Рюрикович 2

Глава 19

Грациозная лиса, покрытая сверкающим рыжим мехом с легким пламенным отливом, осторожно карабкалась по скалистому склону. Её пушистый хвост, мерцающий словно солнечный свет, слегка касался камней, заметая следы лап. Горы были окутаны густым туманом, через который пробивались лишь редкие лучи утреннего солнца, окрашивая всё вокруг в мягкие оттенки розового и оранжевого.

Лиса ловко перемещалась между острыми камнями, используя острые коготки, чтобы цепляться за выступы. Она двигалась почти бесшумно, её лапы еле слышно касались земли, будто её вела сама природа. Наконец, она достигла небольшого ущелья, скрытого за частоколом скальных обломков. Лиса остановилась, на мгновение прислушавшись к шороху ветра, который нежно колыхал её мех.

Перед ней оказалась небольшая нора, скрытая от посторонних глаз кустами облепихи. Вход в неё был окружён синеватым светом, едва различимым в сумерках. Лиса мягко склонила голову и грациозно, с присущей ей лёгкостью, проскользнула внутрь. Внутри нора расширялась, уходя глубоко вглубь горы.

Лапы лисицы погрузились в мягкий мох, скрывающий звуки шагов. Она двигалась по проходу, окружённая мерцающими светлячками, которые плавали вокруг, словно оберегая её покой.

Проход расширялся, становясь больше, выше, глубже. Уже можно было не находиться в облике животного и лиса сначала поднялась на задние лапы, а потом начала трансформацию. Шаг за шагом мех втягивался в белоснежную кожу. Проступали человеческие формы, вместо морды появлялось милое лицо.

Светлячки освещали пропадающий хвост, выступающую грудь, округлые бедра. Женщина шла словно по подиуму, кривя губы в холодной усмешке. Её отличительной чертой были глаза золотистого цвета. Казалось, что в них переливаются океаны расплавленного драгоценного металла. Вскоре бывшая лисица вышла в просторную пещеру.

Отличительной чертой этой пещеры было большое зеркало причудливой изогнутой формы, стоящее над каменной чашей. Светлячки отражались в зеркале, а вот в черной жидкости чаши их свет тонул, как будто пропадая навсегда в безмолвии космоса.

Обнаженная женщина подошла к зеркалу, улыбнулась, показав острые зубки, а потом погрузила руки в черную жидкость. От касания жидкость не шелохнулась. По её поверхности не пошли круги или разводы. Руки погрузились как будто в чёрный туман, скрывшись по локоть.

— Повелитель, ваша верная рабыня взывает к вам! — проговорила бывшая лисица.

В полной тишине пещеры её голос прозвучал оглушительно громко. Сначала ничего не происходило. Светлячки всё также маневрировали среди сталактитов, рассеивая мрак в пещере. Женщина застыла с погруженными в черную жидкость руками. Каменные стены молча взирали на неё.

Женщина терпеливо ждала. Наконец, зеркальная поверхность подёрнулась рябью. Волны пошли по плоскости стекла. Изображение женщины начало расплываться, мутнеть. Из темноты выплывал продольный черный зрачок. Этот зрачок проявлялся в окружении алого, как кровь тумана.

Бывшая лисица ощутила, как по спине пробежали мурашки. Они всегда возникали, когда на неё смотрел господин. Поговаривали, что именно такими глазами смотрела Бездна, но… Сама Великая Нерождённая никогда не разговаривает с низшими слугами. Вместо этого есть Повелители, которые выполняют волю Нерождённой и доносят её слова до остальных.

— Повелитель, я счастлива приветствовать вас, — склонила голову бывшая лисица.

И вновь её голос прозвучал в пещере неестественно громко.

— Что у тебя? — раздался в её голове глухой урчащий голос.

— Я вызываю вас для того, чтобы сообщить — у меня всё готово!

— Ради такой малости ты отрываешь меня от важных дел?

Чернота жидкости начала подниматься по рукам лисицы, захватывая всё большие участки. Её лицо скривилось от боли. Она с трудом сдержала себя, чтобы инстинктивно не выдернуть руки из чаши.

— Я только хотела сказать, что скоро вся Земля станет во власти нашей Великой Нерождённой Госпожи! — простонала бывшая лисица.

Черная жидкость как будто выплеснулась из чаши, оплела ноги, поднялась по телу, покрыла чернотой кожу до самой шеи. Женщина вытянулась в струнку, заплясала на месте, пытаясь облегчить страдание. На миг ей показалось, что всё тело находится в жарком пламени, но стонать было нельзя — Повелитель этого не любил… От своих подчинённых!

