Рокировка

Глава 24 Содействие следствию

Первым делом я отвёл Бориса в свою комнату. Дед следовал за мной.

— Кроме тебя и Нины кто-то знает? — спросил я, когда мы вышли из комнаты.

— Нет, — заявил дед. — За кого ты меня принимаешь?

— Уверен? — настаивал я. — У прислуги длинные уши!

— Мы применили все магические и немагические средства, чтобы скрыть этот немыслимый инцидент! — вскинул гордо голову дед.

— Угу, молодцы. Только вот если бы вы не полезли в мою комнату за каким-то чёртом — не понадобилось бы вообще ничего применять, — буркнул я. — И что же теперь выходит? Выходит, что в этом доме у меня нет и быть не может никакой личной жизни. Как, впрочем, и у Нади.

Дед вновь начал наливаться багрянцем.

— Так ты вменяешь мне в вину… — начал было он.

— Да ничего я никому не вменяю, — отмахнулся я. — Просто смотрю и делаю выводы. Дом — твой, правила в нём — твои. До сих пор меня всё устраивало. Но вот с таким порядком вещей я мириться не намерен. Как только закончим с этим делом, я вернусь в Академию. Там в мою комнату тоже могут войти когда угодно, но вошедшие при этом хотя бы не являются моими родственниками.

— «Закончим с этим делом»? — переспросил дед. — Да когда мы с ним «закончим», ты переедешь не в Академию, а в тюрьму! Правда, ненадолго. На тот короткий период, который будет отделять тебя от виселицы.

— Вряд ли, — коротко сказал я. И двинулся к лестнице.

Дед пошёл за мной. Тон его несколько изменился.

— Костя, — обеспокоенно окликнул он. — Ты, что же — хочешь сказать, что больше не намерен жить с нами?

— Не намерен, и никакой трагедии в этом не вижу. Академия даёт мне жильё на весь период обучения. А по окончании курса я буду взрослым и полноценным членом общества. Насколько я успел заметить, весь род Барятинских не ютится под одной крышей.

— Но ты… — ахнул дед. — Ты — это другое…

— А вот об этом нужно было подумать до того, как входить без разрешения в мою комнату, — отрезал я. — Всё, закрыли тему.

Надо же. А ведь сам не так давно думал, что будь у меня ребёнок со странностями в поведении относительно комнаты, я бы поступил именно так, как поступил дед… Вот они — двойные стандарты в действии. Хотя — почему «двойные»? Если мой ребёнок уже подрос бы, я бы после такого спокойно воспринял его переезд. Поступок — следствие. И ни к чему лишние эмоции.

— Знаешь, меня на самом деле даже не так возмущает тот факт, что вы с Ниной зашли в мою комнату, — сказал я, спускаясь по лестнице, — сколько то, как вы в очередной раз обошлись с Надей. Отобрали у неё ключ… Знаешь, если бы не я, вы бы эту девочку наверняка уже просто поломали бы своими педагогическими методами.

— Это твоё влияние её испортило! — прогрохотал дед. Но мне показалось, что он при этом поставил глушилку. — На забывай, кто воспитывал вас с сестрой — когда ваш отец…

— Ой, да ладно тебе! — Я остановился и повернулся к деду лицом. — Не мог же ты нас бросить. Если бы поступил так, от тебя отвернулся бы весь свет. А уж про твою жемчужину я и вовсе молчу.

— Долги твоего отца… — снова начал было дед.

— …погасил я, — напомнил я. — Я вернул роду Барятинских место в Ближнем Кругу и скоро продлю это счастье ещё на год. Я ликвидировал проклятье белых магов. Я вот-вот схвачу за жабры того, кто стоит за этим проклятьем! Так что, при всём уважении, но приютив двух сироток, ты, мягко говоря, в накладе не остался. Думаю, что я давно с лихвой оплатил и своё проживание, и проживание Нади. Так что предлагаю не считаться, кто кому и сколько должен, а просто почаще вспоминать о взаимном уважении.

