Рысюхин, это можно пить?!

Глава 22

Разумеется, я отправил в скандинавское консульство «подарки ко дню рождения короля Норвегии». Вполне легитимный повод. А если вдруг кто спросит, почему я игнорирую дни рождения остальных правителей Союза, то у меня теперь есть ответ они меня ярлами не называли. Работникам консульства — ящик уже пресловутой акавиты, консулу лично — бочонок на десять литров её же и добавленный в последний момент ящик настойки на изнаночной голубике. Эх, заканчивается запас, до нового урожая точно не дотянем. Надо к новому сезону подготовить бочки со спиртом, куда сразу засыпать ягоды для получения концентрированной вытяжки — их можно хранить в более простых условиях, чем сами ягоды.

И, да — самому королю я в этом году ничего не послал. Во-первых, забыл, а когда вспомнил, то уже не успевал. Во-вторых — он же не мой монарх, чтобы я перед ним старался. В общем, «не хочу показаться навязчивым», дипломатично выражаясь. А не дипломатично — хватит с него, и так в прошлом году я пятилетнюю норму норвежского графа выполнил, а то и перевыполнил.

Возникли сложности с проектированием кабины дельтаплана — даже если отвлечься от мысли о том, что буду висеть на одном шарнире, который к тому же сам буду постоянно шевелить. Проблема была в том, что традиционный — по словам деда — орган управления в виде подвижной трапеции, тяги от которой деформируют мягкое крыло, никак не хотел сочетаться с закрытой кабиной! Надо выводить на штурвал или рычаг, тяги от которого размещать под полом кабины, но в управлении дельтапланом нужна амплитуда этих самых воздействий! Сооружать систему рычагов — надо много места и она будет весить слишком много. Ставить моторчики, которые будут подматывать тяговые тросы? Сложно и ненадёжно.

«Внучок, не нужно сразу делать идеал. Это и невозможно, и подозрительно. Давай-ка для начала сделаем одноместный, с меньшей скоростью, грузоподъёмностью и открытой кабиной. Потом, полетав какое-то время на нём — запустим то, что мы изначально хотели».

«Это вдвое дороже обойдётся».

«Не дороже миномётов. И потом — если ты начнёшь летать — то фургон останется Маше, сэкономишь на легковушке!»

«Точно! Так, стоп, не дури мне голову — как я буду, например, из дома на учёбу летать⁈ Ни там, ни там нет ни места для взлёта и посадки, ни ангара для хранения!»

«Ангар не проблема — дельтапланы часто делают складными».

«Я дольше складывать буду, чем лететь, и это не решает проблему взлётной площадки возле дома. И на службу летать не получится. Так что не освободится фургон, не дури мне голову».

«Да ладно тебе, небольшая гимнастика для ума. А цена будет не слишком высокая, самую дорогую часть — мотор, а также каркас и кабину делать будем сами».

Зато с массой и габаритами двигательной установки определились. Мотор Огарёва получится в виде металлической банки диаметром двадцать три — двадцать четыре сантиметра и толщиной сантиметров восемь, не считая выходного вала. Это всё вместе с приливами и подкреплениями для прикручивания его к раме. Весить мотор будет примерно три с половиной — четыре килограмма, выходной вал, поскольку мощность генерироваться будет в другом месте, сделаем длиной и диаметром с указательный палец. «Марлин» будет блином диаметром полметра и толщиной сантиметров двенадцать, на одной стороне — четырёхгранная пирамида, приёмник инициатора, на другой — выходной вал, совсем выходной, к воздушному винту. Вес, судя по справочникам, должен быть в пределах двенадцати-тринадцати килограммов вместе с валом, который один тянет на килограмм.

