Ревизор: возвращение в СССР 47

Глава 11

Куба, Гавана, посольство СССР

Послу Советского Союза на Кубе Забродину, когда он узнал, что самолёт с Павлом Ивлевым поднялся в воздух, захотелось от избытка чувств перекреститься и сказать – ну, слава Богу!

Делать он этого, конечно, не стал, хотя и сидел один в кабинете. Не та привычка, которую можно даже без свидетелей демонстрировать. Потому что привыкнешь креститься, а потом на людях случайно перекрестишься – и всё, конец карьере.

Сам Забродин религиозным официально не был, но в Бога верил. Вот такой парадокс. Побудешь тут религиозным, если за поход в церковь в Москве тут же из МИДа вылетишь, как только там об этом узнают. А всегда найдется кому сообщить… Мир не без добрых людей.

А в Бога он верил, потому что был один случай у него в детстве, который произвёл на него неизгладимое впечатление. Ему тогда лет четырнадцать всего было. И ему под утро сон приснился, что бабушка якобы с ним разговаривает.

Во сне это не показалось ему удивительным, хотя бабка в параличе уже три года лежала и ни слова не говорила никому. В этом сне она сказала ему, что денег ему на учёбу в Москве собрала. И в Библию положила. Так что он должен найти её и деньги свои забрать.

Проснулся он поутру и сразу побежал к бабушке, решив, что говорить она снова начала. Но наткнулся по дороге на заплаканную мать, которая не разрешила ему зайти в комнату к бабушке. Она ему сказала, что та в начале ночи умерла. Его просто не стали будить, ему же в школу идти…

Забродин тогда был атеистом и пионером. Но всё же сон этот его за душу взял, и он начал потихоньку от родителей Библию бабкину искать. А когда нашёл, то в ней две тысячи рублей обнаружил.

Вот так и не верь после этого в Бога и в загробную жизнь…

Деньги он, конечно, тут же родителям отдал. Зачем ему деньги на обучение в Москву, если он знал, что обучение в Советском Союзе, в отличие от западных стран, бесплатное?

Жалел, правда, потом не раз, когда жил в общаге вдали от родителей, а всё свободное время от учебы в библиотеках проводил, жадно поглощая информацию. Очень уж его потрясли те библиотечные возможности, что есть в Москве, в отличие от провинции, так что время на подработки не хотелось тратить. Вот тогда бы ему эти две тысячи рублей точно бы пригодились.

А постарше став, поумнел, и еще и совесть его стала мучить. По сути же он последнее бабкино желание не выполнил, родителям деньги отдав… Нехорошо получилось…

Но крестись, не крестись – главное, что Ивлев остров покинул. И теперь тот снова стал для посла Островом Свободы. В том числе и свободы от тех неприятностей, которые снова могли последовать из-за пребывания на Кубе этого беспокойного москвича.

Следующий вопрос встал у Забродина о том, стоит ли ему отправлять в МИД отчёт к сведению министра иностранных дел о пребывании здесь Ивлева. Всё же не каждый день студент выступает перед Советом министров Кубы, да ещё с таким успехом, что его тут же польский посол на приём в своё посольство приглашает вместе с женой.

Да, конечно, Громыко во время того разговора всё это лично разрешил – мол, пусть этот Ивлев куда хочет идет и что хочет делает. И в тот момент, да, у него сложилось совершенно четкое впечатление, что он слышать ничего про Ивлева не хочет и вообще им недоволен. Уж больно язвительные эпитеты Громыко тогда в его адрес использовал.

Но Забродин прекрасно также знал и о том, что в международных отношениях лишней информации никогда не бывает.

Да, сейчас министр этим Ивлевым недоволен. Но главное, что он вообще на него внимание обратил. А поскольку о Громыко ходила слава, как об очень умном и дотошном человеке, то явно он продолжит собирать по нему информацию.

Правда для него лично есть важный нюанс. Одно дело – написать отчёт об особенностях пребывания Ивлева на Кубе по запросу из Москвы, когда Громыко об этом деле вспомнит. А другое дело – самостоятельно, по своей инициативе такой отчёт в канцелярию МИДа отправить с пометкой, что он может быть интересен Андрею Андреевичу…

Громыко любил сотрудников, которые его мысли предугадывали. По вполне понятной причине, поскольку был очень занятым человеком, а они ему время экономили. Приятно, когда ты ещё не успел даже подумать о том, что тебе что‑то надо, не то что велеть это сделать, а тебе уже прислали всю информацию по этому поводу.

