Ревизор: возвращение в СССР 47

Глава 17

Москва, «Арбат»

Договорились с Витькой в четыре часа посидеть в ресторане «Арбат». Про то, будет ли столик, мы с ним не обсуждали: ясно, что он связями отца воспользуется, и столик там будет. Это уже вопрос по умолчанию.

Так‑то Витька не любит, когда кто‑то обсуждает то, что он сын первого замминистра МИД, и с этой точки зрения – золотая молодёжь. Он никак всё это дело не выпячивает, но при необходимости всё же всеми возможностями, которые этот статус даёт, пользуется.

Ну, а если вдруг нет, то задействую свои корочки – либо кремлёвские, либо журналистские. Ну или, учитывая, что мы с Витькой очень хорошо одеты, то, может быть, и предъявлять ничего не придётся – просто пятёрку сунуть. Потому что эти халдеи, что на входе стоят, они уже на инстинктах понимают, кому стоит препятствия ставить при входе в ресторан, а кому надо поспособствовать за гарантированную мзду.

Мы с Витькой столкнулись буквально на ступеньках ресторана за пару минут до согласованного времени. Прям тебе идеально рассчитали. Рассмеялись, пожали друг другу руки, и пошли к двери.

– Столик на Макарова, – небрежно сказал Витька.

И швейцар тут же услужливо распахнул нам дверь ресторана.

Ну вот, всё, как мной и ожидалось.

Столик в очень хорошем месте оказался с точки зрения обычных посетителей. Около площадки для артистов, но они, насколько я помню, с шести вечера выступать должны. Так что пока просто достаточно громко играла музыка в записи.

Сели за столик, сделали с другом заказ. Несмотря на то, что ресторан был полон посетителями, официант появился мгновенно.

Ну да, видимо, это тот столик, который обычно для себя первый заместитель министра заказывает для различных разговоров с уважаемыми людьми.

Тут же задумался о том, что, наверное, это не очень хорошо для нашей нынешней встречи. А то в случае, если КГБ себе позволяет такого уровня людей прослушивать, тут обязательно должна быть записывающее какое‑то устройство.

Но, с другой стороны, ничего особенно страшного я обсуждать не собираюсь. Имею право, как простой гражданин, высказывать свои догадки о том, как Регина Быстрова в МГИМО оказалась, если об этом речь зайдёт.

Ну а что ещё крамольного‑то мы будем здесь обсуждать? Чем студентки в МГИМО от студенток в МГУ отличаются в целом? Ну так, если какие‑то отличия есть, то Комитет об этом прекрасно и без нас с Витькой знает.

Алкоголь ни я, ни Витька не заказывали. Мне вскоре ещё с Румянцевым встречаться – ни к чему мне это. Явно там не простой разговор будет. Ну и у Витьки, видимо, не было желания пить чего‑нибудь крепкого или даже и не очень.

– Ну, давай, Витя, рассказывай, как ты дожил до жизни такой, – улыбнулся я другу, когда официант отошёл. – Ничего же, как говорится, не предвещало, когда я уезжал на Кубу. А тут приезжаю – и бах, такая новость, как молотком по голове.

Витька чего‑то вдруг засмущался, даже глаза на пару секунд опустил к столу. Потом начал натужно так говорить:

– Ну, в общем, сумел меня отец всё же уговорить на этот перевод… Второй курс, конечно, жаль, что год теряю, но иначе никак. Потому что со второго курса язык второй начинают изучать, и поэтому на третий курс мне никак нельзя, с одним-то языком…

И тут же вдруг, перестав мямлить, сам перешёл в атаку:

– Ты лучше расскажи, что у тебя там, на Кубе, такое случилось громкое? Не скажу, что мне самому не интересно. Интересно, конечно. Но у меня отец сильно заинтересовался этим вопросом, специально попросил расспросить тебя. Уж больно его вся эта ситуация заинтересовала.

И вот тут меня наконец осенило: странно себя Витька ведёт, предельно странно. Что он в атаку вдруг кинулся вместо того, чтоб просто объяснить, что у него за причина была? Неужто? – пришло мне в голову возможное объяснение... Так, это нужно срочно выяснить…

– Вить, только не увиливай. Скажи мне честно, как комсомолец: ты что, в МГИМО перешёл, чтобы твой отец мне помог по этой самой кубинской ситуации?

