Ревизор: возвращение в СССР 34

Глава 19

Москва, Лубянка.

Генерал Комлин продумывал свою комбинацию по дискредитации Третьякова в глазах Вавилова также тщательно, как разведывательные операции против США или Великобритании. В них ничего нельзя было отдавать на волю случая.

Он уже смог избавиться от Соловьёва, отправив его в длительную командировку совсем не по его профилю, для помощи соседнему управлению. Главное, что старлей не попал к нему на прием и не смог сообщить о злоупотреблениях полковника Третьякова в адрес любимца Вавилова Павла Ивлева. Но он понимал, что вот-вот Третьяков сам может записаться к нему на прием, чтобы «порадовать» его своими измышлениями в адрес Ивлева. И его это категорически не устраивало. В этом случае именно он, а не Вавилов, об этом узнает, а зампредседатель КГБ может решить, когда он сообщит ему об этом, что он снова что-то преувеличивает, чтобы скомпрометировать его назначенца Третьякова. Нет, полковник должен попасть на прием именно к Вавилову… Сам показать своему покровителю свою непроходимую тупость, чтобы у зампреда не осталось никакой возможности и дальше закрывать глаза на то, что один из ключевых отделов в управлении разведки возглавил совершенно неприспособленный к этому человек. Комлин знал, что, как и все, потворствуя своим фаворитам, Вавилов все же не потерпит того, чтобы комитет из-за человека не на своем месте работал менее эффективно…

Оставалась одна загвоздка. Третьяков опытный служака. Ну и что, что у него негибкое мышление, он же все равно прекрасно разбирается в командной иерархии. Для этого вовсе не нужно быть умником. Идти через голову начальника к зампреду? У него должны быть веские основания для этого, чтобы непосредственный начальник не счел это нарушением субординации. Не сразу, но все же генерал придумал, как это организовать…

Звонок в десять утра меня «порадовал» — это был начальник отдела кадров из НИИ Силикатов. Попросил меня прийти подписать приказ об увольнении и получить расчет.

Вот, значит, как, — подумал я, сжав губы. Все же КГБ взялся за меня. Как там сказал Соловьев — какой-то офицер, постарше по званию, чем майор Румянцев. Ладно…

Пообещал кадровику сегодня появиться и поехал на радио. Заеду увольняться сразу после записи. Авось, до обеда успею. А нет, так не страшно, от квартиры несколько минут пешком…

Добрался сам до студии, привык уже самостоятельно передвигаться по местным коридорам. Через десять минут появился и Николаев. Технику к тому времени всю проверили и настроили, и мы сразу и начали запись первой передачи. Начали с Бельгии, про «Свирепый бельгийский колониализм». Название могло бы показаться несведущему человеку чрезмерно пафосным, но нет… Начал описывать сначала, как король Бельгии заливался крокодиловыми слезами о том, что дескать, негры в Африке умрут язычниками, если некому будет покрестить их и сделать христианами. И если бы Бельгии дали кусок земли, к примеру Конго, то она бы именно этим и занялась. Конечно, белые джентльмены из других стран прекрасно знали, что это всего лишь красивая история, и король жаждет выжать все соки из несчастных африканцев под предлогом насаждения христианства, но что им, жалко, что ли? Африка огромная, почему не дать кусок и бельгийцам? Так и появились личные владения бельгийского короля «Свободное государство Конго». Размером в два миллиона триста сорок пять тысяч квадратных километров…

Дальше привел цифры — что всего за тридцать лет население этого куска Африки при огромной рождаемости сократилось в два раза… Ну а что — бельгийские солдаты и наемники превратили эту территорию в огромный концлагерь. Африканцы работали, позволяя извлекать из них прибыль, от зари до заката. А тем, кто не справлялся с нормами выработки, установленными белыми господами, просто отрубали руки. Если работать отказывалась целая деревня, то, позабыв обо всяких христианских нормах, жителей распинали на крестах. Не брезговали и захватом заложников — чтобы заставить мужчин работать, забирали женщин и детей. Отдавали лишь, если те из последних сил умудрялись выполнить требования, что устанавливали захватчики… По минимальным подсчетам, бельгийские колонизаторы виновны в гибели миллионов человек…

Николаев после прошлых передач о зверствах испанцев и португальцев в Латинской Америке в этот раз держался получше. Привыкание — вещь такая. Так что задавал мне гневным голосом вопросы на тему — а как остальные западные державы реагировали на все эти зверства? А почему никто не вмешался и не остановил этот кошмар? Отвечал, что никому не было никакого дела до этих преступлений, почти у всех европейских стран были свои колонии, и они понимали, что если будут лезть в колониальные дела бельгийского короля, то кто-то точно также полезет в их дела. А ведь у них тоже все трупы убитых и уморенных голодом туземцев спрятать не получится… Что-то недовольное говорила прогрессивная общественность, но кто ее будет слушать?