А когда ты посол, которому скоро предстоит в Москву возвращаться, и непосредственно министр будет его следующее место работы определять в центральном аппарате до следующей зарубежной поездки, то, пожалуй, самое время сейчас эту инициативу и проявить.

Риск есть, конечно, что Громыко так этого Ивлева не любит, что разозлится, получив этот отчет… Нет, министр слишком умен для этого. Тем более времени уже прошло прилично, наверняка он уже остыл по этому поводу, и будет руководствоваться сугубо деловым подходом, а не эмоциями.

Ну а чтобы подстраховаться, учитывая то, что Громыко сейчас этому Ивлеву явно не благоволит, отчёт надо подавать сугубо в бесстрастной манере, чтобы, не дай Бог, министр не подумал, что этот Ивлев ему лично чем‑то симпатичен...

Да, все же, пожалуй, – кивнул сам себе Забродин, – подготовить и отослать такой отчёт в течение пары дней в Москву будет хорошей идеей. Надо будет и Зенчикова позвать, чтобы тот тоже помог в работе над ним. Тот всё же и в польском посольстве на приёме с этим Ивлевым тесно общался. Мало ли – ещё какие детали интересные вспомнит.

Там, конечно, ещё и третий секретарь был. Но вот его посол звать для выяснения каких‑либо деталей абсолютно не желал. С ним всё предельно ясно: небось, снова наелся, напился и за бабами ухлёстывал.

Зенчиков ему на это уже немножко и намекал. Что Виктор тогда вообще толкового может рассказать, что можно в отчёт включить? Ясно, что ничего.

Страшно даже подумать, что однажды этот бестолковый племянничек за счёт усилий своего дяди из Политбюро послом Советского Союза где‑то станет. Жалко МИД, который будет рассчитывать из этой страны по‑прежнему адекватную информацию получать...

***

Москва, редакция газеты «Труд»

Вера Ганина сидела и с периодическими вздохами читала статью, которую ей прислал один из начинающих журналистов. Он очень уж хотел, чтобы его статьи начали в «Труде» печатать. Это у него пятая или шестая попытка уже была, но прежние статьи редакция в лице Ганиной отвергла. И эта пойдет тем же путем, поскольку ничем не лучше, чем все его предыдущие опусы.

Вера уже чуть ли не открытым текстом говорила ему, что нет смысла настолько низкого качества статьи к ней приносить. Всё же это солидная центральная газета. Но нет, этот человек намёков решительно не понимал.

И ведь просто отказать, не рассматривая статью, нельзя. Надо её рассмотреть и написать письмо страницы на полторы с обоснованием, почему эта статья не годится для публикации. Один экземпляр себе оставить, а второй ему выслать. Вот так.

Обычно такую работу совсем начинающим журналистам, недавно принятым в штат «Труда», поручают. Но в этом году поток желающих опубликоваться в «Труде» почему‑то настолько вырос, что стали уже и посерьёзнее журналистов тоже этой ужасающей работой загружать…

Зазвонил телефон, и Вера, сняв трубку, услышала голос Ландера. Такой живой и энергичный, что, по её опыту, означало, что он успел уже бахнуть пару рюмочек. Больших таких рюмочек коньяка, граммов по сто…

– Вера, – сказал он, – я правильно помню, что Ивлев в СССР возвращается на днях? А то и сегодня вообще?

– Да, Генрих Маркович, – ответила она. – Как раз сегодня и должен прилететь. Ночью, скорее всего.

– Забеги тогда ко мне, обсудим некоторые вопросы по этому поводу, – сказал он и тут же положил трубку.

Вера напряглась. Конечно, собственно говоря, она никогда об этой истории с МИДом и проблемами Ивлева и не забывала – каждый день вспоминала и расстраивалась, что у Ивлева такие проблемы и что, скорее всего, поработать с ним больше не придётся. Какие же он ей статьи чудесные подает в отличие от той макулатуры, с которой она прямо сейчас мучается. Четкие, логически выверенные, актуальные, без единой не то что ошибки, а даже и помарки…

Весёлый голос Ландера её сильно по этому поводу не обнадежил. Как она прекрасно знала, Генрих Маркович мог тем же самым жизнерадостным голосом и нанять человека на работу, и уволить. Он был прагматиком и особенно по поводу найма и увольнения людей не переживал, заботясь исключительно о собственных интересах.

В приёмной у Ландера никого не было, так что она сразу же, после разрешающего кивка его секретарши, постучала ему в дверь и нажала на ручку.

– Вера, молодец, быстро пришла, – сказал Ландер, увидев её просунутую в кабинет голову. – Заходи, заходи, я свободен.