«Честно, как комсомолец» в этот период времени прекрасно ещё работает. Это при Горбачеве уже с такого прикалываться начали вовсю. А сейчас это достаточно серьёзный вопрос.

Так что я на него тут же получил честный ответ. И сразу по глазам Витьки понял, что так оно и есть. В них сразу такое облегчение отразилось, что не нужно увиливать больше…

– Ну, слушай, Паша, – сказал Витька. – Да, согласен. Глупо, конечно, получилось. Но когда отец мне пришёл и вечером рассказал, что у тебя огромные проблемы с Громыко, потому что ты в качестве корреспондента «Труда» взял интервью у Фиделя, которое с МИДом согласовано не было, я сильно за тебя испугался. Не знаю, в курсе ли ты, но я тебя считаю своим самым лучшим другом. И вот мы тогда с отцом и заключили это соглашение: что я в МГИМО переведусь, как он хочет, а он пойдёт к министру и попросит его за тебя.

– Блин, – сказал я. – Спасибо, конечно, но зачем? Я же и так разобрался…

– Да знаю я, Паша, что ты разобрался. Вот почему мне немножко и стыдно всю эту историю излагать. Побежал вот галопом тебя спасать, а ты и сам прекрасно спасся. Это как в воду прыгнуть, чтобы мастера спорта по плаванию, что слишком долго не выныривает, вытащить из нее, и узнать, что он просто под водой тренировал способность дыхание задерживать. Глупо, конечно, вышло…

– Не, Витя, это в любом случае поступок, за который тебе никогда в жизни стыдно быть не должно, – с уважением сказал я. – Это поступок настоящего мужчины, а не мальчика, скажу тебе. Ты меня сейчас очень серьёзно впечатлил. Я тебе теперь должен, как земля колхозу. Можешь всегда, не задумываясь, ко мне с самыми серьёзными просьбами обращаться, потому что ты, дружище, доказал, что ты настоящий друг. Я же знаю, что тебе этот МГИМО вообще не упал, и ты себя вполне комфортно в МГУ чувствовал. Ну, менее комфортно после того, как Гусев сказал эту конференцию организовывать по научению моего отца, как мы с тобой догадались…

– Да не, что ты, ты мне ничего не должен, – смущённый моими словами, сказал Витька, и тут же попытался перевести разговор на другую тему. Он реально серьёзно очень смутился. У него аж уши покраснели. – Кстати, как Галия и дети? Хорошо отдохнули?

– Ты разговор‑то не переводи, – улыбнулся я. – Короче, то, что я сказал, ты слышал. Ты тоже мой лучший друг. И отнесись серьёзно к услышанному: всегда, если нужна моя помощь, обращайся. Если я жив и в состоянии это сделать, я это сделаю. И обижусь, если узнаю, что мог помочь, а ты не сказал.

– Ладно, ладно, хватит об этом, – сказал Витька, по‑прежнему смущённый. Но видно было по лицу, что он очень доволен моими словами. А то он, наверное, действительно свой поступок уже дурацким стал считать. Что же в нём дурацкого, если это самопожертвование ради друга? – подумал я.

И у меня в душе приятное такое чувство появилось: сумел я всё же вокруг себя настоящих друзей завести, которые делом доказывают, что они ради меня практически на всё готовы.

А ведь сколько вместо настоящих друзей у людей обычно рядом попутчиков, которые на словах что угодно сказать могут, а когда дело дойдёт до настоящего большого поступка ради друга – тут же моментально исчезнут в неизвестном направлении. Что я, по прошлой жизни, что ли, не знаю, как это бывает? Знаю, конечно же, прекрасно.

Тем более приятно, что для Межуева я ставка на будущее, поэтому он меня вытаскивал. Для Захарова – я выигрышная ставка и на настоящее, и на будущее. А Витька Макаров – просто без всякой корысти это сделал…

– Слушай, Вить, – сказал я. – Похоже, зря мы ничего выпить не заказали. Кто же знал, что тост появится такой актуальный?

К счастью, официант неподалёку крутился. Стоило мне только посмотреть на него и помахать рукой, как он тут же появился перед нашим столом.

– Ну что, Витя, как твои планы на вечер? Водка, коньяк, или вино будут уместны? – спросил я при нем.

– Вина красного можно, – застенчиво сказал тот.

– Дайте нам два бокала вина, – велел я.

