Рюрикович 2

Глава 6

Москва. Кремль. Кабинет царевича Владимира Васильевича

Четверо бояр расположились за столом, во главе которого сидел царевич. Таинственный полумрак кабинета подсказывал смысл того, зачем тут тайно собрались представители не самых бедных родов.

Секретарша расставляла заказанные напитки, неслышно скользя по мягкому ковру. Чашки вставали на блестящую поверхность, которая отражала дорогие костюмы, блестящие заколки галстуков, поблескивающие драгоценными камнями запонки. За часы каждого из сидящих можно не только купить хорошую квартиру в центре Москвы, но также обеспечить безбедную старость внуков.

Все эти люди, входящие в Боярскую думу, были теми, кто занимал немалое место в управлении царством.

Владимир Васильевич терпеливо дождался, пока Маргарита Николаевна поставит последний предмет на стол. Женщина среднего возраста, лощёная и вечно улыбающаяся винирами, работала на царевича уже не первый год и знала цену скорости обслуживания знатных людей. Она, как опытный дворецкий, всегда старалась предугадать желание господина.

И вместе с тем была верна, как никто. Владимир Васильевич периодически проверял её детективами, жучками, скрытыми камерами, и всегда оставался доволен проверками. Верные люди всегда ценились на вес золота…

Всегда… А в последнее время особенно!

— Маргарита Николаевна, попросите, пожалуйста, не беспокоить, — сказал Владимир Васильевич, когда женщина почти подошла к дверям.

— Хорошо, господин, — поклонилась она, улыбнулась и вышла.

— Судари бояре, как вы добрались? — спросил царевич, делая глоток кофе. — Всё ли осталось в тайне? Не было ли за вами наблюдения?

— Наблюдение за боярами? Оно никогда не уходило. Но есть способы его увести в сторону, — ухмыльнулся князь Шуйский.

— Да, недаром же у каждого есть по двойнику, — кивнул князь Селиверстов. — И если хочешь скрыться со всевидящих глаз, то приходится порой выбираться на цыпочках и с маской на лице. Мой двойник сегодня пошел в театр, на премьеру… Потом расскажет.

— А вот о вашем подземном ходе мы не слышали, — сказал князь Бельский.

— И это весьма интересная находка, Ваше Величество, — проговорил князь Романов. — Никогда бы не подумал, что с Сергиева Посада идет под землёй вагонетка.

— Порой приходится думать про отход заранее, чтобы потом не искать в панике спасение, — кивнул Владимир Васильевич. — Царям всегда нужно думать о будущем, но при этом держать в памяти прошлое.

Он снова сделал глоток и посмотрел на бояр.

— А можно узнать про цель нашего собрания? — спросил Бельский. — И про такую таинственность?

— Конечно можно, — кивнул царевич. — И касаться оно будет скорого казанского нашествия…

— Так ваш батюшка про это говорил, — сказал Селиверстов. — Вроде бы порешали всё? Или какие-то новые указания будут?

Царевич опять отпил и отставил в сторону чашку, чуть подвинул блюдце в сторону. Он посмотрел на Селиверстова, который тоже взял свою чашку. В отличие от царя, который любил кофе, Селиверстов предпочитал зелёный чай. Маргарита Николаевна умела неплохо заваривать и этот напиток.

После того, как чашка с зелёным чаем коснулась блюдца, Владимир Васильевич заговорил:

— Конечно будут. Вы сами могли наблюдать, что моему отцу нездоровится. В последнее время я замечал не раз, что отец выглядел не так, как обычно. И он не всегда говорит то, что может быть верным.

— А что может быть верным? Только дать отпор татарам, показать им, что русичи тоже не лыком шиты! — усмехнулся Селиверстов.

— Не совсем так, — покачал головой царевич. — Можем и дать отпор, но… Татары будут не одни. Им будет помогать Крымское Ханство. А может быть вступится и Сибирский каганат. Соединившись воедино, они снова Золотой Ордой пройдут до дальних рубежей и разорят всё царство…

— Знать, такая судьба, — вздохнул Селиверстов.

Царевич встал, подошел к окну, занавешенному шторами. Дернул пару раз за ткань, расправляя складки. Потом повернулся к сидящим и усмехнулся:

— Судьба… А ведь у всех она разная, судьба-то эта. И то, что родился сыном царя, тоже не решает, что проживешь всю жизнь в праздности и довольстве. Знаете, господа, как-то в молодости царь-батюшка вывез нас троих на дальний рубеж. Вместе с бедной семьёй мы прожили в лачуге неделю. Он хотел показать нам различие между царской жизнью и жизнью бедняков.