Отдельная большая боль — это ткань, из которой формируется крыло. Она должна быть тонкой, точнее — лёгкой, прочной, износостойкой… Кто сказал «шёлк»? Да, он лёгкий и прочный — но ткани из него особенно ценятся портными и их клиентами за то, что «дышат», то есть — легко пропускают воздух. А мне нужна не продуваемая ткань! Тот же панбархат плотный, но весит… Плюс шёлк впитывает влагу, до тридцати процентов своего веса, потом начинает её отдавать на другую сторону. В итоге мокрый бархат или даже атлас будет весить столько, что обшивка из тонкого листового алюминия вряд ли будет намного тяжелее, но и он не годится, поскольку в дельтаплане аэродинамическая поверхность формируется за счёт деформации ткани под действием набегающего потока — вот, запомнил и даже выговорил. Потому все виды жёсткой, не гнущейся обшивки, от фанеры до таких вариантов, как авиационная перкаль с лаковой пропиткой — пролетают, как та самая фанера над Парижем в дедовской поговорке. В его мире обшивку крыла делают из синтетических тканей, а у нас только один вид синтетики — вискоза. Она же «искусственный шёлк». Замечательная вещь — для одежды и смесовых тканей. Вискозные ткани бывают плотными и держащими воздух, но… Воду она впитывает, как не в себя, можно сказать — всасывает. А в мокром виде теряет прочность в буквальном смысле в разы. Для авиации выглядит как готовый рецепт катастрофы: в красивое кучевое облачко влетает гордый летательный аппарат, а вываливается оттуда голый каркас, с обрывками тряпок на нём. Да, вискозу можно армировать, прочными и нерастяжимыми нитями. Например, полиамидом и полиэстером, ага. Есть ещё вискозная плёнка, она же в мире деда целлофан, по фамилии изобретателя, если дед ничего не путает. Но сама по себе тоже не годится — от любого малейшего заусенца или отверстия — рвётся на ура, плюс тоже не любит долгого пребывания под прямыми лучами Солнца, становится хрупким. Армировать плёнку хлопковыми или шерстяными нитями? Не знаю, что получится, и дед не знает, но проблему растрескивания от солнца это не решит.

Пропитка каучуком делает ткань неподъёмно тяжёлой, к тому же такая ткань «не любит» длительное воздействие ультрафиолета и вибрацию — чувствуете иронию, да? Пропитка полиамидом, ага-ага… А ещё ткань не должна плесневеть и её не должны грызть мыши.

Правда, не всё так безнадёжно — есть алхимические пропитки и есть магия, которые тоже участвуют в торможении развития того, что дед именует «большая химия». По поводу алхимии я советовался и с невесткой барона Шипунова (через свою супругу), и в академии, мне посоветовали сразу три состава — это из числа реалистичных вариантов, пропитку ценой две с половиной тысячи за пузырёк в двести миллилитров я таковым считать отказываюсь, пусть он делает ткань не только непромокаемой, но ещё и огнеупорной.

Ткань в итоге выбрал самую тонкую парусину и пропитку, которую могла делать Астра Георгиевна, пусть её и требовалось обновлять каждые три месяца или после сильного намокания. Эта же жидкость, впитавшись в ткань, делала её ещё и воздухонепроницаемой, что стало когда-то большим разочарованием для её создательницы, что хотела использовать для пошива одежды. И зонты из ткани с такой пропиткой брали не очень охотно. А для меня — почти то, что надо.

Парусина хоть и тонкая, но четыреста граммов на метр квадратный весит, дакрон, из которого делают крылья дельтапланов в мире деда, если этот самый дед не путает — двести шестьдесят, для сравнения. Потому крыло, считая вместе с каркасом, стойкой с растяжками и тремя литрами пропитки, при тех же размерах и конструкции, вместо пятидесяти килограммов стало весить семьдесят. Можно немного отыграть, если использовать упрочнённые за счёт правильной внутренней структуры и потому более тонкие трубы, но нужно ли, во всяком случае, на первом варианте?

Мотор в мире деда весил около пятидесяти килограммов, плюс к нему пятьдесят литров топлива, пять литров масла — расходного, которое идёт в состав топлива, не считая смазки в моторе. Плюс сами баки, трубки, насосы — около ста двадцати килограммов! У нас двигатель Огарёва-Марлина потянет около шестнадцати-семнадцати, плюс три кило — позаимствованный с одного из разобранных грузовиков Кротовского «блок питания» с держателем для макра, системой его подзарядки от пилота и «ампутированным», точнее, заглушенным, преобразователем магии в электричество. Итого — около двадцати, экономия сто килограммов, потратить двадцать из них на крыло — всё равно остаюсь «в плюсе».