— Слишком долго. Великая Нерожденная проголодалась, — прозвучал глухой голос.

— Но я делаю всё, что могу! — взвизгнула бывшая лисица.

— Нужно делать больше! Почему наши Омуты закрываются так быстро? Даже тот Омут, что мы с трудом открыли в Москве, закрылся через пятнадцать минут! А ты говорила, что это всего лишь первый звоночек… Оторвали язычок твоему звоночку на первых же минутах появления!

— Это всё молодой ведарь! Он необычайно силён и… и…

Женщина попыталась вытянуться ещё сильнее, чтобы захватить немного воздуха в перетянутое горло.

— Что «и»? — вкрадчиво поинтересовался голос.

— Он даже убил моего дальнего родственника! — выдохнула бывшая лисица. — А я потратила так много времени на его обучение!

— И что нам с того? Великая Нерожденная даст тебе другого родственника! Это небольшая потеря. Гораздо хуже этой потери — промедление!

— Я всё сделаю! Я потороплю! Я… я…

Чернота захлестнула её с головой. Она обволокла раскрытый в крике рот, затекла в глазницы, коснулась кончиков волос. Перед черно-красным зрачком из зеркала застыла фигура женщины, словно статуя, искусно созданная из черного мрамора.

— Не нужно заставлять ждать Великую Нерождённую. Поторопись!

После этого чернота спала с женского тела клубами зловонного дыма. Женщина упала на каменистый пол, её рот открывался как у рыбы, выброшенной на берег безжалостным приливом. Зрачок исчез в зеркале, а дым понемногу втянулся в каменную чашу.

Женщина заставила себя подняться. Ухватилась за каменную чашу, с трудом выпрямилась и посмотрела в зеркальную поверхность.

— Я всё сделаю, Повелитель! Госпожа Великая Нерождённая будет довольна… Она получит много еды… Она получит все души этого мира…

— Господин Годунов, позволите поздравить вас с победой? — на выходе из училища нас догнал весёлый голос Ирины Николаевны Карамзиной.

— Да что вы, ну какая победа? — оглянулся на предмет своего воздыхания Борис. — Я всего лишь воспользовался тактикой господина Романова. Неважно как, но главное — победить!

Вот же стервец! Специально так громко сказал, чтобы впереди идущие Бельский и Романов обязательно услышали. До моих ушей донесся скрип зубов. Интересно — эти двое стерли свои клыки до основания или всё-таки оставили что-нибудь на гранит науки?

— Но тем не менее, благодаря вашей победе результат сместился в пользу царевича, — подхватила Бесстужева.

— Победа не главное для ведаря, — улыбнулся я, вспомнив кодекс. — Главное — постоянное желание побеждать!

— Красиво сказано, — подхватила Карамзина. — Это что за цитата?

— Это наставление из «Кодекса ведаря», — улыбнулся я в ответ. — Очень хорошая книга. Только не для общего пользования.

— Но вы так свободно рассказываете нам об этом, — хихикнула княжна Бесстужева. — Ведарская Община не накажет вас за разглашение тайны?

— Ну, вы же никому об этом не расскажете? — поддержал я игривый тон.

— А что будет, если расскажу? Накажете меня? — подняла бровь Екатерина Семёновна.

Я замешкался с ответом. Слишком уж фривольным был тон княжны, чтобы отвечать на него также. Одно дело, если встретиться в бане наедине, а другое дело среди идущих с тренировки жильцов. Слухи и сплетни среди аристократии разносятся со скоростью полёта молнии.

— Чего же вы задумались, господин Рюрикович? — улыбнулась идущая за нами Марфа Васильевна. — Думаете — наказать или нет княжну Бесстужеву?

— Думаю, как ответить так, чтобы не обидеть и не разочаровать собеседницу, — ответил я и вспомнил симпатичную наемницу из Ночных Ножей, которую с таким аппетитом схрумкал мой тотемный зверь. — Я вообще не бью женщин за пределами дуэльного круга. Но, это если они не нападают на меня и не хотят лишить жизни.

— В таком случае, я никогда не буду нападать на вас за пределами дуэльного круга, — кивнула Марфа Васильевна.

— А вот я бы напала на кое-кого, кто имеет неосторожность вступать без разрешения в чужой разговор, — буркнула Бесстужева.

Собакина в ответ только мило улыбнулась:

— Всего доброго, друзья. До завтрашнего обучения!

— Всего доброго, госпожа Собакина, — кивнули мы с Годуновым.