— И что? Вы увидели большие различия? — спросил с улыбкой Шуйский.

— Да, различия были невероятные. Об этом каждый из нас сказал царю-батюшке. Мы с Фёдором пожаловались на отсутствие удобств, связи, элементарных средств гигиены, а вот Иван… Иван тогда сказал отцу такое, что его слова мне врезались в память: «У меня всего одна собака, а у них четыре. У нас бассейн до середины сада, а у них ручей, которому нет конца. У нас в саду светят заморские фонари, а у них днём и ночью всё освещают небесные светила. У нас терраса до переднего двора, а у них просторы до самого горизонта. У нас небольшой участок земли, на котором мы живем, а у них бескрайние поля, которые нельзя окинуть взглядом. Мы покупаем пищу, а они выращивают её сами. У нас вокруг дворца стены для защиты, а у них есть друзья… Отец, я понял, как на самом деле мы бедны!»

— Простите, Ваше Величество, но ваш младший брат — другак! Он и видит всё по-другому, — проговорил Бельский.

— Между тем, он видит, как можно двоих за секунду вырубить, — усмехнулся царевич.

— Наши дети просто поддались, — поджал губы Бельский.

— Я даже не буду спорить… Так! К чему я это рассказал? Ах да! Судьба! Нет, многоуважаемый Матвей Кириллович Селиверстов, судьба это другое. Судьба — это неотвратимая предопределённость, а мы можем сделать так, чтобы она была не очень предопределена… И можем слегка исправить её течение!

— Что вы имеете в виду, Ваше Величество? — спросил Шуйский.

Остальные бояре тоже поджались, как гончие, почуявшие добычу.

— Господа бояре, вы считаетесь одними из самых богатых дворян нашего царства. Ваши заводы, ваши фабрики находятся в разных городах и губерниях. И вам вряд ли бы захотелось, чтобы татары при своём набеге разорили ваши активы?

Бояре усмехнулись в ответ:

— Конечно. Этого никому бы не хотелось! Ещё бы!

— Так вот, можно договориться с ханом Сахибом и попросить о том, чтобы татары не трогали некоторые здания и помещения, — ответил царевич, посмотрев на бояр.

— Что? За спиной царя договариваться с татарами? Чтобы царство сдать на поругание казанцам? — вскочил Селиверстов.

— Что не так, князь? — поморщился царевич. — Мы же деловые люди. Мы понимаем, что татары придут и уйдут. Ну пожгут они города, поломают людишек, потискают простолюдинок, но… При этом всём мы можем обезопасить себя и свою казну! А при отстраивании повреждений и городов можем к тому же ещё и заработать!

— Но ведь… это же предательство! — Селиверстов стукнул кулаком по столу.

— Полно вам, князь, какое же это предательство? Это лишь забота о собственных карманах, — проговорил царевич. — Мало кому захочется остаться с голой задницей после набега. Напоминаю, что татары придут и уйдут… Хорошо, пусть последним аргументом в нашем споре станет тот факт, что вместе с татарами придёт Бездна!

На холеных лицах отразилось замешательство. Царевич чуть скривил губы в ухмылке, наблюдая за колебаниями остальных трёх бояр. Вот на лице Селиверстова колебаний не было. Он смотрел чуть ли не вызывающе!

— И не хотелось бы, чтобы Бездна осталась, когда татары уйдут прочь. И этому мы тоже можем способствовать, — проговорил царевич.

— Как? Договариваться с Бездной? С теми тварями, что лезут оттуда? — горячился Селиверстов.

Его лицо покраснело. Он вдруг схватился за сердце и тяжело опустился на стул. Побледнел. Испуганно посмотрел на царевича.

Тот хмыкнул и нажал на кнопку связи селектора:

— Прошу внести средство от сердечной боли!

Дверь в кабинет приоткрылась. Вошел мужчина из числа Сверкающих, который служил в личной охране царевича. На подносе он нёс нечто, накрытое металлическим куполом. Мужчина поставил поднос перед Селиверстовым, поклонился царевичу и вышел.

