Рысюхин, это можно пить?!

Глава 3

За следующие четыре дня история с костюмами была, слава всем богам, закончена. Меня в этом многое раздражало — и бесконечные примерки, потому что декоративные элементы не хотели лежать так, как это хотелось портному — я под конец пообещал вообще поотрывать их ко всем демонам изнанки. Раздражало неудобство костюма — в том числе и из-за этих элементов. И то, что этот костюм, при всех хлопотах и расходах, будет одноразовым — куда ещё надеть тематический маскарадный костюм-то? Его даже в благотворительную лавку для раздачи бедноте не отдашь, потому что и там вряд ли кому пригодится, разве что на тряпки.

Нет, я не жадный, просто расходы на дружину наложились на выплату налогов — большая часть отчислялась в течение года, но сейчас подводились итоги и выплачивались все возможны недоимки. Сюда же легли и мелкие, но много численные, а потому кажущиеся значительными, расходы на приближающийся праздник. А тут ещё костюм это дурацкий!

С чего это вообще вдруг пригласили — непонятно. Прошлогодний Зимний бал пролетел мимо, хоть я и находился на тот момент в статусе победителя конкурса на балу осеннем. Весной про меня тоже не вспомнил никто. Осенью — понятное дело, я как раз в столицу ездил, к Государю Императору, было не до балов в Могилёве — но ведь и приглашения, от которого можно было бы с сожалением отказаться, не было. И тут вдруг — пожалуйте! Статус сыграл? Возможно, но к началу Осеннего бала я уже был бароном. Или вопрос в том, что титул я получил позже, чем определился список гостей? Найти бы причину и устранить её…

С подарками тоже по большей части разобрался: что не подготовил то, как минимум, заказал, осталось пару мелочей. И в Шклове тоже кое-что прояснилось.

Первые два дня после несколько театрализованного прибытия моих дружинников всё затихло, городишко и его гости присматривались, а мои ещё и слухи распускали на тему того, какой у них барон боевой да сильный. Мол, и норвежский король признал ярлом, сиречь — военным вождём, и личный вассал Государя, и тварей третьего уровня лично на меч брал, и награды боевые имеет. Вроде бы и не врали напрямую, но так всё выворачивали и преувеличивали…

А на третий день случилось то, что закрутило всё совсем по другим траекториям, зато обещает быстрое прояснение вопроса. Пришлые бандиты, а это оказались всё же бандиты, и в большинстве своём именно пришлые, решили «прощупать» дружинников, настолько ли они сильны, как пытаются выглядеть. И устроили засаду на двоих, возвращавшихся в расположение после визита в город. Как клялись и божились на только прошедших первых допросах участники — планировали только «морду пощупать», зачем и почему один из них вытащил монструозного калибра пистолет — знать не знают. Тем более — почему он пальнул из него в дружинника. Не иначе как из-за того, что перед встречей какой-то «волшебный порошок» в водке размешал. Или просто дурак.

По счастью, тот за долю секунды до выстрела поскользнулся и упал, а падая умудрился ещё и заехать сам себе в лоб боевой перчаткой, оставив ссадину от накладки. И вот засадники что видят: после выстрела чёрно-зелёный падает, но тут же встаёт, матерясь, и за лоб держится. А когда руку убрал — там обнаружилась царапина. В общем, эти гении решили, что ссадина — след от пули, которая ОТСКОЧИЛА и были, мягко говоря, очень сильно удивлены и напуганы. Настолько, что даже не сопротивлялись, когда их стали вязать, разве что некоторые подвывали немного от страха. Десятник, не думая долго, передал всю компанию в жандармерию — ну, а что? Нападение на дружинника, считай, нападение на барона, а это уже задача для третьего отделения, которое и преступления против дворян расследует.

Самое смешное — фамилия дружинника, того, что лоб себе перчаткой рассадил, была Броневой. Смеху было — на весь Шклов, имея в виду информированный круг. Дед вообще чуть в истерику не впал, выдав «по случаю» целый ворох анекдотов про Штирлица[1]. Подоплёку их возникновения я уже знал, но прочувствовать как следует не мог, увы, так что веселился дед один. Добила фамилия напарника пострадавшего — Лобов. «Братья Бронелобовы» — шуточка, которую выдали, не сговариваясь между собой, и сами дружинники, и жандармы, и, разумеется, дед. Одно радует — сейчас эту шайку если не возьмут, то разгонят, и можно будет возвращать бойцов к постоянному месту службы.

