Москва, дом Ивлевых.
Закончил с гребенками, облегченно выдохнул — фух, все окна обезопасил. Теперь только надо всех домочадцев и частых гостей проинструктировать, для чего эта штуковина тут стоит — чтобы случайно не выломали. Тот же Загит, если приналяжет не знаючи, что к чему — тут не то что гребенка вылетит с его силушкой медвежьей, он и раму может случайно выставить…
Так, а подарки мои буду уже вечером раздавать, когда все домой придут. Так, что у меня там дальше по плану? Но тут зазвонил телефон.
Няня с детьми на улице, я один дома. В кои-то веки можно не бежать к телефону, чтобы не разбудили детей… А то я уже на инстинктах, когда дети дома, это делаю, а только потом уже думаю — а они спят вообще сейчас, не спят, есть ли смысл вообще в этом спурте к аппарату?
Подхожу величаво и неспешно к аппарату, «Алле» говорю. А оттуда голос Эммы Эдуардовны:
— Паша! Как хорошо, что дозвонилась! Я по поводу X Международного фестиваля молодежи и студентов в Берлине…
Ну, а я что? Не люблю я Берлин. Был несколько раз, откровенно не понравилось. Какой-то он… обыденный, вот. И слишком современный. Так что делаю вид, что не понял намек, пожимаю плечами и говорю:
— Поздравляю! Удачной вам поездки!
— Паша, ты эти шутки мне брось! Ты обязательно поедешь! Выбора нет, сам ректор велел тебя в делегацию от МГУ включить…
Так… Это что еще за дела? Похоже, влегкую с этой темы мне не соскочить:
— Так, а это вообще, когда? Я читал где-то, что он будет скоро, но поскольку меня это не касается, внимания на дату не обратил…
— С 28 июля по 5 августа этого года. Девиз мероприятия: «За солидарность, мир и антиимпериалистическую дружбу», — судя по интонации, зачитала с какой-то бумажки Эмма. — Основываясь на твоих последних передачах на радио, можно сделать вывод, что ты самый подходящий делегат…
— А, ну если так, то все проще. Никак не могу поехать, Эмма Эдуардовна. У брата 4 августа в Святославле свадьба. Я уже обещал быть, да и в любом случае такое событие никак не пропущу.
— Павел! Ты серьезно?
— Абсолютно серьезно, Эмма Эдуардовна. Для меня, вы сами знаете — семья важнее всего.
— Но ректор, Павел! Ты подставишь декана! Ректор прямо от него потребовал, чтобы ты ехал!
— Да с чего вдруг ему этого захотелось? — вырвалось у меня.
Небольшая пауза. Похоже, Эмма Эдуардовна знает, но по телефону не готова это обсуждать.
— Значит так, Павел. Жду тебя у себя. Приезжай как можно быстрее. Мне не до шуток.
Значит, пять минут назад я прикидывал, что у меня дальше по плану на сегодня? М-да, напланировал…
— Хорошо, Эмма Эдуардовна, сейчас приеду. — вздохнул я.
Эх, блин! Ну, в принципе, основной посыл я уловил. Если я не поеду, то ректор даст как следует декану, а от того уже влетит Эмме.
Так… Ехать надо через месяц уже фактически… Вот ни за что не поверю, что они только сейчас начали формировать список делегатов на этот фестиваль. Это же Союз, тут все за полгода-год делается… И что они меня вдруг так захотели к немцам отправить вдруг?
Стал продумывать варианты, что можно обсуждать. Чтобы, как говорится, и нашим, и вашим…
Приехал, поднялся по гулким пустым коридорам отдыхающего от толп студентов здания к замдекану.
— Вызывали, Эмма Эдуардовна?
— Заходи Павел, заходи! — обрадовалась она. — ну ты надумал? Едешь?
— Так свадьба же… с чего вдруг я там нужен оказался? — проходя к ее столу и присаживаясь перед ним, сказал я.
— Захаров, Паша. — объяснила она, многозначительно подняв брови.
— Захаров потребовал от ректора, чтобы он отправил меня в Берлин? Да не может быть. И если так вдруг, то я могу попросить его, и он сменит свое решение.
— Паша, не надо просить ни о чем Захарова! — подскочила на месте замдекана. — Я так поняла, что ректор просто хочет сделать ему приятное, отправив тебя в Берлин на это мероприятие.
— Так может я попрошу его, чтобы он позвонил ректору и сказал, что всем будет гораздо приятнее, если никто по фамилии Ивлев таки в Берлин не поедет? — спросил я.
— Паша! Прекрати! Так не принято! Ректор точно обидится, что он от всей души, а его вот так грубо… заткнули, что ли?