— Знаете, Матвей Кириллович, — проговорил Владимир Васильевич с усмешкой. — Когда батюшка царь начал меня с детства приучать к ядам, я сперва не понял — зачем он это делает? Ведь у нас есть дегустаторы, которые пробуют разные блюда и отравить нас практически невозможно. На это отец сказал, что яды совершенствуются, их действие может быть замедленным и вообще незаметным. Так вот, я постепенно привык к различным ядам, а также научился распознавать их по малейшим оттенкам…

Селиверстов испуганно смотрел на царевича, его рот пытался захватить как можно больше воздуха.

— Допустим, вот в этой чашке смешаны цветы горькой полыни, корень кукурузы, сок борщевика и корень белены. Весьма действенный яд, вот только… Только я к нему невосприимчив. И даже удивился слегка, когда моя секретарша Маргарита Николаевна начала подсыпать мне его в кофе. Впрочем, поручив доверенным людям основательно покопаться в подноготной своей секретарши, я выяснил, что она вам приходится дальней родственницей. Да, у меня есть такая возможность, как бы вы не пытались скрыть это. А родственные связи способны открыть многие двери… Вот только они же способны и закрыть их!

С этими словами царевич снял крышку с подноса и на Селиверстова уставилась аккуратно отрезанная голова секретарши. Черные волосы всё также были собраны в пучок на затылке, а дорогие очки в оправе ничуть не покосились. Создавалось ощущение, что сейчас секретарша откроет глаза и спросит — не изволят ли господа чего-нибудь ещё?

Боярин в страхе откинулся назад. Попытался вскочить, но ноги не держали. Он упал на мягкий ворс ковра и задергался, попытавшись отползти подальше. Остальные трое бояр смотрели на Селиверстова без особой жалости. В жестоком мире приходится быть жестоким. А в месте, где плавают акулы, лучше всего самому стать акулой.

— Правда сердце уже не доставляет проблем? Ха! А вот вы, оказывается, вовсе не способны различить яд в принесённом напитке, — покачал головой царевич и взял в руки чашку Селиверстова. — Зелёный чай… как же легко спрятать аромат миндаля за запахом жасмина. Конечно, жаль немного Маргариту Николаевну, но… Думаю, что новая секретарша справится с делами не хуже прежней, а вот что касается вас…

Царевич встал и склонился над Селиверстовым:

— Вы вернетесь из театра и будете дальше жить, Матвей Кириллович. А какой-то чудак прямо из моего кабинета отправится на корм рыбам. Вместе со своей дальней родственницей! И никто не узнает, что тут произошло, ведь правда, господа? Перед тем, как ответить, подумайте — вскоре на продажу выйдут заводы Селиверстова, которые он, по крайней низкой цене, продаст своим добрым друзьям… Да, пустит семью по миру, заставит их в полной мере ощутить бедность и нищету, но это его решение, кто же осудит боярина Селиверстова? Да при том, что сам он и вовсе пострижется в монахи! Никто же не осудит?

Царевич взглянул на оставшихся трех бояр с интересом. Все трое покивали:

— Да, заводы Селиверстова не должны остаться без должного управления. А если их ещё и татары не тронут, то вообще будет хорошо.

Селиверстов пытался что-то прохрипеть, но язык, внезапно ставший невероятно огромным, мешал это сделать. Пытаясь запустить воздух в отёкшее горло, боярин царапал горло, но всё было бесполезно.

Вскоре князь Селиверстов перестал дергаться, выпучив глаза на своего убийцу. Остальные бояре сидели с каменными лицами. Лишь лёгкая бледность выдавала их волнение, но не больше.

— Вот так-то, Матвей Кириллович, — сказал царевич, когда судороги перестали сотрясать тело боярина. — Вот так-то…

После этого Владимир Васильевич взглянул на оставшихся бояр:

— Ну что, господа, кому какой кусок из Селиверстовского пирога приглянулся?

Белоозеро. Поместье Рюриковича и Годунова

Когда я подходил к поместью, то почувствовал, как в правом кармане потяжелело. Тут же получил доклад Тычимбы:

— Взял всё ценное из карманов утырков. И не только из них…

Я вытащил из кармана добычу и брезгливо отбросил окровавленный зуб:

— Фу! Ты чего? И ведь это не золото, а напыление. Мог бы и разобраться…

— У меня под рукой не было химической лаборатории, — прозвучал обиженный ответ.

— Ладно, спасибо тебе за это. Когда очухаются, то пусть пеняют на себя. Сколько тут?

— Полторы тысячи. Тысячу нашёл у мертвяка…

— Ну и ладно, ему они всё равно больше не понадобятся. Килограмм авокадо с меня.

— Замётано! — был ответ Тычимбы.