Закончили передачу, посидели, отдохнули, попили чайку. И тут же взялись за следующую. «Опиумные войны с Китаем».

Начал с описания размера китайской экономики на начало девятнадцатого столетия — как я и ожидал, Николаев не знал, что у китайцев тогда было тридцать процентов мировой экономики. А почему? Потому что были независимым государством. Но они сделали огромную ошибку — изолировались от остального мира, считая, что у варваров нечего заимствовать. И прозевали революцию в военном деле…

При этом только у Китая был нужный в Европе шелк и чай. Но китайцы не хотели брать за него ничего, кроме серебра. Попытки платить бумажными деньгами или даже золотом, провалились. А потребление чая и шелка в Европе так выросло, что вскоре серебра там почти и не осталось. А сами китайцы ничего не хотели покупать в Европе — они сами себя всем нужным обеспечивали при таком размере экономики…

И тогда британцы придумали товар, который китайцы все же будут покупать. Наркотики… Опиум. В индийских колониях британской империи стали производить все больше и больше опиума и контрабандой доставлять его в Китай, причем брали за наркотик только серебро. Вскоре в Китае появились миллионы наркоманов, которые требовали все больше и больше опиума, и теперь уже серебра стало не хватать в Китае. Император начал бороться с контрабандой наркотиков, но Великобритания в ответ на уничтожение особо крупной партии опиума объявила Китаю войну. И армия, вооруженная луками и стрелами, проиграла ее, конечно. А потом была еще и вторая опиумная война, которая окончательно сломила Китай, проложив дорогу к его колонизации не только Великобританией, но и другими империалистическими хищниками. Естественно, очень скоро ни о каких тридцати процентах мировой экономики на территории Китая и речи не было. Западным империалистам не нужна была развитая экономика на китайской территории, не нужны современные заводы и фабрики, им были нужны в лице китайцев потребители западных товаров…

И снова Николаев задавал гневно вопросы, как такое оказалось возможно? А я снова отвечал, что ради прибыли и рынков сбыта западные страны пойдут на все, и ничего с прошлого века не изменилось. Так что уроки колонизации Китая актуальны и сейчас…

Закончили, он тепло поблагодарил меня, и я поехал в НИИ Силикатов. Приехал за пять минут до начала обеда и решил попытать удачу — а вдруг прокатит?

Повезло — начальник был на месте и лично со мной поработал. Никаких вопросов не задавал, скорее всего, прекрасно знал, что за сотрудник сейчас увольняется… Подписал, что ознакомился с приказом, но в кассу уже не успел. Ладно, забегу после обеда…

Москва, Лубянка.

Третьяков работал, не покладая рук, над прослушкой по квартире Ивлева, когда в дверь постучали.

— Войдите! — сказал он.

— Капитан Волоконников, из двенадцатого отдела, — представился появившийся на пороге молодой офицер среднего роста, — я принес свежие протоколы прослушки по квартире Ивлевых за пятницу и выходные. По делу Ивлева у нас указано, что исполнитель по прослушке майор Румянцев, но он в отпуске. Я относил после него несколько протоколов старшему лейтенанту Соловьеву, но его услали в командировку. Вы их командир, так что вот, пришел к вам с ними. Также есть еще один вопрос по этой прослушке, что ведется по поручению зампредседателя генерала Вавилова.

Третьяков невольно подобрался за столом. Когда озвучивают такую высокую должность, инстинктивно и встать хочется.

— Докладывайте! — велел он.

— Нам было поручено им установить прослушку в квартире Ивлева Павла Тарасовича. Задание было выполнено. Но в данный момент у нас есть много запросов на прослушку, которые мы не можем выполнить из-за ограниченности технических средств, имеющихся в нашем отделе. Поэтому мой полковник велел обойти всех исполнителей, у которых прослушка по подозреваемым стоит больше шести месяцев. Не можете сообщить, нужна ли будет эта прослушка в дальнейшем?

— Думаю, это не мне решать, а зампреду генералу Вавилову… — задумчиво сказал полковник.

Капитан терпеливо стоял на пороге, молча ожидая какого-то более определённого ответа. Третьяков вспомнил, что тому нужно отчитываться перед своим полковником.

— Зайдите шестого июля. К этому времени я точно схожу к зампредседателю и уточню у него этот вопрос.