– Значит так, Вера. Завтра с утра пораньше набери Ивлева, скажи ему, чтобы он ко мне подъехал в течение дня. Надо с ним обсудить всю эту кубинскую эпопею.

– Так мне его можно обнадёжить? – осторожно спросила Вера.

– Ой, Верочка, не лезь в это дело. Я его непосредственно с Ивлевым буду обсуждать, – махнул рукой Ландер. – Всё, беги, своими прямыми обязанностями занимайся.

И опять ничего непонятно, – озадаченно вышла Вера из кабинета. – Зачем Ландер вообще по этажам гонял, эти несколько слов он мог и по телефону ей сказать… Вызвал обсуждать вопрос, а сам ее тут же заткнул, едва она попыталась это сделать… Власть свою, что ли, просто решил продемонстрировать, потребовав лично к нему прибежать? Как будто она ее оспаривает, можно подумать…

***

Москва, Лубянка

Телефонный звонок застал Румянцева, когда он уже почти дошёл до двери. Уже и руку протянул, чтобы на ручку нажать. Решил нанести очередной визит в курилку.

«Хорошо, что не успел в коридор выйти, а то мог бы телефон не услышать», – порадовался он.  – «По закону подлости явно кто-то серьёзный ему звонит».

Сняв трубку, сразу же понял, что предчувствие его не обмануло: звонил ему человек серьёзнее некуда. Непосредственно сам генерал Вавилов.

– Олег Петрович, – сказал он. – Там же, я же правильно понимаю, Ивлев вот‑вот приехать должен с Кубы?

– Да, совершенно верно, Николай Алексеевич, – подтвердил Румянцев.

– Постарайтесь, не затягивая, организовать с ним встречу. Причины ему будут полностью понятны, раз уж мы ему свою помощь в разрешении конфликта с МИДом оказывать предлагали. Он поймет, что нам нужно удовлетворить свое любопытство по этому поводу, так что вашему звонку явно не удивится. Только лучше не у нас общайтесь, чтобы он разговорчивее был. В неофициальной обстановке, где‑нибудь в ресторане посидите. Угостите его, я прикажу вам компенсировать расходы. Хорошо?

– Да, конечно, товарищ генерал, – ответил Румянцев.

– Ну и хочу поздравить вас: официально принято решение, что вы будете заместителем у подполковника Кутенко. На следующей неделе уже и приказ выйдет.

– Служу Советскому Союзу, товарищ генерал!

– Сразу же, как переговорите с Ивлевым, ко мне на доклад. Сами понимаете, кто этим вопросом ещё может поинтересоваться.

Румянцев положил трубку, улыбаясь во все тридцать два зуба.

Значит, всё же он теперь замначальника отдела, а не Артамонова с её двумя медалями недавними – советской и чехословацкой. Обидится она, конечно, страшно: ведь начальник Кутенко, насколько известно, ей уже это место обещал.

И у Румянцева не было никаких сомнений, кому он обязан этим назначением. Вовсе не Вавилову. Нет, формально, конечно, генерал решение это принимал. Но ясно, что без всех этих событий с Ивлевым ничего бы не сдвинулось с места. Так что на самом деле он должен благодарить своего подопечного за всё это. Как Ивлев появился в Москве – так и карьера его тут же стремительно вверх попёрла.

Замначальника – это уже подполковничья должность с хорошим таким намёком на перспективы. Ну что же, авось благодаря Ивлеву удастся и полковником тоже стать.

Так, теперь главное – Ивлева во что бы то ни стало не пропустить. А то с него станется, к примеру, днём прилетев, тут же по делам из дома умчаться.

Зная, насколько энергичен Ивлев, Румянцев нисколько не сомневался, что дел у того – прорва. И дома он точно сидеть не будет после приезда. А ему ни в коем случае нельзя упустить время для этого разговора с Ивлевым.

Румянцев прекрасно понимал, что если Вавилову придётся ждать слишком долго, он не постесняется набрать его еще раз, но уже не чтобы поздравить с карьерным ростом, а чтобы выразить ему своё неудовольствие. Тем более намёк его он абсолютно однозначно понял: тут другого толкования быть не может. Вавилов опасается, что ему Андропов может задать какие‑то дополнительные вопросы по Ивлеву, ведь председатель тоже в курсе, когда тот в Москву возвращается. И для них обоих будет лучше, чтобы у Вавилова были хоть какие‑то ответы по ним.

Он привычно потянулся к трубке телефона, чтобы набрать кассы «Аэрофлота» и узнать, когда прилетает самолёт с Кубы. С расчётом на то, чтобы через часа полтора после прилёта начать названивать на квартиру Ивлеву. Но руку тут же и опустил.

