Рюрикович 2

Глава 21

Больничная палата

Мария Никифоровна продолжала сидеть возле умирающего царя и днём, и ночью. Она как могла пыталась оттянуть неизбежный конец, но у неё это очень плохо получалось. С каждым часом Василию Ивановичу становилось всё хуже.

Он не мог ни есть, ни пить. Лекарства если и снимали боль, то это было временно. Огонь внутри разгорался всё сильнее. Каждая минута сопровождалась порой такой нестерпимой болью, что хотелось кричать, выть, но мышцы отказывались повиноваться, а звук даже не думал рождаться в саднящем горле.

И вместе с тем он крепился. Мощный старик, который отобрал у Литовского княжества город Смоленск, присоединил к Российскому царству Рязанское княжество и Псковскую республику, надавал по щам казанскому и крымскому ханству, сейчас был при смерти, но не сдавался. Он ждал…

Палата была походила на клетку, выстроенную из белых стен, с кроватью, похожей на пыточный инструмент. Окно, затянутое серым полотном жалюзи, словно умоляло о свете, но только отражало мрачную безжизненность. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом лекарств и дезинфекции, и постоянно напоминал о том, что здесь царит болезнь, а вовсе не человек, недавно расхаживавший в короне.

На тумбочке стоял вазон с искусственными цветами, их яркая пластиковая улыбка казалась зловещей в этом унылом царстве.

Рядом с кроватью стоял одинокий стул, покрытый потрепанной обивкой, словно он тоже страдал от этой атмосферы безысходности. Над лежащим висела капельница, ее мерная капель напоминала о том, что время здесь течет иначе, медленно и мучительно. На экранах мониторов по невидимым горам скакали точки, тянущие за собой разноцветные шлейфы.

Палата была не просто комнатой, это была сцена, где разыгрывалась драма жизни и смерти, где надежда боролась с безнадежностью, а свет пытался пробиться сквозь тьму. Где лежал и ждал всего одного события великий человек, смирившийся с безысходностью.

Ждал одного единственного сообщения, которое наконец пропищало резким сигналом на телефоне Марии Никифоровны. Она встрепенулась, посмотрела на лежащего царя. Тот лишь закрыл глаза, а через пару секунд открыл, вглядываясь в лицо помощницы.

— Сейчас, царь-батюшка, сейчас, — засуетилась женщина, доставая телефон.

Она вгляделась в текст сообщения, на какое-то время застыла, а потом повернула экран к лежащему царю.

Тот быстро прочитал сообщение и закрыл глаза.

— Мне так жаль, Ваше Величество, — проговорила Мария Никифоровна. — Может, я могу что-нибудь для вас сделать?

Василий Иванович приоткрыл глаза, а потом часто-часто заморгал глазами. Лишь несколько секунд спустя Мария Никифоровна поняла, что умирающий царь использует морзянку для передачи какого-то сообщения.

Но вот сама Мария Никифоровна этим навыком не владела, поэтому понять ничего не могла. Она попыталась найти в сети разъяснение, но… Незнакомому с этим языком кодирования человеку трудно понять с первого раза.

Едва ли не со слезами на глазах Мария Никифоровна взмолилась:

— Царь-батюшка, да не понимаю я этого языка проклятущего, чтоб ему пусто было. Вы может Ивана Васильевича вызвать хотите?

Лежащий царь закрыл глаза, чуточку подержал их закрытыми, а потом снова открыл. Мария Никифоровна радостно всплеснула руками:

— Что? Правда Ивана набрать?

Снова последовала та же миниатюрная пантомима. Мария Никифоровна быстро набрала нужные цифры и нажала на кнопку видеовызова.

Пошли гудки, но… Ответа от Ивана Васильевича не было. Новый дозвон и снова тот же результат. Мария Никифоровна в отчаянии нажала в третий раз на вызов.

Результат остался неизменным.

— Может быть он спит? Время уже одиннадцать… Хотя, что молодым такое время? В такое время они только начинают жить… Знаю! — обрадованно воскликнула Мария Никифоровна. — Знаю! Я сейчас позвоню Бореньке! Вот кто точно возьмёт телефон!