— Оскорбили в лучших чувствах? — подобрал я синоним получше.
— Да! Все верно! Оскорбили в лучших чувствах! Ты вообще не должен знать, как все это получилось… И кто кого о чем просил… Вернее, приказал. А то мне влетит от всех…
— Ну, этого мы с вами не хотим, конечно. Но почему меня сразу не включили? Я же правильно понимаю, что списки давно утверждены?
Немного замявшись, Эмма кивнула и сказала:
— По всем факультетам было указание — посылать студентов старших курсов. Ленинских стипендиатов. Ни то, ни другое не твой случай. Вот мы и выполняли указание.
— Ладно, — вздохнул я. — Давайте тогда варианты прикинем, как сделать так, чтобы все были счастливы. Первое, что мне пришло в голову. Вы меня включите, ректор будет счастлив, а я перед поездкой бюллетень принесу, что занемог и все такое, поехать никак не могу. Устроит?
— Павел! — уже не в первый раз прикрикнула Эмма Эдуардовна, — это же не поездка на картошку! Это ответственное мероприятие! Твой бюллетень под микроскопом будут изучать при малейшем подозрении…
— Под микроскопом — не стоит, конечно, — вздохнул я. — Тогда еще есть вариант. Я еду, просто вы меня отпускаете за пару дней до конца. 3 августа. Это же Берлин, там полно рейсов. Я оттуда лечу в Москву, на машине еду к брату на свадьбу. Успеваю. Все счастливы — ректор, я, брат…
— Паша! Ну пойми же ты — что мы все одним списком поедем, одним списком и вернуться должны. Все, что делается иначе — ЧП.
Тут я впервые задумался, что возможно, мои резко ухудшившиеся отношения с КГБ — то, что надо в этой ситуации. Может, они меня просто не выпустят за рубеж? Тогда можно соглашаться, в надежде, что я не пройду финальное согласование в комитете…
Ну, а если нет? Брат, кстати, точно не обидится, если про Берлин услышит. Сейчас возможность поехать за рубеж так редко людям выпадает, что он нормально воспримет, что я поехал вместо того, чтобы к нему на свадьбу отправляться…
Но, с другой стороны, все варианты придуманные, чтобы не ехать, я предложил, а человек я все же еще подневольный. Студент, что тут сказать. Это меня сейчас ректор вон как облизывает, а если вдруг Захарова завтра куда-нибудь переведут? В ту же солнечную Эстонию или еще куда, он же коммунист, куда скажут, туда и поедет… Вся любовь тут же пропадет, но по крайней мере мне дадут нормально доучиться. Это если я скандалы не буду устраивать, пока Захаров в силе. А отказ от такой поездки получается в складывающейся ситуации скандалом, который мне ректор точно не простит… Они там, наверху, все очень самолюбивые и обидчивые, другие туда и не лезут драться за высокое положение. И Эмму жалко, на ней могут отыграться тоже. Черт, придется все же соглашаться…
— Хорошо, Эмма Эдуардовна, — сказал ей со вздохом, — я поеду, но не ради ректора, а чтобы у вас из-за меня проблем не было.
Замдекана просияла.
— Спасибо, Паша! Я в тебе не сомневалась. Значит, перед поездкой будет несколько инструктажей. Хотя бы один посетишь, хорошо? А всякие дополнительные детали по поездке я сама тебе расскажу, если что еще потом потребуется. Я же тоже еду.
Вышел из корпуса расстроенный. Я же не шутил — для меня семья и правда, чрезвычайно важна. Я очень хотел к Тимуру на свадьбу попасть. Да уж, думал, что устроил для себя режим чрезвычайного благоприятствования в университете — а с ним не все так просто оказалось. Не знает тебя никто — плохо, а знает — тоже может плохо оказаться.
Поехал в спецхран — с записками у меня уже очень хорошо, материал на несколько штук собрал, но запас карман не тянет. Решил также подсобрать материал по колониализму — мало ли что еще найду для будущих выступлений на радио интересное. А также надо бы поискать темы для новых выступлений, они же от меня не отцепятся… А ведь еще и в газете давно ничего не выходило…
Италия, Больцано, фабрика «Роза Росса».
На четверг у Тарека были запланированы переговоры с потенциальными партнерами.
Шумиха, которая поднялась после акции с чемоданами для стюардесс, до сих пор приносила пользу его новому бизнесу. Еще на прошлой неделе к нему поступил звонок от одной из известных итальянских фабрик, специализирующейся на выпуске сумок и аксессуаров из кожи с предложением обсудить возможное сотрудничество. Тарек согласился и вот, спустя всего неделю, в Больцано приезжает Мишель Палумбо, один из основателей компании Bella Borsa, вместе с женой.