В принципе, уже можно было бы начинать строительство аппарата, но делать это нужно в Дубовом Логе. Арендовать угол ангара у речников или в академии — раньше времени показать задумку посторонним, а я собираюсь патентовать, но только после первого полёта, чтобы не пришлось доказывать реальность проекта. Ну, и взлетать там в принципе негде, если возле академии ещё имеется какое-то подобие варианта, надо метров триста до ближайшего луга дотащить аппарат, то у речников — только с воды или железнодорожных путей. Двор у них просторный, если всё с него убрать, то сесть может быть и получится, у опытного пилота-трюкача, а вот взлететь — никак.

Можно сделать здесь кабину и отправить её через Викентьевку попутными грузовиками, а раскрой крыла по чертежу поручить жене Силантьева, вроде — Зинаида, а отчества её мне, насколько помню, не называли. Пожалуй, так и сделаю, но всё равно собирать всё вместе буду, скорее всего, уже в июне. Первая суббота апреля прошла на плацу, но нам уже пообещали — или пригрозили — выход на полигон на изнанке. И с этого аттракциона, увы, не отпросишься.

Тут меня вдруг поразила одна простая мысль — а зачем, собственно, я так тороплюсь и стараюсь сделать эту, признаться честно — пугающую конструкцию? Может, это дед на меня так влияет⁈ Сел, задумался, начал анализировать свои мысли и желания. И минут через десять неожиданно сам для себя — понял. Мне, оказывается, до дрожи нравится делать что-то новое! Будь то новая конструкция какого-то узла, новый рецепт спиртного, новый завод или новое оборудование на нём, новый торговый маршрут или новое оружие — неважно, главное, создать. А если нет никакой созидательной деятельности — возникает нестерпимое, до зуда в костях, желание что-то всё же сотворить. Хоть топор сокурснику укрепить!

«Хе-хе. Ну, что ж, добро пожаловать в Органы, сы… А, нет, это из другой истории. Добро пожаловать в семью, Инженер!»

Вот в этом он весь — со своими вечными шуточками, похоже, слепок с его личности был сделан в тот момент, когда эта самая личность находилась в редкостно ехидном состоянии. Но при этом и искренность чувствуется, и теплота в голосе.

«Да какой из меня инженер!»

«Недоделанный, конечно. Но главное есть — это вот самое созидательное начало, зуд творения. Без него даже с пятью дипломами инженера не получится, только чертёжник, пусть и переученный».

«Спасибо, конечно…»

«А вот с этим зудом, но без знаний, умений и понимания происходящего получается диверсант. Ходячее стихийное бедствие. Серийный маньяк-самоубийца».

«Ну, спасибо ещё раз!»

«Да не за что!»

«Вот про самоубийцу, на фоне того, что мы проектируем воздушного змея с корзинкой, в которой мне предстоит летать — особенно бодряще получилось!»

«Всегда пожалуйста! Но у нас, к счастью, твой зуд сопровождается моими знаниями! Так что самоубиться я тебе не дам, можешь даже не стараться».

«Вот бывает, что у людей язва в желудке. Бывает — в кишечнике. А у меня она в голове!»

«Кто такая „она“? Где⁈ Познакомишь?»

«Тьфу на тебя!»

Вот так и живём.