Дед смолчал. Небывалый случай. Я думал, он припомнит, как выручил меня в Париже, но — нет. Если и вспомнил об этом, произносить вслух не стал.

— Наверное, ты прав, — пробормотал он. — Я должен извиниться…

Это было что-то уже вовсе неслыханное.

— Передо мной извиняться не надо, — мотнул головой я. — Я выводы сделал и поступлю так, как считаю нужным. А вот извиниться перед Надей — следовало бы.

И, убедившись в том, что дед проглотил и это, я спустился с лестницы и вошёл в столовую — где Нина и Клавдия пили чай. Нину, похоже, немного отпустило, она разговорилась.

— Отвлеку вас ненадолго, дамы? — сказал я. — Клавдия Тимофеевна, прошу, пойдёмте со мной.

Со мной пошли все. Клавдия пару раз с удивлением оглянулась на следующих за нами по пятам деда и Нину, однако вопросов не задавала. Хм-м, а вот я бы на её месте уже забеспокоился. Подумал бы, что меня ведут в какое-то очень нехорошее место, где сделают со мной что-то скверное. Но я — это я, мне полагается думать таким образом. У Клавдии была совсем другая жизнь — которая сформировала совсем другие представления о людской порядочности.

— Прежде чем мы войдём, — сказал я Клавдии, остановившись возле своей двери, — я хочу, чтобы ты поняла: ничего страшного не происходит. Всё… нормально. Может быть, выглядит это и не совсем так, но в действительности…

— Константин Александрович, я ровным счётом ничего не понимаю, — робко улыбнулась Клавдия, — но, поверьте: от ваших объяснений мне становится только ещё страшнее.

— Извини, — вздохнул я. — Ладно, прошу.

Я открыл дверь. Клавдия переступила порог и остановилась.

— Здравствуйте, Клавдия Тимофеевна, очень рад приветствовать вас, будучи в вертикальном положении, — сказал Борис.

— Здравствуйте, ваше высочество, — совершенно спокойно сказала Клавдия.

И упала в обморок.

К счастью, падала она назад, я успел её подхватить.

— Видимо, самой судьбой предначертано, чтобы во время наших встреч кто-то да лежал, — философски отметил Борис, стоя рядом с кроватью с книгой аббата Кальне в руках.

Я уложил Клавдию на свою кровать. Нина села рядом и пыталась привести несчастную девушку в чувства. У Клавдии как-то невзначай расстегнулась пара верхних пуговиц на платье, и я вдруг заметил, что великий князь смотрит отнюдь не в книгу.

Да, чёрт побери, мальчик категорически выздоравливает. Если так дальше пойдёт, скоро начнёт пить, курить и материться. А там — можно и в отряд вербовать…

Тьфу ты, о чём это я опять? Сбился с настройки.

Ресницы Клавдии затрепетали, глаза открылись.

— Ну вот и славненько, — проворковала Нина. — Ничего страшного не случилось, моя дорогая, это просто обморок.

— Обморок… — пробормотала Клавдия и приподнялась, опираясь на локти.

Взгляд её пошёл по комнате справа налево. Дед, изваянием застывший у закрытой двери. Нина, сидящая на краешке кровати. Мы с Борисом, стоящие возле стола.

— Так значит, это не галлюцинация! — выдохнула Клавдия и повалилась обратно на подушки. — Господи… что происходит? Костя, ты похитил цесаревича?!

— Я сбежал сам, — неожиданно заявил Борис. — Костя лишь немного мне помог. В конце концов, я — свободный человек, у меня есть право жить там, где я захочу.

— Конечно, — согласилась Клавдия и села рядом с Ниной, нашарила ногами туфли; Борис при этом не обделил вниманием её ноги. — Конечно, есть. Но, ваше высочество, вас же ищут…

— Это — мелочи, которые не способны заинтересовать мой величественный ум, — отмахнулся Борис.