Она быстро нажала на вызов и в палате раздался полусонный голос Годунова:

— Доброй ночи, Мария Никифоровна! Что-то вы припозднились…

— Привет, Боренька! Это не поздно, это как раз, — ответила княгиня и быстро спросила. — Скажи, а Иван Васильевич не рядом ли?

— Нет, он в своей комнате должен быть. Мы как расстались после поездки в ресторан, так и не виделись. А зачем он вам? Может, он тоже уже уснул? — в голосе Годунова послышался лёгкий упрёк.

— Нужен он нам, Боренька, — с нажимом проговорила Мария Никифоровна.

— Нам? Кому это «нам»? — спросил Годунов с игривыми нотками в голосе.

— Боренька, я сейчас рассержусь, — отрезала княгиня.

— Простите, конечно же сейчас посмотрю, — тут же подхватился Годунов.

После этого послышалось шуршание откинутого одеяла и лёгкая поступь в резиновых тапочках. Чуть скрипнула открываемая дверь. Затем снова шаги. Финалом этой музыкальной феерии был стук в деревянную поверхность и голос Годунова:

— Иван Васильевич! Иван Васильевич, это я, Борис! Откройте! Иван Васильевич! Он не открывает, Мария Никифоровна! Может, он там крепко спит? Знаете, что у нас сегодня было первое занятие клуба Дуэлей? И, кстати говоря, мы там с Иваном Васильевичем одержали победу!

— Боренька, постучи ещё раз! Посильнее! — ледяным тоном ответила княгиня.

— Да-да, конечно! Иван Васильевич! Иван Васильевич! — заколотил в дверь Годунов.

— Что случилось, боярин? — послышался в трубке женский голос.

— Да вот, Марфа, Иван Васильевич не открывает! Я уже не знаю, что и думать! Может, случилось что?

— Охти, дык это, давайте я открою. У меня ключи-то запасные есть…

Мария Никифоровна прислушалась к женскому голосу, услышала, как заскрежетал ключ в замочной скважине. Потом дверь открылась и послышался удивленный возглас Бориса:

— Мария Никифоровна, а Ивана Васильевича тут и нету вовсе! Вон и кровать неразложенная стоит. И окно открыто. Похоже, что через окно он вышел куда-то…

Княгиня заметила, что уголки губ царя дернулись, как будто собрались изобразить улыбку. Всего лишь мимолётное движение, но оно заставило её улыбнуться в ответ. В глазах царя читалось: «Весь в меня, такой же непоседа!»

— Ладно, Боренька! Как только Иван Васильевич окажется дома, тут же позвони! — проговорила с усмешкой Мария Никифоровна.

— Конечно же скажу! Всенепременнейше! — отозвался Годунов.

Мария Никифоровна отключила телефон и посмотрела на царя:

— Увы, Ваше Величество! Сейчас никак не получается вызвать Ивана Васильевича. Возможно, завтра получится. Эх, мальчишки… Они такие мальчишки!

Василий Иванович прикрыл глаза. Губы снова чуть дернулись. Княгиня подошла ближе к постели и чуть выше подтянула одеяло. Потом произнесла:

— Я сейчас отойду на пять минут. После вернусь и расскажу вам последние дворцовые сплетни. Хорошо?

Глаза царя закрылись, а две секунды спустя открылись вновь.

— Вот и хорошо. Не скучайте тут, я быстро!

Мария Никифоровна вышла из палаты и чуть ли не нос к носу столкнулась с царевичем Владимиром. Она даже испуганно отшатнулась.

— Добрый вечер, глубокоуважаемая Мария Никифоровна, — с улыбкой произнес Владимир Васильевич. — Рад видеть вас возле своего батюшки. С вами я уверен, что он в целости и сохранности.

— Добрый вечер, царевич, — немного поклонилась Мария Никифоровна в ответ. — Вот уж не ожидала вас тут увидеть и в столь поздний час…

— Мне кажется, что для выражения сыновьей любви никогда не поздно, — холодно ответил Владимир Васильевич.

