Но кончики пальцев, казалось, были решительно потеряны: они были чёрными, с чёткими демаркационными линиями, отделявшими мёртвую ткань от ещё живой. Марк посмотрел на них с мрачным равнодушием. Судьба готовила его к очередной потере. Теперь было понятно, почему Горгон так спокойно относился к отсутствию ног. Стикс подобно Харону брал за проход по кластерам кровавую дань.

Оскар, стоя рядом, медленно присел, закатывая штанину. Пола штанов осыпалась крошками льда, и под ней обнаружились ноги, покрытые сероватой кожей с глубокими трещинами. Носки, пропитанные потом и замёрзшими остатками воды, слиплись с плотью. При попытке поддеть верх носка, Оскар едва не закричал: натяжение вызвало небольшие разрывы кожи, из которых начала сочиться густая, почти чёрная кровь.

— Чёрт, — промычал он отмороженными губами, и бросая отчаянный взгляд на Марка. — Я больше не смогу убежать от тварей...

Марк смотрел на своё лицо в боковом стекле чёрной иномарки. Контраст был почти пугающим: область под очками, защищённая герметичными линзами, сохранила натуральный цвет. Остальная часть лица выглядела так, будто её покрыли слоем соли: потрескавшейся и местами облезшей. Губы превратились в кровоточащие ленты, а кончик носа приобрёл тёмный оттенок — первые признаки гангрены.

— Сможем, вместе мы всё сможем, — ответил Марк, с усилием протягивая руку Оскару, чтобы помочь тому подняться.

Горгон же словно был не человеком, а экстремофильной бактерией. У него не было никаких признаков обморожения, кроме красноты. Старожил делал разминку, вертясь, словно вьюга, осыпаясь хрусткой наморозью, как Новогодняя Ёлка. Верхняя одежда на нём полностью раскрошилась, а дряхлые остатки он стряхнул с себя парой движений. Под осколками куртки оказался добротный чёрный свитер из ангорской шерсти. Когда старожил закончил, то спокойно сказал:

— Не страшись, брат-солдат, гангреной иммунного не взять. Скоро будет у нас передышка, подлатаем вас, не развалитесь.

Ловкими движениями оттаявших конечностей, он соорудил для всех по живунцу и стал заниматься осмотром их распадающихся на осколки рюкзаков. Всё-таки они находились не в простом углекислом тумане, а в углекислом конденсате, и даже отличный рюкзак Оскара, в котором находился баллон с кислородом, держался только благодаря металлическому перелёту между материей.

Несколько минут ушло на подпояс и сборы, после чего мужчины медленно двинулись вдоль рядов автомобилей — новых, блестящих, словно только что сошедших с конвейера. Свет фонаря Горгона пробегал по их гладким поверхностям, отражаясь и играя бликами, которые скользили, как призраки, по стенам и потолку. Всё вокруг было безмолвно, каждая деталь парковки казалась застывшей во времени.

Впереди замаячил уклон вниз — гладкий, безупречно ровный бетонный пандус. Они спустились, шагая осторожно, и тихий стук поступи раздавался эхом, словно заскучавшая парковка подражала их движениям. Воздух был плотным, но чистым, не было ни привычного затхлого запаха, ни следов крови, ни признаков разложения.

На нижнем этаже царила такая же безмятежность. Машины стояли ровными рядами, их лаковые поверхности выглядели ухоженно и опрятно. Никаких пятен, ни единой горстки пыли — всё было идеально. Это место не знало ни грязи, ни следов суеты людей и заражённых.

Марк снова подумал, что ему повезло оказаться здесь с Горгоном. Опытный проводник не просто вёл их вперёд, но и выбирал маршрут, где риск встречи с заражёнными был минимален. Нижний этаж оказался похож на предыдущий, но тишина здесь ощущалась ещё острее. Только слабое эхо их шагов нарушало безмолвие.

Фонарь выхватывал бетонные колонны, поддерживавшие массивный потолок. Каждая из них была покрыта сеткой едва заметных трещин, но сохраняла железобетонную устойчивость. Сероватый свод, гладкий и ровный, давил на людей своей массивностью, а геометрически идеальное пространство внушало странное чувство беспокойства. Марк вдруг осознал, что за время злоключения стал опасаться подобных открытых зон.