— Но ваши родители…

— Я уже не ребёнок!

Я украдкой отвернулся и вытер слезу умиления. Давненько не видел, как глупые подростки самоутверждаются перед девушками. У Бориса подобного опыта не было вообще, поэтому сейчас его поведение выглядело — деревянней не придумаешь.

— Клавдия, — сказал я. — Ты могла бы осмотреть великого князя? Его… астральную проекцию.

— Я видела эту проекцию тысячу раз, — вздохнула Клавдия. — Если хочешь, могу расчертить её карандашом с закрытыми глазами.

— Понимаю, — кивнул я. — Но меня интересует, каково в данный момент состояние здоровья Бориса Александровича.

Клавдия озадачилась, и я, кажется, её понял. Обычно её вызывали, когда Борису делалось совсем худо. Тогда она вытягивала из его тела астральную проекцию и, как могла, латала прорехи. В лечебнице её работа была, по сути, той же самой. Без весомой причины Клавдия никогда не вызывала астральные проекции. Хотя стоит признать, что люди в Чёрном Городе — в принципе не из тех, кто ходят на плановый медосмотр. У них всё просто: пока ноги носят — работаешь, а вот как упал — тогда можно и в больницу.

— Я, разумеется, могу… — начала Клавдия.

— Вот и прекрасно, — сказал я. — Ваше высочество — прошу, ложитесь.

Борис подошёл к кровати. Клавдия встала. Она была повыше ростом, чем великий князь, но его это, казалось, не смущало. Борис задержался на пару секунд, потом — улёгся, прикрывшись одеялом ниже пояса. Я усмехнулся. Пожалуй, надо бы выделить мальчику отдельную комнату. Как бы чего не вышло, в прямом смысле этого слова… Впрочем, какая мне разница, я ведь уже решил, что после этого дела отчаливаю из Барятино.

Нина тоже встала и отступила к деду. Клавдия потёрла ладони, задышала глубоко, сосредотачиваясь на предстоящей операции.

Вот она взмахнула руками, и из тела Бориса исторглось переплетение светящихся каналов в форме человеческой фигуры.

Клавдия ахнула, я — присвистнул. Такого сияния я ещё не видел… Впрочем, на моих глазах Клавдия лечила только простых людей из Чёрного Города и — Бориса.

Но то, что я видел сейчас, отличалось от того, что наблюдал в палате дворца настолько, что я вообще не находил ничего общего.

Во дворце было переплетение тончайших ниточек, которые едва светились. Можно было видеть чакры невооружённым глазом. Если, конечно, назвать те скрюченные фигушки чакрами вообще возможно.

Сейчас в метре над телом великого князя сияла фигура, сотканная из тугих канатов. Казалось, что воздух гудит от напряжения.

— Я не понимаю… — пролепетала Клавдия, опустив руки. — Это… Это не Борис Александрович!

— А кто же я, по-вашему? — удивился Борис.

— Не знаю! Но это — попросту невозможно!

— Отлично, — сказал я Клавдии. — А теперь давай без эмоций. Представь, что ты впервые видишь этого человека, впервые смотришь на его астральную проекцию. Что ты можешь сказать?

Клавдия откашлялась:

— Ну… Это — маг, достаточно сильный для своего возраста. Наверное, уровень второй или третий… Скорее, уверенный второй. Мальчик абсолютно здоров. Его переполняет жизненная энергия, которой необходимо дать выход.

— И что это значит? — уточнил я.

— Значит, что молодому человеку нужна активность, — сказала Клавдия. — Прежде всего, физическая.

— А я говорил, что хочу гулять, — заметил Борис. — Клавдия Тимофеевна, вы не откажетесь составить мне компанию в прогулке по саду? Надежда Александровна может изменить мою внешность и сделать меня Константином Александровичем, чтобы никто ничего не заподозрил.