В следующие два дня выяснилось, что бандиты были из Орши. Не то их выгнали из родного города, не то сами отправились новые пастбища осваивать — неизвестно, главаря застрелили при попытке задержания, когда он пытался напугать жандармов якобы «боевым амулетом», а рядовые бандиты точно не знали, слухи же среди них ходили самые разные. По их словам, нашли «самого жирного гуся», у которого и завод большой, и ездит «в шикарной авто» (это цитата, так что не бейте больно), и грузовики у него такие же, необычного вида и серебром блестят. В сторону хозяев бумажных мануфактур не смотрели даже, там если не казна, то минимум граф, причём богатый, то есть, шансов нет. Узнали, что владелец стекольного завода — местный мелкий шляхтич, и как раз собирались пойти и «прижать», а тут новость — второй владелец объявился «в силах тяжких».

Кстати, насчёт сил и задержания. В районной управе числилось девять служащих, из пятнадцати, предусмотренных по штату. При этом в силовой операции могли участвовать от силы шестеро, плюс начальник в качестве моральной поддержки и общего руководства. Он чем-то напоминал моего командира дружины, только постарше: тоже простолюдин, со слабеньким даром Растений, чуть-чуть больше единички, от которого зимой в бою толку ровно ноль, застрял в тупиковой должности на чине, равном штабс-капитанскому. Он уже пять лет как выслужил полный пенсион, но продолжал исполнять свои обязанности, за отсутствием других желающих. Но, в отличие от Старокомельского, жил и служил среди людей, и положением своим не тяготился. Более того, по меркам глубоко провинциального районного городишки считался человеком с достатком и солидной должностью, благодаря чему успешно женился, и уже и внуков дождался. Также из боевого расчёта исключили единственную даму чуть-чуть младше начальника, которая исполняла обязанности секретаря, делопроизводителя и начальника архива, и моего отчасти коллегу по дару, обладающего полутора единицами Металла подпрапорщика, который совмещал должности заведующего хозяйством, оружейника и истопника.

Оставшиеся шестеро, от практиканта до сорокапятилетнего дядьки, теоретически были пригодны для облавы и задержания, но мои девять дружинников, предложивших свою помощь, были приняты с восторгом, поскольку увеличивали «боевой наряд» в два с половиной раза по численности и как бы не на порядок по силе. Бандиты тоже впечатлились, если бы не выходка главаря, в которого пальнули чуть ли не все, кто могли, вообще без стрельбы обошлось бы. Оставив задержанных и все лавры местным жандармам, мои бойцы бросили жребий — кому оставаться на дежурстве на всякий случай, а шестеро собрались завтра ехать домой, точнее — к постоянному месту службы.

Порадовался за дружинников и пошёл морально готовиться к завтрашнему балу. Вот интересно: мне это всё в тягость, досадная обязанность, а Мурка вся «цветёт и пахнет», пребывая в постоянном восторге. Дед уверяет, что это у женщин вообще распространённая мания — ходить по странным местам с толпами посторонних людей, шумом и сомнительными развлечениями. Более того — они это ещё и считают отдыхом и приятным занятием. Нет, я понимаю важность создания и поддержания репутации в обществе, а также установления и развития связей — но это, на мой взгляд, тяжкий труд, да ещё и проходящий в крайне некомфортной обстановке. Как можно радоваться такому, не понимаю, хоть пинайте меня ногами.

Ах да, чуть не забыл за всеми этими нервотрёпками. За минувшие два месяца я ещё трижды запускал змеев на академической изнанке, причём у этого процесса сложился уже устойчивый круг заинтересованных зрителей, в основном в возрасте от шести до четырнадцати лет. Ещё один, последний на данный момент, заезд на это «развлечение» сделал буквально позавчера. Правда, уже три раза запуски неизбежно заканчивались крушениями, поскольку и змеи имели непривычную форму, и дед к ним ещё груз в мешке подвешивал. Публика воспринимала это со смешанными чувствами, от восторга — «глянь, как шваркнулся! Вдребезги!» — до разочарования. В целях борьбы с последним привозил ещё и по одному изделию традиционной конструкции, которые и отдавал детям.