— Где же вы ходили, Ваше Величество? — спросил меня Годунов с порога. — Я тут уже весь издергался. Собрался уже по больницам и моргам звонить!

— Ходил прогуляться, Борис. Обо мне не стоит беспокоиться в плане происшествий. Вот лучше бы обеспокоился тем, что царскому сыну во время ужина в желудок бросить?

— Так я это… Я сейчас скажу Марфе, и она мигом что-нибудь сварганит! А может быть и после обеда чего осталось?

Что-то он стал слишком суетливым. Всё подбегал, чуть ли не хватал за руки и старался заглянуть в глаза. Я спросил напрямки:

— Чего натворил, Борис?

— Чего сразу Борис? Я вообще ничего! Это княжны позвонили и предложили прокатиться вечером по Белому озеру. Вроде как нас покатают на яхте опытные моряки, креветок половим или карасей, а я…

— А ты? Чего ты снова им наплёл? — насторожился я.

— Я сказал, что мы сами можем управлять яхтой. И что не надо нам никаких моряков, мы и сами можем управиться! Мы же можем, Иван Васильевич?

— И зачем ты это ляпнул? — склонил я голову на плечо. — Чтобы остаться один на один с Карамзиной?

— Ну да! Всё-то вы понимаете, Иван Васильевич. Так что, мы же можем управлять яхтой?

— Ну, кое-какие навыки у меня имеются, — проговорил я, чем вызвал облегчённый выдох Годунова. — Но гонять как оглашенные не будем! Можем кого в темноте зацепить!

— Да я уже вообще собирался на вёслах плыть! — весёлым козликом запрыгал Годунов. — А вот тут так получилось! Ух, как же здорово! Ух…

— Если я сейчас с голода не помру, то обязательно выйдем на озеро, — усмехнулся я в ответ.

— Ой, чего это я? — спохватился Борис. — Конечно же сейчас распоряжусь. Марфа! Меланья! Господин Рюрикович жрать хочет!

Ну, в принципе, я был настолько голоден, что и в самом деле хотел не есть, а жрать. Или даже ЖРАТЬ!!!

Марфа расстаралась на славу. Когда я умылся, переоделся и спустился в зал, то стол уже был накрыт. Я едва не проглотил язык, когда попробовал уху по-царски. Прозрачный, наваристый рыбный бульон с кусочками судака, осетрины и щуки, украшенный зеленью и дольками лимона просто таял во рту.

— Ну что, неплохо, да? — спросил Годунов, выводя меня из блаженствующего состояния. — А вот это попробуй!

Я приступил к говядине по-строгановски. Нежные кусочки говядины в сливочно-грибном соусе соседствовали с картофельным пюре и маринованными огурчиками. Я старался растянуть удовольствие, но сам не заметил, как уже скреб ложкой по пустой тарелке.

— Теперь я услышал, как трещит за ушами, — прокомментировал Годунов. — И этот треск не очень музыкален.

Я хотел посоветовать ему заткнуться, но… когда подали осетрину… Стейк из рыбы, обжаренный на гриле до сочной оранжевой корочки, подали с ломтиками лимона и свежей зеленью. Мякоть таяла на языке, вкусовые сосочки пищали от восторга.

Чай на травах с добавлением мяты, ромашки и зверобоя подали в самоваре, когда я уже собрался ослабить ремень на брюках. Еле слышимый дымок придавал чаю невероятный вкус. Пирог с вишней и сметаной стал финальной точкой этого праздника плоти.

После такого плотного полуобеда-полуужина я жутко захотел спать. Но… Если Годунов уже договорился насчёт водной прогулки, то кто я такой, чтобы лишать его этого удовольствия?

Он же потом начнёт ныть и скулить. Да и самому не мешало бы развеяться. Заодно и искупаться можно, а то я так давно не плавал!

Всё-таки обожаю природу — она придаёт сил и энергии не хуже сущностей. Когда остаёшься в лесу один на один с деревьями, то можно услышать, как они обмениваются мудростью минувших лет. А в плеске воды порой расслышишь то, что не узнаешь и за десять лет.

Что до управления яхтой, то я и в самом деле умел с ней управляться. Так уж повелось, что ведари просто обязаны были научиться управлять любой техникой. Мобильность была главной составляющей ведарей. Мы должны были домчаться до нужного Омута как можно быстрее на всём, что попадётся под руку. Иначе, могли пострадать люди…

И как бы я не предвкушал приятное времяпрепровождение, всё равно жизнь внесла свои коррективы!