В субботу одиннадцатого апреля состоялся обещанный выход в поля на практику, в рамках военного обучения. Ну, что сказать? Убили день на то, чтобы убедиться, что с вершины холма видно лучше, чем из распадка между двумя высотами. И что атаковать вверх по склону, кто бы мог подумать, труднее, чем наоборот. И стрелять тоже проще во втором случае, во всяком случае, мишени видны лучше, а вот попадать на ходу, со сбитым дыханием… Для этой цели мы, полазив по окрестностям, по очереди, десятками, бегали «в атаку» сначала снизу вверх, потом сверху вниз. И не в своей одежде, а в выданном комплекте снаряжения, которое положено иметь при себе унтер-офицеру. На каждый забег нам выдавалось по три патрона для имитации огня на подавление по условному противнику, который условно занимал условные окопы. Эту условность в кубе изображали потрёпанные жизнью и погодой небольшие мешки не то с песком, не то с каким-то хламом, воткнутые в не глубокую, на полтора штыка лопаты, канаву. На мешки были приспособлены не то трофейные, не то ещё как добытые иностранные каски, всех стран вперемешку, но все какие-то мятые и с пятнами ржавчины. Я, кстати, по пути вниз что-то психанул и, промахнувшись трижды из казённого штуцера, на редкость ушатанного, длинный ствол которого описывал почти неуправляемые восьмёрки, выдернул из наплечной кобуры свой револьвер. И, сбавив скорость до шага, умудрился-таки каким-то чудом подстрелить три мешка.

Штабс-капитан недовольно бурчал про нештатное оружие, но лекцию о том, что «огонь на подавление» который будут вести на бегу солдаты противника если и представляют собой опасность, то разве что для бегущих впереди товарищей, попасть в бойца в окопе можно только чудом. У меня же желание выделываться вовремя пропало, и я не стал хвастаться недавно освоенным заклинанием «Второго лезвия», которое на Западе называли «Призрачный клинок», а на Востоке не то «Духовный меч», не то «Меч духа». Суть этого заклинания, доступного магам металла и, иногда — тверди, в том, что из лезвия своего оружия — обязательно своего, не раз и не два напитанного силой владельца, формируется второй клинок из псевдоматерии, который отправляется в полёт по оси оружия. Сила такого снаряда, дальность и скорость полёта, количество выстрелов зависят не только от силы мага и его опыта, но и от степени «родства» с клинком. Я уже полгода пытался воспроизвести эту технику, но только недавно что-то начало получаться. Сейчас мой предел — три лезвия за минуту, опытный боевой маг может бить очередями по семь-десять снарядов, выпуская до трёх таких очередей подряд. Достоинства этого заклинания два: во-первых, оно едва ли не самое быстрое в создании, конкурент только «воздушный кулак», что не столько бьёт, сколько отталкивает. А во-вторых, по какому-то выверту того самого эгрегора, оно по своим свойствам приравнивается к «белому» оружию, на него распространяются все особенности концепции «оружия в руке». Почему так — не спрашивайте, я давно зарёкся пытаться понять логику магического фундамента мира.

Ну, и дед поддержал такую скромность поговоркой «Умеешь считать до десяти — остановись на семи». Да, конечно — но надолго останавливаться не получится, это заклинание — один из способов получить «автомат» по одному зачёту.

А после этой практики сокурсники, окружив меня, прямо спросили: мол, когда будем праздновать день рождения норвежского короля? Честно сказать, я был шокирован, но мои напоминания, что ректор просил не повторять выходку с тем загулом, понимания не встретили. Было заявлено, что мы будем гулять тихо-мирно, а если кто сам захочет присоединиться, то и пусть. Даже предложили скинуться. Минут через десять я подумал: а, собственно, почему бы и нет? Маша сегодня опять собралась в Дубовый Лог, Ульяна в гости без неё не придёт — неприлично, разве что с родителями или братом, но такое уже мне не особо интересно. Конечно, из пьянки тот ещё отдых, после которого отдельно отдыхать надо, но иногда — можно, для укрепления связей хотя бы. Договорились начать завтра в двенадцать ноль четыре, для красоты момента, во всё ещё моей комнате в общежитии. Часть «груза» я туда заброшу ещё сегодня, заодно предупрежу Надежду Петровну и договорюсь с ней о контроле над ожидаемыми «безобразиями», а часть привезу завтра. Заодно сделаю рекламу своим настойкам, а то в прошлый раз почти одна акавита в расход пошла. И заночую в общежитии — и за руль в подпитии не сяду, и поспать утром можно будет чуть дольше.

Интересно, если получится традиция (а в следующем году явно тоже будем отмечать этот день), сколько она продержится после нашего выпуска? Насколько популярной будет, как будущие студенты будут объяснять себе и другим её существование? Узнаем в будущем.