Княжны высокомерно промолчали. Собакина подарила мне ещё одну улыбку, а после легкой походкой направилась на стоянку, где возле машин стояла её напарница по поместью, Шуйский и ещё один молодой человек, напарник Шуйского. Ивану Петровичу не понравилось, как Собакина прощалась с нами, поэтому он хмурым взглядом следил за её приближением.

— Господа, а не восполнить ли нам потраченные калории? — подал голос Годунов. — Заодно обмоем мой триумф!

— А что? Неплохая идея! — поддержала его Карамзина. — Я жутко проголодалась. Прямо слона бы съела, вместе с хоботом!

— А мне и ушей бы хватило, — хмыкнул я в ответ. — Только их пока разжуёшь…

— Вот и отлично. Тогда двигаем в «Плакучую иву»! Там такую чудесную дичь подают! — обрадованно сказал Годунов.

Он только что не подпрыгивал задорным щенком. Ещё бы хвостиком повилял, глядя на свой предмет воздыхания.

— Нам бы только заехать в поместье, чуть приготовиться, подкраситься и слегка подпудриться, — ответила Бесстужева. — Господа, дадите нам полчаса?

— Нам бы тоже не мешало заехать, переодеться, — заметил я. — Княжны, давайте через час в ресторане встретимся? Мы пока что столик забронируем. Еду закажем… Надеюсь, вы доверяете нашему вкусу?

— У вас очень хороший вкус, царевич, — многозначительно улыбнулась Бесстужева. — Если бы только вам не портили его всякие-разные…

Ревность сквозила в каждом слове. Я удержался от улыбки. Не хватало ещё ранить чувства княжны. Она думает, что может со мной играть, что я буду прыгать рядом, как влюбленный Годунов скачет вокруг Карамзиной. Однако, моё сердце подобно игле Кощеевой спрятано в сундук, а сам сундук заброшен так далеко, что ни одна особа женского пола до него не доберется.

— Я надеюсь, что ваше настроение сегодня не будет ничем испорчено, — усмехнулся я в ответ и быстро закруглил разговор. — До встречи. Не прощаемся.

После поездки в поместье и приведения себя в порядок, мы прибыли в ресторан. «Плакучая ива» называлась так неспроста — вокруг неё росли как раз те самые деревья, а неподалёку протекал выходящий из глубины земли ручей.

Сам ресторан располагался в укромном уголке города, на конце тенистой аллеи, вдали от городской суеты. Снаружи ресторан выглядел как старинный особняк с деревянными ставнями и маленькими круглыми окнами, из которых в вечернее время мягко пробивался теплый свет.

Внутри «Плакучей Ивы» царила атмосфера уюта и какой-то мистической тайны. Потолок укреплён деревянными балками, а стены обшиты темным деревом, с небольшими кабинками. Свет в ресторане приглушенный, с мягкими золотистыми оттенками, исходящими от кованых люстр и свечей, стоящих на каждом столике.

Гостям предлагали провести время наслаждаясь звуками живой музыки — нежной арфы и флейты, которые мелодично вплетались в общую атмосферу. Официанты, одетые в стилизованные под лесных стражей костюмы, обслуживали с изысканной вежливостью, оставляя ощущение, будто мы погружены в мир сказок и мифов. Здесь время словно замедлялось, позволяя забыть о повседневной суете и насладиться моментом.

Ресторан также славился коллекцией редких вин, многие из которых хранились в собственном винном погребе, находящемся под зданием. Время от времени здесь проводили тематические вечера — от дегустаций вин до музыкальных и литературных вечеров, где каждый мог ощутить себя частью полумагической атмосферы.

Водителя мы с собой брать не стали. Михаил Кузьмич ничуть этому не огорчился, достав из бардачка небольшой пластиковый контейнер с бутербродами и термос с чаем. Он подготовился к ожиданию. Я сделал себе зарубку, что надо дать распоряжение вынести нормальную еду водителю.

На одних бутербродах только язву хорошо наживать. Нам же водитель нужен живой и здоровый.

— Здравствуйте, господа, рады приветствовать вас в ресторане «Плакучая Ива»! — красивым мелодичным голосом поздоровалась девушка лет двадцати пяти. — Как можно к вам обращаться?

— Иван Васильевич Рюрикович, — скромно представился я. — И Борис Фёдорович Годунов. У нас заказан столик на четверых.

Встретившая нас девушка-метрдотель проводила до небольшой, но аккуратной кабинки. Если нам вдруг захочется уединения, то запросто можно будет закрыть плотные шторы. Две кабинки как раз были закрыты таким образом.