Интересно, у итальянцев принято с женами на переговоры по бизнесу ездить? — удивился Тарек, когда услышал от секретаря о составе делегации. Надо тогда обязательно, чтобы с нашей стороны не только Фирдаус, но и Диана на переговорах присутствовала, пока они еще здесь. Удачно, что она с Фирдаусом сюда приехала, а не осталась с женщинами в Швейцарии.
Помощник сообщил Тареку, что это очень хороший признак, что итальянцы так быстро приехали на переговоры. Это означает, что они очень заинтересованы в сотрудничестве.
— В Италии с такими известными компаниями, как Bella Borsa, такое редко бывает, — объяснял ему он. — Обычно все затягивается, спешить не принято. Даже дата переговоров может несколько недель согласовываться, а потом еще и переноситься пару раз.
— Заинтересованность — это хорошо, — довольно кивнул Тарек. Интерес потенциальных партнеров в большинстве случаев означает, что они охотно идут на выгодные для принимающей стороны условия. — Это сильная позиция в переговорах для нас, — добавил он.
Диана очень удивилась и обрадовалась, когда свекор пригласил на предстоящие переговоры не только Фирдауса, но и ее. Значит, он действительно воспринимает меня всерьез и видит меня полноправным партнером в общем семейном бизнесе, — с восторгом думала Диана. Особое удовольствие эта мысль доставляла ей еще и потому, что не только Пашка, но и она оказалась достойна доверия. Значит и она чего-то стоит, и ее воспринимают не просто как красивую куклу.
Надо обязательно хорошо показать себя завтра, — решила Диана и пошла звонить Марии, чтобы посоветоваться, что лучше надеть на переговоры и как вообще лучше себя вести. Что она вынесла из обучения в КГБ, так это в первую очередь то, что ключевым фактором успеха в решении практически любой задачи является подготовленность. А самым важным условием подготовленности является человек, разбирающийся в вопросе, которого можно расспросить о нюансах и у которого можно поучиться.
Москва, Лубянка.
В обеденное время генерал Комлин позвал своего заместителя на прогулку. Тот уже знал, что это означает, что им нужно что-то обсудить вне стен родного комитета… Что-то, что точно никто не должен услышать.
Добрались до ближайшего сквера и зашагали по нему, стараясь не подходить близко к людям, сидевшим на скамейках.
— Помнишь, Евгений, как когда Воронин уходил на повышение, я просил Вавилова назначить ко мне на эту должность Кутенко, забрав его у соседей? Подполковника на полковничью должность, с дальним прицелом, чтобы старался как следует? А мне навязали какого-то никому не известного полковника из Саратова… Явно Вавилов кому-то был должен и свой долг закрыл таким образом. — нарушил молчание генерал.
— Помню, Артем Александрович, как не помнить… Недавно же совсем было… Как жаль, что Кутенко не удалось забрать. Он идеально подходил для этого отдела.
— Ну да, а в замы он идти отказался. Тоже понять можно, должность подполковничья, как у него сейчас. Без перспектив роста.
— Конечно… с перспективами только скорого выхода на пенсию в сорок пять… Так и что, что-то изменилось?
— Да вот позвонил мне недавно один мой ученик. От которого я давно ничего не слышал. Позвонил, конечно, имея в виду и свою корысть, но новости принес в клюве интересные. Оказывается, саратовский назначенец, как мы и опасались, на самом деле дуболом и явно не на своем месте.
— Что он там уже учудил? И как ваш ученик об этом узнал?
— К нему пришел наш старлей. Соловьев. Молодой, но подающий надежды.
— Знаю такого. Не совсем согласен, что надежды подает, но…
— Да ладно, все мы были такими в этом возрасте. Румянцев из него человека обещал сделать, а он толковый мужик.
— Румянцев — да. Ну, раз обещал, то какой-то потенциал разглядел. Так и что там саратовский назначенец учудить собрался?
— Представляешь, судя по словам ученика, он из Ивлева собирается диссидента вылепить… Может, у них в Саратове так и принято демонстрировать свое рвение на новом месте, но это очень странный шаг…
— Погодите… Павла Ивлева? Который лично у Вавилова на контроле, как его любимчик?
— Настолько любимчик, что он даже прослушку для его квартиры выбил, чтобы какую-то дополнительную пользу с него извлекать…
— Ну Третьяков и дурак!!!
— Точно сказано…
— И что планируете делать с этим?
— Ну, это Вавилов его назначил. Против моей воли пропихнул назначенца. Так что планирую пока что получать удовольствие от того, что знаю, и дать Третьякову зайти максимально далеко.