— Конечно-конечно, — кивнула Мария Никифоровна и попыталась обойти царевича. — Прошу вас извинить, но мне нужно…

— Мария Никифоровна, мне кажется, что в данный момент вам нужно задуматься о своей дальнейшей жизни, — с ледяной улыбкой проговорил Владимир Васильевич. — Вернее о том, насколько ещё она продлится и что нужно сделать для того, чтобы она продлилась как можно дольше…

В больничном коридоре никого не было. Светили мягким светом ночные лампы, где-то слышалось шуршание швабры. Но это где-то было так далеко…

— Что? — захлопала глазами княгиня. — Я не вполне вас понимаю… Что-то вы мудрёными словами говорите, Ваше Величество…

— Мудрёные слова? — поднял брови царевич. — Возможно, вам будет так понятнее…

Жёсткая рука схватила женщину за горло. Пухлое тело прижалось к стене, а над лицом Марии Никифоровны нависло суровое лицо Владимира Васильевича:

— Слушай, старая бородавчатая жаба, слушай и не перебивай. Я сейчас одним движением сломаю тебе шею, а все вокруг скажут, что это был сердечный приступ. Или же ты показываешь мне ту информацию, которую показала царю. Я в любом случае получу эту информацию, но если в первом варианте ты будешь жива, то вот второй вариант, боюсь, тебя не очень устроит. Так что?

С этими словами он встряхнул пухлое тело и сильнее сжал пальцы. Мария Никифоровна захрипела, засучила ногами, а потом полезла в карман медицинского халата. Вскоре на свет показался телефон.

Нужное сообщение выплыло на экран. Владимир Васильевич быстро пробежал его глазами, а потом поморщился:

— Ну что же, нечто подобное я и предполагал… Значит, дальше будет легче.

Жесткая рука отпустила женщину. Мария Никифоровна тут же закашлялась, потирая шею. Она чувствовала, что стальные пальцы оставили синяки на коже. Владимир Васильевич взглянул в сторону палаты царя:

— Пожалуй, сегодня я не буду тревожить батюшку. Пусть он немного поспит и наберется сил. Ему они ой как нужны… Всего доброго, княгиня Оболенская, надеюсь, что содержимое нашего разговора не коснётся чужих ушей. Помните о тех днях, которые могут резко оборваться.

После этого он развернулся и пошел прочь по коридору. Его выпрямленная спина и жесткий шаг почему-то напугали Марию Никифоровну ещё больше, чем недавняя угроза удушения. Причём напугали так, что она не смогла донести содержимое мочевого пузыря до туалета. По полу начала растекаться желтоватая лужица.

Царская усадьба. Измайлово

Елена Васильевна Глинская держала в руках бокал с виноградным соком. Она посматривала на двух мужчин, которые неторопливо передвигали круглые шашки тавлеи. Уже третий раз подряд митрополит Даниил выигрывал у Ивана Фёдоровича Овчины.

Высокие потолки, украшенные старинными фресками, создавали ощущение, что царица находилась в другом времени. Окна, обрамлённые тяжёлыми шторами, не пропускали внутрь даже немного света, создавая атмосферу таинственности.

Мебель в комнате тоже под стать замку: массивный деревянный стол, покрытый бархатной скатертью, и несколько кресел с высокими спинками. На стенах висели картины, изображающие сцены из жизни замка в разные времена года.

Но самое удивительное в этой комнате — это камин. Он занимает почти половину стены и был выполнен из камня, который кажется вечным. Когда огонь горел в камине, комната наполнялся теплом и уютом, а звук потрескивающих дров добавляло ощущения нереальности происходящего.

Князь сурово хмурился, пытался справиться с мудрым противником, но все его атаки разбивались о холодную оборону, а после как-то так получалось, что войска Ивана Фёдоровича оказывались разбиты наголову.

Так получилось и на этот раз. Как не морщил свой лоб князь, но у него ничего путного не выходило. Наконец, он хмуро буркнул:

— Третья партия подряд… Ваше Высокопреосвященство, а не жухло ли вы? Уж больно всё складно у вас выходит!

— Если оправдывать свои промахи и свою недостаточную удачу происками других, то никогда не стать великим, — усмехнулся митрополит. — А я перед вами чист, князь. Всё же перед вашими глазами происходит. Где уж мне тут сжульничать получится?

Князь взглянул на царицу, которая в ответ только улыбнулась:

— Всё правда, Иван Фёдорович. Только умение и мудрость приводят митрополита к победе…

Получилось так высокопарно, что князь невольно почувствовал фальшь. А уж такой прожжённый царедворец как митрополит должен подобное почувствовать гораздо сильнее. Даниил вежливо улыбнулся в ответ на эти слова:

— Благодарю вас, Ваше Величество, на добром слове. Очень приятно слышать такую оценку из уст царицы.