Усевшись за отшлифованным тысячами локтей стол, Годунов тут же углубился в изучение меню. Я же первым делом начал осматривать зал на предмет дверей, окон, выходов для скорого покидания нынешнего местоположения. Ну да, жизнь приучила, что любое здание может стать ловушкой, где перемещение и маневрирование может быть сковано окружением.

Поэтому лучше сразу всё осмотреть и запомнить. Подобный осмотр не раз выручал в прошлом, он мог выручить и сейчас — мне очень не понравились два пристальных взгляда, какие в нашу сторону бросили стоящие неподалёку от небольшой сцены официанты.

Мы с Годуновым выглядели не очень броско. Обычные костюмы из хорошей ткани, ботинки, рубашки, галстуки. Самые заурядные посетители, какие посещают подобные заведения. К чему бы такое пристальное внимание? А ещё то, что один из официантов достал телефон и начал набирать номер, поглядывая в нашу сторону, тоже могло насторожить.

— Я сейчас, — сказал я Годунову и встал из-за стола.

— Ты куда? — поднял глаза напарник.

— Пойду, носик попудрю, — хмыкнул я в ответ. — Ну, чего смотришь? По нужде я…

— А-а-а, так бы и сказал, — проговорил Борис и опять погрузился в изучение меню.

Уже в туалете, который тоже был выдержан в атмосфере остального ресторана, я шепнул:

— Тычимба, ты рядом?

— Внимательно слушаю, — раздался голос.

— Быстро прослушай разговор двух официантов возле сцены. Что-то они мне не нравятся. Всё понял?

Ответом мне была тишина. Значит, всё понял и умчался. Я сделал свои дела, умылся, посмотрел в зеркало. Мне на миг показалось, что зеркало пошло рябью. Я нахмурился. Сделал знак Очищения.

Нет, просто показалось. Если бы за зеркалом что-то или кто-то скрывалось, то знак открыл бы прячущегося. Сейчас это было самое простое зеркало, пусть и в необычной раме, сделанной из старых узловатых корней дуба.

Когда я вернулся к Годунову за столик, то официанты всё также стояли возле сцены. Они о чём-то переговаривались, но я не стал показывать, что интересуюсь ими. Тоже взял со стола кожаную папку с вытесненным словом «Меню» и начал лениво листать.

По меню у меня вопросов не было. В бытность ведарем быстро привыкаешь наслаждаться не только изысканными яствами, но даже обычным хлебом с водой. А тут… Блюда сопровождались необычными соусами на основе ягод, грибов и ароматных трав. Основные блюда включали в себя лесную дичь, запеченную с лесными орехами, или жаркое, приготовленное на углях. Десерты представляют собой творения из диких ягод, меда и сливок.

В общем, можно было нормально посидеть, выпить, закусить. Вот только пить я не собирался, не люблю алкоголь и не приемлю ни в каком виде, кроме как в лекарственном.

— Ну что, выбрал? — спросил Годунов, открыв карту вин.

— Что поесть? Выбрал. Буду жаркое из дикого кабана с корнеплодами и грибами. Тут написано, что «мясо дикого кабана, томлёное до мягкости, подаётся с жареными корнеплодами: картофелем, морковью и пастернаком. Блюдо дополнено густым грибным соусом, приготовленным из лесных грибов и пряных трав». Вот его и буду. На второе возьму суп из морепродуктов, а на сладкое пирог с ягодами и сливками. Ещё чайник зеленого чая с шиповником и ежевикой.

— Ты всё это съешь? — нахмурился Годунов.

— Ну да, я проголодался, — пожал я плечами.

— А что будем брать нашим дамам? — спросил Борис.

— А это ты можешь узнать у них самих. Вон они как раз идут, — улыбнулся я, показывая в сторону входа.

Как раз в это время входили две красотки нашего училища. За отведенное время они успели не только переодеться, накраситься, но также соорудили прически. Поразительная скорость скажу я вам…

Годунов вскочил на ноги, кинулся навстречу княжнам. Я тоже поднялся, расплылся в вежливой улыбке.

— Господин, вас хотят отравить, — раздался шепот Тычимбы в ухо. — Это приказ получен непосредственно от Мити Февраля.

Во как. Ну что же, нужно продолжать улыбаться, как будто ничего не произошло. Княжны не должны ничего узнать. Я сам сейчас со всем разберусь. Похоже, что Митя Февраль не принял моё предложение мира, а жаль…