Капитан ушел, а Третьяков довольно побарабанил пальцами по столу. К чему идти к генералу Комлину, который, как он уже понял, его недолюбливает? Ему уже намекнули, что он на эту должность хотел продвинуть своего человека. Значит, лично Вавилов приказал прослушивать этого Ивлева? Получается, у него уже были определенные подозрения, того ли человека комитет пригласил читать лекции для своих сотрудников… А Воронин так и не сумел представить ему никаких доказательств, что Ивлев глубоко чужд советской власти… Ничего, он все исправит, и заодно положительно зарекомендует себя перед зампредом КГБ. Вот он и смысл перевода в Москву… О такой возможности, сидя в Саратове, можно было только мечтать! Хоть из шкуры выпрыгни, а все равно любые твои достижения припишет себе саратовский начальник управления во время очередной поездки в Москву…

Он хотел начать просматривать свежие протоколы прослушки, но в дверь снова постучали…

— Войдите! — недовольно сказал он.

Майор Артамонова постучалась в дверь кабинета нового полковника. Вечно надутый, как индюк, он ей совсем не нравился. Вот с Ворониным было легко и приятно работать… С одной стороны, она была рада, что он получил повышение, с другой — сожалела, что теперь приходится иметь дело с Третьяковым. Когда начальник профессионал, у него можно многому научиться. А чему учиться у нового начальника?

Усевшись перед столом полковника, она сообщила, что вернулась ее агент из-за рубежа, Диана Эль-Хажж.

— Эль-Хажж… Фамилия знакомая. Раньше по ней не докладывали?

— Нет. Не было смысла. Связи с агентом не было, а поездка была длительной.

— А связи почему не было? Можно было и в посольство наше зайти…

— Не было необходимости, ну и… Агент категорически против того, чтобы светиться за рубежом, поддерживая контакты что с посольством, что с резидентом.

— Против? Распустили вы своего агента!

Мария промолчала. Ну а какой смысл спорить с Третьяковым? Он все равно останется при своем мнении, это уже все давно стало понятно. Это Воронина можно было переубедить, если у тебя были сильные аргументы…

— В общем, поездка не принесла особых результатов. Но от агента есть личная просьба.

— Результатов нет, а просьба есть… — недовольно пробурчал Третьяков, — и что там такое? Ребенка без очереди в садик надо пристроить?

— Нет, просьба специфическая. Ее сводного брата отправляют за рубеж. А он не хочет ехать, ему нужно попасть на свадьбу брата. Тоже сводного.

— Ну молодец. Не вся у нас молодежь рвется за рубеж, получается. Удивительно, правда, что в Москве кто-то еще с принципами остался. То ли дело у нас в Саратове, а тут всех распустили! Так… но это нужно обставить так, чтобы наше участие было незаметно. А то испортим парню жизнь.

— Да, в том-то и сложность. По имеющейся информации, на том, чтобы Ивлев поехал, настаивает лично ректор…

— Ивлев? Павел Ивлев? — удивился полковник.

— Да, а откуда вы знаете? — удивилась уже Артамонова.

— То есть, я поэтому знаю фамилию этой Эль-Хажж, что она его сестра…

— Сводная сестра…

— Да какая, собственно, разница… А что вы молчали, что его сводная сестра работает на нас?

— У меня много агентов… Докладываю только о тех, по кому есть информация, — сообщила очевидные вещи Артаманова.

— Ну она-то хоть подписку оформила?

— Да, а как же иначе?

— Ну хоть кто-то по правилам работает… Так, информацию принимаю к сведению. Что будем делать, обдумаю и вам сообщу. Вы свободны.

Артамонова вышла, оставшись в недоумении. Это что, получается, Павел Ивлев сейчас в разработке у Третьякова? Не с этой ли поездкой это связано? А, ладно, это не ее дело! Просьбу агента доложила для принятия решения, и хватит пока думать об этом. Есть чем заняться…

Помотав головой, она пошла в свой кабинет, чтобы заняться своими делами.

Артамонова ушла, а полковник начал осмысливать новую информацию. Так, значит выскочившая замуж за ливанца сестра Ивлева наш агент… До получения этой информации Третьяков был уверен, что и сестру свою Ивлев выдал за сына ливанского богача, лишь чтобы иметь возможность безнаказанно закупаться в «Березке» и получать щедрые подарки из-за рубежа. Как тот чемодан с дефицитом, что его жене в Румынии бесстыдно вручили прямо на глазах у всей советской делегации…

Так и не поняв, насколько значима новая информация, он приступил к просмотру новых протоколов прослушки. Может, там что-то полезное найдется? Болезненно сморщился, поняв, что у соседей Ивлевых разыгралась очередная житейская драма, и весь протокол — это слезы и сопли по этому поводу жены подозреваемого. А, ну еще есть беседа с расстроенным мужем самого хозяина квартиры. В первый раз за все время согласился с Ивлевым — слюнтяй этот Иван! Твоя баба, тебе и решать, что с ней делать — а то заладил — мама то, мама это… Повырастали маменькины сынки… и он еще удивляется, что у жены сын от другого? Может, тот не бегал к маменьке за советами, а просто сделал бабе ребенка?