Наверное, впервые в жизни Клавдия не обратила внимания на сказанное членом императорской семьи. Она опустила проекцию обратно в тело Бориса и повернулась ко мне.

— Это невозможно, — сказала она, — но в данный момент загадочного недуга, убивающего цесаревича, нет и в помине! Что ты с ним сделал?

— Не так уж много, — усмехнулся я. — Всего лишь увёз Бориса Александровича подальше от человека, который пытался его убить.

— Что?! — хором воскликнули Клавдия, Борис, дед и Нина.

— Теперь, думаю, можно и объяснить, — вздохнул я. — Но вы все должны понимать: операция ещё не закончена. Нам предстоит самая трудная её часть — охота на живца.

Настойчивый сигнал у ворот раздался, когда мы сидели за ужином. Мы — это я, дед, Нина и Надя. Борису я принёс ужин в комнату, а Клавдия уехала ещё днём, поклявшись мне молчать об увиденном и услышанном.

Все, кроме меня, вздрогнули.

— Так, — сказал я, — ну-ка быстро сделали надменные лица аристократов! Вы сейчас выглядите так, что можно сразу арестовывать всех скопом — за версту ясно, что в чём-то да виноваты.

У деда нужное выражение лица получилось легко, у Нины — с трудом. Надя же вовсе оставалась бледной и перепуганной.

— Соберись, — положив руку ей на плечо, приказал я. — Скорее всего, они будут допрашивать нас порознь. Скорее всего, за домом следят. Скорее всего, они тебе скажут, что Клавдия Тимофеевна всё уже рассказала, и твоё признание — чистая формальность. В твоих же интересах — признаться, чтобы облегчить свою судьбу, и так далее. Это будет ложь. Придерживайся нашей легенды. Ты обещала, помнишь?

Надя поджала губы. Кивнула, а в следующую секунду выражение её лица стало таким же, как обычно. Я кивнул. Умница у меня сестра, что ни говори.

Вскоре в столовую пожаловал швейцар, который взволнованным голосом доложил, что у ворот стоят представители королевской гвардии.

Вот как… Я гадал, спустят ли это дело Витману. По идее, его работа. Но генерал Милорадов, похоже, после исчезновения цесаревича ощутил, что у него развязаны руки, и начал рыть землю носом.

— Впусти главного, — величественно сказал дед, промокнув губы салфеткой. — Одного. Ворота не открывать, автомобили не пропускать.

— Слушаюсь, ваше сиятельство! — поклонился швейцар и убежал.

— Продолжайте трапезу, я к вам присоединюсь, — сказал дед и вышел из столовой.

Пожалуй, в нём тоже погибает неплохой актёр.

Трапезу продолжать никто, разумеется, не стал. Все обратились в слух. И вскоре я услышал раскатистые интонации генерала Милорадова. Самолично прибыл, надо же… Они о чём-то спорили с дедом. Но спорить с властью — дело заведомо дохлое. И вскоре дед вернулся в столовую.

— Надя, — сказал он, — тебе придётся проехать во дворец.

— Во дворец? — удивилась Надя и встала. — Но зачем?

— В связи с исчезновением великого князя Бориса Александровича. Опрашивают всех, кто был во дворце незадолго до этого.

Надя пошла в прихожую, я присоединился к ней. Нина, само собой, тоже не осталась сидеть в столовой.

— А вот и господин Барятинский! — обрадовался моему появлению Милорадов; выглядел он так, словно ему подарили именной самовар из чистого золота. — Ну надо же, всё семейство в сборе!

— Подозрительно, — согласился я. — Люди, которые приходятся друг другу родственниками и проживают в одном доме, вдруг оказались в одном доме. Мы все арестованы за наличие определённого места жительства, правильно я понимаю?

Самодовольство слетело с Милорадова быстро. Вот уж кто актёром был отвратительным: прямой, как лом, что на уме — то и на языке.