«Слушай, ты что, забыл, как твой аппарат устроен? Хочешь, чтобы я тоже так вот рухнул⁈»

«Нет, конечно. Но ты же не хочешь пристального внимания со стороны тех, кто высматривает странное и ищет гостей из иных миров?»

«Нет, разумеется!»

«Вот для того мы и ломаем — при свидетелях, что немаловажно, а тут помимо детей ещё немало взрослых втихаря посматривает — комедию и модели, чтобы показать, что итоговая конструкция выстрадана, выведена в расчётах и множестве натурных опытов».

«И всё же — что это будет в итоге?»

«Если не найдём мотор хотя бы сил на пятьдесят — ничего не будет, кроме коллекции змеев у местной детворы».

Так и не признался дед, что именно он задумал, а попытки поискать в его, а теперь — общей — памяти «необычные летательные аппараты» не то случайно, не то по дедову умыслу вывели на совершенно жуткие аппараты. Корабль длиной с эсминец, только ещё и с крыльями, способный взлететь (!) над морем, разогнаться до скорости пятьсот километров в час и нанести удар по вражеским кораблям с расстояния до двухсот пятидесяти километров! Способный, если расчёты не врут, отправить на дно пару крейсеров или линейный корабль! И всё это с экипажем около десяти офицеров и матросов. Хотя, если я правильно понял, там на роль нижних чинов предназначались как минимум унтер-офицеры, равные фельдфебелю или зауряд-прапорщику. Под впечатлением от этого аппарата и его прародителя, которого так и называли «Каспийским монстром», я даже забыл, что именно искал. Сочетание дикой мощи и филигранности управления, просто мороз по коже!

И вот — день бала. И снова приходится ехать в наёмном экипаже, поскольку это как раз тот случай, когда все резко вспоминают о «невместности» для дворян управлять повозкой. Да и бросать фургон перед крыльцом губернаторской резиденции — та ещё идея. И костюм этот — в нём зв руль даже сесть, уже сложно будет, не говоря уж о поездке.

Но я уже опытный, да и дед подсказал — я загодя заказал для нас отапливаемую карету, оговорив при этом с извозчиком, что печка должна быть заранее протоплена, а угли выметены: не хватало ещё, чтобы один из них выпал и прожёг платье! Внёс полтинник задатка и назначил время — слава Рысюхе, всё прошло, как задумывалось.

Перед выходом из кареты пришлось надеть ещё и маски на лица, раз уж маскарад. Распорядитель даже и представил нас «обезличено»:

— Барон и баронесса Май!

А у меня, к удивлению, тут уже есть знакомые, и не только шапочные, по вечеринке в Дворянском собрании! Но подойти, поздороваться и поговорить просто так — нельзя! Социальная условность, которая требует «не узнавать» участников маскарада, пока на них надеты маски, пусть даже это полумаска на глазах в три пальца шириной. Хотя, например, «виконтесса Январь» — её и родственники не узнают, разве что по голосу! Не то причёска, не то головной убор изображают верхнюю часть сосульки, дальше та же сосулька, полупрозрачная, но полностью искажающая черты лица, опускается, сужаясь и сходя на нет чуть ниже пояса. По бокам от нижней части сосульки платье изображает из себя сугроб, полностью скрывая очертания фигуры. Да что там лицо или фигура! Даже рост определить не получается, поскольку неизвестна высота причёски! Костюм, конечно, впечатляет, но есть два вопроса: не жарко ли ей там, внутри этой колбы, и как она, когда придёт пора, будет снимать маску?

«Надеюсь, что вместе с платьем!»

«Охальник ты дед, как есть охальник».

«Я имел в виду, что там, под ним, будет ещё одно платье, а ты что ждал?»

«Тьфу на тебя!»