Горгон остановился, подняв руку, чтобы остальные замерли.

— Чисто, — тихо бросил он, внимательно осматривая очередной ряд машин. — И не стучите зубами. Рукой челюсти держите, но будьте тише. Один заражённый — и снова придётся пускаться в бега. Они уж нас не оставят. Опять сбегутся отовсюду.

Марк изо всех сил сжал зубы, а Оскар закусил рукав своей кофты.

Добравшись до неприметной стены, Горгон остановился.

— Наша цель за бетонной толщей. Подождём, пока перезарядится дар, поэтому смотрите в оба, рассасывайте живунцы и дышите глубоко. Споровый сок — лучший доктор.

Через полчаса Горгон прицелился и стал прокладывать путь. Марк и Оскар медленно и болезненно принялись выгребать биополимерную массу одеревенелыми руками.

Когда в стене образовался сквозной путь, Горгон кивнул на него, призывая мужчин ползти вперёд. Сдерживая боль в обмороженных конечностях, они медленно стали проползать в довольно узкий тоннель. В прошлый раз Горгон вырабатывал проход, по которому можно было идти, и странно, что сейчас он решил сделать пробой, по которому в полный рост может пройти лишь годовалый младенец.

Кряхтя и беззвучно матеря старожила за порцию бессмысленных издевательств, Марк выбрался наружу и, скрипя зубами, опираясь на руки, встал в полный рост. Отошёл от отверстия, чтобы дать пролезть Оскару. Фонаря у него не было, и поэтому он ждал Горгона, трясясь от холода и усталости, полностью полагаясь на слух. В тёмном помещении было тепло и тихо.

Оскару было ещё тяжелее, и потому он даже не стал вставать. Отполз и, кажется, сразу провалился в сон.

В это время из лаза выбрался и сам старожил, после чего стал расталкивать Оскара, выводя того из коматозного состояния.

— Позже отлежишься, надо дыру закрыть. Марк, помогай, будешь держать, — произнёс Горгон.

— Чего надо? — раздражённо проговорил Оскар, оттого что уже начал проваливаться в сон.

— Ложись головой к лазу, потом можешь засыпать.

Скрипя от болей в обмороженном теле, Оскар, ничего не спрашивая, развернулся головой к лазу, через который они проникли внутрь.

Положив фонарь так, чтобы удобно осветить стену, Горгон снял шапку с головы парня и, взяв его волосы, стал примеривать их к отверстию в стене.

— Что происходит? — превозмогая боль, вымолвил Оскар

— Хватает! — с радостью произнёс Горгон, после чего попросил Марка прижать часть волос к стене, и пояснил:

— Твоей шевелюрой проход закроем. Лежи спокойно, не шевелись, чтобы я тебе полголовы случайно в камень не обратил.

Оскар ничего не ответил и как был, так и остался на месте.

Минут двадцать ждали, когда можно будет активировать дар, после чего Горгон и Марк приладили волосы к стене, и Бородач стал действовать. Вся шевелюра молодого человека окаменела. Тонкие нити каменных волос продолжали утолщаться, сливаясь между собой. Молекулы камня беспрепятственно проникали друг в друга, образуя крепчайшую массу. Когда Горгон перестал, то сел, чтобы отдышаться.

— Здоровенная вышла заплатка, надёжная. Только лотерейщик и мутанты выше сумеют проломить, но поди с аршином в плечах по узкому тоннелю доберись до неё!

Через минуту, взяв острый нож, он сноровисто отрезал волосы Оскара, уходящие в камень, схватил фонарь и пошёл куда-то во тьму.

Горгон поднялся на свои культи, после чего двинулся во мглу. Марк хотел было спросить его... Хотя нет, не хотел. Сейчас он сопротивлялся усталости и желал лишь отдохнуть, но держался, понимая, что надо понять, где они и как действовать дальше.

Спустя несколько секунд, Горгон, словно прожектором, подсветил своё лицо и торжественным шёпотом, будто стал театральным конферансье, объявил:

— Господа, встречайте единственный и неповторимый на ближайшие полсотни Приграничных кластеров, великий и прекрасный стаб-тройник, — после чего щёлкнул настенным переключателем, и лицо теряющего концентрацию Марка озарило уютным, ласковым светом.