Подопечный всё же у него очень необычный. Какой самолёт «Аэрофлота»? Он же и туда с военными полетел, и обратно предупреждал, что с ними вернётся. А самолёты у военных летают по собственному расписанию.

Его тоже, конечно, можно было бы выяснить при известных стараниях. Но делать ему этого категорически не рекомендуется.

Любой запрос из КГБ в Минобороны по этому поводу тут же привлечёт внимание ГРУ – и к самолёту, и к тем, кто в нём должен находиться.

Румянцев не сомневался, что в ГРУ очень быстро узнают, что в самолёте, в том числе, находится и гражданский – с женой и детьми. И начнут дальше копать, выясняя, не он ли понадобился Лубянке?

Да, конечно, скорее всего, ГРУ и так знает прекрасно об Ивлеве, исходя из последних событий на Кубе. Но а вдруг они что‑то не так поняли – и все не так? А таким вот звонком можно интерес к Ивлеву у ГРУ и вызвать.

Так что нет – это абсолютно глупая идея.

Пожав плечами, Румянцев решил, что не стоит это дело оставлять на волю случая. На звонки в такой ситуации полагаться опасно…

Порывшись в своём блокноте, он нашёл дату прилёта – 30 ноября – и принялся расчёты делать. Самолёт, скорее всего, рано утром с Кубы вылетит. Значит, в Москве должен быть уже вечером. Получается, чтобы ему Ивлева точно не пропустить, надо уже часам к семи вечера подъехать к его дому и неподалёку от подъезда дежурить.

Не очень хорошо получается: не принято вот так внезапно на головы агентам сваливаться без предварительной договорённости. Но он постарается всё аккуратно сделать, не засветив Ивлева перед его женой. А куда деваться – Вавилова ему точно ни в коем случае нельзя расстраивать.

***

Москва, Министерство автомобильных дорог РСФСР

Дочитав очередной роман Майн Рида, Ахмад отложил книгу в сторону и с сомнением покосился на толстый том Чарльза Диккенса, который ему кто‑то дал почитать – «Посмертные записки Пиквикского клуба». Кто‑то ему сказал, что в XIX веке это считалось чрезвычайно остроумной вещью. Но он попробовал читать эту толстенную книженцию и быстро скис: с его точки зрения, тут было сплошное занудство и только жалкие потуги на юмор. По крайней мере, насмешить его Диккенсу на первых пятидесяти страницах романа не удалось.

«Вот „Приключения Оливера Твиста“ – это вещь, – подумал Ахмад. – А это ерунда какая-то».

Увы, но больше почитать у него с собой сегодня ничего не было. Как‑то он сегодня оплошал с художественной литературой…

Ну что ж, оставшиеся двадцать минут времени до окончания рабочего дня можно и в курилке провести. Мало ли кто какой‑нибудь хороший анекдот расскажет…

Курилка в любом уважающем себя министерстве является источником как важной информации по деятельности отдельных чиновников – которую обычно нужно знать для того, чтобы делать успешную карьеру, – так и зачастую источником искромётного юмора, когда подходящий состав в ней подбирается.

Так что Ахмад, прихватив пачку сигарет «Винстон» из того блока, что как‑то ему Павел Ивлев презентовал, и зажигалку, пошёл в курилку.

«Винстон», конечно, сигаретами были престижными. Дома их Ахмад не курил – специально на работу брал, чтобы солидно в курилке выглядеть. Начальник отдела всё же – нужно соответствовать. Угостишь всех, и сразу же понятно, что серьёзный человек пришёл.

Первоначальный состав неплохой подобрался. Но потом пришёл тот самый жирный задавака с заплывшими глазами, которого ему как‑то пришлось на место поставить при помощи Пашкиных приглашений в иностранные посольства. С тех пор он в присутствии Ахмада себя смирно вёл, больше не задавался, только время от времени неприязненно на него поглядывал.

А затем ещё какой‑то мужик появился, вовсе никому незнакомый – судя по тому, как люди на него отреагировали.

Разговор тут же, по всеобщему согласию, перешёл на самые что ни на есть нейтральные темы. Об анекдотах тоже пришлось позабыть. А то мало ли кто это такой. Может быть, какой‑нибудь достаточно неприятный человек, который потом информацию сольёт кому не следует или что‑нибудь сам додумает из совершенно невинной шутки.