Есть небольшая проблема, конечно. Я же даже после бокала вина принципиально за руль не сажусь. Придётся машину тут оставить и на встречу с Румянцевым пешком пойти, к счастью, тут близко совсем. Ну, там я пить ничего не буду. Просидим мы с ним час‑полтора, потом обратно сюда вернусь. Как раз уже к тому времени от этого бокала красного в организме ничего не останется.

Ну да, не водичкой же такой повод, как настоящий поступок во имя мужской дружбы, отмечать.

Две минуты – и вино появилось перед нами.

Я поднял бокал и сказал:

– Ну что, Витя, смотрю на тебя и вижу, что ты уже действительно мужчина. Давай этот тост за тебя, за настоящего друга и настоящего мужчину, способного не только на слова, но и на доказательства своей дружбы.

Выпили.

Я решил больше его не смущать разговорами на эту тему. Вполне достаточно того, что я уже сказал. Дальше это уже только в досужую болтовню может превратиться.

– Ладно, перейдём к деталям всей этой кубинской истории. Так и что, твой отец действительно ходил к Громыко? – спросил я друга.

– Да, ходил. А и, кстати, Паша, такой момент сразу, чтобы ты знал на будущее. Фадеев, наш парторг из МГУ, написал для Громыко специально для того, чтобы тебя утопить, совершенно поганейшую характеристику. Отец её просмотрел, и у него впечатление создалось, что там только не хватает того, что ты румынский шпион и вообще поступил в МГУ сугубо для того, чтобы полностью парализовать его деятельность.

– Фадеев, – неприятно удивился я, вспомнив улыбчивого парторга. – Вот же сука...

– Ну, отец примерно так и сказал. Так что имей в виду, когда с ним общаться будешь или какие‑то вопросы утрясать…

– Ну, теперь мне хочется с ним только один вопрос утрясти, совершенно по‑мужски, – нахмурившись, сказал я.

– Не, Паш, ты чего задумал? – вскинулся испуганно Витька. – Не вздумай какую‑нибудь глупость сделать, из‑за которой тебя точно из МГУ отчислят. Я ж тебе не для этого это рассказал.

– Вить, ну что ты, успокойся! Ты что, вообразил, что я морду пойду ему бить? Есть просто разные возможности ему в ответ тоже жизнь испортить за такой активизм однажды. Но что интересно, с чего он вообразил вообще, что меня так легко утопить можно будет? Очень сомневаюсь, что Громыко специально просил именно такую бумагу предоставить.

– Да, у отца по этому поводу тоже ни грамма сомнений нет, – подтвердил это Витька. – Громыко нормальный мужик. Совершенно он такими вещами не балуется. Отец сказал, что, когда он рассказал ему, что эта характеристика полностью подделана, и рассказал про твои реальные заслуги, Громыко на эту писульку очень брезгливо посмотрел. Так что даже если это вдруг кто‑то её и заказал, то однозначно без его ведома. Ну, мало ли, если так оно и было, кто‑то гнилой в его окружении завёлся. Всё в жизни бывает. Но всё же точка зрения моего отца, что это была инициатива самого парторга. Знаешь, есть такие гнилые люди, которые просто хотят услужить великим в надежде на то, что им с этого что‑то обломится.

«Я‑то знаю», – подумал я. – «Приятно, что теперь и Витька тоже об этом хорошо знает. Пригодится ему в его будущей карьере, а то уж больно он прямодушный и прямолинейный для дипломата».

Тут нам с Витькой еду принесли заказанную. Начали есть, отвлёкшись от разговора. Разговоры на такие темы сами по себе здорово аппетит пробуждают, а у нас же он и так по определению в таком возрасте зверский.

Я тут же начал осмысливать всё, что произошло. Подумал, что, наверное, не так и плохо, что вот таким вот причудливым путём Витька в МГИМО оказался…

Кое‑что он в экономике уже освоил на экономическом факультете МГУ. Всё остальное, что ему реально понадобится, в том числе если за рубеж поедет в капстрану работать, я не пожалею времени и разъясню ему при необходимости. Кто мне мешает ему персональные сжатые курсы по самым важным аспектам рыночной экономики организовать – по типу тех, которые я проводил для Фирдауса и других желающих? Тем более уже немного и навострился…

Я ведь Витьке действительно очень обязан за этот его благородный поступок по велению души. Так что обязательно отплачу хоть таким вот способом, если другим не понадобится.