— Ну что вы, Ваше Высокопреосвященство, это не доброе слово, а констатация факта. Вы и в самом деле мудрый человек, и я рада, что в данный момент вы находитесь с нами в одной комнате, — проговорила царица.

Под этими словами скрывалось много смыслов. Распутывать их можно было до бесконечности, но самая главная мысль в них сквозила очевидной нитью — митрополит вступил в сговор с царицей и князем Овчиной. И вовсе не одну комнату царица имела ввиду.

— Ну что могу сказать? Я тоже счастлив здесь быть. Конечно, тут не хватает царевича Фёдора Васильевича, но… — развёл руками митрополит.

— Зачем он нам сейчас, Ваше Высокопреосвященство? — хмыкнул князь Овчина Телепнёв-Оболенский. — Он больше в духовные сферы заглядывает, чем в мирские…

— Но его тоже нельзя сбрасывать со счетов, — покачал головой митрополит. — Если наш царь-батюшка умрет, да пусть продлятся его дни ещё долго, а с Владимиром Васильевичем что-нибудь случится, не приведи Господь конечно, то ближайшим претендентом на престол станет как раз Фёдор Васильевич.

Елена Васильевна улыбнулась. Она видела, к чему ведётся разговор. Если в самом деле на престоле окажется средний сын, то митрополит будет иметь на него влияние гораздо большее, чем царица и её сподручный.

— Фёдоро Васильевич вряд ли устремится занимать престол, — покачала головой царица. — Он и в самом деле больше тяготеет к церковному делу, чем к управлению государством. Если произойдёт так, как вы описали, то скорее всего престол будет мой, Ваше Высокопреосвященство. Даже Иван Васильевич не сможет на него претендовать, так как ещё юн для вступления в управление государством. Я буду регентшей при царевиче Иване… А когда он войдет в возраст, то много воды утечёт и много дел можно будет сделать…

— Согласен с вами, Ваше Величество, — склонил голову митрополит. — Действительно, воды утечёт много. Но вот не раскрасится ли она кровью? И не утопит ли она нас ненароком?

— Что вы хотите сказать? — нахмурился князь Овчина.

— Только то, что сейчас на границах царства очень большое количество войск, которые собрались там не по грибы, не по ягоды. Не получится ли так, что на престол никто не сядет, поскольку самого престола может к тому времени не остаться?

— Я не думаю, что ханам нужно полное разорение царства. С кого они тогда будут требовать дань? Кого детям своим на грабежи и налёты оставят? — улыбнулась царица.

— Но поговаривают, что в Омутах начали появляться татарские шаманы. А это очень плохой признак, — покачал головой митрополит. — Ведь Бездне не нужна ни дань, ни грабежи с налётами. Бездна охотится совсем за другим…

— Ну и что? Ну договорились ханы с Бездной! — хмыкнул князь. — Так им же хуже будет! Как только дадим татарам укорот, так Бездне и деваться некуда будет, кроме как своих союзников пожирать. Что-то мне кажется, что они даже к нам прибегут, сдаваться будут и проситься под крыло — лишь бы остаться тем горсткам, которых Бездна не сожрёт.

— На всё воля Божия, — проговорил митрополит. — Да только слышал я, что кто-то в Москве тоже вступил в сговор с Бездной. А вот это уже вызывает опасения.

— От кого же вы слышали это, Ваше Высокопреосвященство? — спросила царица.

— Люди добрые много чем в церкви делятся, когда просят Всевышнего их грехи отпустить.

— А как же таинство исповеди?

— Так оно таинством и остается, — склонил голову митрополит. — Вот только рядом служки могут вертеться, а у них очень хороший слух. Сами же батюшки ни словом, ни полсловом…

— А что до Ивана Васильевича? С ним-то что будем делать? Всё равно рано или поздно он закончит Царское училище и тогда придёт забирать своё, — проговорил князь.

— До той поры что-нибудь придумаем, — загадочно улыбнулся митрополит.

Лучше загадочно улыбнуться, чем говорить напрямую, что отдал приказание одному из смострящих Ночных Ножей убить Ивана Васильевича. Правда, что-то Февраль телится и всё никак не выполнит приказ.