Да и тем более видно было по нему, что это явно кто‑то очень серьёзный появился. Часы импортные и дорогие, костюмчик индпошив, похоже, из дорогой ткани, с искрой. Ну и туфли чёрные, новенькие. И курил он тоже, как и Ахмад, импортные сигареты «Мальборо».

Постоял он, покурил пару минут, а потом вдруг говорит Ахмаду:

– Товарищ, а мы ведь с вами совсем недавно виделись на посольском приёме в посольстве ГДР, верно? Вы ещё с женщиной такой красивой были, впереди меня в очереди к столу стояли, после того как речь посла закончилась.

– Да, было такое дело, – охотно согласился Ахмад, хоть его и не припомнил совсем. Но приятно было. В курилке, несомненно, все собравшиеся оценят то, что он об этом сам не хвастался. Случайно вот так вот только узнали от совершенно какого‑то незнакомого всем человека. И они тут же все подумают, решил он, что я в эти посольства гораздо чаще хожу, раз они об одном из приемов только вот так вот случайно и узнали.

Правда, тут же он вспомнил и о предостережении Поли, которое высказал Тарас: не стоит рассказывать о том, что его сына в западные посольства приглашают. Но тут же успокоился: посольство‑то не западное, посольство‑то ГДР! Наше, социалистическое.

– Вот, – обрадовался незнакомец. – Память меня всё ещё на лица не подводит. Она у меня почти что фотографическая, – похвастался он.

– Извините, мы раньше не встречались, – сказал Ахмад и протянул ему руку. – Я Ахмад Алироев, руководитель группы инспекционного контроля нашего министерства. А вы?

– А я Балашов Валентин. Пока что никто тут у вас, но с понедельника займу должность заместителя министра. Приятно познакомиться!

– Тоже очень рад знакомству, товарищ Балашов, – искренне сказал Ахмад.

Ну а что? Надо же познакомиться получше, раз шанс представился, с новым заместителем министра…

А вот другие присутствующие в курилке как‑то по этому поводу напряглись. Где‑то минуты за полторы, пока Ахмад с Балашовым непринуждённо болтали о том и о сём, все из неё рассосались.

Балашов же не сказал, по какой именно линии будет заместителем министра. Может быть, непосредственно их будет курировать. И вполне может задать потом простой вопрос: «А насколько вы привыкли в рабочее время в курилках торчать вместо того, чтобы на рабочем месте находиться?»

Начальство же разное бывает. Можно вот так вот практически ни с чего в проблемы влипнуть…

***

Москва, Министерство автомобильных дорог РСФСР

Особист Министерства автомобильных дорог РСФСР досадливо скривился, когда Огурцов ввалился к нему в кабинет сразу после того, как постучал. Ну не нравился ему этот человек, что уж тут поделать. А вот в деле был хорош, что правда, то правда. Вот хотя бы даже последний случай взять с его информацией в адрес Ахмада Алироева. Ну да, не повезло, что это явно их же агент оказался, но важен сам факт, что Огурцов смог его выявить. Такие способности дорогого стоят. Раз смог другого агента КГБ выявить, значит, выше шансы, что и настоящего шпиона сможет отличить от обычного добропорядочного советского гражданина…

– Валерий Игнатьевич, я тут снова по поводу Алироева пришел, – с радостным видом сообщил ему Огурцов, присаживаясь на стул перед его столом.

Дедков с трудом подавил охватившее его разочарование. Ну да, не может же он сказать агенту, чтобы тот перестал рассматривать Алироева как угрозу безопасности. То, что лично он совершенно точно понял, что он или его пасынок на комитет работают, это внутренняя информация, которая и должна в стенах комитета остаться. Таким людям, как Огурцов, давать знать о ней категорически запрещено. Есть только один случай, когда все же можно – если он с куратором этого Алироева совместно будет работать по делу, где Огурцов и Алироев вместе что-то для КГБ должны будут сделать… Так что нужно расспрашивать агента так, чтобы он думал, что принес ценную информацию.

– И что с Алироевым? – спросил он его.

– Тогда, помните, хвастался, что пасынок его по натовским посольствам шастает. А сегодня в курилке выяснилось, что сам был на днях на приеме в немецком посольстве!

– ФРГ?

– Нет, ГДР. Но сам факт!

Расспросив агента для вида еще несколько минут, особист отправил Огурцова прочь. А сам подумал: «Мне бы такого агента раздобыть, как этот Алироев, чтобы его зарубежные посольства на приемы приглашали. Сразу бы пошла полезная для карьеры информация. А так, получается, с этим Ахмадом повезло его коллеге… Вот почему одним так везет, а другим максимум на что можно рассчитывать – на визиты потного Огурцова?».