— Я уполномочен доставить вашу сестру на допрос, — процедил он сквозь зубы и взмахнул в воздухе какой-то бумагой. — Не извольте чинить препятствия, это может дорого обойтись…

— Позвольте взглянуть, — перебил я и протянул руку за бумагой.

Милорадов смешался. Дед растерянно пробормотал:

— Костя, это, право, неприлично…

— Ничего страшного, — успокоил я. — Я — восходящая светская звезда, могу себе позволить толику неприличий.

Побагровевший до корней волос Милорадов сунул мне в руки бумагу. Я развернул её и прочитал что-то вроде служебной записки. Так и так, постановляю, допросить по делу об исчезновении великого князя Надежду Александровну Барятинскую, в связи с чем доставить её непосредственно во дворец…

— Писано вашей рукой, внизу ваша подпись и ваша личная печать, — сказал я. — Ваша — а не императора.

— Подобного рода документы не визируются Его Величеством! — рявкнул Милорадов.

— Не визируются, — согласился я. — Когда речь идёт об обычных людях. Но род Барятинских входит в Ближний Круг, и, насколько я помню протокол, санкционировать какие-либо действия в отношении нас имеет право только лично император. Расставим точки над «i»: вы сейчас покорнейше просите Надежду Александровну оказать содействие следствию.

Казалось, у Милорадова вот-вот взорвётся голова от ярости. И всё-таки что-то меня насторожило.

Не-е-ет, недооценил я этого солдафона! Интересную игру он затеял. Сейчас, когда весь Петербург стоит на ушах, и каждый человек готов наизнанку вывернуться, чтобы помочь отыскать цесаревича, отказ от сотрудничества со следствием будет выглядеть очень подозрительно. Я запросто могу спустить с лестницы этого нахрапистого служаку, но что будет потом? Потом он придёт с этой бумагой к императору и как бы невзначай вздохнёт, что Барятинские не оказали добровольного содействия, затребовали официальный вызов на допрос. Вот тут-то и император обратит на нас свой пристальный взор. Да и какое пятно на репутацию рода!

— То есть, вы отказываетесь, — расплылся в людоедской ухмылке Милорадов — тем самым подтвердив мои догадки.

— Отчего же? Вовсе нет. — Я протянул ему записку обратно. — Всего лишь хочу правильно расставить акценты. Вы приезжаете без предупреждения и без приглашения в наш дом. Позволяете себе сигналить у ворот. Требуете, чтобы моя сестра поехала с вами на допрос. Одним словом, ведёте себя так, словно разговариваете с работягами в Чёрном Городе. Подобным образом с князьями Барятинскими ведут себя только те люди, которые мечтают получить вызов. Если у вас иные цели, я настоятельно рекомендую вам принести свои извинения — после чего вежливо попросить Надежду Александровну помочь в расследовании.

Ба-бах! И красивый напористый командир гвардии с треском обделался. Замарать себя дуэлью он не имел права. И выйти из неё победителем не смог бы в любом случае. Даже если пристрелит меня — рухнет по службе и в глазах света на самое дно. Хотя, скорее всего, за такие дела его вообще отошлют нести почётную службу где-нибудь в глухой Сибири.

Скрипя зубами, Милорадов поклонился. И принёс извинения. И в вежливых выражениях (правда, с интонацией, которой можно убивать) попросил Надю оказать содействие следствию.

— Разумеется, я поеду, — сказала Надя.

— Со мной, на моей машине, — уточнил я.

— Вас мы пока не просим помочь, — процедил сквозь зубы Милорадов.

— Знаю. За мной вы собирались приехать завтра на рассвете, — кивнул я. — Но, тем не менее. Никто не посмеет сказать, что моя сестра поехала с вами — как преступница. Мы с Надеждой Александровной доберёмся своим ходом. Не извольте беспокоиться: Барятинские верны слову и Российской Империи.