Дальше я аккуратно рассказал Витьке о событиях на Кубе. Исходя из того, что он предупредил, что это его отец попросил меня расспросить, мне нужно было информацию подать таким образом, чтобы мне свою ситуацию с Громыко не ухудшить. Макаров по просьбе сына вроде как и вступился за меня, вряд ли он соврал своему сыну, но есть же еще такая вещь, как лояльность первого заместителя к собственному начальнику, да ещё и очень хорошему начальнику на самом деле. Не понаслышке знаю, что хороший начальник – вещь редкая, и умные подчинённые его очень ценят. Хорошо работать с умным, честным и обаятельным человеком, который, к тому же, является близким другом всемогущего генсека.

Поэтому специально рассказал, что, с моей точки зрения, Вильма целенаправленно подставила меня, потому что я после той беседы с Фиделем и Раулем Кастро, что она мне устроила, отказался потратить свой отпуск на множество лекций по всей Кубе.

Специально расписал ему детально тот график, который она мне тогда озвучила в своём кабинете – без всяких предварительных договорённостей и в полном ожидании, что после встречи с Фиделем Кастро я всё это должен беспрекословно отработать. А ведь никакой предварительной договорённости и не было.

– Какое‑то у неё было подсознательное ожидание, что после встречи с таким великим человеком я не смогу отказать. – рассказывал я Витьке, размахивая руками. – А я, конечно, человек благодарный, как ты знаешь, но возмутило меня всё это, сам понимаешь.

Путёвка же не от правительства Кубы была, и раздобыть её было не так и легко. Я целенаправленно ехал провести это время с женой и детьми, потому что они меня мало видят – бегаю куда‑то по куче различных взятых на себя обязанностей.

И тут вдруг раз – облагодетельствовали меня, дали поговорить чуть меньше часа с лидером Кубы, и бегай за это три недели, вспотев по жаре, по различным кубинским организациям, бесплатно работай.

Поставь она это условие перед этой беседой с Фиделем – я бы ни в жизни не согласился к нему прийти, сам понимаешь.

– Ага, понимаю, – поддакнул Витька.

Было видно, что он полностью на моей стороне.

– Ну и тем более, что я отплатил за возможность этой встречи во время разговора с Раулем Кастро конкретными советами, как кубинцам свою экономику развивать. – пояснил я.

Затем рассказал другу про то, что потом кубинцы ко мне поехали и позвали выступить в Совете министров – так их мои идеи заинтересовали. А я им дал отказ, потому что меня уже из советского посольства уведомили, что нельзя ничего делать без ведома Министерства иностранных дел и специального разрешения.

Ну а дальше, насколько я потом узнал, но могу об этом только догадываться, видимо, Фидель в Министерство иностранных дел позвонил и высказал своё недовольство по этому поводу. И ко мне пришли из советского посольства и сказали, что теперь можно выступать на Кубе.

И вот тогда я уже, как в следующий раз за мной ходоки приехали, пошёл с ними и согласился в Совмине Кубы выступить. Ты же знаешь, что я в принципе в экономике неплохо разбираюсь...

– Знаю ли я?! – воскликнул, улыбаясь, Витька. – Конечно, знаю, учитывая, сколько ты мне разных советов уже дал по достаточно каверзным вопросам по экономике.

– Ну вот как‑то оно всё так и получилось.

Витька слушал мои рассказы, и глаза у него горели подлинным энтузиазмом. Нравилось ему всё это.

Ну конечно, когда такие фигуры в рассказе его друга мелькают, как Фидель Кастро, который овеян славой в Советском Союзе на уровне героев революции СССР – какого‑нибудь того же самого Будённого или Чапаева, – и министр, который его собственному отцу, который очень высокий чиновник, приказы каждый день отдаёт. Конечно, ему всё это было очень интересно услышать. Ну а дальше я, чтобы он не начал задавать конкретные вопросы по поводу того, что именно я советовал кубинцам и в разговоре с Раулем, и во время этого выступления в Совете министров, тут же перевёл разговор на Регину Быстрову.

Витька ожидаемо клюнул. Его глаза тут же наполнились возмущением, и, конечно, он мне задал вполне ожидаемый мной вопрос:

– А почему ты мне не сообщил, что Быстрова в МГИМО уже учится?

– Ну, Вить, ты же знаешь, что я человек не болтливый. Я летом, когда в Берлине был, познакомился с одним вашим студентом МГИМО. Дмитрием его зовут. Потом как‑то созвонились – уже не помню, по чьей инициативе, – договорились в ресторане посидеть. Я с супругой, он со своей девушкой. И представляешь, подымаю я глаза, когда он в ресторан заходит, а у него в паре – Регина Быстрова. Представляешь себе моё изумление?