Так, а вот и этот разговор про Берлин. Подумать только, Ивлев и в самом деле попытался отказаться от такой ответственной поездки! Разбалованный вконец своими успехами парень… Молодежный фестиваль в Берлине ему уже ни к чему…

Сбегал в НИИ Силикатов за деньгами. Рассчитали меня без всяких вопросов. Потом поехал на базу, где меня с заведующей признакомил Сатчан — надо же жене с собой черной икры прикупить. Как и ожидал, меня тут принимали уже вполне радушно, как своего… Так что затоварю Галию дефицитом, но строго по нормам, разрешенным к вывозу. Нам проблемы для матери двух маленьких детей ни к чему… Жена и так нервничает, что так надолго уезжает,

Только вошел в кабинет, как раздался междугородний звонок.

Оказалось, что звонит тетя Диля из Набережных Челнов. Узнав, что Галия завтра уезжает в Болгарию, она буквально засыпала меня вопросами. Минут десять рассказывал, как так получилось, куда именно и зачем она уезжает и как я с детьми собираюсь справляться. Объяснил, что у нас есть няня, и она согласилась все это время у нас пожить. А что за дополнительную оплату, объяснять, конечно, не стал… Тем более за какую. Десятка в день дополнительно, у Валентины Никаноровны губа не дура. Самое время радоваться, что я не обычный студент третьего курса и вполне могу себе позволить такие расходы…

— Я ж чего звоню, — спохватилась вдруг тетя Диля, — поблагодарить вас хотела за приглашение вместе на море поехать. Поеду обязательно с удовольствием в Палангу с вами. Вы правы, здоровье после операции поправить надо. Море — лучший лекарь.

— Здорово, — искренне обрадовался я, — Галия очень довольна будет. Она хотела с вами пообщаться, соскучилась.

— Я тоже очень хочу повидать и вас, и мальчишек, — ответила довольная тетя Диля. — Билеты тогда завтра пойду смотреть. Главное, чтобы были.

— Ну, вы до Москвы билет возьмите, а в Палангу я сам уже про билет договорюсь. — предложил я. — Сейчас сезон отпусков, с этим могут быть проблемы. И обязательно позвоните, как билет возьмете, скажите дату, время и номер вагона. Или время прилета, если самолетом полетите. Встречу вас.

— И надеюсь, Оксаны в этот раз не будет. — сказала тетя Галии.

— А уж, как я надеюсь! — искренне ответил я, и Диля засмеялась.

Мы еще немного пообщались, рассказал вкратце основные наши новости, и попрощались.

Галия обрадуется, — подумал я, положив трубку.

Засек из окна, как Костя Брагин откуда-то возвращается. Воспользовался второй дверью и перехватил его в подъезде. Вчера уставшие были после деревни, а сегодня самое время — гребенки сами себя в его квартире не установят.

Рассказал ему, что это за штуковины, и для чего нужны. Он очень заинтересовался. Вот только в руках вертел и не мог понять, как именно их нужно устанавливать. Отвел его к себе домой и показал на одном из окон, как все это работает. Рассказал и как устанавливать надо.

— Спасибо большое, Паш, — поблагодарил он меня, — а у тебя отвертки, шила и шурупов не будет?

Выдал ему все, примерно так и предполагал, что у него с инструментами совсем негусто…

Только проводил его, как, к своему удивлению, Якова Данченко заметил на улице. Обычно он в такое время из театра не возвращается… По темноткам они идут. Ах да, у них же теперь Мишка, вот, видимо, и поменяли график. Так, а Мишка тогда где?

Поймал его уже в нашем подъезде. Сразу спросил про Мишку, оказалось, что Ида с ним пошла в поликлинику, что-то он в садике кашлять начал. А его Якова на работе начали отпускать пораньше, все же маленький ребенок…

Наученный опытом, сразу повел его к нам домой. Показал на своем окне в кабинете установленную гребенку, рассказал, для чего она. Лицо цыгана сразу приобрело хищное выражение — оно нам надо. Рассмеялся и достал три гребенки:

— Вот, их также, как у меня, нужно установить на ваши окна.

Порадовало, что у него вопросов по инструменту и шурупам не возникло. Хозяйственный мужик, всем сразу после переезда обзавелся.