— Но погодите, Артем Александрович… Этот же дуролом наш подчиненный. Не прилетит потом от Вавилова нам с тобой по головам, что не уследили?
— Ну, если совсем отстраниться, то прилетит. Но я же не дурак, давно уже в эти игры играю. Как буду в следующий раз у Вавилова по любому другому поводу, обязательно дам Третьякову максимально негативную оценку, скажу, что пока что его вклад не виден, люди им недовольны. Вавилов будет уверен, что я пытаюсь скомпрометировать его назначенца, чтобы поставить на его место, как и хотел, Кутенко, поэтому ничего делать не будет. Но запомнит все мною сказанное. И когда все вскроется… Какие к нам с тобой могут быть претензии?
— Ну вы и коварны… — с восхищённой улыбкой покачал головой Евгений.
— Нам с тобой за это и платят. Был бы этот Третьяков нормальным и полезным служакой, я бы его поддержал. Но он же по факту дуролом. Я проверял — он не сделал даже запрос, кто прослушку Ивлеву назначил. И по словам Соловьева, подойти к нему с чем-то, что не является его официальной позицией, принципиально невозможно. Вот скажи, нам с тобой нужен такой подчинённый на важной командной должности в нашей структуре? Разведка — это всегда было место для лучших из лучших.
— Так-то это верно… Но погодите, а если Соловьев придет на прием и все расскажет?
— Не будет у него такой возможности. После обеда, если вдруг захочет, отговорюсь занятостью. А где-то через часик ему уже будет не до этого. Побежит собираться в срочную командировку в Рязань на пару недель. Помнишь про тот инцидент на оборонном предприятии пару дней назад?
— Да… Все продуманно. Хотя… А если сам Третьяков прибежит к вам со всем этим букетом сфабрикованного компромата на Ивлева?
— Есть у меня уже одна идея, как его отшить…
— Любопытно будет посмотреть на все это.
— Ну так занимай места в первом ряду…
И офицеры отправились снова обратно на работу. Проблемы от того, что пропустили обед, не было, жены каждого заботливо готовили им собойки, которые можно будет употребить сразу после возвращения.
По пути из спецхрана заехал к Карнабеде, забрал новые изготовленные им гребенки. Затем поехал с гребенками к отцу, как и планировал до звонка из МГУ. Он был на месте, как и Кира. Пацаны мне очень обрадовались, давай сразу мне показывать, как луноход красиво стулья огибает. Понаблюдал пару минут, показывая время от времени восхищенно большой палец, да пошел к отцу с Кирой.
Начал им гребенки демонстрировать и объяснять, что это такое и для чего нужно. Любопытно, но отец вначале даже воспротивился и начал мне доказывать, что его пацаны никогда такую глупость не сделают. Ушли мы для этой дискуссии, конечно, на кухню, чтобы они нас не услышали.
— В газетах об этом, конечно, не пишут, но таких случаев полным-полно. Самый распространённый, когда дети скучают одни и ждут родителей у окна. Увидят, обрадуются, да так высовываются, что случайно и выпадают. Они же только думают, что все контролируют, а на самом деле щенята еще совсем…
Кира закрыла глаза, видимо, представив себе, как из магазина возвращается, а из окна… И, открыв глаза, так решительно насела на Тараса, что я такого ни разу раньше не видел. Она же вся такая мягкая и нежная постоянно, образцовая жена для такого альфа-самца, как мой папаша. И глаза на измены закроет, хотя прекрасно о них знает, и промолчит, даже когда есть что сказать. А тут она разительно переменилась, прямо львица, защищающая своих детенышей… Тарас при виде такой трансформации присмирел, вздохнул и пошел за отверткой и шурупами.
Первую гребенку я сам установил, чтобы отец точно ничего не напутал с другими. А то иногда, когда знаешь, что к чему, кажется, что ничего невозможно перепутать. Еще как можно!
Убедившись, что все понятно, хотел домой ехать. Куда там! Услышав от меня, что несколько часов в библиотеке просидел, Кира тут же меня за стол усадила, пока батя со следующими гребенками возился. Накормила от пуза, и еще с собой половину пирога яблочного дала. Она их в чугунной сковороде жарит в духовке, прямо, как моя мама когда-то. Вернее, как моя мама печет их прямо сейчас, учитывая, какой сейчас год. Скоро, уже скоро можно будет хоть прийти и посмотреть на мою семью. Брат у меня родится в октябре 1974. Значит месяцев за восемь до этого уже можно не бояться случайной встречи с родителями, если пойду за ними поближе понаблюдать…