– Очень даже представляю, – рассмеялся Витька. – Оно у меня у самого совсем недавно было, когда около аудитории МГИМО меня эта самая Регина и поймала. Думаю: «Что за наглая девка меня от аудитории куда‑то оттаскивает?» А это Быстрова. Я от неё отскочил, как чёрт от ладана, от неожиданности.

– Ну вот и у меня также было. – сказал я. – А дальше у меня с Региной разговор завязался. Она стала меня умолять, чтобы я дал ей второй шанс и никому не рассказывал. Ну, я и решил, учитывая, что главное – что в МГУ она перестала нам глаза мозолить и всякие гадости в мой адрес устраивать, дать ей этот самый второй шанс. И, сам понимаешь, не для того, чтобы данное слово тут же побежать нарушать.

– Ну, у меня по итогу всё так же вышло, – согласно закивал Витька. – Правда, я перед этим с батей по поводу неё переговорил, и он мне сам посоветовал не связываться с ней ни в коем случае. Мол, есть там нюансы… Понимаешь, о чем он?

– Да, поверь, что понимаю, – ответил я. – Именно об этих нюансах я, когда узнал о том, что она в МГИМО всплыла, тут же и задумался. Нюансы действительно чрезвычайно специфические могут оказаться.

– А ты что подумал, как Регинка в МГИМО вдруг оказаться смогла? – спросил меня Витька с немного невинным видом, что означало: вопрос с подвохом. Не умеет он еще такие вот вопросы с естественным видом задавать…

Ну да, явно ему интересно сравнить то, что сказал его отец по поводу Быстровой, с тем, что от меня может услышать.

– Думаю, тут всего два варианта, третьего, скорее всего, и нету. Либо у неё покровитель какой‑то высокий организовался, в постель кому‑то она смогла быстренько запрыгнуть после того, как из МГУ вылетела. Либо её одна очень серьёзная организация подобрала, которая таких беспринципных девок пользует. Называть её здесь или сам догадаешься?

– Ну да, – приуныл Витька. – Вот отец мне примерно то же самое сказал. А я догадался только по поводу первого варианта. Откуда я мог подумать, что КГБ может заинтересоваться настолько аморальной девицей? На ней же клейма ставить негде. Я‑то думал, что у разведчика советского должен быть моральный облик соответствующий. Мне и в голову не приходило, что такие, как Регина Быстрова, могут быть допущены в святая святых.

– Так она не допущена, – рассмеялся я. – Её просто использовать будут, скорее всего… Если так оно все и есть... Ну и святая святых ты себе несколько странно представляешь, мой друг…

***

Долго еще болтали. Попрощались с Витькой на крыльце ресторана, и отправился поспешно в Прагу.

Ну да, а то засиделись мы уже так с Витькой, что уже начал бояться опоздать на встречу с Румянцевым в «Праге». Опоздания – это не мой стиль.

С Румянцевым мы встречались в не менее популярном ресторане, чем в том, что были с Витькой. Но место кардинально отличалось.

Если с Витькой Макаровым мы сидели на очень приличном месте, на виду у всех, то Румянцев, само собой, выбрал столик в одном из углов. Причём сам, когда я пришёл, сидел спиной к залу.

Ну, в принципе, это меня полностью устраивало. Меня кто угодно пусть рассматривает. Главное, чтобы его никто не узнал. Хотя всё равно, конечно, на будущее надо с ним договориться, чтобы не пересекаться больше в общественных местах.

Хотя тут дело понятное. В данный момент очень много нам всего надо обсудить, чтобы где‑нибудь в машине это на бегу делать.

Я думал, практически сразу же перейдём к практической части, будем обсуждать мои кубинские приключения. Но нет. Румянцев вначале затеял светскую беседу. Мол, как меня родственники приняли после приезда, обрадовались ли подаркам?

Хотелось ему сказать едко, что вы об этом сможете узнать, когда результаты прослушки в моей квартире получите. Но сдержался, конечно.

Хотя дело удивительное. Я же в прошлый раз достаточно серьёзно шуганул оперативников, когда они мне снимали прослушку. Неужто они не сообщили руководству о том, что я в курсе, что меня могут прослушивать? Или сочли всё это какой‑то нелепой случайностью и не стали докладывать об этом? Потому мне и снова её установили?