Приходилось шествовать, легонько постукивая посохом по полу и словно бы невзначай раскланиваться со знакомыми, оставляя или получая намёки на желание поговорить после снятия масок. Начало бала назначено на пять часов вечера, «разоблачение» же состоится около семи, после поздравления от губернатора и перед началом праздничного ужина. Да, классический подход к Новогоднему маскараду требует, чтобы маски снимались ровно в полночь, но у нас тут стилизация и сплошные условности. Плюс к тому два объективных факта: во-первых, многие маски мешают есть, а то и вовсе делают это невозможным, как у той же Сосульки-Января, а во-вторых — бал заканчивается в одиннадцать часов вечера. Но пусть сегодня только двадцать восьмое декабря, и разойдёмся до полуночи, тем не менее, все будем делать вид, будто Новый год сегодня и мы его встречаем. Ещё одна условность, да. И вот, ради этих двух часов… Ладно, что-то я разворчался.

Приглашённые собирались неспешно, оркестр наигрывал что-то ненавязчивое, скользившие по залу официанты так же ненавязчиво предлагали вина — игристые и простые, с лёгкими закусками к ним, наподобие маленького кусочка сыра или тонкого, просвечивающего ломтика вяленого мяса в палец шириной и длиной, или чего-то ещё, столь же несущественного. Кстати говоря, довольно коварное дело: не рассчитав силы, можно знатно «накидаться» ещё до начала основной программы: пусть вино и лёгкое, но количество не ограничено, а закуски нет. Своего рода тест на сдержанность и умение вести себя в обществе. Особый шик — продержаться до начала застолья с одним бокалом, при этом изображая лёгкую степень подпития. Правда, некоторые уже начали танцевать — пока только те, кто пришли вдвоём и только со своей парой, поскольку официальные танцы ещё не объявлены и приглашать кого-либо ещё считается навязчивым и неприличным. Бокал при этом придётся отдать официантам, а после танца взять новый, поскольку с пустыми руками ходить, опять же — не принято.

Опять-таки, все эти мелкие детали и тонкости — снова элементы ненавязчивой проверки на соответствие гостя уровню вечера. Как по мне, так глупость по большей части, но некое рациональное зерно порой вычленить можно. Как я ненавидел, когда бабушка начинала углубляться во все эти тонкости проведения званых балов куда я, как тогда думал, всё равно никогда не попаду! Но вот — попал, зато знаю, как себя вести. Справедливости ради, кроме бабушки тут ещё заслуга Маши, занятий по этикету в академии и толстенной книги по нему же, которую я купил летом.

К шести часам собрались уже все гости, танцующих прибавилось, а в соседнем зале к развлечению публики добавились и певцы, при этом специальные заклинания не позволяли музыке из одного зала перебивать ту, что играла в другом, не блокируя, однако, звук полностью. Большинство приглашённых разбились на «случайно» составившиеся компании (помним про маски, да?), которые вели разговоры на взаимно интересующие темы, старательно избегая разговоров о делах — ну, или ведя их иносказательно. Мы тоже развлекались таким образом, курсируя между тремя группами, в которых было по нескольку знакомых — моих, Машиных или же общих, но в итоге застряли в компании с профессором Лебединским, который изображал какой-то осенний месяц, как выяснилось позже — сентябрь. При этом на полумаске и цилиндре вились ноты, а присмотревшись, я понял, что это начало нотной записи «Осеннего вальса». Да уж, как выражается дед: «конспирация уровня бог», но при этом собравшиеся вокруг знакомые и поклонники тщательно его «не узнавали». Более того, этот «конспиратор» в разговоре со мной использовал обороты типа «в вашей новой песне» или «во время нашей прошлой встречи» — ну, вот совсем не даёт понять, что узнал меня, ага! Но разговор был интересный, тема — важная, так что пусть его, тем более, что я за анонимностью особо не гонюсь. Так и простояли в это компании, цедя один бокал вина — правда, второй, первый пришлось отдать официанту перед тем, как сходить потанцевать, не удержалась Машенька. А там и на выступление губернатора позвали.

[1] Леонид Броневой сыграл в фильме Мюллера. И, да, на эту тему есть анекдот «про Штирлица» J